Ее второй муж

Глава 7

В пабе воняет маринованными яйцами, пивом и потом. Именно в такой последовательности. Хотя запах не такой отвратительный, как я ожидала. По какой-то причине он напоминает мне об отце. За бильярдным столом двое молчаливых мужчин в потрепанных джинсах, комично свисающих на заду и оголяющих цветные резинки дизайнерских трусов, лениво перекидывают друг другу шар.

Клиенты постарше, поставив локти на барную стойку, обращаются к бармену по имени, хотя тот не кажется мне таким уж дружелюбным. Они то и дело поворачиваются ко мне, словно пытаются понять, что я здесь делаю. Женщина, одна. К тому же среднего возраста. Я спрашиваю себя о том же. Но выдерживаю их взгляд не моргая, пока они не отводят глаза. Один из них, в полинялой майке с символикой чемпионата по регби, настолько севшей в стиральной машине, что теперь она оголяет ложбинку между ягодиц, мне подмигивает. Мне кажется, он скорее старается проявить дружелюбие, чем флиртует, и я отвечаю ему слабой улыбкой, а затем перевожу взгляд на свой стакан.

Мне ненавистна мысль о том, что, скорее всего, они думают, будто я пришла на свидание вслепую. В моем-то возрасте. «Просто смешно», – считают они. Интересно, почему Маркус выбрал именно этот полный старых завсегдатаев паб для нашей встречи? Маркус, которого я знала, скорее умер бы, чем зашел в подобное заведение. От этой мысли я начинаю тревожиться и волноваться в сотый раз за день, решаю, что я ошиблась, Маркус мертв, а этот человек самозванец или просто очень похож на моего мужа. Не слишком ли много совпадений? Я смотрю на часы – он опаздывает. На одиннадцать минут. Мышцы напрягаются, и, кажется, меня вот-вот затошнит.

Потягивая тоник, я обвожу спокойным взглядом паб, словно не замечаю, как бармен сверлит меня глазами, поняв, что я заняла самый популярный столик в углу, не прошу у него повторить напиток и едва ли оставлю здесь много денег. Мой взгляд падает на плакаты с анонсами квизов по четвергам и домино по пятницам. Такое место понравилось бы моему отцу, будь он еще жив, но он ни за что не привел бы сюда мою маму. Это место для честных работяг, с трансляцией спортивных матчей на больших телевизорах и с длинной барной стойкой, где подают отменное пиво.

Мне все больше кажется, что что-то не так. Почему Маркус пригласил меня сюда? Как заметила Гейл, он бы мог просто появиться у меня на пороге. Вряд ли меня так уж сложно найти. Только если он хочет оставаться незамеченным. Может, он задолжал кому-то денег. Маркус любил играть в карты и любил выигрывать. Он не мог скрыть свой восторг, когда выигрывал сотни фунтов у тех, кто мог позволить себе просадить большую сумму.

Телефон лежит на липком столе и помалкивает, так что я не теряю надежду. Я раскромсала одну намокшую картонную подставку под стаканы с напитками и уже собираюсь напасть на вторую, но тут телефон тренькает, и я, вздрогнув, проливаю тоник на себя. Хорошо, что это не красное вино, но я все равно раздражаюсь. Конечно, это всего лишь платье из благотворительного магазина, местами потертое, оставшееся без пояса, но оно мне идет. Мне пришлось импровизировать с поясом, иначе оно повисло бы на мне, как мешок, поскольку за последние месяцы я потеряла слишком много килограммов. Маркус едва ли меня узнал бы.

«Прости, сегодня не получится. Кое-что случилось. Напишу позже». Сообщение сопровождает поцелуй и подпись «Тони», и я фыркаю. Тони, твою мать.

Я в таком бешенстве, что готова плюнуть в лицо бармену. Какое право имеет этот незнакомец (если он вообще незнакомец) меня кидать? Я даже не понимаю, хочу я, чтобы это был Маркус, или лучше пусть это будет похожий на него парень. В любом случае мне неприятно. Все это сильно меня тревожит. Выпрямившись на своем стуле, я чувствую, как тело каменеет от гнева. Допив залпом остатки тоника так, будто это виски, я поднимаюсь и смотрю в сторону барной стойки. Я не была так зла с той ночи на пляже, когда застукала Маркуса, флиртующим с расфуфыренной шалавой из отеля.

– Она вполне может сама прикурить сигарету, она же не беспомощная. – Я незаметно подкралась к ним, сидящим в баре на пляже, и удивила их своей резкой фразой. Маркус недоуменно уставился на меня – перед ним была не его дорогая Линди, а ревнивая каракатица. Женщина все-таки покраснела, а Маркус нет, он просто придвинул стул и, поприветствовав меня мокрым поцелуем в губы и в щеку одновременно, заказал мне выпить. Когда он произнес «Тоник, пожалуйста», я наотрез отказалась и заказала себе двойной джин с тоником. Не первый за вечер. Маркус удивился, ведь я редко пила много и вообще редко выпивала, но он никак не отреагировал.

На шлюхе были длинные золотые серьги, свисающие до самых обнаженных плеч, открытых одним из тех топов, которые я люто презирала и которые ненавидел Маркус, так что мне стало обидно вдвойне. У нее была большая грудь, в противовес моей маленькой, и ей даже не нужен был лифчик, отчего я почувствовала себя просто жалкой. На тронутой солнцем коже были заметны несколько морщин. Еще одна причина, по которой эта женщина мне не нравилась.

Не обращая на меня внимания, она смеялась над всем, что говорил мой муж, вплоть до его фразы о том, что он любит любую часть крабового мяса, даже коричневую. Я не нашла в этом ничего смешного, о чем сказала ей. Маркус, до которого наконец дошло, что происходит, допил стакан до конца. Затем, положив руку мне на плечо, он попытался отвести меня в наш номер, решив, что с меня на сегодня достаточно выпивки. Но я так не считала. Я не хотела, чтобы меня уводили от неловкой сцены так, словно я ребенок, который не может контролировать эмоции. Я ринулась на пляж, который до того дня считала нашим, в надежде, что он последует за мной и уже не вернется к Лило Лил, как я ее окрестила. К счастью или к несчастью, он последовал за мной.

Он пытался оправдаться, но я не поддавалась, ведь была задета моя гордость. К тому же я сама себе не нравилась. Мне не хотелось быть ревнивой женой, что контролирует собственного мужа, но именно такой я и была. С Джимом я никогда так себя не вела, и меня пугала перспектива превратиться в такую женщину, но ведь Джим никогда не давал мне поводов. Именно об этом я и сказала Маркусу. Вскоре он тоже взбесился, вопрошая, почему мы снова говорим о Джиме.

– Но о чем это я? Мы же вообще всегда о нем говорим! – саркастично заметил он.

Я помню все так, словно это было вчера. Потому что я дала ему пощечину. Сильную. И до сих пор об этом жалею. И о своих словах. Последних словах, которые я сказала своему мужу.

– Потому что Джим – джентльмен. В отличие от тебя. И он ни за что бы так меня не унизил. Мне неприятно это говорить, Маркус, но он намного лучше тебя.

Как я могла? Я так не думала. Четно, не думала, но я не могла забрать свои слова обратно. Маркус пытался уйти. Бубня что-то про «чертовы бабские истерики», отчего я окончательно вышла из себя, схватила его за пуговицу на рубашке, и та оторвалась и упала в песок. Она до сих пор где-то на пляже, как я ее ни искала; лежит там, как висящее на стене ружье, которое когда-нибудь обязательно выстрелит: пуговица вынырнет и направит на меня указующий обвинительный перст.

Я помню, как отказывалась его отпускать, как толкнула его сильнее, чем он рассчитывал, ведь я с ним еще не закончила. Через несколько часов я проснулась на пляже с похмельем. Маркуса нигде не было. Я вернулась в номер, но постель была пуста. Сев на ночной столик, глядя на свое опухшее, уродливое, заплаканное лицо, я стала ждать, когда он вернется. Поначалу я не волновалась, только боялась, как бы он не провел ночь в постели Лило Лил, но я была уверена, что в итоге он приползет ко мне, поджав хвост, моля о примирении. Но я его больше никогда не видела.

Выйдя на улицу, подальше от любопытных взглядов, я достаю телефон и нетерпеливо печатаю:

«Что случилось?»

К счастью, функция автоматической правки включена, и, несмотря на трясущиеся руки, я не делаю в тексте ошибок.

«Мне надо тебя увидеть. Где ты? Я приеду».

Настойчивостью и прилипчивостью я нарушаю все правила свиданий, слишком рано выкладывая карты на стол, но ведь он не просто мужчина, с которым я хочу встретиться. Это мой покойный муж, с которым у меня свидание. Черт возьми, Линда, что ты творишь?