Люк
С того момента, как проснулся, я знал, что это будет дерьмовый день. Я забыл задернуть шторы в своей спальне, и поскольку моя комната выходила окнами на восток, я открыл глаза от болезненно яркого солнца, светившего прямо мне в глаза. Как будто день начался с намерением сделать мое путешествие в бодрствование как можно более резким и раздражающим.
Я приготовил свой смузи, ни разу не взглянув в сторону соседнего дома. Пока я активно не смотрел в ту сторону, мой блендер сломался. Четыре доллара попали в банку «Ругань Фейт». Яичница Фейт оказалась на кухонном полу, когда она случайно опрокинула тарелку, и следом положила в банку свой доллар.
К тому моменту мое настроение в ожидании встречи команды уже было настолько отвратительным, что я даже не мог заставить себя наказать ее за творческое использование бранных слов.
У меня почти закончился бензин, когда я отвозил Фейт домой к Моник и Дейвону.
Во время тренировки у меня болел локоть.
А во время принятия душ, оказалось, что мой флакон с шампунем пуст.
Каждое последующее событие превращало остатки моего хорошего настроения в рычащий клубок энергии.
До начала командного собрания оставалось около десяти минут, и к тому времени, когда я сел в мягкое кресло в главном зале, я чувствовал себя львом на привязи. Если кто-нибудь осмеливался подойти слишком близко, я ударю тяжелой лапой и буду молиться, что нанес урон.
Что сказал главный тренер Кляйн накануне? Я не всегда хорошо реагировал, когда меня искренне удивляли.
Хотя это было правдой, здесь было что-то другое. Это был не я. Я не был тем парнем, который намеренно молчал в окружении своих смеющихся болтающих товарищей по команде. Чего бы они ни увидели в выражении моего рта, глаз и языка моего тела, им было достаточно, чтобы держаться от меня подальше. Передо мной на столе лежала моя папка для командных совещаний.
Нацарапанные заметки на полях, понятные только мне. Диаграммы с крестиками и запятыми, линиями и стрелками, сценарии, которые разворачивались у меня в голове, когда я сидел и слушал, как тренер или наш координатор обсуждают защиту, с которой мы столкнемся в следующий раз. Все те мелочи, которые я делал ежедневно, привели к победам в регулярном чемпионате.
Это была дисциплина — на каждой встрече, на каждой тренировке и каждое утро, когда я готовил свой смузи и выпивал его залпом.
Сидя в этом кресле с закрытыми глазами и плотно сжатой челюстью, я не чувствовал себя очень дисциплинированным. Мне хотелось кричать. В голове царил беспорядок, путаница прошлого и настоящего. Мой разговор с Робертом о неудачах его дочери в бизнесе, ее отсутствии в его жизни и о том, как она публиковала фотографии, путешествуя по Европе, пока ее отец каждый праздник сидел дома один. Ее лицо у моей двери с кексами в руке. Ее улыбка на вчерашней встрече.
Это был какофонический диссонирующий беспорядок в моем мозгу; я не смог бы разобраться ни в чем, даже если бы захотел.
Конечно, я хотел этого. Это было то, что я делал каждый день на поле. Для любого другого череда игроков, перемещающихся в движении, выглядела как хаос. Но я знал, что это значит, когда кто-то идет налево, а другой направо. Когда взгляды метались обратно к краю поля.
Мои пальцы покалывало от необходимости покопаться в своих мыслях и найти ту единственную ниточку, за которую я мог бы потянуть, чтобы все это обрело смысл. Любой смысл. Но у меня было ощущение, что если я потяну не за ту нить, это только еще больше запутает узлы.
Так что я сидел. И ждал. И держал рот на замке. Помолился футбольным богам, чтобы Александра не пришла и не уволила всех в главном офисе и не заменила их моделями Victoria's Secret, даже если это сделало бы Джека невероятно счастливым.
Я медленно выдохнул, поскольку шум в комнате увеличивался с каждым новым товарищем по команде, появляющимся в дверях. Александры пока нет.
Одна только мысль о том, как они отреагируют, когда увидят ее, заставила меня наклониться вперед и ущипнуть себя за переносицу. Это была катастрофа. Это было все, чего я не хотел для нас. Кто-то тяжело опустился на свободное место справа от меня и толкнул меня локтем.
Гомес, мой центровой, рассмеялся над мрачным выражением моего лица.
— Кто нассал в твои овсяные хлопья, Пирс?
Все, что я сделал, это вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Я просто хочу покончить с этим.
Мы играли вместе шесть лет с тех пор, как «Нью Ингленд» обменяла его на двух наших игроков. Он хорошо уравновешивал меня, постоянно улыбался и шутил, заряжая своей позитивной энергией. Он нахмурил лоб от моего тона, но знал меня достаточно хорошо, чтобы не давить.
Затем он наклонился ко мне.
— Я слышал о ней.
Конечно, он слышал. Я зажмурил глаза и вздернул подбородок.
— Слышал, она горячая штучка. По-настоящему горячая.
Кто-то сел слева от меня.
— Чувак, ты никогда ее раньше не видел? — Это был Джек. Как будто меня не было между ними, он наклонился ближе, чтобы Гомес мог слышать его сквозь нарастающий шум в комнате.
— Нет. Имею в виду, я знаю, что она, должна была на похоронах, но я точно не смотрел, понимаешь, о чем я?
Джек кивнул.
— То же самое. Я вчера вечером просмотрел ее сецсеть.
— Ну нахрен? — спросил Гомес.
Я провел языком по внутренней стороне щеки и уставилась на Джека, который ничего не замечал.
— У нее есть снимок на пляже или что-то в этом роде. Дай-ка я его покажу. — Он присвистнул себе под нос. — Без верха. Говорю тебе, чувак.
Я издал странный звук, похожий на рычание.
Он проигнорировал меня, а Гомес засмеялся. Его большие пальцы пробежались по экрану телефона, и я сжал руки в кулаки, чтобы не придушить его. Как раз в тот момент, когда он тихо присвистнул и повернулся, чтобы передать свой телефон Гомесу, кто-то оказался перед нами и заслонил свет.
Логан. Он выхватил телефон у Джека из рук и швырнул его обратно ему в грудь. Не нежно.
— Прекрати, Коулман.
Мои брови слегка приподнялись, когда Гомес откинулся на спинку стула. Джек пробормотал что-то, что прозвучало не очень любезно, и убрал телефон обратно в карман.
— В чем твоя проблема? — пробормотал Джек.
— У тебя есть сестра? — спросил Логан.
Джек отвел взгляд. Это было «нет».
— У меня четверо. Все младшие.
Мои брови поднялись еще выше.
Логан посмотрел на меня долгим взглядом.
— Ты был вчера на собрании или нет? — спросил он.
В его тихом голосе звучала чистая сталь, и от осознания того факта, что другой капитан отчитывал меня в окружении двух участников преступления, у меня запылало лицо.
— Ты знаешь, что был, — спокойно ответил я.
Логан наклонился достаточно близко, чтобы никто, кроме нас двоих, не смог его услышать.
— Тогда веди себя соответственно, — отрезал капитан.
Он уселся в ряду перед нами, не обращая внимания на тот факт, что я метал взглядом кинжалы, ножи, мечи и все виды оружия ему в затылок. Позже, когда я не буду чувствовать, что нахожусь на волосок от того, чтобы ударить кого-нибудь, я поговорю с ним об этом выговоре.
Конечно, когда ты продираешься сквозь густую грязь плохого настроения, ты не можешь допустить мысли о том, что другие правы в своем поступке. Я пришел к этому выводу, когда тренер Кляйн и Уильям вошли в комнату. Гул нарастал, пока не вошла она.
И тут наступила тишина, вакуум звука, настолько интенсивный, что казалось, будто все одновременно затаили дыхание. Необъяснимо, но мне захотелось разбить что-нибудь.
На этот раз ее волосы были зачесаны назад, никаких волн или локонов в солнечных ярких волосах. Никаких красных губ. Узкие черные брюки, свободный белый топ и красный жакет на заказ прикрывали ее тело. Она выглядела холеной, яркой и безупречной.
Богатой. Мощной. Уверенной.
И я возненавидел ее в тот момент, потому что Александра была так прекрасна, что на нее было больно смотреть. Как проснуться утром и обнаружить, что солнце светит прямо в меня.
Все ребята ерзали на своих местах, пока Уильям представлял ее и давал им краткий обзор, где в настоящее время находится наша команда. Напряжение разлилось по залу в движениях плеч, обращенных в ее сторону, и в глазах, прикованных к ней, неспособных поверить в то, что они видят.
Уильям указал на Александру, и она благодарно улыбнулась ему. Джек реально прикрывал рот рукой, и я толкнул его локтем, пока он не уронил ее. Его глаза были широко раскрыты и полны недоверия, но он улыбался так, словно только что выиграл в лотерею.
Александра прочистила горло и крепко сложила руки перед собой, крошечное проявление нервозности, которое заставило меня на мгновение отвести от нее взгляд. Я не хотел видеть ее нервозность. Я вообще не хотел ее видеть.
Мои глаза крепко зажмурились, и я вспомнил легкую смущенную улыбку Роберта, когда он сказал мне, что будет обедать в день благодарения в доме Джой. Снова.
Ее голос прорезал мои мысли, и я с трудом открыл глаза.
— Спасибо вам всем за то, что вы здесь собрались. Как сказал Уильям, я Александра Саттон. В течение следующих нескольких дней я хочу познакомиться с каждым из вас, я хотела бы, чтобы вы называли меня Элли. Знаю, что предсезонка начинается через пару недель, поэтому, хотя не могу обещать, что запомню всю игровую карту, я знаю, что означают первая и десятая, поэтому мне хотелось бы думать, что я не совсем безнадежна. — По комнате прокатился легкий гул смеха, и я смутно услышал, как один из моих коренных зубов треснул посередине под давлением челюсти.
Тело Александры слегка расслабилось, и я обнаружил, что сжимаюсь еще крепче.
Ее улыбка стала шире, и в комнате снова воцарилась тишина.
— Я провела последние несколько дней, погруженная в факты, цифры, диаграммы и бюджеты. Но эти документы не в полной мере передают ту любовь и уважение, которые мой отец испытывал к организации «Волки». Приятно осознавать, что он доверил мне свое место. — Она взглянула на свои черные каблуки с шипами и рассмеялась. — Метафорически говоря, конечно.
Это был мой ночной кошмар. Глядя на нее, я мог видеть только ее на крыльце с тарелкой розовых кексов. Как она сидит за столиком во внутреннем дворике и направляет динамик в мою сторону. Как бесстрашно смотрит мне в глаза накануне и излагает свои условия. И теперь мы шутили о ее обуви на собрании команды.
Я бы выполнил свою часть сделки. Когда я пожимал ей руку, тонкую и прохладную в моей руке, я не шутил. Я бы не сделал и не сказал ничего, что могло бы вызвать неуважение к ней в присутствии кого бы то ни было. Но я также не мог заставить себя сидеть, смеяться, шутить и думать, что это забавно, что человек, которому принадлежала наша команда, говорит, что знает, что означают первый и десятый.
Мне это не показалось смешным. Она опубликовала фотографии топлесс, от которых мой напарник уже пускал слюни, и бог знает, что еще там было. Я хотел выиграть еще один трофей Ломбарди, прежде чем уйду на пенсию, пока она моталась по Европе на деньги своего папочки. Хотел доказать, что я мог бы подняться на вершину не один раз за свою карьеру, что это не было случайностью.
Она жила своей жизнью, создавая идеальные социальные сети, а я был готов на все, чтобы избежать подобной показухи.
Я хотел играть в футбол. Хотел побеждать. И я хотел делать это без отвлекающих факторов, игр и зрелищ, окружающих команду. Пусть наше выступление скажет само за себя.
Ясный взгляд Элли на мгновение встретился с моим, и я отказался моргать или отводить взгляд. Ее улыбка на мгновение стала натянутой, но затем она заметно просветлела. Как будто она не хотела, чтобы я испортил ей все.
— Когда я просматривала некоторые файлы моего отца, я нашла клочок бумаги с его почерком. — Она подняла руку, и даже со своего места на несколько рядов позади я прекрасно разглядел обтрепанные порванные края. Элли секунду смотрела на него, и в комнате не раздавалось ни единого звука, пока мы ждали узнать, что там написано.
— В трудные времена те, у кого хватит смелости не сворачивать с курса, в конце концов станут победителями, — прочла она твердым ясным голосом. Она подняла глаза. — Кто-нибудь знает, кто это сказал?
Я знал. Конечно, знал. Джек посмотрел на меня, явно удивленный тем, что я не отвечаю.
— Бо Шембехлер, — сказал кто-то с первого ряда, имея в виду знаменитого тренера из Мичигана.
Для таких, как я, игравших в Большом доме и понимавших вес его имени в ряду знаменитых футбольных тренеров колледжа, это был настоящий институт.
Элли улыбнулась ему.
— Верно. — Она снова посмотрела на листок, прежде чем аккуратно сложить его и зажать в ладони. — До того, как я нашла эту статью, я не была уверена, что соглашусь ли на эту должность, сохраню ли команду. И я говорю вам это не для того, чтобы вы сомневались в моей приверженности; я говорю вам это, чтобы вы могли верить, что я буду честна с вами, когда это важно. — Ее голос стал громче, а подбородок приподнялся, и энергетика в комнате ощутимо изменилась. Что-то нарастало резким крещендо и разнеслось по комнате подобно заряду. Я видел, как это обретало форму по тому, как парни кивали, внимательно слушая то, что она говорила.
— Я выбираю быть достаточно смелой, чтобы доверять решениям моего отца, верить, что все мы можем работать вместе, чтобы не сбиться с курса и в конце концов стать победителями. Если вы достаточно храбры, чтобы довериться тому, кому есть чему поучиться, кто не побоится попросить о помощи, тогда я верю, что мы можем творить невероятные вещи.
— Черт возьми, да, мы можем, — сказал Дейвон у меня за спиной.
Элли смеялась вместе со всеми остальными. Кроме меня. Меня пронзило раздражение чего-то непонятного. Это было не восхищение, не совсем. Но менее чем за пятнадцать минут весь зал ел у нее из рук. Когда я огляделся, мои товарищи по команде кивали головами, улыбались, некоторые даже хлопали.
Нет, восхищение — неподходящее слово. Неохотное признание в том, что я недооценивал ее, безусловно, было частью этого. Приглушенный шок от того, что я, казалось, был единственным, кто чувствовал себя неловко из-за того, как все разворачивалось.
Возможно, никто из них не говорил о ней с Робертом. Возможно, никто из них не отнесся бы к этому разговору с той же мрачной серьезностью, которая была у меня, когда я сам был отцом-одиночкой. Я бы не стал рассказывать им, но был бы чертовски уверен, что не спускал с нее глаз, какой бы пользы это ни принесло.
Пока Элли обменивалась несколькими улыбками и смехом с некоторыми полузащитниками в первом ряду, одна из женщин из отдела по связям с общественностью вышла в переднюю часть зала.
— Хорошо, ребята, еще несколько моментов, а затем мы позволим тренеру взять дело в свои руки. Мы собираемся подождать еще день или около того, прежде чем выпускать пресс-релиз о передаче права собственности, потому что хотели бы, чтобы Элли чувствовала себя немного более комфортно, прежде чем СМИ доберутся до этой истории. — Она улыбнулась, и это напомнило мне акулу, обнажающую свои острые, как ножи, зубы. — И поверьте мне, эта история будет повсюду. Мы работаем с Элли и Кэмероном, чтобы убедиться, что это привлечет к нам как можно больше положительного внимания, поэтому, если какие-либо репортеры свяжутся с вами, поймают вас после тренировки, что бы там ни было, мы невероятно рады новому направлению, которое Элли привносит в «Волков», сохраняя при этом прочные рабочие отношения, которые Роберт наладил за последние двадцать лет. — Она огляделась. — Есть вопросы?
О, у меня были вопросы. Но поскольку большинство из них касались какой-то вариации на тему «мы закончили?», я держал рот на замке и ждал, пока Элли, Уильям и пиарщица уйдут. Как только Элли вышла за дверь, я, наконец, почувствовал, что могу вдохнуть полной грудью.
Это должно было быть предупреждением — то что я не мог нормально дышать, когда она была рядом. Но я проигнорировал это. Сосредоточился на футболе. Это было единственное, о чем мне нужно было беспокоиться. Все остальное со временем пройдет.