Эдуард Лимонов

Глава пятая ВРЕМЯ БОЛЬШИХ КОАЛИЦИЙ

Вскоре после выхода из тюрьмы Лимонов обратился ко мне с просьбой: «Смотрите, Андрей, есть такой политолог Стас Белковский, у нас хорошие рабочие отношения. Он выпустил повесть “Либертриллер” под псевдонимом Андрей Штольц. По легенде, это капитан, ветеран горячих точек, член питерского отделения НБП, прикованный к инвалидной коляске. Сможете помочь ему в раскрутке книги?»

Пообедав втроем с Эдуардом и Стасом, я получил в подарок от последнего его книжку. Это был действительно отменный, хорошо иллюстрированный политический детектив, в котором главный герой убивает, мстя за развал СССР, статусных либералов — Галину Старовойтову, Сергея Юшенкова, Владимира Головлева. По понятным причинам Белковский не хотел публиковать его под своим именем, и вот понадобилось записать от имени автора выступление, которое потом крутили на презентации книги в бункере НБП.

Станислав — полный, невысокого роста и мефистофелевского типа деятель — постоянно генерировал какие-то идеи. Их было столько, что у него имелся даже специальный шнурок, который он постоянно вертел в руках, чтобы сосредоточиться. Согласно придуманной им собственной биографии он:

родился в 1970 году в Венеции в семье итальянского коммуниста. В 1976 году перевезен в Москву, усыновлен генерал-полковником КГБ СССР, имя которого не разглашается;

в 1992 году окончил Гейдельбергский университет. Защитил диплом на тему «Философия чистого листа»;

в 1992–2000 годах работал в органах германской разведки, в том числе на территории России. Обеспечивал контакты спецслужб ФРГ с рядом леворадикальных организаций. В 2000 году сдался российским властям.

На самом деле Белковский, естественно, родился в Москве, окончил факультет экономической кибернетики, а в 1990-е занялся политическим консультированием. (Впрочем, с Италией его связывает наличие квартиры в Венеции.) Известность он приобрел уже в нулевые годы. В частности, в связи с докладом «Государство и олигархия», который был выпущен незадолго до ареста Михаила Ходорковского и сочтен либеральной общественностью идеологическим основанием репрессий против ЮКОСа. К середине десятилетия он уже конкурировал с Глебом Павловским за право называться российским политологом № 1.

Павловский с его Фондом эффективной политики, интернет-проектами и издательством «Европа» напрямую обслуживал администрацию президента. Белковский создал Институт национальной стратегии и стал работать с оппозицией, причем в первую очередь не с либеральной, а с «красно-коричневыми» и националистами. Его тогдашние проекты, вроде «Партии реванша» или «Корпорации православного действия», были связаны именно с этой частью политического спектра. Вокруг ИНС сгруппировалась целая когорта экспертов и мыслителей консервативных взглядов — Михаил Ремизов, Константин Крылов, Павел Святенков, Роман Карев и другие, рупором которых стал сайт АПН — Агентство политических новостей (привет советскому агентству печати «Новости»).

Политолог — крайне сомнительная профессия. Тот же Белковский, уязвленный обвинениями, что его прогнозы не сбываются, регулярно в своих интервью и текстах пытается доказать обратное. Хотя у всех остальных они не сбываются ровно в той же степени.

Зато Стас, в отличие от унылых коллег по цеху, принадлежит, как сказал бы Лимонов, к «шампанским гениям» и склонен к остроумному эпатажу публики. Как это было на презентации прохановского романа «Политолог» (он там послужил прототипом главного героя), где его выносили в гробу и закидывали газетами. Или когда в эфире ток-шоу Владимира Соловьева на НТВ, поняв, что проигрывает дискуссию Павловскому, он встал перед оппонентом на колени и положил на стойку свой перстень.

О Белковском и его связях — от реальных приятельских отношений с Борисом Березовским до неподтвержденных походов в администрацию президента и получения там заданий на развал оппозиционного движения — ходило множество слухов. Но нас это, как и вопрос об источниках его финансирования, волновало в последнюю очередь. Надо сказать, что в тот период Станислав был в весьма близких отношениях с нацболами в целом и лично с Лимоновым. Иногда он давал какие-то суммы на политзэков и другие партийные нужды. Сам Эдуард некоторое время жил в его роскошной квартире в сталинском доме на Космодамианской набережной, а заодно пользовался принадлежавшим ему автомобилем марки «кадиллак».

А мы со Стасом за стаканом виски в кафе «Академия» как-то раз договорились о создании петербургского филиала АПН — сайта «АПН Северо-Запад», который мы с Юрой Нерсесовым делаем и по сей день. И несмотря на то что политически мы теперь по разные стороны баррикад, за это автор ему по-прежнему благодарен.

Белковскому предстояло сыграть немаловажную роль в создании, а потом и в развале оппозиционной коалиции «Другая Россия», с которой были связаны следующие несколько лет политической жизни Лимонова.

Новый курс партии складывался постепенно, на ощупь. После данных Тишиным на следствии показаний Эдуард относился к нему с некоторой неприязнью. И хотя тот тянул на себе руководство партией во время отсидки, стал постепенно отодвигать его с ведущих позиций. Во время одной из партийных конференций, проходивших в здании столичного горкома КПРФ неподалеку от станции метро «Автозаводская» (тогда на некоторое время произошло сближение с коммунистами, которые предоставляли свои помещения для наших мероприятий), Тишина не включили в состав исполкома. Многие возмутились, после чего Эдуард зачитал показания Анатолия на следствии, и в итоге тот сам отказался от любых руководящих постов.

В дальнейшем «любимец партии» некоторое время совместно с Алексеем Волынцом редактировал «Лимонку», а потом отдалился от партийных дел, уйдя в православие. Окончив семинарию, он стал служить в Петербурге у игумена Евстафия (Жакова) — весьма колоритного священника, большого друга нацболов, сталиниста и прекрасного исполнителя романсов Александра Вертинского.

Место второго человека в НБП занял в этот период Абель. «Мы с Ильичом решили, что пойдем другим путем, — писал Лимонов в книге «В сырах». — Что если мы не можем выводить на митинги впечатляющее количество сторонников, то мы станем устраивать политические акции, не требующие большого количества людей. Акции, шокирующие своей необычностью, привлекающие своей дерзостью и одновременно не наносящие ущерба жизни и здоровью людей. Само собой родилось название — акции прямого действия, сокращенно АПД. В сущности, мы ориентировались на наш же собственный опыт. Мирный захват символически значимых зданий мы уже совершили в Севастополе и в Риге, но теперь мы решили действовать на территории России».

Во главе московского отделения партии встал бывший брянский гауляйтер, выходец из РНЕ Роман Попков. Высокий, худой, в очках и куртке-бомбере, Рома был человеком смелым, но при этом не слишком умным, жутко властолюбивым, пафосным и заносчивым. То есть по сути хорошим руководителем среднего звена и исполнителем, но никаким лидером. (Амбиции ему в итоге и стоили членства в партии.) И если Абель с Лимоновым генерировали идеи, то непосредственным планированием АПД занимался как раз Попков вместе со своей супругой Леной Боровской по кличке Dead Head. Она имела в этом богатый опыт, готовя в свое время захват собора Святого Петра в Риге.

Акции прямого действия нацболов можно условно разделить на три типа:

атаки фасадов различных зданий. Чаще всего в качестве таковых выступали посольства и консульства стран Прибалтики и Запада, иногда — какие-либо российские ведомства, которые закидывали банками с краской, яйцами или петардами, либо нацболы приковывались к ним наручниками;

символические нападения на высокопоставленных чиновников, губернаторов, мэров, представителей стран НАТО и прочих «врагов народа» в понимании партийцев. Первой такой акцией было закидывание яйцами Никиты Михалкова, а в середине нулевых они стали проходить регулярно;

мирные захваты различных ведомств и органов власти. Эти АПД были самыми опасными и рискованными, и они же получили самый большой резонанс в обществе.

Акции прямого действия в то время были для НБП основным способом заявить о себе, однако неверно было бы называть нацболов «акционистами» в духе арт-группы «Война» или художника Петра Павленского. АПД были важны не сами по себе, а рассматривались как средство продвижения партии и вынужденный в условиях России третий путь — между парламентской и вооруженной борьбой.

Особенно многочисленными АПД сопровождалась предвыборная кампания в Государственную думу 2003 года. 27 августа Николай Медведев и Сергей Манжос на форуме «Выборы-2003» облили майонезом главу Центральной избирательной комиссии Александра Вешнякова с криком: «Честных выборов не будет!» 6 октября в Питере Наталья Луковникова отхлестала цветами свежеизбранного губернатора Валентину Матвиенко, а Сергей Гребнев разбросал листовки с обвинениями в навязывании ее городу. В день голосования 7 декабря Наталья Чернова добралась до второго лица государства, премьера Михаила Касьянова, в которого на избирательном участке кинула яйцо со словами: «Касьянов, ваши выборы — фарс!» Завершилась эта серия акций под Новый год, когда Попков на «съезде победителей» партии «Единая Россия» бросил несколько яиц в выступавшего со сцены ее лидера Бориса Грызлова.

Фантазия нацболов развернулась во всю ширь. Помимо яиц, цветов и майонеза использовались торт (им получил по лицу мэр Нижнего Новгорода Вадим Булавинов), кетчуп (пострадал консул Литвы в Петербурге Гинтарас Ронкайтис), наручники (нацбол приковал себя к мэру Риги Гундарсу Боярсу) и другие подручные предметы.

Среди сотен акций прямого действия, проведенных нацболами, особо выделяются и остаются по сей день непревзойденными две — захваты кабинета вице-премьера Михаила Зурабова в августе и приемной администрации президента в декабре 2004 года. Стоит напомнить, что затеянная правительством летом того года отмена льгот для пенсионеров, инвалидов и прочих незащищенных категорий населения стала поводом для наиболее масштабных социальных протестных выступлений граждан в постсоветской истории России. Обещанные властями денежные компенсации не покрывали всех издержек, а такие новшества, как отмена бесплатного проезда для стариков, ударили по карманам многих миллионов людей. Кроме того, пенсионеры — как ни странно — оказались одной из наиболее организованных корпораций в российском социуме, показавшей, что умеет отстаивать свои интересы.

Во время голосования в Думе по принятию «монетизационного пакета» в ответ на реплики, что «народ выйдет на улицы», вице-премьер Михаил Зурабов бросил: «Никуда ваш народ не выйдет». И просчитался. Самыми первыми вышли нацболы.

2 августа 2004 года несколько десятков национал-большевиков проникли в здание Министерства здравоохранения и социального развития и заняли кабинет Зурабова. Сам министр в тот момент на месте отсутствовал. Нацболы жгли файеры, вывесили из окон флаги, разбрасывали листовки, скандируя: «Зурабов — враг народа!», «Долой правительство и Думу!», «Народу — бесплатную медицину, министров — на гильотину!».

Именно во время этой акции фотокором «Associated Press» был сделан снимок, обошедший все мировые СМИ:

Максим Громов выкидывает из окна обнаруженный им в кабинете портрет президента Владимира Путина. Это был демонстративный жест неповиновения в адрес хозяев Кремля. Возможно, именно эта фотография, которая, безусловно, легла на стол президенту в папке с ежедневными публикациями, предоставляемыми ему пресс-службой, и определила жестокость дальнейшего наказания.

Семеро участников акции — Громов, Анатолий Коршунский, Олег Беспалов, Григорий Тишин, Анатолий Глоба-Михайленко, Сергей Ежов и Кирилл Кленов — получили по пять лет лишения свободы. Причем Громов отсидел свой срок от звонка до звонка, проведя 250 суток в штрафном изоляторе, показав пример стойкости и мужества и став с тех пор главным героем партии.

У прокурора Сергея Циркуна в финале процесса случилась истерика. «Вы, большевики, у власти были, вы моего прадеда к стенке поставили как буржуя! — кричал он родителям подсудимых. — И глазом никто не моргнул! Ненавижу я вашу власть большевистскую! Поняли?! Ненавижу! Коммунисты проклятые! А что вы со страной делали?! А когда вы беременным женщинам саблями пузы рубили?! Вам было жалко?! Вы, борцы за классовую идею! Царскую семью расстреляли! Вам не жалко было. Да?! Ну! Стреляйте в меня! Повесьте! Ненавижу вас, коммуняки проклятые! Поняли?! Всегда буду вас ногами топтать! Ну, давайте! Я один — вас много!»

Все это было заснято на видео и после обнародования записи руководство Генпрокуратуры было вынуждено невыдержанного носителя мундира уволить.

А спустя три месяца прошел аналогичный мирный захват приемной администрации президента. В нем участвовали уже 39 человек, из них — восемь девушек. Нацболы пришли в приемную администрации президента (на прием к тогдашнему советнику Путина Андрею Илларионову), забаррикадировались в зале и выдвинули требования отставки руководства страны, изменения политического курса и освобождения осужденных по делу Минздравсоцразвития товарищей. Все 39 человек были арестованы, им предъявили обвинения в массовых беспорядках (в отдельно взятой комнате). Поскольку дело происходило 14 декабря, участников акции стали называть «декабристами».

Процесс с участием большого числа адвокатов, родителей, с пристальным вниманием прессы, вышел нервным. «В деле “39-ти декабристов”, как окрестили его журналисты, и без того было столько всего наносного, лишнего, показушного, истеричного и лживого, что это дело, чуть ли не с первых его дней, превратилось в дурную, любительскую постановку с множеством актеров и режиссеров, их родственников и знакомых, которые лезли каждый со своими советами, идеями и инициативами, собирали собрания у дверей суда, похожие на собрания обманутых вкладчиков или членов жилищного кооператива. В итоге весь этот “цирк-шапито” легко мог рухнуть на головы присутствующих и похоронить их под своими сводами, — писал Сергей Беляк, защищавший нескольких участников акции, в своей книге «Адвокат дьяволов». — И вообще, признаюсь, ко всем этим девочкам я относился, как к своим детям. Что, безусловно, неправильно, потому что из-за этого я переживал за них больше, чем того требовалось для дела. Да и Лимонов меня постоянно критиковал: “Что ты к ним относишься, как к маленьким! Они давно не дети, они — взрослые люди…”».

Процесс продолжался год. По его окончании большинство участников акции вышли на свободу, но несколько человек, которых следствие сочло организаторами и наиболее активными участниками, получили серьезные сроки.

Именно эти два отчаянно смелых АЛД социальной направленности в итоге снискали нацболам славу и сочувствие в народе. Тема защиты русского населения в странах СНГ или территориальных вопросов находилась тогда на глубокой периферии общественного сознания. Акции в Севастополе и Риге или попытка поднять восстание в Казахстане находили отклик лишь среди узкого круга тех, кто интересовался этой проблемой. Тем более что и СМИ освещали все это крайне скупо. А вот благодаря протестам против отмены льгот, которая касалась десятков миллионов людей, партия оказалась в тренде актуальной российской политики.

«Еще на заре путинской эпохи Эдуард Лимонов открыто предлагал власти сотрудничество в деле защиты интересов России и русских в ближнем и дальнем зарубежье, — писал тогда автор на сайте АПН. — Понятно, что нацболы могли бы делать то, чего не могут дипломаты, задействовав против особо одиозных антироссийских политиков и режимов весь арсенал бархатного террора. Предложения Лимонова остались без ответа. В итоге энергия НБП оказалась направлена не вовне России, а внутрь страны, против самого Путина. Таким образом, режим сам вырастил враждебную ему уличную партию, с которой теперь непонятно что делать… Сегодня России вновь необходимо обновление (лучше через “бархатную революцию”, чем через кровь и гражданскую войну). Значит, девизом патриотов должен стать ницшеанский рецепт добродетели: падающее — подтолкни».

В совокупности же вся партийная активность заставила говорить о Лимонове как о главном несистемном оппоненте власти. Упомянутый выше прокремлевский политолог Павел Данилин, подсчитав количество акций НБП в разных городах в середине нулевых годов, пришел к выводу, что это — самая массовая и активная молодежная сила в стране и потребовал вновь отправить Эдуарда в тюрьму за антигосударственную деятельность.

Поменялось отношение к партии в СМИ. Журналист, как позже отметил Лимонов, во многом либеральная профессия. К концу первого срока Путина в этих кругах стало модным его поругивать, и яркие антипутинские акции освещались с сочувствием в тех же изданиях, где раньше нас выставляли исключительно фашистами или жуткими маргиналами. «Коммерсантъ», «Эхо Москвы», «Новая газета» стали писать и говорить о нацболах скорее в положительных тонах. А поскольку в государственные СМИ доступа у нас не было, сочувствие влиятельных либеральных изданий было немаловажным.

Логический конец, которым могли бы увенчаться партийные АПД, описан в романе Захара Прилепина «Санькя»:

«В течение нескольких секунд Саша видел на экране лицо главы государства, измазанное черт знает чем, беспомощное, злое и униженное одновременно. Стекало белое, рыжее, красное на пиджак — словно его облевали всего. Президент иногда открывал рот и беззвучно шевелил губами, пытаясь вдохнуть. Какие-то люди испуганно топтались возле него, кто держа платок, кто салфетку, — и не решаясь ничего сделать. “Девушка бросила в голову президенту целлофановый пакет, предположительно наполненный томатным соком, майонезом, кетчупом, сливками, разваренными, мелко покрошенными макаронами и еще чем-то, издающим резкий и неприятный запах”, — вещал диктор. Казалось, что он с трудом сдерживает улыбку. Это был хороший и давний знакомый Костенко, ведущий последней независимой программы на российском телевидении. Интриган и миллионер, выросший в глубокой провинции, в семье еврейского врача и русской учительницы, похоже, он сам знал, что его программу скоро закроют, и посему совершенно распоясался. Только из этой программы последние пару лет можно было узнать о том, что в природе существуют “союзники”, а Костенко сидит в тюрьме. Теперь он показывал то, что показывать в принципе нельзя. “Яне Шароновой прямо в здании театра, на глазах у десятков представителей культурной общественности, были нанесены тяжелые физические травмы. Нашему корреспонденту удалось снять кафель, по которому буквально провезли лицом девушку, совершившую хулиганские действия в отношении главы государства. Кафель, мы видим, в крови и, как уверяют свидетели, в крошеве зубов девушки. Кроме того, судя по всему, ей сломали руку — стоявшие рядом явственно слышали характерный хруст. Заметим, что девушка сопротивления не оказывала и успела выкрикнуть одну фразу: “Это была политическая акция!”».

К счастью, до подобного дело не дошло, как из-за технической сложности, так и по причине особой опасности: в случае прямой атаки на президента сотрудники ФСО стреляли бы без особых раздумий. Хотя позднее нацболам удавалось приблизиться к Путину на максимально близкое расстояние. В 2004 году, в день инаугурации президента, его лишь случайно не оказалось в Большом театре на премьере оперы «Мазепа», где партийцы на довольно продолжительное время заняли сцену, развернув растяжку «Долой самодержавие». Зато в 2006 году во время саммита в Томске Путина и канцлера Германии Ангелу Меркель на выходе с пресс-конференции встретили скандированием речовок.

Роман «Санькя», вышедший в 2006 году, ознаменовал собой начало большой писательской славы Захара Прилепина. «Эту книгу должен был написать я», — откликнулся Лимонов с легкой ревностью к славе младшего товарища. Говорят, что роман прочли и высоко оценили даже Владислав Сурков и Владимир Путин. Он попал в финал премий «Русский букер» и «Национальный бестселлер», а также получил всекитайскую литературную премию как «Лучший зарубежный роман года».

Прилепин пришел в партию еще в 1999 году. «В 91-м мне было уже 16 лет, — описывал он причины этого шага. — Когда начался распад моей страны, я тогда уже воспринимал это крайне болезненно. Слушал разговоры родителей, их друзей, смотрел телевизор, читал газеты. У меня созрело ощущение обмана, разора моей страны, которую я так любил и которой так гордился. Я был искренним пионером, искренним читателем рассказов про пионеров-героев, погибших во время войны. И я болезненно читал все эти публикации о том, что Зоя Космодемьянская была пьяная и ее изнасиловали немцы. Это глумление над историей моей страны, над ее мифами мне казалось чудовищным. Я не хочу, чтобы моя страна была такой беспредельно дурной. А вы, такие чистые, пришли мою страну излечить от болезней. Идите вы к чертям».

К этому времени он успел послужить в ОМОНе, побывать в командировках на первой и второй чеченской кампаниях, окончить Нижегородский университет, заделаться журналистом и обзавестись семьей. Первый роман Захара — «Патологии», вышедший в 2005 году, как раз и посвящен чеченским впечатлениям и, по мнению многих, остается лучшим его произведением.

Со стороны его история кажется прямым восхождением к вершинам славы, от книги к книге, а сам он — этаким баловнем судьбы. Кажется, уже невозможно стать популярнее, но нет — Прилепин берет новые высоты. Однако же как человек, знающий Захара еще задолго до первых книг, взявший у него первое интервью и выпивший с ним не один литр водки, автор не может не отметить, что эта популярность имеет под собой вполне рациональные корни.

Во-первых, исключительный трудоголизм Прилепина (то же самое можно сказать и о Лимонове) — чисто западная, германская либо англо-саксонская привычка ежедневно делать себя вопреки русской лени.

«Я в 7 утра встаю, в 8 развожу детей в садик, в 8.10 за рабочим столом, — описывал он как-то в письме автору свой рабочий график. — В это время голова ясная и пустая, и никто не звонит и не пишет. 4 часа свободного рабочего времени — люди только к 12 просыпаются в основном. Вот тебе и весь секрет. С 12 до 18 я делаю всякие журналистские, пиаровские, политические и прочие дела, с 18 до 20 — если есть настроение — опять пишу. К вечеру голова тоже начинает нормально работать. Хуже всего писать в период с 14 до 17 — и дел полно, и организм расслабленный. Вечером вернулся, поиграл с детьми, выпил бутылку вина (раньше водки, но поднадоело), посмотрел полфильма с женой, и собственно все. Так живут русские писатели».

Второй же причиной стала собственно партия. Во многом именно благодаря своему нацбольству (вместе с чеченским и «пацанским» опытом) Прилепин и оказался на гребне популярности. Такого писателя, таких типажей и таких героев публика ждала — вот все это и появилось. «Новый Горький явился!» — как писали критики.

Тем временем в питерской организации после Гребнева-старшего в отделении так и не было постоянного руководителя, о чем нам не раз напоминали Лимонов с Абелем. В августе 2004 года на собрании, проходившем во дворе возле станции метро «Чернышевская», меня избрали председателем, Лимонов решение утвердил, и я стал четвертым по счету (после Веснина, Жвании и Гребнева-старшего — промежуточные фигуры в расчет не берем) главой петербургского отделения НБП.

Вскоре на меня вышел журналист Даниил Коцюбинский. Либерал, входивший в 1990-е годы в партию петербургских сепаратистов (были и такие), он считался одним из главных медиаперсон города при губернаторе Владимире Яковлеве, долгое время работал на телевидении, пока его оттуда не выжили уже при Валентине Матвиенко. Даниил тогда затаил обиду на Смольный. Он пригласил меня на круглый стол в редакцию газеты «Дело», где работал заместителем редактора. В нем участвовали глава питерского «Яблока» Максим Резник, Геннадий Турецкий из РКРП, вскоре умерший депутат ЗакСа Юрий Гладков из Союза правых сил и несколько других политиков. На этом мероприятии все дружно расписались в ненависти к путинскому режиму. Этот круглый стол и положил начало истории с созданием объединенной питерской оппозиции.

Как ни странно, но подружились мы в первую очередь именно с Резником. 28-летний фанат «Зенита», историк по образованию (писал диплом о внутрипартийной борьбе в ВКП(б) и стал поклонником Троцкого), Резник был довольно радикален для своей партии и сильно отличался от старших товарищей из поколения «шестидесятников», которых он именовал не иначе как «интеллигент — в попе ватка». Он, к примеру, мог поколотить провинившегося чем-нибудь однопартийца. Вокруг себя он собрал команду примерно таких же «младояблочников».

К партийным бонзам у них отношение было специфическое. Своего лидера, утомленного многолетней политической деятельностью Григория Явлинского, они по аналогии со спящим Вием называли «Поднимите мне веки». Позже, вступив в конфликт с триумвиратом Явлинский — Сергей Митрохин — Алексей Иваненко во главе партии, Резник обзывал их «Тремя толстяками», хотя и сам он мужчина весьма упитанный.

Мы стали регулярно наведываться в штаб «Яблока» на улице Маяковского, участвуя в попойках с младо-яблочниками к ужасу старых либералов. Пресс-секретарь петербургского СПС Иосиф Скаковский (он работал преподавателем в колледже у Жени Павленко, и тот любовно называл его «папа Йозя») писал, что «членам СПС почему-то в “Яблоке” не рады, в отличие от лимоновцев». На что Резник отвечал в свойственной ему манере: «А кто такой Скаковский? Для меня мнение уборщицы в нашем штабе значит больше».

В общем, к такому союзу всё и шло. Еще в сентябре Владислав Сурков в нашумевшем интервью «Комсомольской правде» отмечал, что «есть люди, навсегда потерянные для партнерства. Фактически в осажденной стране возникла пятая колонна левых и правых радикалов. Лимоны и некоторые яблоки растут теперь на одной ветке. У фальшивых либералов и настоящих нацистов все больше общего. Общие спонсоры зарубежного происхождения. Общая ненависть к путинской, как они говорят, России. А на самом деле к России как таковой».

Оцените цинизм Владислава Юрьевича — говорить о невозможности партнерства и ненависти к России людей, которые еще недавно настойчиво предлагали использовать себя за пределами РФ для защиты русских!

Первой акцией питерской объединенной оппозиции стал пикет в защиту политзаключенных по делам о захвате кабинета Зурабова и приемной администрации президента, проходивший на Литейном проспекте в створе Кирочной улицы под Новый, 2005 год. Там впервые выступали наряду с нацболами и Резник, и тогдашний глава горкома КПРФ Владимир Федоров, и даже глава группы защиты уже арестованного тогда Михаила Ходорковского Диля Райнина. Однако на упоминание фамилии олигарха рядом с нашими политзэками собравшаяся публика реагировала очень негативно.

А уже через пару недель полыхнуло. После Нового года многомиллионная армия российских пенсионеров в полной мере почувствовала на себе последствия зурабовского эксперимента с отменой льгот. Самой болезненной была ликвидация бесплатного проезда в общественном транспорте, в результате чего стариков иногда просто выбрасывали из автобусов. В Москве мэр Юрий Лужков при помощи столичных надбавок сумел это недовольство погасить, и в авангарде прокатившейся по всей стране «седой революции», как ее тогда называли, оказался Питер.

Сразу после праздников, 14 января, на улицы вышла озлобленная толпа стариков, требовавшая возврата льгот. Сперва собрался митинг у Смольного, где наши люди уже присутствовали, но Геннадий Турецкий из РКРП призвал всех вместо осады находящейся рядом резиденции губернатора идти на Невский. Почему-то всегда в судьбоносные моменты, когда на уличные акции собираются большие толпы разгневанного народа, находятся желающие умело удалить пар в свисток. Причем без разницы, какой идейной ориентации они при этом придерживаются…

И вот толпа двинулась по Суворовскому проспекту, обтекая автомобили и останавливая троллейбусы. Я появился там уже ближе к Невскому проспекту. Дошли в итоге до пересечения Невского и Садовой, до Гостиного Двора. Этот перекресток блокировали несколько дней, к ужасу Смольного, отправившего туда отдуваться ни в чем в общем-то не повинного главу комитета по социальной защите Александра Ржаненкова. Несмотря на то что старики его пару раз банально побили, к чести чиновника, он никуда не уходил, не жаловался и потом говорил, что выполнял свой долг, общаясь с народом.

В Смольном пошли на попятную. Сперва выполнили главное требование пенсионеров — вернули бесплатную единую карточку на проезд. А затем, чувствуя необходимость остудить страсти, власти пригласили нас на переговоры. Так я в первый (и единственный) раз оказался на приеме у губернатора Петербурга. Фэсэошники в смольнинских коридорах косились на мой значок с серпом и молотом, но задерживать не стали. Мы сели за большой стол — главы КПРФ, «Яблока», РКРП, НБП — а напротив нас разместились чиновники во главе с Валентиной Ивановной Матвиенко.

Цитирую дальше отчет о встрече в «Лимонке»:

«В 12.00 в Смольном состоялась встреча с губернатором. Чиновники хотели было посадить за стол вместе с нами какого-то персонажа из “Родины”, но его общими усилиями изгнали. С одной стороны стола заняла позицию наша делегация, с другой расселись члены городского правительства — “команда” Валентины Ивановны. У дверей — обилие телекамер и пишущей прессы. Эта встреча была очень нужна г-же Матвиенко. Надо было сбить остроту протеста, показать, что власть готова к диалогу.

Валентина Ивановна исправно сыграла свою роль. Она с ходу начала рапортовать, как много делается для “поддержки социальной сферы”: “Приезжаю на работу в восемь утра, уезжаю в одиннадцать вечера, и так вся наша команда”, затем — поток ничего не значащих цифр и фактов. Типичная речь комсомольского секретаря на собрании. За долгие годы умение говорить ни о чем доведено до совершенства. В эти минуты губернаторша до боли напоминала большую заводную куклу. Наконец, перешли к конкретным требованиям. Матвиенко продолжала бодро заговаривать зубы: “Закон о льготах сырой, недоработанный. Мы говорили об этом президенту. Я согласна: пенсии нужно повышать” — и так далее».

Роль злого следователя на встрече исполнял вице-губернатор Михаил Осеевский, заявивший: «Да что с ними общаться, они некомпетентны». На что его прервал лидер карликовой Региональной партии коммунистов Евгений Козлов (его так всегда и звали — «лидер партии Козлов»): «А я не с вами, молодой человек, разговариваю, а с губернатором».

В общем, Валентина Ивановна мило всем всё пообещала (в том числе мне — поднять вопрос о политзаключенных) и была такова. Мы отправились на улицу. Выступая с парапета возле подземного перехода у Гостиного Двора, я призвал Матвиенко не верить, после чего был задержан сотрудниками 18-го отдела УБОП и уведен в милицейский пикет в метро. Вскоре, правда, туда вломилась толпа стариков — и стражи порядка были вынуждены меня отпустить.

Ну а тактика власти свое дело сделала — нам продолжали заговаривать зубы на встречах теперь уже у вице-губернаторов. А когда через полгода обещанная встреча-отчет состоялась, на нее явился другой вице-губернатор, Виктор Лобко, объяснив, что Матвиенко уехала инспектировать зоопарк.

И все же в целом «седая революция» придала всем бодрости духа: впервые мы почувствовали и отдачу от наших акций непосредственно у народа. Тогда впервые даже в замерах официозных социологов незарегистрированная НБП появилась в рейтингах политических партий. И до сих пор даже у не интересующихся политикой россиян при слове «нацболы» часто возникают ассоциации с борьбой против отмены льгот и несправедливо посаженными за это активистами.

По итогам уличных выступлений создалась широкая оппозиционная коалиция «Петербургское гражданское сопротивление». В тот момент Северная столица несколько опережала общероссийский политический процесс, ибо похожая по составу коалиция «Другая Россия» появилась лишь в 2006 году.

«Санкт-Петербург оказался идеальной точкой для отработки потенциальными революционерами технологии своих действий в момент “X” — в 2008 году. В ответ именно здесь власть начала учиться гасить народные волнения и готовить кадры для контрреволюции, — писал я в статье «Питерские уроки для власти и оппозиции» на сайте АПН. — Беспомощность власти и активность оппозиции на улице вызвали озабоченность в самых высших государственных сферах. Теневой кардинал “внутренней политики” Владислав Сурков лично выехал в Петербург, чтобы исполнить функцию “огнетушителя революции”. Как стало известно, в ходе переговоров кремлевского гостя с руководством питерской “Единой России” речь шла о социально-политической обстановке, сложившейся в городе после вступления в силу закона № 122. Сурков особо подчеркнул, что в городе нельзя допустить перехода оппозиции к антиконституционным действиям. А через несколько дней стало известно о конкретных контрмерах. В частности, в ходе визита кремлевского гостя было начато создание новой пропрезидентской молодежной организации под названием “Наши”».

Немаловажно, что все описываемые события происходили на фоне первого Евромайдана в Киеве, закончившегося «оранжевой революцией», знаменитым третьим туром президентских выборов и победой Виктора Ющенко. Российские власти были напуганы таким развитием событий и возможностью граждан на улице диктовать свою волю руководству страны.

Тот майдан был удивительным явлением, если смотреть из сегодняшнего дня. Его поддерживали далеко не только такие российские либералы, как Борис Немцов, ставший советником президента Ющенко. На трибуне рядом с Юлией Тимошенко и тем же Ющенко стоял большой русский патриот и будущий вице-премьер правительства РФ Дмитрий Рогозин. А его соратник по партии «Родина», экономист и будущий советник Путина Сергей Глазьев писал, что будет принимать участие в российской оранжевой революции, так как выбора у него нет.

Заинтересованные происходящим на Украине, мы с компанией нацболов, включая главреда «Лимонки» Алексея Волынца, посетили новогодние Киев и Львов. Там всё было спокойно. На майдане продавали оранжевые шарфики, по вагонам метро ходили колядующие дети, а в кабаках кормили вкуснейшим борщом (после второго Евромайдана этот самый борщ и прочие радости недорогого киевского общепита стали объектом восхищения российских либералов, как и все исходившее из страны победившего безумия, — но надо признать, что вкусно покушать там любят). «Украша — це Европа», — было нацарапано в сортире грязного львовского поезда с полупьяными проводниками, где в купе из трухлявого матраса посыпались презервативы и засохший хлеб. В общем, спать пришлось без постельных принадлежностей.

Во Львове, изрядно приняв на грудь в компании с лидером местных нацболов, моим однофамильцем Игорем Дмитриевым, мы не отказали себе в удовольствии пройтись по улице Джохара Дудаева, а потом по бульвару в центре города, скандируя «Россия — все, остальное — ничто!». Множество прохожих удивленно оглядывались, но никто так и не рискнул что-то сказать нашей компании.

Киевский майдан стал основной темой пятого съезда партии, прошедшего в ноябре 2004 года. Абель негодовал, почему нацболы не вышли туда с нашими флагами. Лимонов требовал устраивать демонстрации с плакатами, вроде косы Тимошенко, на которой вешается Украина. Ну а украинские нацболы разумно пытались нам объяснить, что майдановцы ничем не лучше Леонида Кучмы и русские Украины этого в любом случае не поймут. «Мы видим, что там происходят интересные процессы. Мы тоже хотим бархатной революции здесь. Но в итоге наша цель, чтобы Украины не было, чтобы она стала Россией», — закрыл дискуссию Лимонов.

Съезд принял новую, существенно измененную программу партии. Теперь провозглашалось, что «главная цель НБП — превращение России в современное мощное государство, уважаемое другими странами и народами и любимое собственными гражданами». Для этого предлагалось:

ограничить вмешательство государства в общественную и частную жизнь граждан;

упростить регистрацию политических партий вплоть до полной ее отмены;

не препятствовать деятельности независимых СМИ;

обеспечить контроль общества за работой правоохранительных органов и т. д.

Таким образом, тема прав и свобод под прессингом государства вышла на первый план. Впрочем, в программе были и требования о том, что «все, что отнято у олигархов, должно быть отдано народу, а не новым кремлевским олигархам», а также — отмены привилегий для чиновников и, конечно, ключевой пункт о необходимости защиты прав русских в странах СНГ и Прибалтики.

Такая смена курса привела к тому, что часть партийцев во главе с магнитогорским и самарским гауляйтерами Алексеем Голубовичем и Максимом Журкиным отделилась, обвинив остальных в заигрываниях с «оранжевыми» и либералами, а также отходе от национал-большевизма в духе 1990-х годов. Позднее к ним присоединились новосибирцы с рок-музыкантом Манагером и популярным у партийцев интернет-форумом, на основании которого создалось движение «НБП без Лимонова», впрочем, так и оставшееся виртуальным. Как это бывает при любых распрях и расколах, уходящие объявили себя подлинными хранителями идей национал-большевизма, а оставшихся — узурпаторами. Это повторялось потом не раз, однако никому из ушедших не удалось создать маломальски дееспособную организацию.

Лимонов к этому времени переехал в столичный район под названием «Сыры», который он потом опишет в одноименной книжке. Чтобы попасть к нему, надо было, выйдя со станции метро «Курская», миновать вокзал и идти налево мимо обширного загаженного газона с вонючими, пребывающими в состоянии алкогольного полубреда бомжами, мимо хаоса привокзальных лавочек и кафешек, миновать оформленный в древнеримском стиле ресторан «Гладиатор» с оградой из копий и, нырнув в проезд под железнодорожными путями, оказаться среди конструктивистских зданий 1920-х годов постройки. На Нижней Сыромятнической улице, в квартире с высоченными потолками и массивной чугунной ванной прямо посреди кухни, Эдуард прожил следующие пять лет.

Сюда весной 2005 года он приведет актрису Екатерину Волкову, с которой познакомится на выставке французского художника. К тому времени он уже расстался с «крошечной Настей» и был абсолютно свободен.

«Здравствуйте. Я Катя», — протянула руку Волкова незнакомому мужчине, который пристально смотрел на нее. «Вы кто, Катя?» — «Актриса. Вы сериал “КГБ в смокинге” видели?» — «КГБ в смокинге? Так это же моя тема!»

Вскоре они начнут жить вместе, Эдуард побреет Катю налысо, создаст ей новый имидж и принесет немалую известность, а затем она родит ему двоих детей — Богдана и Александру. Одно время, особенно после рождения сына-первенца (аккурат 7 ноября 2006 года), Лимонов даже соблазнится в целом чуждой для него эстетикой семейной жизни и уюта. Вот совершенно нехарактерное для него стихотворение «Дом»:

После отсидки лидер самой опасной партии России стал значительно осторожнее. Регулярно, особенно в дни каких-то протестных акций, Лимонов фиксировал во дворе наружное наблюдение, иногда сразу нескольких машин оперативников. На звонки посторонних в дверь не реагировал, из дома не выходил без охраны, перемещался на автомобиле в сопровождении нескольких крепких парней. Все это стало предметом нападок и насмешек в прессе, однако на самом деле это были не нанятые телохранители, а сами нацболы, сформировавшие партийную службу безопасности. Охрана, наши «преторианцы» — Илья Кондрашов, Александр Каменский, Дмитрий Сидоренко и другие, — всегда была и остается одной из наиболее эффективных и дееспособных частей партии.

Все это было далеко не лишним. Во-первых, на Эдуарда во время публичных мероприятий регулярно пытались напасть разного рода провокаторы. Во-вторых, надо было по возможности защищать его от ОМОНа и полиции на несанкционированных акциях. И, наконец, как раз в это время власти попытались сделать ставку на прямое физическое подавление нацболов.

Как стало известно из предпринятых рядом СМИ и нами самими расследований, нападения на активистов партии планировались тогдашним помощником Суркова Никитой Ивановым через главаря одной из группировок фанатов «Спартака» — «Гладиаторов» — Василия Степанова по кличке Вася Киллер. В Москве они происходили достаточно регулярно. Однажды возле горкома КПРФ, где проходило партийное собрание, избили до полусмерти нацбола из Шахт Дмитрия Елизарова (Ирокеза), сломав ему обе руки. При этом нападавших задержала милиция, однако вскоре, после приезда Иванова в отдел, всех отпустили.

13 апреля 2006 года к зданию Таганского суда, где Лимонов оспаривал решение Минюста о запрете на перерегистрацию партии, подъехал автобус, откуда выскочила целая толпа спортивных молодых людей (в некоторых опознали членов прокремлевских движений) и попыталась забросать Эдуарда с сопровождающими камнями и яйцами. Тут нацболы дали отпор и сами побили нападавших, однако уголовное дело было возбуждено как раз против них. В итоге семь человек — Роман Попков, Елена Боровская, Сергей Медведев, Назир Магомедов, Владимир Титов, Николай Макаров и Дмитрий Елизаров — были приговорены к различным тюремным срокам за «хулиганство».

Докатилась эта волна и до Питера. Однажды на трамвайной остановке на улице Комсомола на нас набросилась выскочившая из дворов группа людей в масках — главный почему-то был в маске петуха. От неожиданности я даже не успел среагировать, оказавшись на трамвайных рельсах. Однако после пары нападений мы однажды заметили их первыми и в районе Суворовского проспекта дали отпор, залив нападавших газом из баллончиков. По некоторым данным, люди из Москвы выходили на группировки ультрас «Зенита», попросив их попрессовать нас, но получили отказ. И тогда пришлось через столичные связи задействовать петербургскую группировку фанатов «Спартака» — «Алиенс».

Через некоторое время, поняв, что это бессмысленно, кураторы свернули нападения и власть вернулась к старому, проверенному государственному насилию.

В октябре 2005 года во время приезда Лимонова в Петербург сорвалась намеченная встреча с общественностью — организаторы в последний момент отказались предоставить зал. В итоге Резник разрешил провести ее в офисе петербургского «Яблока». Зрелище было довольно сюрреалистическое. На стене рядом с портретом Андрея Сахарова и символикой «Яблока» повесили флаг НБП, а молодые либералы и нацболы внимали речам Эдуарда Вениаминовича об объединении оппозиции. В официозных СМИ эту встречу обозвали «союзом национал-приматов и либерал-ботаников». Впоследствии движение «Наши» даже выпустило красочную брошюру «Необыкновенный фашизм» с фотографиями в том числе и с этого мероприятия.

«Чтобы Путин сдох!» — завершил Резник тот день тостом в одном из кафе неподалеку от Московского вокзала. Потом его воспроизвел в репортаже приехавший с Лимоновым корреспондент журнала «Rolling Stone», за что Максиму долго выговаривали знакомые из числа тех самых «шестидесятников».

Лимонов в 2004–2005 годах встретился практически со всеми лидерами левых и либеральных оппозиционных организаций, пытаясь склонить их к созданию единой антипутинской коалиции. «На сегодняшний день единственная программа действий — это добиваться политических свобод, — писал Эдуард в новогодней «Лимонке». — Добиваться полного устранения контроля государства над политическими партиями, отмены регистрации партий, проведения новых досрочных выборов в Государственную Думу, добиваться роспуска Центральной Избирательной Комиссии. Короче, нам нужна СВОБОДА и политические СВОБОДЫ. Я опять призываю руководителей крупнейших партий оппозиции — Зюганова, Явлинского, Тюлькина, Хакамаду — сесть перед микрофонами на общей пресс-конференции и всего лишь сказать ВСЕМУ НАРОДУ: создан Всенародный Фронт Оппозиции. СОЗДАН. И мы его, этого Фронта, структурные подразделения».

Первым, кто откликнулся на этот призыв, оказался Гарри Каспаров. На тот момент он был основным лидером «Комитета-2008», организованного либеральной интеллигенцией для недопущения переизбрания Путина на пост президента в 2008 году. От знакомства у обоих остались самые позитивные впечатления. «Пока я не вижу ни одного недостатка, — сообщил Эдуард охранникам. И, подумав, добавил: — Это-то и настораживает».

«Чемпионы тенниса и шахматисты — идеальные невозбуждающиеся профессии», — сказано в «Дисциплинарном санатории». Спорно. Взять, к примеру, явного психопата и одновременно гения Бобби Фишера. Не говоря уже о Каспарове, который от природы постоянно находится в нервически-приподнятом состоянии и ищет, куда бы выместить свою кипучую энергию.

Всем, заставшим в более или менее сознательном возрасте советскую эпоху, памятны 1980-е годы со знаменитой шахматной дуэлью Каспарова и Анатолия Карпова. Граждане обычно предпочитали спокойного лояльного Карпова темпераментному южанину Каспарову, бунтовавшему против советских устоев. Вообще насколько Гарри Кимович гениальный шахматист, настолько и прирожденный разрушитель, вполне сравнимый в этом качестве с Михаилом Горбачевым. Про горбачевскую Социал-демократическую партию шутили, что ее крах — то же самое, что распад СССР в масштабе 1:10 000 000. Ну а Каспаров в результате многолетних интриг практически разрушил всемирную шахматную федерацию — ФИДЕ. Затем все это в точности повторилось в создаваемых с его участием, а затем разрушаемых им же политических коалициях и отдельных организациях.

Но на тот момент мы этого еще не знали, а Каспаров, разделявший и продвигавший идею альянса левых, националистов и либералов против Путина, заигрывавший с имперскими идеями и рассуждавший о том, что «интеллектуальный уровень региональных отделений НБП куда выше, чем СПС», казался перспективным союзником.

В июне 2005 года Каспаров создал собственную организацию «Объединенный гражданский фронт», которая стала довольно активно развиваться, откачивая к себе наиболее пассионарных либералов у СПС и «Яблока». В Петербурге ОГФ возглавила Ольга Курносова — ветеран демдвижения, перебывавшая в массе разных организаций и сделавшая там немало гешефтов. После успешной избирательной кампании правозащитника Юлия Рыбакова, в 1999 году избравшегося в Думу от СПС, возглавлявшая его штаб Курносова приобрела белый «мерседес», на котором ее возили по городу. А в 2001 году она едва не стала главой штаба Валентины Матвиенко, которую тогда в Кремле хотели выдвигать в губернаторы, но передумали, когда поняли, что она гарантированно проиграет Владимиру Яковлеву. Одновременно Ольга Владимировна осваивала гранты в «Открытой России» Михаила Ходорковского. Заместителем немолодой и некрасивой Курносовой по ОГФ стал молодой пиарщик Миша Елисеев с выразительной кличкой Альфонс.

На примере Курносовой мне пришлось в очередной раз убедиться в правильности мысли: «Хочешь узнать человека — посмотри, как он живет». Ольга Владимировна проживала в неплохой двухкомнатной квартире в «сталинке», неподалеку от станции метро «Черная речка». Но до какого состояния она ее довела! Зайдя туда, гости немедленно прилипали к полу, который, кажется, никогда не мылся и был покрыт слоем мусора, газет и антипутинских стикеров. На кухне воняло из холодильника и от продуктов, валявшихся на столе, в ванной страшно было помыть руки от налипших волос и жира. Как-то я сделал Ольге замечание, что, мол, не мешало бы и прибраться, а в ответ услышал: «У меня нет времени, я занимаюсь революцией». Поневоле сравниваешь с тем же Лимоновым, с его всегда чистыми аскетичными жилищами, хотя он обычно и предлагает гостям не снимать обувь и сам ходит по дому в начищенных ботинках…

Так или иначе, к лету 2005 года сформировался союз Лимонова и Каспарова. Вскоре к нему примкнул третий известный политик — Михаил Касьянов.

Михал Михалыч является редким в российской элите примером деятеля, который обязан своей карьерой не столько родителям либо покровителям в верхах, сколько себе самому. За хорошие внешние данные и зычный голос он во время службы в армии попал в роту почетного караула, а затем постепенно, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, «дорос» до министра финансов в конце правления Бориса Ельцина, а потом и до премьер-министра. Верный взятым перед его семьей обязательствам Владимир Путин продержал Касьянова в премьерах весь первый срок, а затем подарил ему на день рождения лыжи и вскоре уволил. Причем, вопреки заведенным в Кремле порядкам, без какой-либо почетной должности или другой синекуры. На это Михал Михалыч — человек системный до мозга костей — и обиделся больше всего.

Вместе с ним ушли многие члены его команды. К примеру, ближайший соратник Константин Мерзликин, ведавший кадрами в правительстве, или заместитель начальника секретариата генерал-майор Александр Половинкин (в 1980-е работавший военным атташе в Северной Корее). С ними Касьянов создал собственное движение «Российский народно-демократический союз» и, выждав год после отставки, стал критиковать Путина за «реставрацию советского строя с элементами госкапитализма» и высказываться о необходимости объединения оппозиции.

Этот процесс вылился в создание оппозиционной коалиции «Другая Россия». Ее учредительная конференция прошла 11–12 июля 2006 года в гостинице «Ренессанс-Москва». Диапазон участников был очень широк — от бывшего советника президента, ультралиберала Андрея Илларионова и обозревателя «Новой газеты» Анны Политковской до растерявшего былую славу красного трибуна Виктора Анпилова, от правозащитников Сергея Ковалева и Людмилы Алексеевой до левого экономиста Михаила Делягина. Сопредседателями объединения стали Касьянов, Каспаров и Лимонов. Название — одноименное собственной книге — предложил сам Эдуард. Коллеги не возражали.

Одним из знаковых моментов конференции стало рукопожатие Касьянова на сцене с Натальей Черновой, за пару лет до того кинувшей в него яйцо на избирательном участке и отсидевшей за это в тюрьме. Михал Михалыч публично признал, что она тогда была права, а те выборы реально были фарсовыми. «Я чувствую тяжелое дыхание истории где-то рядом», — говорил Лимонов, также вышедший на сцену пожать руку бывшему премьеру. Все это казалось очень многообещающим.

Разумеется, планы на будущее у всех были свои. Мы, нацболы, планировали сделать вместе с этой разношерстной компанией Февральскую буржуазную революцию, полагая, что союзники власть удержать не смогут и затем неизбежна революция красная, Октябрьская. Вероятно, и у верхушки либералов были свои мысли — использовать нас как уличную силу, таран против режима, милиции и силовых структур. И тем не менее нельзя сказать, что в коалиции господствовали исключительно цинизм и политический расчет. Жесткий прессинг со стороны государства, с самого начала сопровождавший коалицию, сплачивал и часто заставлял испытывать симпатии друг к другу людей самых разных взглядов.

Конференция проходила на фоне открывающегося в Питере саммита G8, когда нас стали активно разрабатывать не только питерские оперативники, но и федералы. Цитирую текст «Как большую восьмерку спасали от меня», опубликованный на сайте «Назлобу.ру»:

«Все началось 26 июня, когда меня вызвали в давно знакомый 18-й отдел УБОП на беседу по поводу предстоящего саммита. Пошел добровольно (чего делать, конечно, не стоило). Поначалу наши спарринг-партнеры из УБОПа вели себя вполне корректно. В кабинете главы отдела полковника Чернопятова на почетном месте висит фото с нашего митинга 2003 года и лозунг “Снять Чернопятова”. Крови тогда мы им попортили немало, так что нацболов они стараются лишний раз не трогать. Однако вскоре в кабинет вошли москвичи, оперативники из “Центра Т” МВД РФ: мужчина средних лет, к которому все обращались не иначе как “товарищ генерал”, и молодая женщина по имени Анастасия. Эти заговорили уже совсем по-другому. С ходу предложили написать обращение к членам НБП с призывом не приезжать в Питер, не устраивать никаких акций во время саммита, а также уехать из города самому и увезти актив отделения “куда-нибудь подальше”. Обращение предполагалось вывесить в сети. После отказа начался пресс, продолжавшийся несколько часов.

В общем, обычная ситуация для путинской Эрэфии. Стандартный набор страшилок: посадим, убьем, “опустим”. Чтобы показать серьезность намерений, запустили в кабинет двух не то уголовников, не то ментов, один из которых повалил меня на стол, а другой стал срывать одежду. Даже толком не били — просто хотели закошмарить и унизить. Что характерно, происходило все это под истеричные крики “мы патриоты, у нас есть приказ, и мы его выполним любой ценой”. Потом вдруг предложили выпить водки, повели беседу за жизнь».

Уже потом я понял, что главной ошибкой была попытка нормально разговаривать с ними. Доказать, что никаких терактов не планируется, что собираемся идти на согласованное шествие. Они подумали, что еще немного надавят — и я пойду на уступки. Если бы сразу твердо и вежливо послать их, ничего этого бы не было. «Не верь, не бойся, не проси» — эта триада всегда актуальна на допросах.

Возвращение домой с конференции «Другой России» тоже происходило с приключениями. Я поехал на автобусе, где не нужно было покупать билеты и предъявлять паспорт, надеясь тем самым обмануть спецслужбы. «В районе Московского Моря (на границе Московской и Тверской областей) водитель тормознул у поста ГИБДД и в салон вошли молчаливые люди в штатском. Проверка документов. Только взглянув на мой паспорт, просят выйти из автобуса.

— В чем дело?

— Что-то паспорт у вас какой-то странный.

— А вы вообще кто?

В воздухе мелькает красная ксива. УБОП. Следователь по особо важным делам. Все понятно.

По ночной дороге меня везут в райцентр Конаково, где отбирают мобильные и очень тщательно обыскивают. Оказывается, искали деньги. Из Москвы пришла информация, что Лимонов выдал мне миллион рублей (!) на срыв саммита. Вместо мулика опера нашли у меня в кармане 369 рублей 50 копеек, чему немало удивились.

Начальник местного УБОПа подполковник Метелев и его подчиненные оказались вполне адекватными людьми. Сообщили, что у них приказ — задержать меня на время саммита. Они сами всего этого не одобряют, но должны выполнять. Предложили на выбор ИВС или гостиницу. И вот на следующий день я оказываюсь на базе отдыха “Верхневолжская”, что неподалеку от того же Ленинградского шоссе. Двухместный номер стоит 4300 руб. за два дня. А мне бесплатно. Вполне неплохо.

Охраняли меня как матерого государственного преступника. Постоянно рядом находились трое оперов — двое в номере и один в коридоре. Всего же задействовано было человек 20, не меньше. Настоящая спецоперация. Убоповцы носили мне завтраки, обеды и ужины, но из номера не выпускали. Когда я высказал желание сходить искупаться, сказали: нет, а то, мол, уплывешь и свалишь в Питер… А на следующий день заботливый Тверской УБОП посадил меня на питерский поезд».

Это было бы любопытным приключением, за исключением того, что я просто пропал, и моей супруге Арине и родителям пришлось пережить несколько весьма неприятных дней, гадая, где я нахожусь и вообще жив ли.

Поскольку во время саммита провести масштабных акций в Питере нам не удалось, то стали готовить новую большую АПД уже осенью 2006 года. Задумка была такой: группа нацболов проходит в здание Законодательного собрания, вбегает в зал и там прорывается к трибуне, разбрасывая листовки и озвучивая наши требования. На тот момент главной целью петербургской оппозиции была борьба с планами строительства гигантской башни Газпрома на Охте, это требование и сделали основным.

22 ноября 2006 года пять человек — Андрей Милюк, Сергей Чекунов, Евгений Павленко, Михаил Башин и Константин Мусатов — успешно все это и проделали. Для руководства парламента и следствия осталось загадкой, как они проникли туда. Подозревали оппозиционного депутата Сергея Гуляева, но тщетно. Ни он, ни другие народные избранники пропусков им не выписывали.

Тогда мы заявили СМИ, что ребята вложили в паспорта похожие по цвету на пропуска картонки из чайных коробок и в толпе посетителей охрана этого не заметила. Теперь уже можно рассказать, что пропуска просто напечатали на цветном принтере, взяв за образец один из них, а перед акцией утилизировали в парламентском туалете, дабы не быть обвиненными в подделке документов.

Акция прошла под лозунгами «Нет башне Газпрома» и «Тюльпанов — враг Петербурга». Тогдашний спикер ЗакСа с цветочной фамилией серьезно обиделся и настоял на возбуждении уголовного дела. В итоге Сергей Чекунов и Михаил Башин оказались в следственном изоляторе «Кресты», а остальные — в бегах. Впрочем, долгим пребывание ребят за решеткой не было, а процесс в итоге вообще закончился примирением сторон.

В декабре 2006 года коалиция «Другая Россия» провела в Москве первый Марш несогласных, правда, в форме митинга на Триумфальной площади. С той акции осталось знаменитое фото, где три вождя — Касьянов, Лимонов и Каспаров — стоят в профиль, подобно Марксу, Энгельсу и Ленину. Уже тогда мы ждали, что будем, как запланировано, проводить марш и прорываться к Кремлю по Тверской. Однако там все было перекрыто, и потому вожди двинулись ко 2-й Брестской улице, их пропустили, а вот попытка нацболов прорваться вслед за ними и провести все же шествие была пресечена ОМОНом.

Но настоящий успех к «Другой России» пришел после петербургского Марша несогласных 3 марта 2007 года. Тут сошлось несколько факторов. И низкая популярность губернатора Матвиенко, и широкий спектр сил, готовивших акцию, и, конечно, масштабная агитационная подготовка. Тиражи газет и стикеров, которые день и ночь раздавали и клеили нацболы, исчислялись десятками тысяч — чувствовалась финансовая поддержка руководства коалиции. Мы буквально не спали сутками, мотаясь по городу и «окучивая» его.

Масла в огонь подлила сама городская администрация, которая не только запретила шествие, но еще и крутила в метро для удивленных горожан предупреждение — ни в коем случае не ходить на несанкционированный марш к БКЗ «Октябрьский». В итоге ко дню акции о ней знал уже весь город.

Еще одним опрометчивым шагом Валентины Матвиенко стало снятие с грядущих выборов в Законодательное собрание списка «Яблока» с Резником во главе. Похоже, тут было что-то личное. Возможно, Валентина Ивановна обиделась на высказывания о ней острого на язык Максима Львовича. С другой стороны, в политических кругах Северной столицы гуляла версия, что «яблочники» сдали фальшивые подписи. А когда об этом сообщили градоначальнице, та сказала главе горизбиркома Александру Гнетову: «Действуйте строго по закону». Впрочем, зная цену всем этим подписям на российских выборах, сделаем вывод, что в любом случае это было политическое, а не правовое решение.

Накануне марша в город прибыли три лидера коалиции. Те способы, которые они выбрали для перемещения в пространстве, прекрасно характеризуют политический стиль всех троих. Лимонов высказывал идею поехать вместе с журналистами в плацкартном вагоне, чтобы быть ближе к народу. В итоге он там и поехал, Каспаров тоже сел на этот поезд, но, попозировав перед камерами, ушел спать в вагон СВ, ну а Михал Михалыч полетел на самолете.

Вечером мы — его организаторы — и прибывшие из Москвы лидеры собрались в квартире Каспарова на Петроградской стороне, в новом доме неподалеку от станции метро «Чкаловская». За ужином, потягивая хорошее французское вино, Касьянов попросил принести ему карту и стал рассуждать о том, как лучше прорывать кордоны ОМОНа на Невском проспекте.

Я не мог не поинтересоваться у Михал Михалыча, как ему это занятие и есть ли разница с работой в правительстве.

«Точно то же самое. Процесс планирования очень похож», — был ответ.

Встреча перед началом марша была назначена в офисе «Яблока» на улице Маяковского, откуда мы должны были двигаться к БКЗ «Октябрьский». Это была ошибка — прямо рядом с офисом собравшихся атаковал ОМОН. Первым делом был задержан Лимонов. Мне удалось уйти и добраться до БКЗ, где под мантры офицера милиции, монотонно требовавшего в мегафон разойтись, уже стояла и волновалась протестная толпа. Взявшись за руки с какими-то пенсионерами, мы отодвинули ограду, продавили милицейское оцепление и вышли на Литовский проспект.

Здесь Михал Михалыч, окруженный толпой, дал интервью журналистам и… отбыл на «мерседесе» в аэропорт. Этим и окончилось все планирование.

Ну а мы среди все увеличивающейся толпы народа, в общей сложности не менее семи тысяч человек, двинулись по Невскому проспекту. В Смольном, вероятно, не были готовы к такому развитию событий, и все милицейские кордоны были довольно хилыми. С ходу толпа с нацболами в авангарде легко прорывала их. Царили революционное весеннее настроение и атмосфера праздника.

Только возле Думской улицы дорогу нам преградили уже полноценный кордон из самосвалов и тяжелых автомобилей и омоновцы со щитами. Начался импровизированный митинг с балкона бывшей городской думы. Все это время над толпой что-то летало. Приглядевшись, я увидел, что это были каски, дубинки и прочие причиндалы омоновцев. Когда они вклинивались в толпу, их окружали пенсионеры и начинали бить и отнимать оружие…

Выступил Каспаров, заявивший, что до победы нам остался год. Я призвал идти освобождать Лимонова и других товарищей к отделу милиции. Ну а Гуляев забрался на карниз и вещал оттуда, пока его не стащили милиционеры. Брали его исключительно театрально. ОМОН свиньей вклинился в толпу, добежал до думы, стащил Сергея за ноги с поребрика, уронив о перила, и потащил обратно, изрядно побив и помяв. После этого они начали рассекать собравшуюся толпу, и люди стали постепенно расходиться.

Чувство эйфории переполняло нас. «Этот город наш», — говорил я кинорежиссеру Алене Полуниной, которая впоследствии сняла о событиях 2007–2008 годов фильм под названием «Революция, которой не было». Лента получилась несколько мрачноватая, в Достоевском пессимистическом духе. Но это больше касается последующих событий, а не того яркого дня.

Губернатор Матвиенко возложила вину за произошедшее на «два вагона экстремистов, приехавших из Москвы», что выглядело глупо, учитывая многочисленные фото и видео толпы в пять-семь тысяч человек, идущей по Невскому.

«Многие наблюдатели никак не могут разгадать логику действий Кремля и Смольного, — было сказано в нашей совместной статье с Белковским по горячим следам после марша. — Разве Марш несогласных был столь опасен? Разве 7 тысяч граждан могли одним маршем поменять власть в одном отдельно взятом северном городе? Зачем же было свозить со всего Северо-Запада безразмерные толпы ОМОНа и перекрывать бронированными джипами мыслимые и немыслимые дороги?!

Разгадка очень проста. Власть боится, потому что совсем не понимает мотивации протестующих.

С точки зрения президента Путина, губернатора Матвиенко, спикера Тюльпанова и прочих таких же профессионалов, вполне дозревших до уровня завклубом железнодорожников города Шепетовки, “человек разумный” — это разновидность домашнего скота (именуемого также в частных беседах “быдлом”), для которой реальны только кредит на приобретение холодильника и нелиняющий Петросян. И на улицы такой преобычнейший человек выходит за двести-триста рублей, а то и за бутылку нетеплого пива в базарный день. Выходит, чтобы отработать подачку и поглазеть на себе подобных. Но никогда — чтобы защитить какие-то там права, о которых двуногая скотина ни малейшего представления не имеет. Ну а “правда”, “Родина”, “совесть”, “гражданское достоинство” — это все древности почечнокаменного века, ради которых никто потребительную задницу от прокуренного дивана не оторвет.

Не случайно и киевский Майдан-2004, и питерский Марш-2007 шепетовские правители немедленно объявили заказными и коммерческими. Потому что если человек просто так идет биться, рисковать здоровьем и благополучием ради своей свободы — то вся фундаментальная жизненная теория матвиенок сразу никуда не годится. И если бывает народный гражданин главней Петросяна, то какой же Путин тогда президент?»

Стоит отметить, что на марше не было флагов США (лишь один пытались развернуть провокаторы) и почти не было флагов ЕС (единственный принес с собой кто-то из приятелей Коцюбинского), как не было и лозунгов за «евроинтеграцию». То есть разница с майданом все же была, и весьма ощутимая.

Автор до сих пор считает, что тот марш был главной протестной акцией за все путинские времена. И хотя позже на Болотную и Сахарова людей выходило намного больше, по своей яростной энергетике, силе и мощи он превосходил все белоленточные выступления, в том числе и 6 мая 2012 года.

Следующие марши несогласных прошли дублем 14 апреля в Москве и 15-го в Питере. В столице ОМОН довольно жестоко разогнал демонстрантов на Бульварном кольце. Едва не пострадала при этом еще и недавно родившая Катя Волкова, самовольно пришедшая на акцию и заявившая пытавшемуся остановить ее Эдуарду: «Я хочу сама во всем разобраться».

Особенно любопытно выглядела попытка задержания Касьянова, которого от наскоков ОМОНа защищали охранники из ФСО, пожизненно приставленные к бывшему премьер-министру. И они-таки победили в этой схватке, защитив своего шефа!

В Петербурге был разрешен только митинг на Пионерской площади, хотя мы все равно намеревались пройтись по улицам Северной столицы. Из лидеров в Питер добрался один Лимонов. По окончании митинга он отправился на квартиру к нацболу Олегу Юшкову, жившему неподалеку, которую по понятной лишь им одним логике уже после завершения всех событий взяли штурмом сотрудники «Центра Э».

Мы же двинулись по Загородному проспекту, мимо закрытой на вход станции метро «Пушкинская» и уперлись в цепь ОМОНа.

Далее цитирую свой текст «Несогласный Питер. Итоги второго марша»:

«Следующие 15–20 минут по площади между метро “Пушкинская” и Витебским вокзалом хаотично мечутся люди. То ОМОН переходит в наступление, то демонстранты, сбившись в кучу, пытаются продолжить движение. Над площадью зависает вертолет, поднимая клубы пыли. В ряды омоновцев летят пластиковые бутылки с минералкой и чучело драконы ГАЗЗИЛЫ (символ Газоскреба — яблочный креатив). Крики “позор”, мат, команды начальства ОМОНу — все смешалось…

Апогея ситуация достигает у входа в метро “Пушкинская”, куда сдвигаются остатки несогласных. Гуляев в мегафон просит открыть вход. Щас! Следует команда задержать его самого. ОМОН идет на приступ, во все стороны лупя дубинками и ногами. При винтилове Гуляева ему остервенело бьют по руке и ломают ее. Я, после скользящего удара по голове, закрываю ее руками и пытаюсь выбраться куда-нибудь. То, что здесь никто не погиб, было чудом.

Просачиваясь мимо последнего кордона, выхожу в переулок. За мной рысью появляются четыре мужичка в штатском. “Стоять, допрыгался, блядь!” — заламывают руки и сажают в милицейскую машину. Всё. Программа на сегодня окончена.

Омоновцы же, разобравшись с несогласными, стали нападать на простых горожан: разогнали людей, ждавших маршрутку на остановке, избили каких-то подростков у ларьков с пивом, потом переключились на пассажиров пришедшей электрички».

В разгар всех этих событий в Кремле приняли окончательное решение ликвидировать НБП. Прокуратура Москвы совместно с управлением юстиции столичной мэрии обратилась в Московский городской суд с требованием признать партию экстремистской организацией — в первую очередь на основании проводимых ею акций прямого действия.

Рассмотрение дела проходило аккурат после Марша несогласных, 18 апреля. Лимонов появился в суде с супругой и полугодовалым сыном Богданом. Прения сторон затянулись, и судья перенесла их окончание на другой день. Тут и случился эксцесс, наглядно показывающий, как в РФ принимаются подобные решения. На следующий день, 19 апреля, в правительственном органе — «Российской газете» — вышла статья, гласившая «Нет такой партии!», сообщавшая о ликвидации НБП. То есть, не озаботившись даже ожиданием решения суда, тиснули статейку, заранее оповещавшую о запрете партии. Впрочем, в тот же день суд такое решение принял, а в августе оно было подтверждено Верховным судом, и запрет партии вступил в силу.

Эдуарду один из приставов сообщил, что оперативники обсуждают возможность его ареста сразу после окончания процесса. Тревога на этот раз оказалась ложной, однако стало ясно, насколько своевременно была создана коалиция — она служила хоть каким-то «зонтиком», прикрытием для партийной деятельности в таких условиях.

Успешно заявив о себе на улице, «Другая Россия» приняла решение попытаться выдвинуть кандидата на президентских выборах 2008 года. Изначально на эту роль претендовал Касьянов, что казалось совершенно естественным — все-таки бывший премьер-министр. К тому же от Михал Михалыча и после отставки устойчиво веяло властью, что особенно чувствовали милиционеры во время уличных акций и прочие «государевы люди».

Лимонов с самого начала поддерживал его кандидатуру. Хотя нельзя сказать, что нацболы были в восторге от идеи выдвижения человека, обещавшего продавать нефть на Запад по «справедливой цене» в 20 долларов за баррель и произносившего на предвыборном съезде речи о недопустимости «разжигания шовинистических чувств, пропаганды национальной исключительности, антиамериканизма» и о том, что дружить надо с США и ЕС, а не с Ираном, Венесуэлой и КНДР.

Однако президентские амбиции обнаружились и у Каспарова. (По некоторым данным, Касьянов отказал ему в праве возглавить свой избирательный штаб, что вызвало гнев Гарри Кимовича.) Причем реализовывать их он стал весьма хитроумным путем — лоббируя выдвижение других потенциальных кандидатов в президенты и идею проведения «праймериз» в рамках коалиции. Так появились кандидатуры бывшего главы Центробанка Виктора Геращенко, живущего в Великобритании диссидента Владимира Буковского и Сергея Гуляева.

В выдвижении Гуляева от только что созданного при содействии Стаса Белковского надпартийного Национального русского освободительного движения (НАРОД) поучаствовал и автор этих строк. Сергей, однако, надежд не оправдал. Образ офицера, прошедшего Афганистан, ведущего легендарных невзоровских «600 секунд», оппозиционного депутата и главного героя самого массового Марша несогласных казался привлекательным для избирателя. Однако, обозначив свои президентские амбиции, Гуляев немедленно уехал в Геленджик, где и тусовался несколько месяцев, подобно замечательному мужику из песни Сергея Шнурова. Более того, он не смог себя четко позиционировать, запутавшись между либерализмом и национализмом, как 11 лет назад Юрий Власов, а также показал себя абсолютно не способным к системной политической работе. Его лучшим днем и лебединой песней так и остался карниз на углу Невского проспекта и Думской улицы 3 марта 2007 года.

А разрушительная активность Каспарова все возрастала. Апофеозом стало совещание первых лиц коалиции 28 июня, которое продлилось семь (!) часов. Гарри Кимович настаивал на сложной формуле с выдвижением от каждой из основных организаций, входящих в коалицию, по несколько кандидатов на праймериз. Касьянов сопротивлялся. Лимонов пытался примирить их, но безуспешно. «Последний акт, конец седьмого часа совещания. Сцена выглядела как бункер фюрера с картины художников Кукрыниксов “Капут”, — делится он впечатлениями в книге «В Сырах». — Сидел в пол-оборота бледный Михаил Михайлович Касьянов. Его alter ego Константин Мерзликин сидел, обхватив блестящую лысую голову руками, гневно и язвительно бросали свои тирады в противников сам Каспаров и его группа: склонный к язвительному талмудизму Осовцов и старательный толстенький Рыклин. Они расхаживали, садились, опять расхаживали… Случился раскол. Окончательный и бесповоротный».

К слову, бывший депутат Госдумы и вице-президент Российского еврейского конгресса Александр Осовцов был популярным объектом шуток у нацболов в силу наличия частного зоопарка с породистыми собаками и прочими экзотическими животными, где имелся даже карликовый бегемот по кличке Пышка. С кем только не сводит судьба в разных политических коллизиях…

После исторического совещания Касьянов покинул «Другую Россию». А изначально поддерживавший его Лимонов ради сохранения коалиции согласился поддержать на праймериз Каспарова.

«Послушай меня, гагауза, — говорил мне тогда хороший знакомый, мэр города Чадыр-Лунга и будущий «башкан» национальной автономии на юге Молдавии Михаил Формузал. — Вы совершаете ошибку. Не надо было вам выдвигать Каспарова, никто за кавказца не проголосует. Надо было Касьянова вам двигать…»

На финальном сентябрьском голосовании в Москве Каспаров победил. Глядя на то, как абсолютно счастливый лидер ОГФ в белом костюме спускается с трибуны, я размышлял: «В уме ли он? Развалить коалицию. Потратить кучу денег и сил на организацию праймериз. Договориться с Лимоновым, уломать его на поддержку себя. Предсказуемо их выиграть. Чему же тут радоваться и чем он так доволен?»

Я поинтересовался у Гарри Кимовича, как он собирается регистрироваться кандидатом. Надо же собирать миллион подписей, пробивать бюрократические рогатки, это большая работа. На что Каспаров ответил в том духе, что подписи собирать, может, и не нужно, потому что его все равно не зарегистрируют.

Единственным из независимых кандидатов, кто дошел до финиша и сдал в Центризбирком подписи, оказался Касьянов. Однако в регистрации ему все равно отказали. А Каспаров даже не провел собрание инициативной группы по причине якобы отсутствия помещения. И, как теперь кажется автору, он изначально не собирался никуда баллотироваться. Его главным желанием было отодвинуть Касьянова. По сути он соревновался с Михал Михалычем в статусе главного русского оппозиционера для Запада, не более того. Крайне неприятно было осознавать все это, но что поделаешь — вляпался в политику, принимай картину такой, какая она есть.

Той же осенью на очередном Марше несогласных Каспарова задержали и дали ему пять суток ареста. Это был исключительно верный ход властей, который страшно напугал его маму Клару Шагеновну, человека номер один в жизни шахматиста. Тогда в одном из журналов была помещена очень точная карикатура: в камере Каспаров играет в шахматы сам с собой, а на руке у него наколка — восходящее солнце и надпись «Клара».

Как-то раз мы с Гуляевым оказались у Гарри Кимовича в гостях, в просторной арбатской квартире с большими стеклянными шахматными фигурами в гостиной, но без излишней демонстрации богатства хозяина. Клара Шагеновна встретила нас с распростертыми объятиями и усадила за стол. «Сейчас Гарик придет, он только встал. Всю ночью обычно читает новости и пишет, всю ночь, не ест, не спит, переживает о России», — горестно кивала она головой. Появился Каспаров в халате и сел за стол, тут же начав говорить что-то антипутинское. «Гаренька, кушай овсянку», — повязывала ему при этом мама салфетку, как маленькому ребенку. И 13-й чемпион мира по шахматам воспринял это как должное и продолжал поглощать кашу, в то время как мы еле удерживались от смеха.

В общем, Клара Шагеновна категорически запретила сыну ходить на несанкционированные акции.

«Каспаров испугался, когда ему дали пять суток. Сидел он в спецприемнике и испугался, видимо, навеки. Мама его потом мне объясняла: “Эдуард, вы знаете, он же вундеркинд, чемпион мира по шахматам”… Для него это было жутким оскорблением. А когда я как-то сидел в спецприемнике, мне попались те менты. И они мне говорят: “Вот вы такой простой, нормальный, с вами можно разговаривать. А вот Каспаров у нас сидел — он нас чего-то так боялся… А чего нас бояться? Я говорю — посмотрите на себя, ходите тут такие расхристанные (без обид), обладаете всеми правами. Ну да, а мы хотели с ним в шахматы сыграть…” Это абсолютная правда, которую через годы я узнал. И получилось, что он их боялся, а они к нему тянулись, эти грубые ментяры. Он боялся, что его отравят. Мать ему носила еду туда. Вообще-то на 15 суток, когда у нас содержат, ко мне не было таких послаблений, ну, я про них и не спрашивал. Например, Немцову оставили мобильный телефон. К нему приходили туда дочь, жена. На 15 суток это не полагается».

Под занавес 2007 года, накануне парламентских выборов силовое давление на нацболов стало усиливаться. 22 ноября один из молодых активных партийцев — Юрий Червочкин из Серпухова — был избит, предположительно сотрудниками подмосковного УБОПа. О слежке с их стороны он сообщил по телефону за несколько минут до нападения. Получив сотрясение и отек головного мозга, он вскоре скончался. По всей видимости, опера перестарались, избивая его впятером… Так Юра попал в список нацбольской «партии мертвых». На похоронах присутствовали Лимонов, Каспаров и более двухсот человек партийцев. Долго тянувшееся следствие так ни к какому результату и не привело.

Характерна циничная реакция на это убийство одного из сотрудников ФЭПа Павловского Тимофея Шевякова в «Русском журнале»: «Сегодня нацболы рисуют себя жертвами “кровавого режима”. Но бросаясь под трамвай, можно сколько угодно кричать о том, что “кровавый технический прогресс” перерезал ноги… И еще. Это политика, деточки. Здесь могут и убить…»

Автора статьи после поднявшегося скандала Павловский тогда уволил. Но при этом возложил ответственность за убийство на Лимонова, обвинив его в симпатиях к «хаму с битой».

В этот же период у Лимонова происходил разрыв с Катей Волковой. Отношения их осложнились после того, как, оставив Богдана в возрасте трех месяцев бабушке и мужу, она надолго уехала отдыхать на Гоа, где предавалась радостям жизни, характерным для этого старого хиповско-наркоманского «рая», и, по подозрениям Эдуарда, изменяла ему. Хотя Катя и была беременна, сдержать их вместе это уже не могло, и на Рождество они расстались окончательно.

На президентских выборах в марте президентом стал Дмитрий Медведев. «Революция умерла, — да здравствует революция!» — закончил я свою речь на печальном и немноголюдном Марше несогласных на следующий день после выборов.

Каковы же были результаты нашего братания с либералами?

Как уже было отмечено, союз этот был во многом вынужденным. После отказа государства сотрудничать с нами за пределами России и усиления репрессивного давления на партию нам нужны были союзники, нужен был своего рода зонтик для защиты. В роли такого зонтика и выступила коалиция. Благодаря ее существованию партии удалось выжить и после запрета, а также стать фактором большой политики. Контакты с «вилами» либерального движения позволили обеспечить возможность проведения массовых акций с широкой агитацией и симпатии многих СМИ.

Как уже говорилось, в наших планах был сперва условный Февраль, который должен был быть осуществлен в союзе с либералами, затем — условный Октябрь. Иначе говоря, добившись отстранения режима и введения демократических свобод, мы рассчитывали, что либералы власть не удержат и на выборах или иным путем будут вынуждены сдать ее левым и патриотическим силам и нам как их авангарду.

Этого не произошло во многом потому, что либералы показали себя абсолютно неспособными сделать даже Февраль. Коалиция была подорвана склоками, а также банальной трусостью лидеров (надо признать безусловно ведущую роль за Каспаровым). Насколько видится из сегодняшнего дня, главным для них было обеспечение статуса оппозиционера № 1 не столько в России, сколько на Западе. Поэтому вылились в откровенный фарс и президентская кампания, и затея с праймериз. Вместе с тем коалиция дала такие впечатляющие уроки гражданского сопротивления, как марши несогласных, которые по энергетике и протестному драйву превосходили все последующие акции «за честные выборы», хотя и уступали им по численности.

Вопрос о возможности сотрудничества и создании широкой коалиции годами дискутировался как среди либералов, так и среди левых и националистов. Были и люди, разочаровавшиеся в партии после ее союза с либералами. В либеральном лагере самыми непримиримыми противниками выступали, с одной стороны, «демшиза», вроде Валерии Новодворской с Константином Боровым, с другой — люди, приближенные к власти, вроде соратника Анатолия Чубайса Леонида Гозмана (который, явившись на питерский Марш несогласных в конце 2007 года, долго говорил о своем презрении к нацболам, а в итоге ОМОН, не особенно разбиравшийся, кого бить, благополучно сломал ему руку).

А вот как самому Лимонову видится тот союз из сегодняшнего дня:

«Во-первых, эти люди в те годы не были такими. Люди либо развиваются, либо деградируют. Не было такого оголтелого даже Каспарова, не говоря уже о Касьянове, который был вполне респектабельным и разумным человеком. Это не сегодняшний Касьянов, который призывает дать Украине летальное вооружение. Это другие люди. Надо принимать во внимание время, это был 2006 год. И нужно вспомнить, что такой чуткий демшизовый человек, как Новодворская, стояла возле места проведения первой конференции коалиции “Другая Россия” с плакатом против нее. И “нашисты” тогда выступали против. Это сейчас Каспаров и Касьянов приобрели другую позицию. В конце концов они впали в такую истерику и сейчас сами больше демшиза и радикалы, чем покойная Новодворская. Тогда ничего особенно прозападного в них не было. Июль 2006 года воодушевил всех — и журналистов, и посольства разные, потому что в том глухом мраке, который тогда был, это был очень перспективный союз. Я до сих пор считаю, что это была прямая дорога к власти. Если бы тот же Касьянов пришел к ней, не факт, что не стал бы брать Крым в 2014-м. Тот, кто получает власть, ведет себя совершенно иначе. Совершенно точно, что на то время это было самое многообещающее, сильное и перспективное движение».