Единство

Глава 49 Сытость

Всё произошло внезапно… даже слишком. Всё произошло настолько стремительно, что, казалось, самое время перестало иметь всякий смысл.

Карун не имел ни малейшего понятия, как долго он смотрел на обезглавленный труп золотистого дракона, который лежал прямо перед ним. В этот момент он вообще не мог иметь никаких понятий. Его разум был совершенно пустым.

Но долго это не могло продолжаться, и вот первые слова сорвались с его языка:

— Нет…

Вместе с ними на землю упало несколько кровавых капель. Разбились. Карун вздрогнул, когда услышал этот звук и немедленно отпрянул, с грохотом врезавшись спиной о стену.

— Нет, — снова повтори он. — Это невозможно, это…

И тут приоткрылась дверь. Карун затрепетал и повернулся. В дверном проёме показался тот самый чёрный дракон, который встретил его на входе в здание. При виде последнего безмерный ужас захватил Каруна.

— Я этого не делал, это не я, это… — залепетал он, а затем, наблюдая, как глаза чёрного дракона постепенно расширяются, вскрикнул и, более не в состоянии себя сдерживать, бросился бежать.

Всё произошло за считанные секунды. Он вырвался из комнаты, с силой, от которой вздрогнул весь дом, прибил чёрного дракона к стенке, ужаснулся, пролепетал извинения и ринулся в сторону выхода.

Ещё несколько дверей открылись прямо перед ним. Показались другие драконы. Карун чувствовал безмерный ужас, и в то же время…

В какой-то момент он оказался на улице. Но и там, среди других чешуйчатых, юный дракон не мог найти успокоения. Он бежал сломя голову. Бежал, сам не зная куда. От него шарахались. Его сторонились. На него смотрели, и, казалось, своими взглядами заставляли бежать всё быстрее и быстрее в безграничные вереницы улиц…

А солнце всё также неторопливо опускалось в сторону горизонта…

Вскоре стали зажигаться фонари. Драконы возвращались с работы. Некоторые из них заходили в пивные заведения. В подворотне возле одного бара, свернувшись калачиком и обнимая собственный хвост сидел молодой дракон. Он был почти незаметен несмотря на свои габариты, и только глаза его горели в темноте, словно два маленьких красных солнца…

Снова и снова Карун прокручивал в голове страшный момент, когда неведомая сила заставила его открыть свою пасть… И надкусить. И если бы всё ограничилось одним, двумя, тремя укусами… Но как только первые струйки крови хлынули ему в горло, и безумный голод завладел его телом, Карун не смог остановиться, пока полностью не сгрыз голову Куэ, и лишь тогда глаза его прояснились, и он увидел ужасную картину, которую сотворил…

Но самое страшное было не это.

Страшней всего была радость, с которой бурлил его желудок. Казалось, он впервые получил то, чего жаждал двадцать лет.

В тот момент, когда Карун вонзил клыки в трепещущую, немного кислую плоть дракона, когда кровь бурным потоком брызнула ему в горло, впервые в своей жизни он испытал наслаждение. Казалась, безграничная пустыня внутри его живота, которую до сих пор остужали только порывы призрачного ветра, впервые узнала истинную влагу… И зарычала от восторга.

Даже сейчас Карун, несмотря на ужас, который стальной лапой сжимал его сердце, испытывал горячее наслаждение.

— Что… Что со мной происходит? — прошептал молодой дракон. — Это невозможно, невозможно… невозможно… Глупый, глупый сон. Да-да, мне всё это снится. Сейчас я закрою глаза и проснусь. Сейчас, — пробормотал Карун, но глаза его оставались широко открыты и смотрели в пустоту. Прошла минута, две, три… И вдруг молодой дракон дёрнулся, словно услышал нечто, хотя в подворотне, в которой он находился, царила тишина, нарушаемая только приглашённым шумом со стороны улицы.

— Кто здесь? — спросил Карун.

Куэ, это ты?

Ах!.. Ты здесь!..

А я… я думал я тебя…

Ты здесь… хвала Вури!

Только я тебя съел, прости…

Ах… Ты теперь внутри меня… Тебе… тебе хорошо здесь?

Правда? Правда⁈ Настолько хорошо⁈ Отлично. А я так волновался… Ой, как поздно. А я и не заметил. Пора возвращаться. Мой отец волнуется…

С этими слова юный дракон поднялся, — всё это время он был совершенно один, — протянул лапу, взял нечто невидимое и медленно, пошатываясь, побрёл в сторону оживлённой улицы…

Всю ночью в спальне Каруна можно было слышать едва различимый шёпот… А на следующий день Сун чрезвычайно удивился, когда его сын впервые съел не тридцать, но только двадцать пять быков на завтрак. Он немного заволновался, вспоминая странное состояние, в котором последний вернулся после своей вчерашней прогулки, но Карун заверил его, что всё было совершенно в порядке. И всё же Сун, как и подобает беспокойному родителю, решил отложить следующий выход своего сына в свет на более позднее время.

В следующий раз Карун отправился в город только через неделю.

Накануне этого дня к нему как обычно пришла Куэ.

Карун лежала на своём каменном ложе — с подогревом — и смотрел на звёзды, когда девушка присела рядом. Её глаза сверкали золотистым светом, отражая переливы ночного неба.

— Карун, — прорычала она своим нежным голосом.

— Что?

— Мне одиноко…

— Одиноко? — удивился Карун.

— Да.

— Но… но ведь я с тобой…

— Да, но больше со мной никого нет… Больше меня никто не видит и не слышит… Мне одиноко, Карун… Очень…

— Ах… Но… Но что я могу сделать?

— Ты можешь найти для меня друзей. Ты ведь знаешь, как это сделать?..