Эхо древних рун

ГЛАВА 19

В пятницу утром Мия забрала почту из маленького почтового ящика у ворот, ожидая, пока закипит чайник. Она взяла свою кружку и пошла посидеть на веранде, потягивая чай, пока вскрывала большой коричневый конверт.

— О! — Из конверта появилась толстая пачка документов, некоторые из них, судя по всему, были очень старыми.

— Что-нибудь хорошее? — Хокон вышел на веранду вслед за ней, принеся с собой аромат кофе.

Он уселся в кресло-качалку, вытянув и скрестив в лодыжках длинные ноги, и выглядело это так, словно ему там самое место. Мия уже начала привыкать к его присутствию, и они погрузились в утреннюю рутину, которая казалась знакомой и почти успокаивающей. Собираясь в Швецию, она старалась не слишком задумываться о том, что коттедж будет казаться пустым без бабушки, но в конце концов благодаря присутствию Хокона она едва ли это замечала.

— Письмо от моего адвоката, — сказала она ему. — Надеюсь, он прислал план участка с четко обозначенными границами. И я думаю, что наконец-то смогу показать тебе то завещание… Ну-ка посмотрим… — Она пролистала бумаги и нашла очень хрупкий на вид документ, который был вложен в прозрачный пластик, видимо, для защиты от повреждений. — Ух ты, это действительно старина! Вот, смотри, где-то здесь упоминается кольцо. Я помню, как бабушка однажды показывала мне этот документ.

Хокон подсел рядом, и они стали рассматривать старинное завещание, датированное 1604 годом. Почерк был на удивление разборчивым, хотя и немного выцветшим, и Мия водила пальцем по строчкам, пока они вместе расшифровывали его.

— Я, Йоханнес Хагберг, будучи в здравом уме и теле… Настоящим завещаю своей жене Маргарете… Бла-бла-бла… Подожди, вот оно! и золотое кольцо со змеей, которое носили до нее моя мать и мать моего отца, чтобы подарить жене моего сына, а ею — жене ее сына и так далее в бессрочное владение…

— Ужасная орфография! — Хокон улыбнулся. — Ну ладно, ты доказала свою правоту. Я верю тебе. Хотя… Как получилось, что теперь оно твое? Ты еще никому не жена. Я имею в виду… — Он взглянул на ее помолвочное кольцо. — Ты все равно не будешь женой Хагберга.

— О, это потому, что у моей бабушки никогда не было сына, а ее единственный брат умер бездетным. Я знаю, что она очень печалилась из-за этого, так как это разорвало цепочку, но она заставила меня пообещать отдать кольцо жене моего сына, если у меня когда-нибудь родится мальчик. Если нет, то наследование должно продолжаться по линии дочерей. Строго говоря, на данный момент кольцо должно было достаться старшему сыну моей матери — моему сводному брату, но, как я уже говорила, она и бабушка не очень хорошо ладили. Очевидно, что у моих детей не будет фамилии Хагберг, но я не думаю, что это имеет значение в наши дни. Главное — родословная.

— Я понимаю. Хорошая традиция. Мне это нравится.

— Да. — Мия просмотрела другие документы, затем протянула Хокону карту участка и начала читать письмо от адвоката. Дойдя до последних абзацев, она чуть не поперхнулась чаем. — Нет! Черт возьми!

— В чем дело? — Хокон поставил на стол миску с мюсли, вид у него был обеспокоенный.

— Опять этот проклятый старикашка Торессон! Он оспаривает мое право собственности на вон тот маленький островок. — Она указала на остров прямо напротив выступа в залив. — Как он посмел?! Остров принадлежал бабушкиной семье ровно с тех пор, что и кольцо, клянусь!

— Ну, в таком случае ты можешь довольно легко доказать это, не так ли?

— Нет, в том-то и дело, что документы, касающиеся острова, пропали. — Мия ткнула пальцем в письмо адвоката. — Мистер Олмквист говорит, что они не могут их найти «в настоящее время».

— Хм, тогда я не очень высокого мнения об их системе регистрации.

— И это говорит парень, чей офис — свалка, — пошутила Мия, вспомнив, как он расчищал для нее место от груды вещей.

— Замечание принято, — рассмеялся Хокон, — но я хочу, чтобы ты знала: я называю это организованным хаосом, и я точно знаю, где находится каждая конкретная вещь. Этот парень, Олмквист, очевидно, не знает. Что он собирается предпринять?

Мия вздохнула.

— Просто говорит, что они собираются продолжить поиски и что он уверен в успехе. Будем надеяться, потому что я не отдам свой остров этому наглецу.

— Он какой-то особенный? — Хокон встал, вглядываясь в клочок земли. — Похоже, на нем нет никаких построек.

— Нет, и не будет никогда! Я обещала бабушке, что остров останется девственным. Это то место, где мы обычно устраивали пикники, и там такая тишина… Понимаешь? Было бы ужасно досадно ее нарушить.

За ее словами крылось нечто большее, она чувствовала это нутром, как сказала бы бабушка, но она не могла этого объяснить. Однако остров нужно было защищать любой ценой.

— Так и будет. Я бы хотел как-нибудь добраться туда, ты не возражаешь? Но у тебя ведь нет лодки?

Мия подошла и встала рядом с ним, и они вместе посмотрели на пустую бухту, на маленький причал, залитый солнечным светом.

Она указала на сарай по левую сторону от дома:

— Вон там хранятся лодка и весла, но ее, вероятно, нужно будет отремонтировать и покрасить. А у кого есть на это время?

— Хм, ну, может быть, в один из наших выходных я смогу тебе помочь. То есть если ты хочешь, чтобы это было сделано. — Хокон взглянул на нее, и Мия с трудом подавила желание подойти к нему поближе. Было странно, что сейчас она чувствовала себя с ним так непринужденно — хотелось просто прижаться к нему без всякой причины. Должно быть, это потому, что он был таким большим; это заставляло ее ощущать себя маленькой и защищенной в его присутствии. Она отступила к столу, чтобы забрать свою кружку и стопку почты.

— Спасибо, это было бы очень любезно с твоей стороны. А у нас бывают выходные? У меня сложилось впечатление, что мы будем работать без остановки все лето, чтобы сделать как можно больше. Я слышала, ты безжалостный эксплуататор. — Мия снова шутила: в прошлые выходные не было здесь его, а назавтра собиралась в Лондон она.

— Ха-ха, очень смешно. Но серьезно, я… Нет, мы должны сегодня же составить расписание и убедиться, что у всех будет свободное время. Согласны, госпожа соруководитель? — В его голосе была дразнящая нотка, которая заставила Мию рассмеяться.

— Ок. Хорошая мысль. А пока нам нужно идти на собрание.

План длинного дома постепенно вырисовывался, и, должно быть, это было впечатляющее здание: около тридцати пяти метров в длину и семи в ширину, с двойным рядом деревянных столбов, поддерживающих крышу с обеих сторон. Однако было что-то неясное в том, как располагались отверстия для столбов, пока Хокон не понял, что произошло.

— Ребята, я думаю, что здесь должно было быть по крайней мере два здания приблизительно в одном и том же месте, и одно из них в какой-то момент сгорело, — сказал он остальным на утреннем совещании. — Как вы видели, в некоторых отверстиях для столбов, которые мы нашли, есть обугленные кусочки дерева, и я вынес этот тип на отдельный план — взгляните. Они образуют несколько иной прямоугольник, чем остальные. Это как если бы некоторые отверстия использовались повторно, но не все или, по крайней мере, не в точности так же.

— Конечно, в этом есть смысл, — откликнулся Андерс. — Должно быть, в те дни пожары были постоянной опасностью, как бы ни осторожно вели себя люди. Деревянные дома, крыши из дерна, матрасы, набитые сеном… — Кое-кто из слушающих согласно закивал. — Хотя им пришлось попотеть, перестраивая столь большое здание.

— Да. Я еще раз взгляну на очаг, чтобы посмотреть, поменялось ли что-то в целом, или вокруг него просто построили новый холл. Мы же нашли только один очаг, верно? — Хокон оглядел свою команду.

— Ага. Никаких признаков второго, — загудели археологи.

Все разошлись, чтобы дальше трудиться каждый на своем участке раскопа, а Хокон продолжил работу с планом. Он обошел по периметру оба длинных дома, затем остановился у очага, который был уже частично раскопан. Построенный из камня и поднятый на высоту примерно до колена, он был таким же впечатляющим, как и сам дом, представляя собой единственные осязаемые останки жилья, тогда как все вокруг него сгнило. Хокон протянул руку, чтобы нащупать контуры камня, и ясно представил себе, как весело сверкал очаг при викингах, добавляя тепла в людную комнату…

Два железных котла, источающих соблазнительные ароматы, свисают с металлической рамы над огнем, а один, еще больший, подвешен на цепи к стропилам. Дым поднимается вверх, пробиваясь через солому или два высоко расположенных отверстия на обоих концах фронтонов у крыши — виндауга. Воздух в комнате сперва кажется немного дымным, но через некоторое время к нему привыкаешь…

Хокон покачал головой и нахмурился. Видения были слишком четкими, как будто он был там и сам созерцал дом в его расцвете. По телу побежали мурашки, и он задвигался, слишком взволнованный, чтобы оставаться на месте. Что только что произошло? Можно ли было вспомнить ушедшую эпоху, просто прикоснувшись к чему-то старинному? Или каким-то образом призрачные обитатели этого места пытались достучаться до него, чтобы показать, что здесь некогда случилось? Потому что он был убежден, хотя и не понимал почему: нечто наверняка произошло. Это было просто очень сильное предчувствие, почти интуитивное знание, просачивающееся в него по мере того, как он все дольше находился здесь.

Его рука все еще лежала на каменной обшивке, и что-то блеснуло в солнечном свете — кольцо со змеей. Faen! Он приноровился надевать его на ночь, чтобы не потерять, и, должно быть, забыл снять сегодня утром. Обычно днем он прятал его в своей комнате. Ощущение покалывания вернулось, и казалось, что оно исходит от змейки. Хокон вздрогнул. Нет, он решительно должен вернуть кольцо в музей, но, возможно, время еще не пришло…

Что призраки — или, может быть, беспокойные души — пытались ему сказать?

Придется продолжать копать, чтобы выяснить это.

Один из братьев Рагнхильд прибыл однажды утром с известием, что их отец лежит на смертном одре. Старик просил о встрече с дочерью, чтобы попрощаться, и она немедленно приготовилась к короткому путешествию в глубь страны, к семейным владениям.

Как будто вся усадьба вздохнула с облегчением после того, как хозяйка отбыла, царственно восседая на носу маленького братнина корабля в окружении корзин с провизией.

— Похоже, она боится, что ее там не накормят. — Эйсе, как всегда занятая хлопотами, всем своим видом выказывала неодобрение. — Можно подумать, что она направляется в Гардарики или в Грикланд.

В последующие дни в селении царила почти праздничная атмосфера, и даже трэллы, занимаясь работой, напевали или мурлыкали себе под нос. Удивительно, как отсутствие одного человека смогло изменить атмосферу, и разница была особенно заметна в настроении Хокра, который часто улыбался и проводил вечера, смеясь и шутя со своими людьми.

Кери чувствовала себя счастливой и почти довольной впервые за несколько месяцев, но на третью ночь ее разбудила закапризничавшая Йорун, которая, разметавшись, ворочалась рядом.

— Что с тобой? — прошептала Кери, но, вспомнив, что девочка не слышит, просто погладила ее по голове, пытаясь успокоить.

Лоб Йорун был обжигающе горячим. Кери вылезла из-под теплых одеял и меха и отправилась за водой. Попив, малышка на время успокоилась, но вскоре снова захныкала во сне. Кери понимала, что нельзя сидеть сложа руки. Единственное, как ей было известно, что могло помочь от лихорадки, — это обтирание прохладной водой. Но сделать это в кромешной тьме невозможно. Девушка хотела подбросить дров в очаг, чтобы стало светлее, но опасалась разбудить спящих. В конце концов ей оставалось только одно — отправиться на поиски Хокра.

Тихо отодвинув тяжелый занавес, отделявший его спальню от остальной части холла, она вошла внутрь и остановилась, чтобы соориентироваться. Она знала, что кровать Хокра стоит в дальнем углу, и сделала несколько неуверенных шагов в темноте. Не успела она пройти и половины пути, как раздался свистящий шепот:

— Кто идет?

— Это всего лишь я, Кери. Прости, что разбудила тебя, но твоя дочь больна.

— Йорун? Что ее беспокоит? Подожди.

Кери услышала движение, когда он проходил мимо нее в главный зал. Через минуту он вернулся с масляной лампой в руках. Когда он встал перед ней, одетый только в штаны, свет отразился от его массивного торса, покрытого клином золотистых волос, сужавшимся к талии.

— У Йорун жар, — сказала она, смутившись и отводя глаза. — Мне нужно обтереть ее холодной водой, но я ничего не вижу там, в холле.

Казалось, он сразу все понял, без дальнейших объяснений.

— Я перенесу ее сюда. А ты иди за водой.

Через несколько минут Йорун уложили в кровать Хокра, и Кери села рядом с ней, обтирая лоб, шею и руки девочки ледяной водой, которую принесла из ручья.

Малышка захныкала и попыталась отодвинуться, но отец крепко держал ее.

— Ш-ш-ш, Йорун мин, позволь мы поможем тебе.

Шли часы. Кери каждую минуту чувствовала присутствие мужчины, сидящего совсем близко, но старалась не обращать внимания на ошеломительное ощущение близости. Она поймала себя на том, что ей хочется, чтобы это были ее ребенок и ее муж и чтобы она имела право быть здесь, но таких мыслей нельзя было допускать. Ничего хорошего из этого не выйдет. Неосознанно она вздохнула.

— Ты устала? Может, мне сменить тебя, чтобы ты могла вернуться в постель?

Хокр неправильно понял причину ее вздоха.

— Нет-нет, со мной все в порядке. Почему бы тебе не прилечь? Ты собираешься утром на охоту, не так ли? Тебе нужно отдохнуть.

— Моя дочь важнее. Охота может подождать, — ответил Хокр. — Ну-ка, позволь мне. — Он осторожно высвободил полотенце из ее пальцев. — Ложись и отдохни чуток. Давай-давай. — Он похлопал по кровати и ободряюще кивнул.

— 3-здесь? Но…

— Только на короткое время. Я не воспользуюсь тобой, если это то, чего ты боишься. Я дал тебе слово, не так ли?

— Дал слово?..

Сознание Кери, казалось, выключилось. Все, что она понимала, это то, что ложиться в постель Хокра, безусловно, не было правильным, что бы он ни говорил.

— Что я позволю твоему брату выкупить тебя весной. До тех пор ты в безопасности, если не захочешь иного… — Он посмотрел ей в глаза, и она поняла, о чем он спрашивал.

Мысль о том, что он хотел ее, но не стал бы принуждать, была пьянящей, давая ей возможность принять решение. Власть над ним.

Она открыла рот, чтобы сказать ему «да», но слово не шло с языка. Нельзя было допустить, чтобы он услышал такой ответ. Он был женат, а она собиралась уехать весной. Лечь в постель с этим мужчиной в отсутствие его жены было бы грешно, и она была бы проклята навеки.

Вместо того чтобы кивнуть, как ей хотелось, она отвернулась. Ее разум кричал, веля признаться ему, что она не была уверена, что хочет быть выкупленной, что, может быть, она хочет остаться здесь, с ним и с Йорун, но она знала, что это невозможно. Было тяжким грехом даже в снах желать его.

— Кери? — Он повернул ее лицом к себе, ласково коснувшись рукой щеки. — Ты устала. Просто приляг и отдохни. Все будет хорошо, поверь мне.

Она кивнула, не в силах вымолвить слова. Она была уверена, что больше ничего хорошего не будет, потому что… она влюбилась в этого нежного великана, но при этом не могла, не могла…

Она легла рядом с Йорун и задремала, то проваливаясь в сон, то просыпаясь, пока малышка не стала успокаиваться. Затем Хокр прилег с другой стороны от дочери и обнял ее и Кери, прижимая их обеих к себе. Это казалось таким правильным, таким безопасным, что Кери не протестовала. Именно тут она и хотела быть. Всегда.

Хокр вообще не заснул в ту ночь. Он лежал, сторожа сон двух дорогих ему существ в своей постели, наслаждаясь ощущением их близости. Они обе были драгоценны, и по мере того, как шли часы, он пришел к пониманию, что это было нечто большее. Намного большее. Теперь он знал, что вообще никогда не любил Рагнхильд. Он, конечно, испытывал к ней вожделение, но у них не было той глубокой связи, которую он чувствовал с Кери. Как будто его душа и душа Кери были похожи, их взгляды на жизнь были одинаковыми. Он хотел ее так, как никогда не хотел Рагнхильд, но он никогда не лег бы с Кери в постель против ее воли.

Он уважал ее и ее убеждения, а также знал, что ни один из них никогда не будет счастлив, если она станет просто его любовницей, а Рагнхильд будет повелевать и хозяйничать. Это был верный путь к катастрофе, и он не мог так поступить с ней. С ней и с собой.

Он вздохнул. Кери вернется в Бретланд весной или летом — как можно позже, если боги пожелают даровать ему больше времени с ней, — но он должен был смириться с тем фактом, что она исчезнет. Однако сейчас она была здесь, и он мог наслаждаться ее видом; даже, как сегодня ночью, обнимать ее — нежданный драгоценный подарок. Хотя Йорун лежала между ними, она была такой крохой, что он едва замечал ее. Все его внимание было сосредоточено на Кери, тоже маленькой, как раз такой, чтобы уместиться в его объятиях.

Единственная ночь, но она навсегда запечатлеется в его памяти.