Эффект разорвавшейся бомбы

24

Элли

Я хотела разозлиться на него.

Хотела смотреть на него через весь этот пустой конференц-зал и чувствовать гнев, огонь самодовольства в своих венах просто от одного его вида. Но этого не было.

То, что я чувствовала, было душераздирающим смущением, потому что теперь меня препарировали, мои старые фотографии появлялись в новых историях как своего рода доказательство того, что то, как я жила раньше, должно было намекать на то, что это произойдет.

Мой снимок на скалах на Арубе этим утром был особенно популярен на развлекательных сайтах, возможно, потому что моя выгнутая спина и откровенное красное бикини делали меня больше похожей на человека, который переспал с кем-то, кто на нее работал. Как будто это подкрепляло ту версию событий, которую они выбрали для сочного лакомого кусочка, который мы с Люком только что вручили.

Не было никакого сожаления о том, что я сделала месяцы или годы назад, потому что я чертовски хорошо выглядела в этом купальнике, но дело было в том, что за считанные недели я превратилась в самую востребованную новость. Материал для какого-нибудь ночного телеведущего, которому нужен был остроумный список из десяти лучших тем.

Но не Люк. Кто мог бы его винить? Это то, что я прочитала в Твиттере перед тем, как Пейдж вырвала телефон у меня из рук.

И в его глазах я увидела опустошение. Он бы уничтожил каждое слово, каждую картинку, каждый комментарий голыми руками, если бы мог.

Но это было невозможно. Это было то, что он не мог контролировать.

Что говорили люди. О нем, или обо мне, или о нас вместе. То, как это выглядело для внешнего мира, не имело абсолютно никакого отношения к тому, как это выглядело между нами.

И даже это было субъективно, потому что Люк ни разу не дал мне словесных подсказок о том, что происходит у него в голове. Теперь все, что я знала, это то, что он сожалел. Что он хотел, чтобы все прекратилось, но у него не было возможности этого добиться.

Я знала это, потому что именно это увидела на его лице, когда он посмотрел на меня с извинением, мерцающем в глубинах его темных глаз. Мне пришлось закрыть на это глаза, потому что, как бы сильно я ни хотела разозлиться на него, мое сердце разрывалось на части из-за того, что я чувствовала тем самым утром в его постели.

Ава сочувственно посмотрела на меня, но ее тон был исключительно деловым.

— Ты согласна, Элли?

Все еще прислонившись спиной к двери, я кивнула. Мои пальцы крепко сжались в такт тишине, наступившей после моего решения. Даже если мне было больно слышать, как Люк сказал, что я не его девушка, это была правда. То, с чем я не могла поспорить. Стоять перед журналистами и пытаться раскрутить что-то милое и невинное было бы все равно что выдергивать осколки стекла из своей кожи.

В тот момент я была на это не способна. Даже то, что я убедила Пейдж провести меня тайком в учреждение мимо толпы ожидающих фургонов новостных агентств, отняло у меня достаточно сил. Но сидение дома не помогло. Удивительно, что, прячась под одеялом и плача, ты на самом деле не избавишься от своих проблем.

— Хорошо, — сказала Ава твердым голосом. — Мы выпустим пресс-релиз из главного офиса, в котором будет сказано, что у вас с Люком есть личная жизнь за пределами «Вашингтонских волков», и она останется частной, учитывая, что вы оба взрослые люди, и в контракте Люка нет ничего, что запрещало бы отношения между вами двумя.

Это была вычищенная версия правды.

Голые факты сводились к обеззараженной версии, которая мало что дала бы средствам массовой информации для работы.

Я ненавидела это.

Ни Люк, ни я не произнесли ни слова, и Ава мельком взглянула на нас, прежде чем снова переключить свое внимание на телефон.

— Мы поговорим с командой на собрании, которое начнется через, — она посмотрела на настенные часы, — двадцать минут. Дайте им знать, что за пределами этих стен у них режим строго «без комментариев», и если кто-нибудь скажет СМИ хоть слово, отличное от этого, они получат пинок под задницу.

Ее попытка пошутить заставила меня слегка улыбнуться, но Люк только опустил голову, так что я вообще не могла видеть его лица.

Улыбка исчезла, когда я представила, как снова встречаюсь с командой. Именно так, словно кто-то зажег спичку у меня перед глазами, поджигая короткий тонкий фитиль на моем эмоциональном поводке. Что они подумают обо мне?

Я прочистила горло, просто чтобы убедиться, что не расплачусь, если заговорю.

— Да… я нужна вам на этой встрече?

Хотя рвота казалась подходящей реакцией на мысль о посещении, я бы это сделала. Встретилась бы с ними лицом к лицу и посмотрела им в глаза, приняла бы любое осуждение.

Рискуя тем, что смогу повлиять на потерю уважения, которое будет направленно на меня в ответ.

Но Ава покачала головой.

— Нет, если только это не было чем-то, что ты обычно посещаешь, я думаю, будет лучше, если ты этого не сделаешь. А вот после того, как мы опубликуем этот пресс-релиз, думаю, будет лучше, если мы вернемся к обычным делам. В день игры ты делаешь все, как обычно. — Она сделала паузу и задержала на мне взгляд, когда мое дыхание участилось. — Если тебя это устраивает.

Я прикусила нижнюю губу и рискнула взглянуть на Люка. Он поднял голову и внимательно наблюдал за мной. Мускул на его челюсти дернулся, когда он сжал челюсти.

«Жаль, что ты не могла поцеловать меня на при солнечном свете».

Мысль пришла из ниоткуда, и затем настала моя очередь опустить голову, чтобы я могла сковать свои эмоции железными цепями. Когда сдержала слезы, я снова подняла глаза.

— Посмотрим, как я буду себя чувствовать в воскресенье. — Это было все, что я была готова пообещать на тот момент.

Она кивнула.

— Достаточно справедливо. Кто знает, может быть, к тому времени все это утихнет. На свет может появиться еще один ребенок Кардашьян, и, поверьте мне, это отвлечет их практически от всего.

— Ава, — сказал Люк, все еще глядя прямо на меня, — можно мне поговорить с Элли? Я приду на встречу до ее начала.

Если она и была удивлена, то отлично это скрыла.

— Конечно. — Она коснулась моей руки, когда прошла мимо. — Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, хорошо? Я отличный собутыльник.

Я слабо улыбнулся ей.

— Спасибо, так и сделаю.

Со щелчком закрывшейся двери мы остались одни.

Люк выпрямился, вытирая рот рукой.

— Элли, я так сожалею обо всем этом.

— Это не твоя вина, — ответила я.

Он издал сухой смешок.

— Разве?

Наши взгляды встретились, пока у меня перед глазами все не затуманилось.

— Элли, пожалуйста, не плачь, — тихо умолял он.

Одинокая слезинка скатилась по щеке, и я смахнула ее, но по тому, как его руки дернулись, когда он сжал их вместе, я поняла, что он это увидел. Его брови нахмурились над измученными глазами, но он не отвел взгляда. Как будто это было его наказанием. Я знала, что он вспоминает. Я попросила его зайти внутрь. Но он прикоснулся ко мне первым, как будто не мог не сделать этого.

Но это не имело значения. Даже если единственное, что они видели, это то, как мы входили в его дом, этого было достаточно, чтобы попасть в заголовки газет. Сказать это Люку, впрочем, мало что изменило бы.

— У меня были планы, — услышала я свой голос.

Он глубоко вздохнул и выдохнул сквозь сжатые губы.

— Что ты имеешь в виду?

— Я-я хотела основать фонд. — Я не вытирала слезы, которые сейчас текли. Это было бессмысленно. Мое сердце так сильно болело, когда я стояла всего в пяти или шести футах от него, рассказывая ему самое личное, сокровенное со дня нашей встречи. Теперь, когда это не имело значения и не могло улучшить ситуацию, я показывала ему свою самую уязвимую сторону. То, что могло ранить меня больше всего. — Помогать молодым девушкам научиться быть лидерами, как оказывать влияние на жизнь окружающих их людей, когда им не дают таких же возможностей, как другим. Насколько не бесполезны то, кем они являются. — У меня перехватило горло, и мне пришлось остановиться, просто чтобы не разразиться каким-нибудь уродливым, наполненным соплями рыданием. — Вообще-то, Фейт подала мне идею.

— Боже, Элли, — сказал он, наклоняясь вперед, как будто собирался встать.

— Я и не подозревала, что хочу этого, — сказала ему, внезапно засомневавшись, говорю ли я о фонде, о нем или о нас. — Но это не имеет значения, понимаешь? Все дело в том, что однажды ты просыпаешься и действительно что-то хочешь. И теперь я чувствую, что у меня это отняли, — сердито сказала я. — Какой-то мудак с зум-объективом. У меня даже не было шанса превратить это во что-то потрясающее. Что-то особенное.

— Ты все еще можешь, — яростно ответил он.

Я издаю слабый смешок, мои щеки мокры от слез.

— Ты бы отправил свою дочь ко мне сейчас? Если бы не был знаком со мной, но знал, что произошло, ты бы доверил мне быть ее наставником?

Дыхание Люка участилось. Он встал и принялся расхаживать перед столом, сжав руки в кулаки.

— Черт, — заорал он, затем пнул стул. Тот с грохотом отлетел в сторону. Он взглянул на меня. — Прости. Я очень хочу ударить кулаком по стене или что-то в этом роде, но… — Он поднял свои руки, стоящие миллионы, и беспомощно пожал плечами.

— Все в порядке, — ответила я, потому что, хотя это и было ложью, я действительно не хотела, чтобы он сломал какие-нибудь кости.

— В тот вечер я понял, что мы не можем продолжать это делать, — пробормотал он, снова расхаживая по комнате.

Я замерла.

— Ты что?

Его ноздри раздулись, когда он остановился и уставился на меня невидящим взглядом.

— Я ушел с пресс-конференции и знал, что мы должны остановиться. Я сказал слишком много, этот мудак слишком легко заманил меня в ловушку, и если кто-нибудь узнает, черт возьми, то именно это и произойдет.

Это.

Это было то, чего мне не хватало во всем этом. Выражение его глаз, когда он повернулся и увидел меня, сидящую у его бассейна. Он готовился покончить с нами.

Я отвела взгляд и уставилась на белую стену, пока мои глаза не начали гореть от необходимости моргать, но я не позволю пролиться еще одной слезинке, пока не останусь одна. Вот почему Люк затащил меня в свою постель. Почему так прикасался ко мне, почему говорил то, что говорил, потому что знал, что это в последний раз.

И я проснулась, нюхая его подушки, как глупая маленькая девочка.

Словно раскрывающиеся доспехи, я укрепила каждую грань своего ноющего нежного истерзанного сердца. Медленно кивнула. Трясущимися пальцами потянулась и снова опустила солнцезащитные очки, чтобы прикрыть глаза, будто покрытые песком.

Это никогда бы не сработало. Какие бы видения ни промелькнули в моей голове в то самое утро, они бы никогда не сработали, потому что Люк слишком боялся, что что-то пойдет не так. Мысль о том, что незнакомые люди могут легко заглядывать в его личную жизнь, была худшим, что Люк мог себе представить, особенно когда он не мог контролировать исход для окружающих его людей.

И на короткое время я стала одной из таких людей. На секунду мне показалось, что кто-то запустил руку в мою грудь и сжал, выжимая каждую унцию боли от осознания того, что он все еще был там ради меня. Но ему не нужно было этого знать. Не сейчас.

Я справлюсь с этим.

Заставлю себя справиться с этим.

— Ты прав, — сказала я ему.

Люк моргнул от моего безразличного тона.

— Что?

Я провела пальцами под глазами и ущипнула себя за щеки.

— Ну, не в том, что это твоя вина. — Я посмотрела на часы на своем запястье. — Я тоже была частью этого, и знала последствия так же хорошо, как и ты. Но все равно предпочла проигнорировать их.

— Элли, — медленно произнес он, явно смущенный внезапной сменой моего настроения.

Я подняла руку.

— Нет, я не сержусь на тебя, Люк. Что есть, то есть.

Его глаза сузились.

— Это прекрасно, но…

— На самом деле, нет никакой необходимости в самобичевании. Это был мой выбор — ждать тебя снаружи полуголой. — Я заставила себя улыбнуться, но, должно быть, это выглядело как гримаса, потому что у него было соответствующее выражение лица. — Новости продолжатся. В конце концов, они всегда это делают. — Люк открыл рот, но я отмахнулась от него. — Разве тебе не нужно идти на встречу?

Вместо того, чтобы уйти, согласиться или хотя бы изобразить облегчение, Люк уставился на меня, как будто я была головоломкой, которую он не мог разгадать.

В груди бешено колотилось сердце, потому что я держалась за самую хрупкую из нитей. Глядя ему прямо в лицо, хотя он и не мог видеть моих глаз, я знала, что он, вероятно, обнял бы меня, если я бы подошла ближе, лишь продлевая этот момент.

В конце концов, он кивнул.

— Да.

— Удачи. Не позволяй им слишком много говорить тебе об этом.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — спросил он, явно не купившись на мой маленький номер, что было прискорбно, потому что я была почти уверена, что только что выступила так, что Академия должна была обратить на это внимание.

— Я в порядке, — заверила его.

Бросив последний испытующий взгляд на зеркальные линзы, он ушел, а я судорожно выдохнула. Затем опустилась на пол, бросила очки и обхватила колени руками, давая волю слезам.

Потому что мне казалось, что с каждым шагом он тянет мое сердце за собой, и я никогда не верну его обратно.

Пятнадцать минут спустя меня на полу нашла Джой, она помогла мне встать, вытерла лицо белым носовым платком и отвела обратно туда, где с тревогой ждала Пейдж.

Напоследок, она взяла мое лицо в ладони.

— Милая, ты Саттон. И это не слабая порода. Сегодня ты плачешь, но завтра, завтра выпрямишь спину и продолжишь делать свою работу.

— Хорошо, — пообещала я.

Джой крепко обняла меня, прежде чем Пейдж усадила в машину.

Завтра.

Завтра я выпрямлю спину и продолжу делать свою работу.