Поезд домой ехал вдоль замерзших полей и серых промышленных зон.
Время вдали от Логана, как лекарство — необходимое, но неприятное. После нашего
последнего напряженного разговора, когда я произнесла слово на букву «л», которое так часто укрепляет или разрывает отношения, мне стало ясно, что мы не на одной волне.
Даже не уверена, что говорим на одном языке. Кроме тех случаев, когда были
обнажены…
Не хочу думать об этом. Очищаю свой разум, наблюдая за маленькими городками и полями, проносящимися мимо. Возвращение домой на День Благодарения даст время на обдумывание нашей странной ситуации.
Мне нравится быть его музой, но что, если я хочу большего? Какая-то часть меня знает это. Другая часть не может понять, как превратить нашу тайную жизнь в настоящую. Это то, о чем мне стоит думать, поскольку, что бы я ни чувствовала, мои сердце, разум и тело неразрывно связаны с сердцем, разумом и телом Логана, и я не знаю, подходим ли мы друг другу вне постели в суете мира.
Поезд совершает свой долгий медленный круиз по не живописным окраинам города.
Вскоре мы ныряем в туннели, пробираясь под землей к станции Мид-Сити. Чувствую, как у меня закладывает уши от перепада давления.
После высадки стою у вокзала, пока моя мама подъезжает на своем серебристом
лексусе. Она машет и улыбается мне, прежде чем полностью остановиться. Надеюсь, у нее хватит ума не подрезать такси, стоящее у обочины прямо передо мной. Обычно моя мать легкомысленна и рассеянна, но с моим отцом она внимательная жена и эффективный помощник. Он — главный, и она никогда не задает ему вопросов. До поступления в колледж, я редко делала так же, за исключением короткого мятежа между пятнадцатью и шестнадцатью годами. По большей части я была хорошей папиной дочкой.
— Дорогая, дорогая, дорогая! — кричит мама, выбегая из машины, но не глуша ее. — Я очень рада тебя видеть! — Она окидывает меня взглядом, замечая, что я выгляжу, как первокурсница (могу сказать это по дерганью ее верхней губы), а затем притягивает меня в свои объятия. Мне кажется, она стала сильнее, наверное начала тренироваться. И когда смотрю на нее, то замечаю, что и выглядит она более подтянутой, чем прошлым летом.
Я закидываю чемодан на заднее сиденье, а сама забираюсь на пассажирское. Как
только мама застегивает ремень, то говорит:
— Я знаю, ты разочарована, что Тесс не будет, но угадай, кто приехал на каникулы? — Мне становится не по себе.
— Только не… Уоррен?
— Значит, ты думала о нем. — В ее голосе слышится радость.
— Нет, вообще-то, но ты пыталась нас свести еще с тех пор, как мы были в пеленках. Повторяю в сотый раз — мне это не интересно.
Уоррен Симмондс был нашим соседом с тех пор, как мы переехали, когда мне было полтора года. Он глуповатый, но веселый и казался хорошим другом в возрасте от восьми до десяти, но в средней и старшей школах он стал довольно занудным (я о ботанах, играющих в «Подземелья и драконов»), и поэтому с тех пор мы переживали неловкие соседские барбекю. Он хороший парень. Просто не в моем вкусе. Если бы Тесс была здесь, мы, вероятно, пожалели бы его и пригласили как-нибудь выпить вечерком, поскольку все захотели бы убежать от наших родителей.
Когда мы въезжаем на серповидную дорогу к дому, открывается входная дверь, и оттуда выходит мой отец — Джон Редьярд Эванс Николс (для друзей Джи-Ер). Он стоит на верхней ступеньке лестницы, уперев руки в бока и с усмешкой на усатом лице. Он похож на короля своего замка.
— Как поживает моя принцесса? — спрашивает он, когда я выхожу из машины с
кожаным сиденьем и ступаю на дорожку с мелким гравием.
— Отлично, папочка. Здорово вернуться домой.
Я поднимаюсь по ступенькам, и попадаю в его сокрушительные объятия. В средней школе он играл в футбол, и его объятия всегда ощущаются, как захват. Он получил футбольную стипендию в одном из местных колледжей, но дед настоял, чтобы отец отказался от нее, поступил в Гарвард и получил диплом юриста. Папа всегда говорит, это было лучшее решение его отца, но я сомневаюсь. Не в его выборе быть адвокатом, — он хорош в этом и, кажется, ему нравится, — но каково это, когда твой отец против мечты, ставшей реальностью для большинства футболистов средней школы.
— Тебе будет нравится несколько лет, а потом ты пожалеешь, что не добился чего-то более серьезного. Я экономлю тебе время, сынок. — Очевидно, это были дедушкины слова, и мой отец использовал их, когда я решила посвятить себя изобразительному искусству, только он заменил слово «сынок» на «принцессу».
Но я была непреклонна, как бы он ни пытался меня отговорить.
— Значит, ты собираешься потратить мои деньги на искусство, а потом получить серьезную степень? Разве ты не хочешь сначала стать арт-дилером? Я слышал, в этой сфере большие деньги, но тебе лучше специализироваться в бизнесе. Ты можешь заниматься искусством по выходным.
— Либо я изучаю то, что хочу, либо бросаю учебу.
Он смягчился, вероятно, полагая, что с годами у него будет больше шансов изменить мое мнение.
Указывая другим, что делать, он многого добился в своей карьере, и моя мама
позволяет ему поступать так и дома, но я ни за что не позволю ему управлять моей
жизнью теперь, когда так близка к тому, чтобы жить самостоятельно. Хотя сначала я
должна закончить институт.
— Я взял для тебя несколько каталогов, — говорит отец, когда мы проходим через фойе.
— Художественных? — Я смеюсь, потому что он никогда бы не хранил что-то
подобное.
— Юридические школы, принцесса. Дин Аскотт говорит, у тебя очень хорошие оценки. И если ты выиграешь эту награду, то это будет отличным бонусом.
— Папа, мы должны поговорить об этом.
Я слышу доносящийся из его кабинета голос спортивного диктора.
— У нас будет много времени, чтобы насладиться этим уик-эндом. Почему бы тебе сначала не обустроиться, — говорит он, останавливаясь у подножия лестницы. Я вижу, он хочет вернуться в кабинет, и сейчас не время поднимать тему моего переезда в Ист-Виллидж.
— Конечно.
Мама уже на полпути вверх по лестнице с моей маленькой сумкой. Я следую за ней в свою комнату.