Эхо странствий

Комфортабельный паром, дважды в день курсирующий между Африкой и Европой, приближался к Гибралтару. У перил верхней палубы столпились пассажиры. Жужжат любительские кинокамеры, щелкают затворы фото> аппаратов. Высокий англичанин в клетчатом пиджаке установил портативный мольберт и неторопливо делает этюд гибралтарской скалы. Безучастные ко всему на свете нечесаные битники неопределенного пола поплевывают в черносмородиновые волны. Многодетная французская семья громко обсуждает вопрос о том, сколько времени пробыть в Гибралтаре. Взрослые за то, чтобы неделю, молодежь — чтобы три дня.

— Вам хватит и двух часов! Там ничего нет, кроме единственной улицы Мэйн Стрит, — авторитетно заявляет румяный немец, аптекарь из Гамбурга, выпуская из кинокамеры длинную очередь по скале.

— Смотря как подходить к этому вопросу, сэр, Пивных там несомненно меньше, чем в Баварии.

Эту реплику подает англичанин. Искра принципиального спора вспыхнула. Публика делится на три лагеряприверженцы Гибралтара, противники и нейтралы, никогда там не бывавшие. Битники с тоскливой индифферентностью перевесились через борт. Похоже, они очень голодны.

Кажется, англичанин прав: все зависит от того, как подходить к вещам и явлениям. Попробуем внимательно и беспристрастно оглядеть гибралтарскую скалу…

Гибралтар был захвачен англичанами два с половиной века назад. В Лондоне поняли и оценили чрезвычайно оригинальное расположение этой скалы, созданной капризом природы. Здесь — стык Европы с Африкой, которая видна из Гибралтара в хорошую погоду; здесь проходит великий водный коридор, соединяющий Атлантику с бассейном Средиземного моря.

Во время войны за испанское наследство, в 1704 году, соединенная англо-голландская эскадра под командованием английского адмирала Рока захватила Гибралтар. По Утрехтскому мирному договору 1713 года Гибралтар официально стал английской колонией, каковой он и является по сей день.

С тех пор вот уже третье столетие Испания ведет непрерывную борьбу за присоединение скалы к своей территории. Диалог между мадридским и лондонским дворами далеко не всегда выглядел как чопорный обмен свитками дипломатических нот. Порой монархи срывались на крик и двигали друг на друга полки. Четырнадцать раз бросались испанцы на штурм гибралтарской крепости, но, как видим, англичане и ныне там. Самая длительная осада продолжалась три года семь месяцев и двадцать дней — с июня 1779 по февраль 1783 года. Осажденные выстояли и на этот раз.

Шли годы. Много воды утекло через пролив, много событий произошло в мире. Изменился и Гибралтар. Теперь это уже не та классическая крепость с зубцами башен и амбразурами бойниц, каким Гибралтар запечатлен на старинных гравюрах. Уступы скалы заставлены разноцветными домами, на заоблачный хребет проведен канатный фуникулер, в самом центре города, в парке Аламеды, разбита площадка для гольфа. Авиация, как известно, возникла значительно позже, чем игра в гольф, и места для аэродрома не осталось. Поэтому взлетно-посадочное поле построено прямо на море.

Испанцы уже давно не штурмуют Гибралтар силой, но тяжба за него все продолжается и конца ей пока не видно.

СТОРОЖЕВАЯ ВЫШКА

Не странным ли кажется, что вокруг гибралтарского утеса разгорелся пожар политических страстей? Чем объяснить, что Гибралтар хронически сделался скалой преткновения интересов двух европейских государств?

Разбирательством англо-испанской тяжбы занималась, даже Организация Объединенных Наций, этот вопрос рассматривал специальный Комитет 24-х. И все пока тщетно.

Однако странного в гибралтарской истории ничего нет. Ведь скала для Англии это прежде всего важнейший военно-стратегический центр, своего рода сторожевая вышка на перекрестке мировых морских путей. Небольшой пример. Владелец популярного в Гибралтаре ресторана «Фарола» португалец Давид Фариа любит заключать беспроигрышное пари: партнеру предлагается уловить момент, когда из окон харчевни видно меньше шести кораблей, проходящих через пролив… Фокус состоит в том, что такого момента не бывает ни днем, ни ночью. Беспрерывный караван судов под флагами всего мира круглосуточно дефилирует через гибралтарские ворота. Специальные локаторы, вмонтированные в скалу, чутко улавливают каждый звук, обшаривают своими невидимыми щупальцами каждое проходящее мимо судно.

Но это не все. Гибралтар для Англии — это военно-морская и военно-воздушная база. Сфера ее действия распространяется на Европу, равно как на Африку и Ближний Восток. Возьмем хотя бы маневры НАТО, которые периодически проводятся у берегов Гибралтара. В эти дни в Гибралтаре веет временами давно забытых военных лет. В акватории порта и на рейде выстраиваются боевые корабли под флагами Англии, Канады, Голландии, Норвегии, Португалии. Франция на этой своеобразной ярмарке военного тщеславия, как правило, представлена подводными лодками и авиацией. Город, наводненный солдатами морской пехоты и воздушного десанта, кажется оккупированным.

Правящие круги Испании питают к Гибралтару не менее корыстную любовь, чем соперники из Старого Света. Ведь по ту сторону пролива, напротив гибралтарской скалы, находится захваченный Испанией марокканский город Сеута. Если испанская военщина получит еще и Гибралтар, то пролив окажется в ее руках. Между прочим, о возвращении марокканцам их исконной территории Сеуты Мадрид и слышать не хочет.

Есть и другая подоплека в споре. Предъявляя права на Гибралтар, испанское правительство хлопочет не столько за себя, сколько за американцев. У Пентагона составлен свой план: с помощью Испании выжить англичан, занять их место и сделать скалу наглухо закрытой зоной, своей сторожевой вышкой.

ЛАССО БЛОКАДЫ

Что представляет собой Гибралтар с точки зрения физической географии? Даже на больших картах конфигурацию этой крайней юго-западной точки Европы разобрать довольно трудно — настолько скала микроскопична. А вблизи все это выглядит так: каменная глыба в полкилометра высотой, площадью девять с половиной квадратных километров, соединенная с материком перемычкой перешейка. Перешеек является «ничейной землей», то есть, нейтральной зоной. Здесь проложена хорошая шоссейная дорога. Одним концом дорога упирается в железную решетку ворот британской колонии, другим- в здание испанской таможни.

В 1964 году испанцы объявили Гибралтару экономическую блокаду, изолировав его от своей территории частоколом соответствующих санкций. Если в прежние времена по нейтральной зоне сплошным потоком шли в обоих направлениях вереницы автомашин, то теперь здесь не встретишь и велосипедиста. Проезд любому автотранспорту из Испании в Гибралтар категорически воспрещен; из Гибралтара на материк пропускают лишь кареты «скорой помощи».

Такая репрессивная мера повлекла за собой сильное сокращение иностранного туризма. В период летних отпусков излюбленный маршрут европейских автотуристов пролегал через Испанию в Гибралтар, откуда паром за два часа доставлял путешественников вместе с машинами в Танжер, в Африку. Теперь, когда этот путь из Европы в Африку перекрыт, туристскому промыслу гибралтарцев нанесен серьезный ущерб.

Смыкая кольцо блокады, Испания полностью прекратила торговлю с английской колонией. И пострадали снова гибралтарцы, не имеющие ни своего сельского хозяйства, ни промышленности. Правда, подвоз продуктов налажен из Танжера, однако проблема обеспечения водой пока не разрешена. В Гибралтаре нет ни рек, ни озер. Вода здесь либо привозная, либо собранная из осадков. Один из склонов горы задрапирован, как чешуей, листами оцинкованного железа. Дождевые воды стекают по этому огромному противню в резервуар, спрятанный в недрах горы. Из этого гигантскою кубка и пьет весь город. Но воды все равно не хватает. Газеты на видном месте помещают аншлаги «Экономьте воду!» и дают советы, как это делать. Дожди — явление стихийное, а испанская блокада затянулась всерьез и надолго. Поэтому гибралтарцы заказали британской фирме «Аква Шем» опреснительную установку. Из моря будет добываться миллион литров питьевой воды в день.

Следующей репрессивной акцией Мадрида было частичное запрещение испанским гражданам работать в Гибралтаре. Прежде каждое утро из района Альхесирас на работу в Гибралтар приходили пятнадцать тысяч испанцев. В основном это были докеры, а также рабочие строительных предприятий и судоремонтных мастерских. Запрет на использование испанской рабочей силы распространен на десять тысяч рабочих, а пять тысяч могут пока дважды в день пересекать границу.

Но и на этот раз гибралтарцев выручила близость Танжера, откуда теперь вербуют марокканцев для работы в порту и доках.

ПЛЕБИСЦИТ ПО ЗАЯВКЕ ЛОНДОНА

Независимо от экономических санкций испанцев переговоры о судьбе скалы шли своим чередом. Временами эти собеседования опускались до уровня послов, временами поднимались до шкалы министров. Со стороны казалось, что джентльмены говорят о совершенно разных вещах. Испанцы требовали возврата принадлежавшего им когда-то утеса, англичане, как бы не слыша этого, раскладывали пасьянс своих встречных претензий — снять запреты на торговлю, на передвижение транспорта, на использование рабочей силы…

Не удивительно, что в конце концов обе стороны зашли в тупик: им не о чем стало говорить. Тогда Лондон неожиданно объявил: пусть жители сами решат, быть ли Гибралтару английской колонией или не быть. И на 10 сентября 1967 года назначается плебисцит. Для мировой общественности это мероприятие обставлялось с безупречной корректностью: в присутствии иностранных наблюдателей население путем тайного голосования должно высказать свое мнение о судьбе скалы. Да, англичане были спокойны за итоги опроса, ибо знали их наперед. В чью пользу, как не в пользу Англии, могли высказаться жители Гибралтара, если большинство из них имеет британское гражданство, если вся администрация состоит из людей с английскими паспортами, если, наконец, скала оккупирована королевскими войсками.

Итак, ранним воскресным утром жителей Гибралтара пригласили к урнам и роздали бюллетени с вопросом: «Англия или Испания?» Причем участвовать в опросе имели право лишь те граждане, которые могли документально доказать, что по меньшей мере три поколения их предков проживали в Гибралтаре.

Как и следовало ожидать, плебисцит был разыгран без сучка и задоринки, словно хорошо отрепетированная сцена. 12 237 человек высказались за то, чтобы скала осталась под управлением британского губернатора, и лишь 44 голоса было подано за присоединение к Испании.

В этот день по другую сторону пограничного шлагбаума царила напряженная тишина. Индульгенцию, которую смастерили себе британцы путем беспроигрышного плебисцита, испанское правительство заранее объявило не имеющей никакой силы. Зловещее молчание испанцев не на шутку встревожило правителя Гибралтара генерала Латбури. В Лондон полетели запросы о срочном усилении местного гарнизона. И гарнизон усилили, прислав дополнительно четыреста солдат. На этом развитие событий приостановилось…

ХОББИ ГИБРАЛТАРА

Пассажир на пароме, утверждавший, что в Гибралтаре нет ничего достопримечательного, оказался, конечно, не прав. Помимо тех военных сооружений, которыми обросла скала, здесь есть еще и двадцать пять тысяч штатских мирных жителей. Это они покорили неприютную каменную глыбу, вдохнули в нее жизнь. И если стратеги свили в Гибралтаре свои осиные гнезда, то мирное население создало рай для туристов, коммерсантов, любителей подводного плавания и так далее. Около четырех тысяч торговых и пассажирских кораблей заходит ежегодно в гибралтарский порт. Здесь, в свободной зоне порта или прямо на рейде, происходит перепродажа и перегрузка колоссальной массы всевозможных товаров. Все операции совершаются с минимальными формальностями, так как в Гибралтаре торговля не лимитирована, ведется свободно и беспошлинно. В этом и заключается его притягательная сила для «купцов» международной категории.

Отели и рестораны в Гибралтаре на любой карман и любой вкус. Банки и разменные конторы примут и обменяют на фунты или песеты любую валюту, какая только существует на свете. В фешенебельном казино до зари крутится диск рулетки, щелкают игральные автоматы, шелестят по зеленому сукну атласные карты…

Дома из того же камня, что и скала, прилепились у ее подножия, карабкаются по склонам. Для причалов, доков, аэродрома места не хватило; они построены прямо на море. Прилетев или приплыв в Гибралтар, попадаешь на стоянку извозчиков. Рыжие, белые ухоженные лошади запряжены в старинные, весело разрисованные кареты. Возницы, восседая на высоких козлах, зазывают приезжих прокатиться, охотно позируют перед объективом. Здесь же, неподалеку, стоянка такси. Но конкуренции нет, работы хватает и лошадям и машинам: Гибралтар ежегодно посещают больше полумиллиона туристов.

Стержень города, его деловая часть — авеню Мэйн Стрит. Главная магистраль похожа на коридор музея, заставленный шкафами с экспонатами. За стеклами витрин — автомобили, каскады драгоценностей, гарнитуры столовых и спален, стереофонические пианино, снаряжение аквалангистов, боевое оружие, коллекции марок. Беспошлинный, свободный ввоз и вывоз товаров, наплыв туристов — все это сделало Гибралтар своеобразной постоянной ярмаркой. Торгуют любыми товарами, в ходу любая валюта. Двадцатипятитысячное население, обжившее скалу, ничего само не производит. В Гибралтаре нет ни промышленности, ни сельского хозяйства. Коммерция, обслуживание иностранцев, портовые работы, содержание бесчисленных ресторанов, отелей, увеселительных заведений — таков «промысел» гибралтарцев. Докеры, официанты и приказчики составляют, пожалуй, основную часть трудового люда.

Местные жители одинаково свободно говорят на английском и испанском языках, а их национальный состав весьма разнообразен. Это давным-давно осевшие здесь мальтийцы, англичане, испанцы, евреи, индийцы, арабы, португальцы. Но все они, утратив связь со страной своего происхождения или, чаще всего, вообще ее никогда не имея, потому что родились на скале, называют себя гибралтарцами. Национальности такой, конечно, нет, но по-другому обитатели скалы себя величать не желают.

За деловой частью города начинается район жилых кварталов. Сначала это массивы стандартных девятиэтажных домов, затем идут задрапированные зеленью коттеджи, виллы. На ладонях маленьких площадей, на высоких пьедесталах ржавеют бюсты когда-то воевавших за Гибралтар английских полководцев.

Вот, собственно, и весь город… Добавлю, что в Гибралтаре больше десяти колледжей, выходят четыре газеты, работают мавританские бани, действуют два собора, есть стадион, музей, три кинотеатра, казино с азартным играми; восемнадцать государств имеют свои консульства. И все это умещается на территории, равной московскому Сокольническому парку.

ВСТРЕЧИ

По утрам, когда вянут букеты неоновых реклам, первыми на улицах появляются женщины с ведрами и тряпками в руках: хозяйки моют перед своими домами белые каменные плиты тротуаров. Там и сям начинают клокотать остывшие за ночь моторы автомашин. Со скрипом поднимаются железные шторы магазинов. В кафе расставляют стулья, звенят посудой. Затем как-то незаметно ритм жизни переходит на мажор. Из щелей переулков, из хлопающих дверей домов, из автобусов выскакивают люди, мчатся автомашины и кареты, гудят пароходы, поют транзисторы. У стоек баров за чашкой кофе, развернув паруса газет, толпятся завсегдатаи. Похожий на Черчилля владелец ресторана «Капри» выставляет на витрину огромного живого лангуста. В белоснежной форме, как поварята, прогуливаются отпущенные на берег молоденькие английские матросы. Покупая сигареты, они достают деньги почему-то из носка и в носок же прячут сигареты…

Извозчик в Гибралтаре

Разглядев попристальней город, я решил, что пора, наконец, знакомиться с его обитателями. Для этого был нужен человек, расположенный к беседе. Именно таким мне показался хозяин магазина «Ред Хауз», где представлены все крупнейшие радиотехнические и оптические фирмы мира. Дела этого предприятия шли явно хорошо — упитанный владелец расхаживал по просторному помещению магазина, расточая улыбки красавицам продавщицам, помогая туристам выбрать нужную вещь. Мы встретились глазами, заулыбались и тут же познакомились.

— Серфати, министр туризма, — представился коммерсант и повел меня на второй этаж. Здесь помещалось его министерство. — Не удивляйтесь, — говорил торговец-министр, — ведь это Гибралтар! Здесь все, кто может, торгуют. И у премьера тоже есть свой магазин…

Министр быстро составил для меня расписание встреч с интересными, по его мнению, людьми, созвонился с ними, предложил поездку в сопровождении гида…

Начальник губернаторской канцелярии Джон Клинтон — плотный, усатый, похожий на моржа, принял меня в своей рабочей комнате. На столе, стульях, подоконнике и прямо на полу громоздились кипы бумаг, книг, подшивок газет. Клинтон отобрал стопку проспектов и брошюр, перевязал ее бечевкой.

— Здесь все, что издавалось за последние годы о Гибралтаре, — сказал он, протягивая подарок. Я поблагодарил. Помолчали. Аудиенция, кажется, на этом заканчивалась.

— Не могли бы вы, господин Клинтон, рассказать мне о Гибралтаре своими словами кроме того, что написано?

Клинтон направился к огромному, во всю стену, резному шкафу. Я ошибся, подумав, что и там тоже книги. Полки шкафа снизу доверху были уставлены бутылками. Стало понятно, почему комната завалена прессой.

Со стаканами джина мы уселись в рыжие кожаные кресла.

— Итак, в далекие-предалекие времена, — начал Клинтон тоном сказочника, — наша скала была известна под именем «Мон Кальп». Финикийцы, карфагеняне, греки, римляне причаливали свои корабли к крутым, неприступным тогда берегам, пытаясь их обжить. В 711 году Мон Кальп захватил арабский завоеватель Тарик Ибн-Зейяд. Он основал здесь крепость, которая продержалась восемь веков. С тех пор в честь завоевателя скала стала называться «Джебель Тарик» (по-арабски — Гора Тарика), что на европейских языках звучит как Гибралтар. Ныне Гибралтар — самоуправляемая колония со своим выборным правительством из одиннадцати членов, со своим законодательством, своей валютой, почтовыми марками, обществом 110 охране животных…

На этом месте я перебил рассказчика и спросил о функциях губернатора, который, как я слышал, прислан сюда из Лондона. Дальше повествование пошло менее гладко. Если экскурс в историю удался как хорошо выученный урок, то о сегодняшнем дне Гибралтара говорить оказалось труднее…

Постепенно, шаг за шагом, я открывал подлинный Гибралтар, скрытый за камуфляжем договоров и деклараций о самоуправлении. Да, в Гибралтаре есть свое правительство, но состоит оно из англичан пунктуальных проводников политики метрополии. Да, в Гибралтаре есть свой премьер. Но любая его акция делается с санкции генерала Латбури, фактического и неограниченного правителя колонии. Ему принадлежит право вето, в его руках вся власть.

Из кабинета Клинтона я вышел со стопкой книг и несколько расширившимся представлением о Гибралтаре…

Над входом в нефтяную компанию «Шелл» светилась традиционная эмблема: розовая морская раковина. Директор Шарль Прескот подвел меня к окну, выходящему на море. У причала дремал десяток кораблей, и среди них два под советскими флагами «Галилео Галилей» и «Люботин».

— Советские суда — частые гости в Гибралтаре, — рассказывал Прескот. — Ежегодно мы обслуживаем и снабжаем топливом около восьмисот ваших кораблей. Для своих служащих нам пришлось даже организовать курсы русского языка…

Редакция газеты «Вокс» походила на склад оружия. На стенах, на полках, на стендах собран целый арсенал пистолетов, револьверов, ружей — начиная от кремневых и кончая ружьями с бесшумным устройством. В углу стояла пушка.

— У всякого свое увлечение, — пояснил редактор газеты господин Кампелло. — Я коллекционирую огнестрельное оружие и автографы журналистов.

Он подал мне толстую в черном переплете книгу и попросил расписаться. Я был триста двадцатым по счету.