На следующее утро я покидаю кампус, ни с кем не попрощавшись.
На моём счету остаётся ровно столько денег, чтобы купить билет до Нью-Йорка, несколько билетов на метро и пару обедов.
В поезде кладу свою сумку и одну завёрнутую картину на верхнюю полку, а потом сажусь на своё место и достаю толстый конверт, который таскаю с собой. На обратной стороне конверта почерком Лоуэлла написан адрес в Сохо. Я уже выучила его наизусть.
Когда поезд отъезжает от станции, листаю переплетённые страницы копии. Мне бросается в глаза одна часть.
Он никогда ни к кому не испытывал таких чувств. Даже к самому себе. Это было такое же грубое, жестокое и всеобъемлющее чувство, как осознание смерти, как леденящее душу понимание собственной смертности.
Я переворачиваю ещё несколько страниц.
Лиам наклонился к Анне. У него было только одно на уме.
— Разве ты не умираешь от желания выбраться отсюда?
Невосприимчивая к обаянию Лиама, она обвела взглядом комнату.
— Ты имеешь в виду, вместе? — Она рассмеялась, и Лиаму показалось, что зубочистка, которую она держала в руках, только что пронзила его сердце. Он отвернулся, подавленный.
Он знал, что недостоин такой женщины, но никто другой не должен был знать об этом. Он изливал на неё своё скользкое очарование, пытаясь шокировать и запугать, загнать её в свою соблазнительную ловушку. Единственное, что было у него на уме — жажда мести. Он был полон решимости заполучить её. Даже если ему придётся сломать девушку.
Я закрываю страницы, не уверенная, что готова читать дальше. Смотрю, как мимо проплывает пейзаж. Зелёные поля, цветущие кустарники, вспаханная земля, готовая к посадке.
Неужели его почерк так важен? Это имеет значение, потому что он создал это, и такие вещи требуют усилий. Я как-то сказала ему об этом. Да, это важно. Не из-за того, что это такое, а из-за того, откуда оно пришло и как было создано. Вдохновение, опыт, перемены. И мужество создать то, чего раньше не существовало.
Я делаю глубокий вдох и начинаю читать первую страницу.
Через пару часов приезжаю на вокзал в Пенсильвании и сажусь в метро до Сохо. После нескольких неверных поворотов нахожу адрес. Мне сразу же понравилось его здание — узкий красноватый особняк, наполовину увитый плющом.
Нажимаю на кнопку, расположенную рядом с именем О'Шейн. Моё сердце рикошетом бьётся в груди. Понятия не имею, что скажу или сделаю, когда увижу его. Пытаюсь себя успокоить тем, что когда увижу его, то слова сами выйдут из меня.
Переминаюсь с ноги на ногу, в то время, как звонок тонко повторяется через интерком. После дюжины гудков он замолкает. Я снова нажимаю на кнопку. То же самое. Его нет дома?
Мне следовало позвонить и оповестить о своём приезде. У меня было какое-то романтическое предчувствие, что я появлюсь на пороге его дома, а он заключит меня в объятия и утопит в поцелуях облегчения. Я отступаю от интеркома и смотрю на здание. Его квартира на верхнем этаже, но понятия не имею, какая именно.
Достаю телефон и набираю его номер. Он звонит и звонит без ответа, пока не переключается на голосовую почту. Он в отъезде?
Чувствуя себя подавленно, отворачиваюсь от здания. Уже смеркается. Скоро совсем стемнеет. Что же делать? У меня нет денег на гостиницу. По крайней мере, сегодня на улице тёплый весенний вечер.
Я иду по 5-й Авеню к Эмпайр-Стейт-Билдинг. Не могу придумать, что ещё можно сделать. Буду идти, пока не придёт вдохновение.
Все мысли заняты историей Логана. Я ещё не закончила — она длинная и плотная. Но он полон деталей, которые я вскоре узнаю. Есть сцена поцелуя на балконе, открытие выставки в Нью-Йорке, мать во Флориде.
Характер Анны артистичен, серьёзен и идеалистичен. Лиам капризен, умён и полон тайн. Они видят друг в друге что-то такое, чего не могут найти в себе. Я поражена тем, как грустно и страшно Лиаму, как страшно ему поделиться с Анной правдой своей души. И ей тоже страшно, но она этого не знает. Её подбадривают волны молодости и надежды, а идеалы возвышены и натянуты, как воздушные шары, рискующие лопнуть. Они вместе путешествуют, и я понятия не имею, чем это закончится.
Когда добираюсь до Эмпайр-Стейт-Билдинг, очередь такая длинная, что даже не думаю подниматься, хотя сегодня чудесная ночь, чтобы посмотреть вниз на ярко освещённый город. Море созданных человеком звёзд.
Я продолжаю идти, мозг полон строк из романа Логана.
Вскоре уже приближаюсь к центральной библиотеке. Её внушительные колонны и резные львы закрепляют участок 5-й авеню. Сейчас она закрыта, но слышу доносящуюся откуда-то музыку. Думаю, это доносится из библиотеки. Я иду на запад по 40-й улице в сторону Брайант-парка. И определённо слышу музыку. Это звучит как «Лунная река».
А потом вижу огромный поток света и толпы людей на стульях и одеялах, которые смотрят на большой экран. На экране мелькают чёрно-белые картинки. Одри Хепберн с её пышными волосами направляется в такси, в то время как Джордж Пеппард говорит ей:
— Вы знаете, что с вами не так, Мисс, кто бы вы ни были? Вы трусиха, и у Вас кишка тонка. Вы боитесь поднять подбородок и сказать: «Ладно, жизнь — это факт, люди действительно влюбляются, принадлежат друг другу, потому что это единственный шанс для настоящего счастья». — Вы называете себя свободным духом, «дикой тварью», и боитесь, что кто-то посадит Вас в клетку. Ну, дорогая, Вы уже в этой клетке. Вы сами её построили.
Это знак. Бродя по Нью-Йорку, я натыкаюсь на открытый показ «Завтрака у Тиффани»? Это определенно должен быть знак.
Словно в подтверждении бабочек в моём животе, телефон жужжит.
Уверена, это Логан, но, когда смотрю на свой телефон, сообщение приходит с неизвестного номера.
Ава. Я просто хотел поблагодарить тебя. Запрет сняли. Публикация скоро выйдет в свет. Я очень благодарен тебе за помощь.
Должно быть, это Лоуэлл. Бросаю сумку на цементный выступ на краю толпы. Кладу завёрнутый холст и печатаю ответ.
Я здесь. В Нью-Йорке. Где Логан?
Правда? У него чтение.
Лоуэлл указывает адрес книжного магазина. Это всего в нескольких кварталах от того места, где я стою.
Я улыбаюсь. Конечно. Я следую за своим носом, вернее, за своим сердцем, и меня приводят прямо к нему.
Бабочек в животе становится намного больше.
Лоуэлл снова пишет: Ты придёшь?
Не отвечая, засовываю телефон в сумочку, беру в руки и бегу — два квартала вверх и ещё три квартала через поворот.
Через окна книжного магазина я вижу, что он переполнен. Полки и столы сдвинуты в сторону со стульями, заполненные. Люди стоят сзади и по обе стороны расставленных стульев.
Логан стоит на трибуне и читает со стопки страниц. На этот раз пепельницы нет. И никакой шляпы. Там почти нет никакого «акта». На нём рубашка с расстёгнутыми пуговицами и брюки цвета хаки.
Я вижу Лоуэлла и Лайла, сидящих в стороне впереди. Нахожу место в задней части аудитории. Незнакомка отодвигается, чтобы освободить мне место, затем шепчет:
— Он читает отрывки из своего нового романа. Ещё не вышедшего, но, Боже, он так хорош.
Я улыбаюсь и слушаю. Аудитория восхищена, когда Логан читает — одна вещь, которая не меняется; он действительно может добиться внимания аудитории. Но тембр его голоса и его присутствие стали мягче и глубже.
Он выглядит и говорит почти как другой человек.
Время от времени парень кусает ноготь большого пальца — привычка от сигарет. Чаще всего он тянется за шляпой, и это движение прикрывает, проводя пальцами по волосам, отчего они взъерошиваются, а пряди падают на глаза, требуя ещё большего количества движений пальцев, и, в общем, придаёт ему сексуальное, озабоченное очарование. Высокомерие исчезает. Есть только явное доверие и авторитет.
Если раньше он питался вниманием аудитории, обожанием, поглаживанием своего эго, то теперь, похоже, уважает их. Как будто он берёт меньше и даёт больше. Похоже, он больше не играет роль писателя, а просто остаётся самим собой. Подлинный и честный.
Желудок скручивается в узел, когда смотрю на него. Моё сердце тревожно сжимается. Он меня ещё не видел. Я стою неподвижно и слушаю остальную часть чтения, так как уже пропустила большую его часть.
Они уставились друг на друга тяжело дыша и испугавшись. Лиам поднял руку, чтобы заключить перемирие, но это движение заставило Анну вздрогнуть. Страх в её глазах потряс Лиама до глубины души. Он сделал это. Сломал и уничтожил всё, что любил в этом мире.
— Прости. — Слова сорвались с его губ.
Она попятилась от него. А когда отошла достаточно далеко, то повернулась и побежала. Он рухнул на пол, не в силах смотреть, как она убегает, не желая признавать, что причина в нём.
В ту ночь он чуть не умер. Вывернутый наизнанку бурей своего прошлого, он бродил по тёмному лесу, полный отчаяния, пока не добрался до края утёса внутри себя. Он понятия не имел, что она там, но знал, что должен сойти с неё и провалиться в забытье. Он так и сделал.
Пробуждение на следующее утро было подобно рождению. Мокро, грязно, больно. Но его лёгкие дышали, а в сердце жила надежда. Совершенно незнакомое ощущение. И он знал, что это была она. Она проникла в него и поселилась там, в том пульсирующем месте, которое, как он думал, запер навсегда. Это будет его покаяние. Чтобы он всегда носил её в своём сердце, как надежду, хотя, возможно, никогда больше её не увидит.
Логан откладывает в сторону страницу, которую читает. Жду, что он продолжит, но вместо этого берёт свой стакан с водой, делает глоток и ждёт. В одном из углов зала раздаются аплодисменты, а затем они накатывают, как волна, подхватывая все на своем пути. На этот раз я хлопаю в ладоши. Думаю, что обязана ему это.
Помню, как мы впервые встретились, тогда я не удосужилась поаплодировать, когда его высокомерное отношение раздражало и ужасало меня, даже когда едва могла сопротивляться его соблазнительному очарованию и настойчивому флирту. Теперь я улыбаюсь. Он изменился, и я тоже.
Теперь передо мной человек, которого любила и потеряла, человека, которого хочу ещё раз полюбить. Я знаю, что это будет грязно и тяжело, и нет никакой гарантии, что не пострадаю снова. На самом деле, весьма вероятно, что мне снова будет больно, но я готова рискнуть. Теперь я сильнее. Я помню что-то, что он сказал в том первом чтении, о готовности рисковать и быть сломленным, о том, что все не так страшно…
Когда начинается рубрика вопрос/ответ, я жду вездесущего вопроса, и, конечно же, кто-то говорит:
— Откуда Вы берёте свои идеи?
Он улыбается, скорее самому себе, чем спрашивающему.
— Раньше у меня был ответ на этот вопрос. Я говорил, что у меня было хреновое детство, и это правда. Вообще-то, я старался использовать слово «трахаться» как можно чаще.
Зрители смеются. Логан становится всё более задумчивым.
— Иногда, когда человек задает этот вопрос, на самом деле он спрашивает, где я могу найти свои собственные идеи. Лучшие идеи приходят из правды вашей собственной жизни, и я ненавижу сообщать плохие новости, но лучшие идеи часто приходят из боли. Вы должны быть готовы пойти на эту боль, и это не очень приятно. Так что боль, правда, гнев — это ваши кровные и испытанные источники идей.
Когда аудитория впитывает его слова, Логан добавляет:
— И, если вы действительно чувствуете себя храбрым, попробуйте заняться любовью. — Он сверкает очаровательной, старомодной улыбкой.
Комната, конечно, очарована. Он не теряет свою хватку. Просто использует её совсем по-другому, очень легко. Ещё одна рука поднимается вверх. Он смотрит на спрашивающего:
— Основан ли характер Анны на реальном человеке?
— В общем, да.
Кто-то из зрителей выпаливает:
— Вы влюблены в неё?
Логан ищет того, кто его сейчас прервал, и уголки его губ растягиваются в улыбке.
— Характер или личность, на которую она опирается?
Первый вопрошающий пожимает плечами:
— И то и другое?
Логан позволяет натянутой улыбке полностью сформироваться.
— Я люблю всех своих персонажей, даже самых жалких или недовольных, но редко люблю людей, которые вдохновляют персонажей. В случае с Анной, однако, это правда. Я очень люблю её источник вдохновения.
Моё сердце замирает. Он действительно так думает? Я замечаю, что некоторые женщины в зале выглядят немного разочарованными.
Кто-то спрашивает:
— Знает ли этот человек, настоящая Анна, что Вы её любите?
На его лице появляется выражение боли и сожаления, но оно мимолетно. Он делает глоток воды, моргает раз или два, а затем сосредотачивается на аудитории.
— Даже не знаю.
Кто-то кричит:
— Когда Вы отдадите ей книгу, она узнает.
Несколько человек кивают и соглашаются. Логан улыбается такой поддержке.
— Возможно. Но помните, это всего лишь история. Вымысел.
Он прав. Он соткал мощную историю, которая захватывает правду, но не является фактом. Истории не должны быть реальными. Они раскрывают скрытые возможности реальности, если бы только её можно было прожить как поэзию. Я знаю, он любит меня не только за то, что написал, но и за то, что позволил переписать себя нашей любовью.
Теперь я это понимаю. Это видно в каждом взгляде и жесте, в каждом незначительном и большом способе, которым он изменился.
— Если бы Анна была настоящей и знала, что вы любите её, что бы вы сказали ей сейчас?
Я не поднимаю руки, но когда мой голос разносится по комнате, когда он слышит первые несколько слов, вылетевших из моего рта, его глаза сканируют аудиторию, быстро и отчаянно блуждая по лицам.
Когда он, наконец, замечает меня, то смотрит почти недоверчиво. Его щёки пылают — я никогда раньше не видела, чтобы Логан краснел. Он, кажется, готов сделать выпад, когда его глаза встречаются с моими, но затем он вбирает в себя море людей между нами. Ему придётся перелезть через одних и наступить на других, чтобы добраться до меня. Он хватается за край подиума, на мгновение закрывает глаза. Замечаю, как Лоуэлл поворачивается спиной. Он ловит мой взгляд и улыбается.
Логан снова открывает глаза и говорит:
— Анна не настоящая. Она — персонаж из моей головы. Мне нечего было бы ей сказать.
Публика, кажется, испускает сдержанный разочарованный вздох.
— Но если бы Ава была здесь…
Напряжение в зелёных глазах Логана усиливается, теперь их жар более интенсивен, останавливаясь на мне. Я чувствую, как по спине пробегает дрожь. Женщина, которая шептала мне, когда я только пришла, ловит его взгляд и смотрит на меня с любопытством, но мгновение спустя она и все остальные в комнате слушают слова Логана.
—…Я бы сказал, что влюбился в неё в первый же миг, когда наши взгляды встретились, только я этого не знал. Я бы сказал ей, что это было самое длинное и самое важное путешествие в моей жизни, чтобы прийти к этому осознанию, даже если я прибыл слишком поздно. Я бы сказал ей, что наконец-то готов открыть своё сердце и рискнуть разделить его с другим. Поправка: с ней.
Течение между нами такое ощутимое, такое сильное, что я уверена, толпа расступится, и мы бросимся в объятия друг друга и растворимся в поцелуях, как в кино. Но это не кино, толпа не расходится, момент возникает и проходит. Я задерживаю дыхание и теперь выдыхаю. Поднимаются новые руки с вопросами, на которые ещё предстоит ответить.
Логан — писатель, читающий книгу. Я — часть аудитории. Поэтому снова смешиваюсь с толпой и терпеливо жду, пока кто-нибудь скажет:
— Я приходил на все Ваши чтения, читал все книги, но эта совсем другая. И сейчас Вы тоже выглядите по-другому. Где же Ваша шляпа?
Внутренняя тень омрачает глаза Логана, но и это мимолетно.
— Я её перерос. Выбросил в Ист-Ривер вместе с массой плохих воспоминаний. Думаю, один из этих гигантских затаившихся осётров носит её сейчас.
Из зала раздаются смешки.
— В одном из отрывков, которые Вы читали, персонажа Лиама преследует прошлое, и он кажется сердитым и жестоким. Он в конечном итоге трагический персонаж?
Логан дразняще улыбается.
— Вам придётся прочитать всю книгу, чтобы это выяснить.
Он указывает на другую поднятую руку.
— Что означает название?
— Тот же ответ. Прочитайте книгу, чтобы узнать. — Он подмигивает.
Ещё одна рука поднимается вверх.
— Ваша мать недавно умерла, не так ли? Это повлияло на Ваше творчество?
— Родители влияют на каждую часть жизни, живы они или мертвы. Так что да. Но этот роман был закончен до ее кончины.
Поднимается ещё одна рука.
— Когда можно будет купить «Украденные звёзды»?
— Лоуэлл, можешь ответить на этот вопрос?
Лоуэлл встает и раскладывает календарь выпуска и места для будущих чтений и подписей.
Логан отходит от подиума и садится на стул. Или я так думаю. Теперь я теряю его из виду.
Может быть, вопросы и ответы закончились. Теперь Лоуэлл задает вопросы.
С тех пор, как он посмотрел на меня, мне стало жарко, и я чувствую приступ клаустрофобии. Мне нужен на свежий воздух. Я беру свою сумку и завёрнутый холст. Прежде, чем бочком возвращаюсь к входной двери, женщина, которая заговорила со мной в самом начале, легонько касается моей руки.
— Вы Анна? Вернее, Ава? — Я чувствую приступ паники. — Всё в порядке, — шепчет она, прикладывая палец к губам. — Я не выдам Ваш секрет. — Она протягивает мне визитку. — Я Микки Делл, обозреватель «Нью-Йорк Таймс». У меня есть предчувствие, что история, стоящая за этой книгой, ещё интереснее, чем сам роман. Если захотите поговорить, позвоните.
Я беру её карточку, улыбаюсь и киваю, но всё, чего хочу — выбраться из этой толпы на прохладный ночной воздух.
Снаружи полная луна поднимается над Манхэттеном. Я делаю глубокий вдох и чувствую, что нахожусь именно там, где и должна быть. Или почти.
— Ава.
Я поворачиваюсь и вижу Логана, прислонившегося к кирпичной стене книжного магазина и держащего руки в карманах. Как долго он наблюдает за мной?
— Что ты здесь делаешь? — говорит он, глядя на мою сумку, которую я держу под мышкой.
— Я сделала свой выбор, — тихо говорю я. — Ты сказал, что у музы есть выбор. Я сделала свой. Это ты.
Он делает шаг вперёд.
— Но твоя семья… степень?
— С этим разобрались.
Он приподнимает бровь, ожидая от меня объяснений, но я пришла сюда не для этого. Я пришла сюда, чтобы снова заглянуть в эти глубокие зелёные глаза, чтобы узнать, где моё место.
— Ты удивлён, увидев меня?
— Очень.
— Счастлив?
Наконец, он позволяет себе улыбнуться. Парень делает шаг в мою сторону.
— Это реальность, а не сон?
— Да, это сон. Моя мечта. И это реально.
Он наклоняется, целует долгим медленным поцелуем, и этот поцелуй связывает эту мечту с реальностью.
— Ты правда имел в виду то, что сказал тогда? — шепчу я, когда мы расстаёмся, совсем чуть-чуть, чтобы перевести дух.
— Каждое слово, — говорит он, глядя мне прямо в глаза.
Я отступаю на обочину и ловлю такси. Он улыбается.
— Ты теперь житель Нью-Йорка?
— Это мой сон, не так ли?
Он берёт мою сумку и холст, и мы забираемся на заднее сиденье. Как только дверь закрывается, он берёт меня на руки. Каждая частичка меня просыпается и покалывает от приятного облегчения.
Он диктует водителю адрес, а потом его губы обрушиваются на мои. Такое ощущение, что мы целуемся в первый раз — словно всё только начинается — и такое же ощущение, как в последний раз — словно что-то огромное только что закончилось — и, в середине, мы тоже целуемся, и это вечная сладость, которая даёт силу всем началам и окончаниям, которые ещё впереди.
Когда такси тормозит и останавливается у обочины, мы всё ещё целуемся. Таксист прочищает горло, но мы не останавливаемся, пока я не понимаю, что больше не хочу целоваться, а хочу сорвать одежду с Логана и почувствовать его кожу на своей.
— Мы дома, — шепчу я, отталкивая его, и удивляюсь своим словам, ведь я никогда не была в его квартире.
Логан моргает, словно очнувшись ото сна. Он платит за такси, и мы выходим.
На крыльце парень набирает код, который повторяет для меня вслух, а затем протягивает мне ключ.
— От двери квартиры.
— Ключ для меня?
Он кивает.
— Ещё не слишком рано? — спрашиваю я.
Он качает головой.
— Я просто рад, что ещё не слишком поздно.
Он открывает наружную дверь и ведёт меня к лифту.
Поднимаясь, он смотрит на мою сумку и говорит:
— Как долго ты здесь будешь?
В его глазах мелькает тревога, и я не уверена, волнуется ли он, что я останусь слишком долго или недостаточно долго.
— Сколько позволишь.
Он усмехается.
— Тогда эта сумка маловата.
Я колеблюсь, когда он открывает дверь, но только на мгновение. Переступая порог, я знаю, что перехожу из одной жизни в другую, но больше не чувствую, что преодолеваю свои ограничения; вместо этого ощущаю трепет прыжка с головой в свой потенциал.
Логан внутри, и он смотрит на меня, всё ещё стоящую в холле.
— Ты что, передумала?
Я отрицательно качаю головой.
Деревянный пол скрипит, когда захожу внутрь. Коридор завален книгами. На одной полке вижу трубку его деда. Холл ведёт в гостиную с эркером, выходящим на улицу. Стол Логана стоит перед окном. Кожаное кресло его деда расположено перед деревянным камином.
Вся эта смесь старого и нового, и — я делаю глубокий вдох — очень хорошо пахнет. Все здесь пахнет Логаном. Как дом. Дом, о котором я не знала, что он был моим, пока не нашла его.
Он внимательно наблюдает, как я брожу по квартире. Он смотрит на меня так, словно я кошка, которая вот-вот убежит. В каком-то смысле да. Потому что, хотя я уверена в своих чувствах к Логану и в том, что хочу жить в Нью-Йорке, и даже уверена, что буду чувствовать себя как дома в этой квартире, но не уверена, что у нас есть то, что нужно, чтобы начать всё сначала.
— Не могу поверить, что ты здесь, Ава. После всего, что случилось. После всего, через что я заставил тебя пройти.
Я провожу пальцами по его книгам. Есть раздел его собственных книг. Я касаюсь корешка одной из них.
— Ты сказал, что сломаешь меня, и сделал это.
— Я был дураком, самонадеянным дураком. Я не хотел… — Он проводит пальцами по волосам.
Я достаю книгу.
— Расскажи мне о Джесси, — прошу я.
Он вздыхает.
— Что ты хочешь знать? Я пытался рассказать всё в этом письме…
— Она была в этом романе, да? Она была Иезавелью?
— Она вдохновляла части этого персонажа, но на самом деле это была не она.
— Как Анна?
— Да. Но это то, что делают художники, Ава. Они берут части своей жизни, фрагменты чувств и используют их в своём искусстве. И ты это знаешь.
Я думаю о своих картинах, о картинах Джонатана, Дженни и Мадлен, и о той, которую я принесла с собой, чтобы показать Сукире Лин — руки Логана. В каждой из них я изливаю свои чувства, переживания и вдохновение, чтобы создать что-то новое, чего раньше не было.
— Я не смешиваю свои истории с жизнью, Ава. Джесси — не Иезавель, как и ты — не Анна.
— Ты любил её?
Логан вздыхает. Он сидит на краешке дедушкиного кожаного кресла и грызёт ноготь большого пальца.
— Да. Но это уже далеко в прошлом. Никогда не знаешь, как долго продлится любовь. Никогда не знаешь, что тебя разлучит.
Я смотрю на книги на его полке. Скоро к ним присоединятся «Украденные звёзды».
— А ты любил меня?
Его зелёные глаза встречаются с моими.
— Ты говоришь в прошедшем времени, Ава.
Он встаёт с подлокотника кресла и подходит ко мне.
— Да, я любил тебя. Даже прежде, чем осознал это. Я этого не ожидал. И не хотел. Боролся с этим из-за всех сил. Я сказал, что сломаю тебя, но это ты сломала меня. Ты разбила мне сердце.
Он приподнимает мой подбородок, и я смотрю ему в глаза. Я чувствую себя на грани слёз, потому что, даже если боль осталась в прошлом, она всё ещё внутри меня, где всегда и будет.
— Ты разбил мне сердце, Логан, когда оттолкнул, когда убежал, когда вёл себя так, словно любовь не имеет значения.
Он притягивает меня ближе.
— Я так сожалею об этом. Никогда не хотел причинить тебе боль.
Я качаю головой, чтобы успокоить его, и говорю:
— Но теперь я понимаю то, чего никогда не знала раньше. Иногда то, что ломается, должно быть сломано, чтобы его можно было собрать заново. Ты сам меня этому научил.
— Но я причинил тебе боль. Я никогда этого не хотел. — Он весь дрожит. Я кладу руки ему на грудь. Две пуговицы на его рубашке расстёгнуты, и я вижу шрам его детства, частично скрытый тканью. — Быть целым — не значит освободится от шрамов.
Его глаза на мокром месте, когда он крепко прижимает меня к себе.
— После всего, через что мы прошли, ты хочешь, чтобы я вернулся? Ты действительно хочешь остаться?
Не знаю, продержимся ли мы долго. Не знаю, сломаем ли мы всё, что создадим. Не знаю, сможем ли мы любить друг друга настолько, чтобы преодолеть всё, что преподнесет нам жизнь, но верю, что у нас есть шанс бороться.
— Заниматься любовью — это грязно, — говорю я, вспоминая его слова из чтения. — Но это стоит крови, мужества и боли. По крайней мере, для меня.
Он крепко обнимает меня, но отстраняется, чтобы заглянуть в глаза.
— Ты действительно даешь мне еще один шанс?
Я запускаю руки в его волосы и притягиваю его лицо к своему, чтобы убедить своими губами. Мы целуемся с таким пылом, что все наши сомнения рассеиваются. Даже если наши умы и сердца борются, то тела точно знают, чего хотят. Так было всегда.
Прежде, чем снимем одежду, и начнётся наша новая глава, мне нужно знать ещё одну вещь. Я отстраняюсь.
— В чём дело?
— Кажется, это было так давно, когда ты попросил меня стать твоей музой.
Он улыбается.
— Ты стала гораздо большим, чем просто музой.
— Но ты никогда не объяснял мне, что значит муза для тебя. Я хочу знать.
Он откидывает голову назад, задумавшись на несколько мгновений.
— Это всегда было для меня чувством, энергией, но если бы мне пришлось выразить это словами, я бы сказал… муза — это внешнее воздействие, которое наполняет кого-то волей и желанием создать то, чего раньше никогда не было.
Я улыбаюсь.
— Для меня это звучит как любовь.
Его глаза расширяются, когда он понимает это.
— Наверное, так оно и есть. — Он смеётся. Потом хватает меня и разворачивает. — Ты моя муза, Ава. Ты — моя любовь.
Он берет меня на руки, и я, визжа, обхватываю его за шею, когда он бежит по коридору в спальню.
Первая глава нашей новой любовной истории определённо имеет непристойный рейтинг.
КОНЕЦ СЕРИИ.
Переводчик: Юлия Цветкова
Редакторы: Леся Мельник (1-13 главы),
Ольга Зайцева (с 14 главы)
Вычитка: Леруся Нефедьева
Обложка: Екатерина Белобородова
Оформитель: Юлия Цветкова
Переведено специально для группы: vk.com/book_in_style
Последняя часть из трех.