— Что значит «докажу»? Я специалист по артефактам викингов, и вы никогда не убедите меня, что кольцо поддельное. Знаете ли, я вижу разницу. Это моя работа.
Хокон Бергер свирепо смотрел на девушку, а ее ясные серые глаза словно кололи его в ответ гневными искрами — так льдинка отражает солнечный луч.
Его слова явно задели ее не на шутку: пряди вьющихся темных волос обиженно дрогнули, когда она вскинула голову, но он, скрестив руки на груди, ждал, твердо понимая, что кольцу больше тысячи лет и место ему в музее. Без вариантов.
Она вздернула подбородок.
— Да не собираюсь я вас обманывать! И не хуже вас знаю, что это не подделка. На секундочку: я сотрудник Британского музея и по случайности работаю в отделе, который специализируется именно на этой эпохе. Так что и я умею идентифицировать артефакты викингов!
Он почувствовал, что хмурится все сильней.
— Так вот как оно попало к вам — как часть английской коллекции?
Хотя, если бы это было так, она все равно не должна была надевать его, не говоря уже о том, чтобы провезти под полой в Швецию.
— Нет. — Мия качнула головой. — Мне его подарила моя бабушка-шведка несколько дней назад, незадолго до своей кончины. И бабушкина семья владела им со времен царя Гороха — семейная реликвия, можно сказать.
— Значит, кто-то из вашей семьи нашел его? Тогда это все равно случайно обнаруженная драгоценность, не имеющая владельца,[1] даже если это было много лет назад. Следовательно — подлежит передаче государству. — Он послал ей торжествующий взгляд, который она, однако, выдержала с твердостью.
— Сомневаюсь. Видите ли, нет никаких доказательств, что кольцо где-то найдено. Оно упоминается в завещании, датированном тысяча шестисотым с чем-то годом, так что его могли передавать из поколения в поколение задолго до этого. Возможно, оно вообще никогда не было в земле, и вы не в состоянии доказать обратного.
Хокон все еще сверлил ее взглядом, словно силясь прочесть самые сокровенные мысли: лжет или нет? Звучало правдоподобно, но он должен был знать наверняка.
— Вы можете показать мне завещание? — быстро спросил он.
— Да, когда адвокаты закончат разбираться с бабушкиным наследством. Она говорила, что большая часть ее имущества перейдет мне, так что, надеюсь, завещание окажется среди прочих бумаг. Хотя, без сомнения, такие вещи быстро не делаются.
Ему потребовалось мгновение, чтобы переварить услышанное, затем выражение его лица немного смягчилось. Если у нее есть доказательства, что кольцо фамильная реликвия, тут уже ничего не попишешь. Но, черт возьми, он бы с удовольствием приобрел его для музея. Наличие пары — если он не ошибся, мужского и женского, судя по размерам колец, — было чрезвычайной редкостью. Неслыханная находка, ошеломляющая… Он снова взглянул на Мию Мэддокс.
— Вы знаете, откуда родом семья вашей бабушки? Была ла в тех местах ферма или какое-то другое владение?
— Нет, но она говорила, что земля, на которой стоит ее летний домик, принадлежит семье очень давно. Это на южном берегу озера Меларен.
— Неужели? Второе кольцо обнаружили именно рядом с этим озером! Интересно, были ли они изначально парой или местный ювелир просто сделал два похожих, которые продал разным покупателям? — Он почему-то был уверен, что кольца парные, но не хотел делиться с ней ощущаемой интуитивно догадкой.
— Не думаю, что мы когда-нибудь это узнаем.
А шансы на то, что они оба окажутся рядом в двадцать первом веке? Ничтожные, если вдуматься, но вот случилось же…
Хокон снова поднес к кольцу увеличительное стекло.
— На вашем есть надпись. Руны. Похоже на «E» и «R», а последняя буква может быть «I», но надпись неясная. На другом кольце, если я правильно помню, внутри написано «A» и «U», и, возможно, «R» в конце.
Мия пожала плечами:
— То есть ни одной общей. Никаких зацепок.
— И все же хотелось бы провести экспертизу, имея оба кольца в распоряжении. Как вы смотрите на то, чтобы оставить ваше на пару дней здесь?
Мысль о воссоединении колец заставила его сердце учащенно забиться, но Мия покачала головой.
— Простите, я не могу выпускать кольцо из виду. Я обещала бабушке. Если вы хотите осмотреть его, вам придется сделать это в моем присутствии, но сейчас у меня просто нет времени. Завтра похороны, а потом я возвращаюсь в Лондон, на работу.
Его охватило разочарование, но возражать он не стал.
— Не могли бы вы, по крайней мере, оставить мне свои контакты, чтобы у меня была возможность договориться о вашем приезде в будущем? И еще — я хотел бы взглянуть на тот дом, о котором вы упомянули. На местности могут оказаться признаки поселения или захоронения викингов. Если кольцо действительно передавалось из поколения в поколение, то вполне вероятно, что ваши предки постоянно жили в тех местах. И если его нашли — хотя и много веков назад, — его нашли именно там.
— Возможно.
Он пододвинул к ней ручку и блокнот, и Мия нацарапала несколько слов, прежде чем выудить из сумочки визитную карточку. Оторвав листок, она протянула его собеседнику вместе с карточкой.
— Вот. Я целыми днями в музее, так что звоните или пишите по рабочему адресу. А здесь находится летний домик. Можете съездить и посмотреть, если хотите. Войдете через калитку, она не запирается. Разумеется, вы не сможете попасть в сам дом, но там все равно нет ничего интересного.
Он взглянул на записку с адресом и на ее карточку — по виду настоящая.
Мия Мэддокс
Хранитель Отдела европейского доисторического периода
Британский музей, Лондон
Следовательно, коллега, которая, хотелось бы надеяться, заслуживает доверия.
— Спасибо, я, может быть, съезжу. — Поправка: я съезжу туда обязательно, и как можно скорее. Он поднял глаза, чувствуя себя немного неловко. — Извините меня за резкий тон и слова. Я просто ужасно переживаю из-за всех этих шастающих вокруг псевдоархеологов с металлоискателями. Они понятия не имеют, какой ущерб наносят, когда что-то выкапывают, ничего не фиксируя и тем самым подрывая научные исследования. Контекст, понимаете?
Мия кивнула.
— Я знаю. В Англии то же самое, по крайней мере, как рассказывают коллеги. Я сама не очень много работаю в поле. Но ручаюсь вам: я не из таких, и я на вашей стороне.
Он улыбнулся:
— Рад слышать.
По крайней мере, он начинал верить ее словам, и она улыбнулась в ответ, наконец-то расслабившись, и Хокон почувствовал, как по его телу пробежала безотчетная дрожь. Эти сверкающие серые глаза, этот крошечный вздернутый носик с россыпью веснушек, не говоря уже о великолепных волосах… Она была прекрасна, и ее красота властно потянула его к себе, и это чувство было для него новым и неожиданным. Он резко встал, чувствуя неловкость и в то же время неистово желая, чтобы девушка побыла рядом еще немного, но она тоже поднялась, подхватив сумочку.
— До свидания, мистер Бергер, — твердым тоном произнесла она и вышла из комнаты, прежде чем он успел придумать, как продолжить разговор.
Но это не имело значения — Хокон был уверен, что они встретятся снова.
Берч Торп,[2] или Бьеркеторп по-шведски, был тем, что шведы называют летним домиком: небольшой коттедж у озера, специально построенный, чтобы жить только в течение коротких месяцев, отпущенных лету в Северной Европе.
На следующий день, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу в задней стене бабушкиного дома, Мия вдыхала затхлый запах заброшенности.
Хотя бабушка Элин фактически находилась здесь круглый год, однако с тех пор, как она заболела — Элин провела в больнице больше двух месяцев, — в коттедже никто не жил, а это означало, что дом нужно срочно прибрать и проветрить. К сожалению, с этим придется подождать, так как Мия должна была лететь в Англию сегодня же, и одному Господу ведомо, когда она сможет вернуться и приняться за хлопоты.
Озеро виднелось с обеих сторон небольшого полуострова, который выдавался в воду прямо перед ней. Похожий на указательный палец, он тянулся в направлении необитаемого островка, расположенного недалеко от берега и покрытого кое-где елями и соснами; скалистые выступы отвесно опускались в воду. Унылый февральский день был скуп на краски, бело-серо-черная палитра резко контрастировала с великолепным буйством, которое девушка привыкла видеть каждое лето, когда приезжала сюда.
Еще несколько дней назад на земле лежал снег, но сейчас он таял и напоминал о себе седоватыми, слякотными остатками в саду и в поле. На озере кое-где держался лед, главным образом вдоль береговой линии; дальше вода была открытой, и сердитые волны заплескивались на края льдин.
Берч Торп располагался к западу от Стокгольма, на южном берегу озера Меларен, которое, строго говоря, озером не было. Скорее — одним из заливов Балтики, узкими щупальцами вдающимся глубоко в сушу. Во времена викингов водоем был соленым, но в какой-то момент, начиная с двенадцатого века, суша вокруг стала подниматься, пока морская вода не перестала втекать в залив, а, наоборот, начала вытекать, соленость постепенно понижалась, и озеро превратилось в пресноводное. Образовавшаяся огромная естественная сеть каналов и водных путей соединила внутреннюю Швецию с прибрежными районами и важнейшими торговыми путями.
Мия знала, что в прежние времена богатые шведы в жаркие месяцы года скрывались от зноя больших городов в загородных владениях. Где-то на рубеже девятнадцатого — двадцатого веков к ним присоединились средние классы, хотя и в меньших масштабах. Вокруг многочисленных шведских озер начали появляться крошечные деревянные домики, обычно без водопровода и прочих удобств, то есть типично летние.
Сотни, нет, тысячи озер, разбросанных по всей стране, с избытком предоставляли берега для этой цели, но когда семейство Элин последовало примеру прочих, они, очевидно, строились на собственной земле.
— Мам, разве бабушка не говорила, что ее семья много поколений фермерствовала в этих краях?
Мать Мии Гунилла сидела в старинном кресле-качалке, беспокойно раскачивая его взад и вперед.
— Что? Откуда мне знать? Это ты всегда слушала ее истории, а не я. Хотя, если подумать, я припоминаю, что ребенком пару раз навещала каких-то своих кузенов на соседней ферме. Правда, думаю, в конце семидесятых они ее продали.
Интересно. Бабушка никогда не упоминала об этих родственниках, а Мие в голову не приходило что-либо из ее слов проверять, но теперь девушка была полна решимости просмотреть документы при первой же возможности. По крайней мере, она хотела доказать Бергеру, что не лгала.
Домик представлял собой двухэтажное деревянное здание с большой верандой, из окон которой открывался великолепный вид на озеро. Первый этаж был разделен на две половины: большая кухня слева и гостиная справа; между ними поднималась крутая лестница. На втором этаже находились две спальни с мансардными окнами и наклонными потолками, а также общая для них крошечная ванная комната.
Мия вздохнула и, глядя прямо перед собой, решилась затронуть больную тему:
— Ей следовало отдать дом тебе. Все равно я не смогу жить здесь подолгу. Хочешь, я перепишу документы?
— Господь с тобой, нет! Я далека от того, чтобы забирать то, что она явно не хотела завещать мне.
Мия услышала досаду и боль в голосе матери.
— Мама… — начала она, нарочно употребив шведский вариант этого слова, помня, что Гунилле оно нравится, и надеясь успокоить ее.
— Нет. Я знаю, ты считаешь, что я веду себя по-детски, но твоя бабушка ясно дала мне понять, что Берч Торп будет твоим. Мне пришлось подписать бумаги, где я отказываюсь от своих прав на поместье в твою пользу, поскольку в этой стране дети автоматически наследуют половину. Я этого не заслуживаю, потому что она считала меня плохой матерью. И дочерью, если уж на то пошло.
— Неправда. Она всегда была рядом с тобой.
Это тоже было не совсем так, но Мия придерживалась именно этой версии. Гунилла пережила трудный период в свои двадцать с небольшим: пристрастие к алкоголю вынудило ее передать опеку над Мией своему тогдашнему мужу. И хотя Элин делала все возможное, чтобы помочь, забирая Мию к себе каждое лето, старая леди не была очень терпелива с дочерью. По мнению Элин, Гунилле недоставало силы воли, и ей следовало просто взять себя в руки. Она отказывалась признавать, что дочери сначала нужно было справиться с глубокой депрессией, которая и привела ее к пьянству.
— Нет, не была. Она просто платила по счетам и ждала, пока я приведу себя в порядок.
— Ну, может быть, это было то, что тебе нужно, — осмелилась предположить Мия. — Если бы она тебя баловала, ты бы постаралась бросить пить и начать новую жизнь?
— Конечно, и намного быстрее, — раздраженно ответила Гунилла, но Мия ей не поверила.
Однако вся эта история давным-давно окончилась. У Гуниллы был новый муж и двое маленьких сыновей, которые не давали ей сорваться в прежнее. Большую часть времени она казалась довольной своей жизнью — за исключением тех случаев, когда встречи с дочерью бередили старое чувство вины. Это было глупо, потому что Мия не держала на нее зла.
Девушка снова вздохнула, не желая вступать в спор.
— Чепуха какая-то — отдать мне дом, — пожала она плечами. — Я говорила бабушке. Как мне выкраивать время, чтобы приезжать сюда и приглядывать за ним? Работа в Англии, да и Чарльз не захочет проводить здесь каждый отпуск. Хотя он ничего не имеет против Швеции как таковой, но он любит путешествовать по разным местам.
Она попыталась представить, как ее английский жених коротает здесь лето, подобно ей самой, и не смогла. Он был тут однажды, но визит прошел неудачно. Неказистая обстановка и отсутствие привычного комфорта, вся эта «жизнь в гармонии с природой», которую вела бабушка, претили ему — он чувствовал себя словно рыба, выброшенная на берег. Чарльз был городской мальчик, коренной лондонец, и любая невинная просьба, скажем, насадить червяка на крючок, чтобы порыбачить, ставила его в тупик. Ради Мии он пытался приноравливаться, но она видела, каких сверхусилий ему это стоило, и поэтому ездила сюда одна.
Почему-то вдруг она представила здесь Хокона Бергера. Без сомнения, тот будет в своей стихии — червяки его не обескуражат, а бивачная жизнь археологу не в новинку. Она вспомнила его лицо, когда он улыбнулся ей вчера, застав врасплох. Улыбка полностью изменила его черты — настолько, что она чуть не задохнулась. Когда суровое выражение исчезло, она увидела опасно привлекательного мужчину, но из этого отнюдь не следовало, что ей нужно взять его на примету. У нее был жених, и, кроме того, Бергер был не в ее вкусе. Мужчины с внешностью, как у него, обычно слишком хорошо осознавали свое обаяние и, как следствие, были невыносимы. Она уже попадалась на такую удочку раньше, и это плохо кончилось.
Лучше больше с ним не встречаться, решила она. Да он, вероятно, уже и забыть успел о ее кольце. А если нет, она пошлет ему копии старых завещаний, как только получит их. Никакой необходимости в дальнейших контактах между ними вообще не было.
— Ты могла бы сдавать его в аренду, слышишь? — Слова Гуниллы ворвались в ее мысли. — Летом сюда приезжает куча немцев. Держу пари, они заплатили бы огромные деньги, чтобы пожить в таком коттедже. Или найми кого-нибудь, чтобы присматривал за ним. Она оставила тебе достаточно денег.
— Не думаю, что бабушка имела в виду, что я так распоряжусь ее домом… — Мия почувствовала, как безнадежность прожектов тяжестью тянет ей сердце.
Элин хотела, чтобы внучка продолжала проводить лето в Швеции, но она уже не ребенок, и это просто невозможно. Она жила в Англии. Я больше англичанка, чем шведка, не так ли?
Мия снова остановила свой взгляд на островке. Так много счастливых воспоминаний о летних пикниках, о гребле с бабушкой, и как девчонкой она сидела на одеяле и ела торт, слушая рассказы старой леди…
«Это особенное место, — говорила Элин. — Заповедное. Остров принадлежал нашей семье в течение сотен лет и должен оставаться как есть. Отец заставил меня дать такое обещание, а в будущем наступит день, когда заботиться о его безопасности придется тебе».
«О безопасности от чего?»
«От незваных гостей. — Бабушка серьезно посмотрела на нее. — Есть люди, которые хотели бы застроить такие острова, но этого нельзя допустить. — Она обвела вокруг рукой. — Можешь себе представить, что деревья вырубят и вся эта красота исчезнет? Это было бы святотатством».
Тогда Мия еще не знала, что означает это слово, но она поняла смысл сказанного. Остров нужно защищать. И она поклялась бабушке, что сделает все, что в ее силах, но как ей теперь сдержать обещание?
— Так что ты намерена делать? — спросила Гунилла, словно почувствовав смятение дочери.
— Не знаю. Мне придется подумать. Не могла бы ты присмотреть за домом хотя бы до весны? Может быть, время от времени приглашать уборщицу — я заплачу, разумеется. Правда, не хотелось бы торопиться.
— Ладно, но тебе лучше поскорее принять решение. У меня нет времени таскаться сюда каждую неделю. Это место слишком напоминает мне мать.
Мия печально посмотрела на нее. Боль была глубокой, она это видела. Разрыв между матерью и бабушкой так и не был преодолен, и ей было грустно думать, что теперь это навсегда.
Бабушка ушла, и все, что осталось, — Берч Торп. Как же она сможет продать его? Но как ей суметь его сохранить?