Его Муза. Часть 3

Глава 20

Следующие две недели я заканчиваю картины для выставки. Думаю, Логан упорно работает над своим романом. Я не пытаюсь связаться с ним. У него есть своя работа, а у меня — своя. Мне всё еще больно. Я всё ещё смущена его отказом. И всё еще скучаю по нему. Но, по крайней мере, ко мне возвращается любовь к живописи. Я ношу браслет от Тиффани в кармане. Когда не рисую, то ношу его как знак надежды и истинной любви, он всегда будет со мной.

За неделю до выставки в конце года беру студию в полное своё распоряжение на целый день. И работаю над картиной, для которой Джонатан впервые позировал, но возникают проблемы с положением ног фигуры. Я продолжаю всё портить и понимаю, что, возможно, не смогу исправить недостатки без помощи модели. Откладывая щётку, я беру телефон, чтобы позвонить Дженни. Может быть, один из её друзей-актеров попозирует для меня за пиво. Я не могу позволить себе платить кому-либо сейчас. С тех пор, как сообщила отцу о своих планах относительно Нью-Йорка, он строго ограничил мне доступ к средствам. Он ошибочно полагает, что, заставляя меня страдать финансово, этим самым заставит меня передумать. Признаюсь честно, это неудобно, но это неплохая практика для моего будущего в Нью-Йорке, где придётся жить очень экономно, чтобы я могла позволить себе купить краску.

Прежде чем успеваю набрать номер Дженни, слышу стук в дверь. Дверь медленно открывается, и когда я вижу, кто там, моё сердце делает что-то вроде кувырка или сальто — подобное сочетание заставляет меня чувствовать легкую тошноту, а лицо — позеленеть.

— Что ты здесь делаешь? — говорю я.

Входит Логан. Не своей обычной вальяжной походкой, а робкими, осторожными шагами. Я не видела его уже несколько недель.

Выглядя смущенным, он говорит:

— Ты, наверное, ненавидишь меня сейчас…

Я чувствую многое, но ненависть — не одна из этих эмоций. Поэтому отвожу от него взгляд, чтобы собраться с мыслями. Смотрю на свою почти законченную картину. Он встаёт рядом со мной, держась на полшага позади моего левого плеча, и тоже смотрит на картину.

— Хорошая работа, Ава.

Я пожимаю плечами.

— Я не могу закончить её без живой модели. — Я начинаю вытирать кисти. Мне больше не хочется рисовать.

— Я могу помочь?

Я улыбаюсь, вспоминая, как он впервые вошёл в студию и встал за этот мольберт.

— Если я не могу закончить его, то сомневаюсь, что ты сможешь, — говорю я.

— А если я буду тебе позировать, это поможет?

Я поворачиваюсь к нему лицом. Его глубокие зелёные глаза искренние и мягкие. Он действительно предлагает свою помощь. Я снова смотрю на картину, потому что знаю, что увижу себя, а если ещё раз посмотрю в его глаза, то точно потеряюсь.

— Ава, — говорит он, подходя ко мне сзади. — Мне действительно очень жаль. — Я чувствую, что в любую минуту он может обнять меня, и боюсь, каково это будет.

— Мне только нужна помощь с ногами, — говорю я. — Если бы ты мог встать на трибуну…

Он смотрит на изображение, затем поднимается на подиум. Логан начинает расстёгивать пряжку своего ремня, что имеет смысл, поскольку Джонатан был голым, но я начинаю охладевать, потому что последнее, что хочу сделать, это растаять перед ним. Химия между нами всё ещё ощутима, но не могу поддаться ей, даже с его извинениями. За последние две недели многое изменилось для меня. Я стала сильнее. И хочу оставаться такой и дальше.

— Подожди, — говорю я. — Иди сюда и сядь.

Я указываю на стул неподалеку от мольберта. Затем тянусь за маленьким чистым холстом, лежащим рядом с моими принадлежностями. Это последняя картина, которую я должна сделать. Я ставлю его на мольберт, а Логан, выглядя немного смущённым, садится на стул.

— Положи руки вот так, — говорю я, показывая ему позу, которую хочу запечатлеть на холсте. — Я буду рисовать твои руки.

Картина рисуется легко и, в конце концов, так же, как и наш разговор. Он говорит, что закончил свою рукопись. И только сегодня утром отослал ее Лоуэллу. Он выглядит счастливым, даже гордым.

— Я бы не справился без тебя, — говорит он.

— Ты закончил его без меня.

— То, что мы не разговаривали и не спали в одной постели, ещё не значит, что ты не была со мной, Ава.

Я киваю. Поскольку знаю, что он имеет в виду. Как только острая боль прошла, и Мадлен вернула меня в студию, я почувствовала, что часть Логана тоже была со мной.

— Ты хоть представляешь, как тяжело находиться с тобой в одной комнате и не срывать с тебя одежду? — Он одаривает меня своей самой сексуальной и дьявольской улыбкой.

— Ты пытаешься отвлечь меня?

— Да.

— Не шевели пальцами!

— Я ничего не могу поделать, — говорит он, защищаясь. — Я представляю, что они могут с тобой сделать.

— Остановись. — Но я не могу удержаться от улыбки. Мы подшучиваем, словно у нас не было этого болезненного перерыва, словно мы вернулись к тому, что было раньше, но я знаю, что сейчас все по-другому. Я другая.

Эта картина почти закончена. Он практически сам себя нарисовал. И это прекрасно. Я редко восхищаюсь своими работами, но свет и тон кожи в самый раз. Я буду дорожить ей.

— Можно посмотреть?

— Нет, но думаю, что готова попросить тебя помочь мне кое с чем другим.

Я снова меняю полотна местами.

— На подиум. Снимай штаны, — говорю властно.

— О, мне нравится твой тон.

Он кокетничает и играет, помогая мне с моим искусством. Но я не прощаю его уход. Во мне до сих пор присутствует боль.

Он поднимается на подиум и поправляет кучу одеял и тканей, лежащих там.

— Это на случай, если я замёрзну?

— Возможно. — Я делаю глубокий вдох и готовлюсь к тому, что он снимет штаны. Я напоминаю себе, что в студии я художница. Не подруга, не любовница, даже не бывшая любовница.

Он отворачивается от меня, и я вспоминаю, что должна опустить взгляд. Как я могла забыть о своем главном правиле? Он отворачивается от меня, потому что именно так Джонатан позировал для этой картины. Логан делает выпад передней ногой вперёд. Мышцы его ног и ягодиц напрягаются. Я чувствую знакомое тепло, распространяющееся по всему телу.

— Тебе ведь не нужны мои руки, верно?

«Не для картины» — думаю я, улавливая двойной смысл в его словах. Моё сердце немного смягчается. Мне действительно нужны его руки… я отгоняю эти мысли, беру кисть и начинаю искать нужные мне линии.

Не могу не сканировать некоторые детали, которые не нужны для картины… например, то, что висит у него между ног. Но поскольку для этой позы его руки не понадобится, он обхватывает ладонями свои гениталии, хотя и отворачивается от меня, так что я не могу даже украдкой заглянуть между его бёдер.

— Чувствую себя очень уязвимым, — говорит он. — Что ты делаешь?

— Рисую.

— Но какую часть моего тела?

— Изгиб задней икры.

Кажется, я вижу, как дрожит его задняя нога.

— Тебе холодно?

— Поговори со мной, пока рисуешь. Словно ты касаешься меня своей кистью.

— Ладно. Ну, сейчас я работаю над тенью под левой ногой. Еще пара капель зеленого и… хорошо, всё готово. Теперь подкрашиваю изюминку на правой ягодице…, и нужно получить правильное соотношение длины от бедра до голени… — Я сосредотачиваюсь на том, что делаю в течение нескольких минут, прежде чем продолжить.

— Что теперь? — говорит он.

— Эм, работаю над заполнением части левого бедра, а теперь ещё немного кадмия на правой ноге…

— И что?

Я отступаю от картины, чтобы оценить её. Думаю, я почти закончила. Сканирую каждую часть картины, заново изучаю свет и тени…

— Продолжай, — мягко говорит Логан. — Мне нравится представлять, как ты прикасаешься ко мне вот так.

Я собираюсь сказать, что не буду продолжать, но затем чувствую намёк на вдохновение. Я опускаю кисть в воду и молча подхожу к подиуму.

— Вот так? — говорю я, слегка проводя кистью по его щиколотке. Он вздрагивает и медленно поворачивается ко мне. Затем смотрит на свои руки, которые не могут скрыть того, что под ними все затвердело. — Прости, я ничего не могла поделать, зная, что ты смотришь на меня так пристально.

Он наклоняется и хватает несколько одеял, чтобы укрыться. На мгновение я становлюсь свидетелем всего его великолепия. Я рисую круг на его коленной чашечке.

— Зачем ты пришёл сюда, Логан?

Он предлагает мне своё второе колено.

— Чтобы извиниться. — Я рисую ещё один круг.

— Для чего ещё? — Я держу кисть прямо перед ним.

Он прикрывается, но теперь позволяет одеялу упасть с плеч и груди.

— Чтобы попросить ещё один шанс.

Касаюсь кончиком кисти каждого из его сосков. Они сжимаются и твердеют.

— Так проси. — Я провожу линию между его сосками, затем обхожу вокруг сердца.

— Пожалуйста, Ава, дай мне ещё один шанс.

Он садится на трибуну, предлагая себя мне.

— Ещё один шанс разбить мне сердце? — Я прижимаю кисть к коже над его сердцем.

Он вздыхает, и я вижу сожаление в его глазах.

— Прости меня, Ава. Я думал, что, если оттолкну тебя, ты будешь в безопасности. Я видел, как в тебе нарастают стресс и беспокойство из-за того, что рисковала встречами со мной. Доктор Т. сказал, что тоже беспокоится о тебе. Я подумал, что он что-то заподозрил. Когда ты не воспользовалась шансом сбежать в Нью-Йорк, я понял, что ты твёрдо решила закончить учебу. И не хотел, чтобы ты разбилась и… сгорела, Ава. Вот почему я отстранился.

— Ну, знаешь, это было больно. Я чувствовала себя такой разбитой.

Он одаривает меня мягкой полуулыбкой.

— Таково было наше соглашение в самом начале, не так ли? Я сказал, что сломаю тебя.

Он так и говорил. Твердил о разрушении, обрушении, обнулении и открытии.

— Теперь я стала сильнее.

— Я знаю.

— Я не должна давать тебе ещё один шанс.

— Это тоже знаю.

— Так зачем же мне это делать?

— Потому что ты умираешь от желания узнать, как на самом деле любит тот, кто пишет о любви, когда, наконец, позволяет себе это.

Его тёмно-зелёные глаза впиваются в мои. У меня перехватывает дыхание. Он произносит слово на букву «Л». И наблюдает за мной, пытаясь оценить мою открытость его приглашению. Я нахожу слова, чтобы спросить его:

— Что такое любовь для того, кто пишет о ней?

Он замолкает и закрывает глаза. Затем снова смотрит на меня их и говорит:

— Любовь подобна краже звёзд. Все равно, что взять свет, рождённый миллиарды лет назад, и проглотить его целиком, затем поделиться им с другим. Это воплощение звёздного огня.

Я кладу кисть и поднимаюсь на подиум.

— Умираю от желания поцеловать тебя, — шепчу я.

— Отныне это всё, ради чего я хочу жить.

Мы занимаемся любовью среди красных, зелёных, золотых и фиолетовых одеял с большей нежностью, чем когда-либо прежде. Я отдаюсь ему, не теряя себя полностью. Мы движемся медленно и чувственно. Подобно картине Густава Климта «Поцелуй», мы — два переплетённых и любящих тела.