Эхо древних рун

ГЛАВА 27

Хокон сел в постели и стащил с пальца кольцо викингов. Оно со стуком упало на прикроватный столик, но, к счастью, Линнея не шевельнулась. Она крепко засыпала, как только удавалось уговорить ее лечь в кровать — не всегда легкая задача, — в то время как ночи Хокона становились все более тревожными.

Ему снились сны. Яркие, ужасающие, приходящие из неведомых глубин сознания. Он был совершенно уверен, что то, что он видел сейчас, было блотом, жертвенным ритуалом, чтобы умилостивить богов и заручиться их благосклонностью. Тот, что привиделся ему, совершался зимой, потому что он не мог избавиться от картин алой крови, брызжущей на чистый снег. Это зрелище запечатлелось на его сетчатке; запах теплой дымящейся плоти забил ему нос. Он схватил бутылку с водой и сделал большой глоток, пытаясь избавиться от металлического привкуса.

Он глядел на кольцо и понимал, что должен вернуть его обратно в музей, но золотая змейка как будто сопротивлялась. Она еще не все ему рассказала, она не собиралась отпускать его. Он запустил пальцы в волосы и уткнулся лбом в ладони. Это было настоящее безумие. Он никогда не испытывал ничего подобного раньше, ему с трудом верилось, что это происходит сейчас. Однако это было так.

Может, обратиться к психиатру? Неужели он слетает с катушек? А Мия? Не могли же они оба тронуться умом одинаково и одновременно? Происходящее было выше его понимания. Скорее, мог бы помочь гипнотерапевт. По крайней мере, тогда он мог бы получить какие-то ответы.

Он снова лег и попытался устроиться поудобнее, но тоскливые рассветные часы тянулись один за другим, а сон все не шел и не шел.

— Делаешь что-нибудь приятное в эти выходные, Айвар?

Это было в четверг днем, накануне летнего солнцестояния. Шведы, как правило, отмечали его больше, чем британцы, устраивая разные посиделки и смёргасбуд — шведский стол, с непременной маринованной селедкой. Для детей затевали танцы вокруг майского дерева, которое здесь называли деревом середины лета. Мия с нетерпением ждала этого дня.

— Да нет. Папа вернулся, но сразу же уехал на какой-то аукцион на все выходные. Спросил, не хочу ли я поехать тоже, но я сказал, что лучше останусь здесь. Нужно опробовать новую игру для плейстейшен. А теперь, когда моя тетка отбыла восвояси, я могу делать все, что захочу. — Айвар сгребал землю в тачку, и Мия подумала, что выглядит он теперь на удивление сильным и крепким. Должно быть, все дело в физически тяжелой работе, которой он занимался последние несколько недель. Ну и загар, безусловно, шел ему: готическая бледность давно исчезла, и отросли светлые корни волос, что придавало ему, по мнению Мии, довольно крутой вид.

— Значит, ты будешь совсем один в доме? Может, пока папа не вернется, поночуешь у меня на диване? — Хотя Мия знала, что мальчик вполне способен сам о себе позаботиться, ее возмущало безответственное отношение отца, оставлявшего сына без присмотра на целые дни. По-хорошему, тете нужно было не уезжать, но, возможно, у той возникли неотложные дела.

Айвар пожал плечами.

— Да все будет в порядке. Я привык, меня это не пугает — у нас есть охранная сигнализация. Кроме того, отец дал мне свой дробовик на случай, если кто-нибудь вломится. Я умею им пользоваться.

Мия взглянула на Хокона и увидела в его глазах отражение своей тревоги, но они оба промолчали. Тем не менее ее решимость убедить Айвара перебраться в коттедж на выходные только усилилась.

— Послушайте, — между тем обратился к ним мальчик, — может быть, мы сходим ко мне домой сегодня вечером? Посмотрите папину коллекцию. Он написал, что вернется не раньше воскресенья.

— Я бы побыл здесь с Линнеей, — откликнулся Хокон, — но, возможно, Мия захочет взглянуть?

— Хм, конечно. — Ей казалось неправильным тайком прокрадываться в чей-то дом, пока хозяин в отъезде, но в то же время было бы неплохо выяснить, что задумал Торессон.

— Превосходно! Тогда попозже пойдем.

Отправившись после ужина, они с Айваром попали под неожиданный ливень. Мягкие капли шелестели на листьях кустов и деревьев, пьянил насыщенный кислородом воздух. Мия с наслаждением вдыхала сладкий смолистый дух сосен из соседнего леса и аромат луговых цветов, к которым по временам примешивались запах грибов и струйки коровьего навоза с поля.

— М-м-м, вот почему я люблю Швецию летом, — проговорила она, обращаясь больше к себе, чем к Айвару. — Чистый свежий воздух, на многие мили вокруг нет ни одной высотки, и я чувствую себя свободно.

— Так почему же ты не живешь здесь? — Айвар кутался в свою черную толстовку, накинутую на плечи.

— Хороший вопрос. В основном потому, что моя работа в Лондоне, и мне она нравится. Это то, чему меня учили.

— А ты не можешь делать ее тут?

— Надо подумать. Дело в том… Видишь ли, моя мама живет в Швеции со своим вторым мужем и двумя моими сводными братьями. Мы не так уж хорошо ладим, и я всегда чувствовала себя скорее англичанкой…

И все же сейчас Мия разрывалась на части. Сможет ли она после такого лета спокойно возвратиться в Лондон, к этим ужасным ежедневным поездкам на работу и обратно? Уступит уговорам и продаст Берч Торп, как того хочет Чарльз?

Айвар вывел ее из задумчивости.

— Мы почти у цели, мой дом как раз за этим поворотом. — И когда они прошли немного дальше и наконец показался его дом, Мия остановилась как вкопанная, глядя во все глаза.

— Ну и ну! Да это не дом, а целый замок! Ты не говорил мне, что твой отец так богат.

— Э-э, ну разве это имеет значение? — Айвар смущенно пожал плечами и принялся ковырять дорогу носком кроссовки. — Это просто дом.

Мия не согласилась, но подумала, что ей лучше промолчать. В конце концов, она преувеличила — его дом, разумеется, не был замком, но он был очень большим. Классический шведский особняк, обшитый деревом и выкрашенный желтым, с белыми оконными рамами; с обеих сторон его обрамляли одинаковые флигели. Он стоял на небольшом холме, откуда открывался великолепный вид на озеро.

— Ух ты, — выдохнула она, — как чудесно!

— Пойдем, пойдем внутрь. — Явно не желая обсуждать достоинства этого места, Айвар направился к широкому деревянному крыльцу, украшенному замысловатой решеткой. Оно выглядело так, словно его изготовил настоящий мастер, возможно, еще в начале девятнадцатого века. В молчаливом восхищении Мия последовала за мальчиком.

Сразу за дверью оказалось огромное помещение, с одной стороны которого полукругом поднималась лестница на второй этаж. Стены зала уходили под потолок на уровне крыши, откуда свисала большая люстра, своими призмами отражающая свет из круглого окна над входом. Старинные полы из широких сосновых досок были вытерты до глянца, впечатление усиливали патина и полировка. Повсюду располагались восточные ковры, раскиданные как бы небрежно, однако дающие выверенное ощущение роскоши. Прямо перед собой Мия увидела огромную гостиную с рядом окон, выходящих на озеро, и антикварной мебелью, соответствующей стилю дома. Она хотела взглянуть поближе, но Айвар поманил ее к одной из боковых дверей, и она с неохотой повиновалась.

— Папа хранит свою коллекцию в одном из флигелей, вот здесь. — Он провел ее через комнату, которая, должно быть, была кабинетом его отца: огромный письменный стол был завален рабочими бумагами. — Он держит дверь запертой, но я видел, как он открывал ее, и запомнил код. — Мальчик ухмыльнулся. — Он не заметил, как я подсматривал, потому что в тот день был под мухой. Да я и так мог бы легко догадаться: это просто дата его рождения. — Айвар с усмешкой покачал головой, как будто речь шла о самой глупой комбинации кода из всех возможных.

Дверь во флигель выглядела более прочной, чем другие, и гораздо более современной. «И определенно огнеупорная», — подумала про себя Мия. Справа располагалась кнопочная панель, и когда Айвар ввел последовательность цифр, замок на двери открылся, пропуская их внутрь. Сразу за порогом была еще одна панель управления, и он снова нажал несколько кнопок.

— Охранная сигнализация и видеонаблюдение, — пояснил он. — Папа говорит, что осторожность лишней не бывает, хотя вряд ли кому-то известно, что у него есть все это.

Он включил свет, и Мия ахнула.

— Vad i helvete…

Она стояла неподвижно, оглядывая большую комнату, в которой располагалась коллекция Торессона. Она никогда не видела ничего подобного за пределами музейного хранилища и на мгновение подумала, не мерещится ли ей все это. Медленно она пошла вокруг комнаты, останавливаясь, чтобы внимательнее рассмотреть некоторые предметы, но не нужно было вглядываться в детали — перед ней предстала подлинная старина. И не просто старина, антиквариат, а во многих случаях древние артефакты.

Девушка подняла меч почти трех футов длиной, небрежно положенный сверху на витрину. Рядом осталась полировальная тряпка, как будто человека, занятого уборкой, отвлекли от дела на полдороге. Она зажмурилась на мгновение, когда свет отразился от замысловато украшенной золотой филигранной ручки, такой изящной работы, что сама по себе была произведением искусства.

— Просто не верится, это же меч викингов! Настоящий меч викингов, и никаких следов ржавчины. — Она повернулась к Айвару. — Где, черт возьми, он его взял? — Мия не добавила, что Торессон, вероятно, не имел права владеть им, а если и имел, то, безусловно, обязан был сдать его в ближайший музей. Это была невероятная редкость.

— О, папа говорит, что это семейная реликвия. Его любимый, и на лезвии даже написано «Торессон» или что-то такое. Он показывал его мне, но я не умею читать руны так, как ты. Хотя и хочу научиться. Я собираюсь стать археологом, я уже решил.

Мия едва расслышала его слова, скользя взглядом по обоюдоострому лезвию, которое, хотя и было кое-где тронуто ржавчиной, все еще выглядело вполне смертоносным. Оно было украшено выгравированными узорами, и на одной стороне обнаружилась надпись, о которой говорил Айвар. «Я — Убийца людей, Торальд несет меня», — прочитала Мия, переводя с древнескандинавского.

— Что?

— Так там написано; это значит, что им владел человек по имени Торальд, и он назвал свой меч Человекоубийцей.

— У их мечей были имена? Звучит немного по-диснеевски, правда? Ну, что-то вроде Экскалибура.

Мия рассмеялась.

— Думаю, да, но, может быть, именно отсюда Мерлину пришла в голову эта идея, или наоборот.

— Значит, там ничего не говорится о Торессоне? А папа казался таким уверенным.

— Боюсь, что нет, хотя ваша фамилия вполне может происходить от имени Торальд. «Сын Торальда» легко превратится в Торессона, если произнести быстро. Как тебе кажется?

Мия положила меч обратно и пошла вдоль множества стеклянных витрин, хмуро разглядывая их содержимое. Там в изобилии находились предметы эпохи викингов, в основном оружие: ржавые старые топоры, лезвия ножей и снова мечи — проржавевшие подобия того, что Хокон с товарищами нашли в кургане. Были также украшения и предметы первой необходимости — головные гребни, ключи и кухонная утварь. Наконец она остановилась перед витриной, которая, казалось, вообще не имела никакого отношения к викингам, но содержимое которой заставило ее глаза расшириться, а мышцы живота непроизвольно сжаться. В витрине красовался нацистский флаг, а рядом — несколько нарукавных повязок, пистолет и что-то похожее на дарственный экземпляр «Майн кампф». Мия нахмурилась и посмотрела на Айвара, следовавшего за ней.

— Я знаю, — сказал он, как будто ожидал, что она прокомментирует увиденное. — Мне это тоже не нравится, но папа, типа, помешан на чистоте генов. Он называет их арийскими и говорит, что Гитлер был прав, хотя и пошел по ложному пути. Папа говорит, что чистые скандинавские гены нужно сохранять, а не разбавлять, и всякое такое. — Мальчик скорчил гримасу, когда произносил это слово. — Что-то насчет того, что светловолосые люди вымрут примерно за двести лет. Хотя это не про отравляющий газ и прочее; он просто считает, что мы не должны вступать в браки с иностранцами, которых теперь пускают в страну. Не хочет, чтобы я даже разговаривал с детьми-иммигрантами в моей школе.

— Ты это серьезно? — Мия пристально взглянула на него. — Это… — Она не находила слов.

Айвар, казалось, не обиделся. Вместо этого он слегка улыбнулся и пожал плечами.

— Довольно безумно — да, но что я могу поделать? Я никому не могу рассказать, потому что тогда у отца могут быть неприятности, а меня, вероятно, отправят в какой-нибудь интернат или что-то в этом роде. В любом случае скоро я вырасту и буду жить сам по себе. Тогда папа сможет засунуть свои деньги куда подальше. Если я женюсь, то на ком захочу; я не собираюсь выбирать девушку только потому, что у нее светлые волосы и голубые глаза. Я имею в виду, это просто глупо. Кроме того, я смотрел в Интернете — это утка, самая настоящая. Блондины вовсе не исчезают. Я пытался сказать ему, но он очень разозлился, и поэтому я заткнулся.

Мия все еще была ошеломлена.

— Откуда у него эти идеи? — осмелилась спросить она.

— Его бабушка — немка. Папа сказал, что она была кем-то вроде Бундмэдель до того, как вышла замуж за шведа.

— А, понятно.

Бунд дойче мэдель, или Союз немецких девушек, был женским крылом молодежного движения нацистской партии, гитлерюгенд или югенд. Мия слышала о них. Эта женщина, очевидно, привезла свои убеждения с собой, когда переехала в Швецию, и позже внушила их внуку.

Неудивительно, что у Айвара не было друзей; он, вероятно, боялся приводить их домой из опасения, что его отец начнет говорить что-то странное.

— Иди сюда. — Он поманил ее к другой витрине. — Вот то, что я вообще-то хотел тебе показать.

Мия подошла посмотреть. Серебряная фибула, круглая, с булавкой посередине. Совершенно определенно кельтский стиль. Девушка резко выдохнула. Айвар открыл футляр и достал фибулу.

— Здорово, правда?

— Откуда она взялась? — Мия едва осмелилась спросить, но она должна была знать.

— О, папа нашел ее где-то в окрестностях. — Айвар избегал смотреть ей в глаза, и Мия вдруг спросила себя, не копал ли Торессон незаконно на ее участке, пока тот пустовал. Эта мысль привела ее в ярость. — На обороте есть надпись, хотя папа не сказал мне, что там написано. Но ты ведь можешь прочесть, верно?

Мия, конечно же, прочла, хотя ей пришлось с трудом сглотнуть, прежде чем сдавленным голосом она смогла произнести слова: «Кери владела мной».

Снова оно, это имя. Кельтская женщина в поселении викингов, владелица таких драгоценностей, как серебряная фибула и золотое кольцо. И шейная цепочка с золотым крестом? Мия почти забыла о нем, образ всплыл из подсознания.

— Ловко! Как на гребне, да? — прокомментировал Айвар. — Я надеялся, что там будет написано именно это.

— Да. Потрясающе! — Мия неохотно положила брошь на место. — Но… Ты же знаешь, что, если твой отец нашел ее где-то здесь, он должен был сообщить о своей находке властям, верно? Ты уже несколько недель работаешь в нашей команде. Я уверена, что ты не раз слышал об этом правиле.

Айвар кивнул.

— Да, но…

— Что? Есть что-то, о чем ты умалчиваешь? Я не рассержусь, обещаю тебе, и я не могу ничего никуда сообщить, потому что, строго говоря, я не должна быть здесь без разрешения твоего отца. Мы оба это знаем.

Айвар глубоко вздохнул.

— Ок. Хотя ты, вероятно, разозлишься, потому что… Я тоже не знал до прошлой недели, клянусь, но теперь знаю… Папа нашел фибулу на маленьком островке, на том, который, как ты говоришь, твой. Как раз перед тем, как он отправился в ту поездку на Дальний Восток.

— Не может быть! Так вот почему он хочет завладеть им. Он думает, что там есть что-то еще?

— Да. Он в этом уверен. Сказал, что собирается раскопать еще немного, и упомянул, что нашел человеческую кость.

— Боже мой… Могила? Но я никогда не замечала там никаких курганов. Мы с бабушкой устраивали пикники на берегу… Вообще-то, если подумать, мы больше никуда не ходили. Всегда оставались у воды. Хм… Я думаю, это было бы подходящее место последнего упокоения, мирное, безмятежное.

Знала ли об этом бабушка? И не поэтому ли она так беспокоилась, чтобы никто не строил на острове? Возможно.

— А мы можем туда добраться и посмотреть? — Айвар, казалось, бурлил от возбуждения.

— Да, но перед этим я должна доказать, что остров принадлежит мне. Мой адвокат работает над этим. — По крайней мере, она чертовски надеялась, что так оно и было. — Я не верю, что твой отец имеет на него какое-либо право.

— Вероятно, нет, но я думаю, что он пытается выиграть время, чтобы иметь возможность там покопать. У него не было ни единого шанса с тех пор, как он вернулся, так как он был занят работой и прочим, а теперь снова уехал.

— Да. Что ж, нам придется остановить его. — Мия сжала кулаки. Полный ублюдок! Торессон, очевидно, абсолютно пренебрегал надлежащими археологическими методами. Он копал бессистемно, где и как придется, без каких бы то ни было записей, и артефакты исчезали в его маленькой «коллекции», с тем чтобы никогда больше не появиться. Нет, немыслимо!

— Серьезно, он же разрушает археологический памятник, теперь ты это понимаешь, так ведь?

— Конечно, но что мы можем сделать?

— Не знаю, но я что-нибудь придумаю. Может быть, круглосуточное наблюдение? Да, всем членам команды придется по очереди дежурить на оконечности полуострова, и если покажутся лодки, можно осветить мощным прожектором того, кто там объявится, и велеть им уходить. Твой отец не имеет права копать на острове: ни ему, ни мне не разрешается там появляться, пока спор не будет улажен, так что если он что-нибудь и предпримет, то только ночью.

Она обняла худощавое тело мальчика и крепко прижала его к себе.

— Спасибо, Айвар, я очень тебе признательна. Я понимаю, что это может быть нелегко для тебя, и надеюсь, что у тебя не будет проблем с отцом, но ты правильно поступил, рассказав мне. Мы должны как-то все исправить.

Айвар не отстранился и сам неловко обнял ее в ответ, так что она знала: он действительно согласен и рад.

— Я могу справиться со своим отцом. Он вообще-то думает, что я глупый, так что, если он что-нибудь начнет говорить, я просто буду вести себя так, будто не понимаю, о чем он толкует.

Мия воззрилась на него.

— Почему он считает тебя глупым? Кто угодно скажет, что ты очень умен.

Щеки Айвара ярко покраснели от смущения, и он отвел взгляд.

— Я никогда не делаю уроки и всегда только бормочу, когда отец задает мне вопросы. Поэтому он уверен, что я безнадежен. — Мальчик взглянул исподлобья. — Но теперь я буду больше стараться в школе, потому что Хокон сказал, что я должен хорошо учиться, если хочу стать археологом.

— Молодец, так держать! Покажи им, на что способен. — Мия указала на фибулу. — Ты не станешь возражать, если я сделаю несколько фотографий? Просто чтобы показать Хокону и никому другому, обещаю.

— Хорошо. — Он держал фибулу в вытянутой руке, пока она фотографировала ее с обеих сторон на камеру мобильника.

— А теперь давай-ка выбираться отсюда. Можешь ты проверить, выглядит ли все так, как будто тут никого не было и никто ни к чему не прикасался? И, кстати, не снимают ли нас камеры видеонаблюдения?

— Нет, я их выключил. Успокойся, Мия.

Было почти облегчением покинуть это незаконное хранилище, и пока Айвар снова включал сигнализацию и камеры, Мия ждала в кабинете Торессона. Случайно взглянув на массивный антикварный стол, она замерла, увидев знакомый логотип. Убедившись, что Айвар все еще занят, подошла поближе, чтобы посмотреть повнимательнее.

«Черт возьми, не может быть!» — выругалась она про себя.

В верхнем лотке для бумаг лежала папка с названием компании ее адвоката, оттиснутым снаружи. Открыв ее, Мия увидела недостающие документы, касающиеся острова. Так вот куда они пропали. Проклятый Торессон!

Что ж, ему это не сойдет с рук. Рядом был принтер, и она быстро схватила пачку бумаги, более или менее равную по толщине той, что была в папке. Затем вытащила документы по острову и засунула их себе под куртку, а пачку чистой бумаги положила в папку и быстро закрыла ее. Надо надеяться, Торессон, вернувшись, не сразу заметит пропажу.

Сложив руки на животе, Мия прижала листки, чтобы они не выскользнули. Ей было неловко перед Айваром из-за того, что она собиралась скрыть это от него, но чем меньше он знает, тем лучше. В любом случае Торессон вообще не имел права на эту папку — вором был он, а не она.

Снаружи ровным потоком все еще лил дождь. Во всей этой истории с коллекцией Торессона было что-то нездоровое, и Мия с большим облегчением вдохнула свежего воздуха.

Когда они возвращались в лагерь, она повернулась к Айвару:

— Мне придется рассказать обо всем Хокону, понимаешь? Конечно, он в некотором роде представляет власти, но если мы скажем ему по секрету, я думаю, что пока он согласится держать язык за зубами. Без него мы не можем организовать группу наблюдения. Что ты на это скажешь?

Айвар прикусил губу и, немного поколебавшись, кивнул:

— Наверное. Да, так будет лучше. Ты сделаешь это, хорошо?

— Давай сделаем это вместе. Сегодня вечером, после того как Линнея ляжет спать. И, пожалуйста, мне бы очень хотелось, чтобы ты остался с нами на ночь. Я знаю, что ты отлично справляешься и в одиночку, но все же я буду беспокоиться.

— Конечно, как скажешь.