Эхо странствий

ПОИСКИ НАЧАЛИСЬ

Это было в городе Банги, столице Центральноафриканской Республики. В самом центре Африки, в глубине континента…

Оранжевое солнце, как переспелый плод манго, упало за горизонт. Сразу же наступила тихая ночь. Но она почти не принесла прохлады. Накаленный за день воздух, стены, предметы остывали медленно. Мы сидели под широкой кроной хлебного дерева и пили прохладительные напитки. В листве над нами копошились, взвизгивали летучие мыши. За крупные размеры и хищный оскал морды их здесь называют летучими собаками.

Наш вялый разговор, как слабый костер, давно угас, и никто не брался его раздувать. Корреспондент Франс Пресс Меру, казалось, уснул, позабыв о своем бокале пива. Редактор местной газеты «Терр Африкэн» Жером Нкерембасса сидел, задумчиво подперев рукой кудрявую голову.

— Слонов видел? — спросил меня вдруг Жером. Тут я вспомнил, на чем прервалась наша беседа: мы занимались инвентаризацией того, что я уже видел в этой стране и что мне следовало бы повидать.

— Видел.

— Водопад Боали?

— И водопад видел…

— Пигмеев?

— Пигмеев? Нет, пигмеев не видел.

Мои коллеги оживились. Меру зашевелился в плетеном кресле, явно собираясь что-то сказать. Они заговорили оба об одном: в джунглях Центральноафриканской Республики обитают пигмеи, сохраняющие тысячелетней давности обычаи, традиции, образ жизни. Например, до сих пор огонь они добывают вращением деревянных палочек, не признают одежды…

Утром следующего дня я был первым посетителем в Бюро по содействию туризму. Мне очень вежливо объяснили, что пигмеи — лесные кочевники и разыскать их чрезвычайно трудно. К тому же начинается сезон дождей и проселочные дороги скоро сделаются непроходимыми. Впрочем, сказали мне, в авиакомпании «Эр Африк» есть один человек… Я разыскал этого человека. Он выслушал меня и повторил то же, что было уже сказано в туристской конторе: «Хотя некий господин Кореас может вам помочь…»

Кореас занимается продажей холодильников, ремонтом радиоприемников и организует для туристов охоту на диких животных. Мое намерение проведать пигмеев он счел вполне реальным. Тогда уже я решил напомнить ему о непогоде, о непоседливости пигмеев, которых трудно отыскать. Кореас показал на стоящий у обочины полугрузовой киноварного цвета вездеход «Форд»:

— Этот пройдет где угодно. Будет и проводник, будут инструкции.

Мы договорились об арендной плате за машину, Кореас вручил мне от нее ключи и обещал завтра утром прислать в отель проводника. По его же совету я купил мешок соли, десять блоков крепчайших сигарет марки «Браззаблё», таблетки хинина. Все это предназначалось для пигмеев.

Сто пятьдесят километров до города Байки проехали быстро, незаметно. Асфальтированная дорога здесь обрывалась, и дальше шла глинистая проселочная трасса. Я заглянул в записную книжку: в Байки нужно обратиться за содействием к «святым отцам» — французским миссионерам, которые хорошо знают район и племена пигмеев. Кирпичной кладки католическая церковь была видна отовсюду. Поставив машину в тени, я направился к пристройке возле церкви. В просторном прохладном помещении четверо священников мирно пили виски. Мой приход не прервал их занятия, мне тоже был предложен стакан. Выслушав меня, миссионер Ламарон нарисовал план моего дальнейшего следования и дал рекомендательную записку к предводителю одного негритянского племени, который наверняка должен знать местонахождение пигмеев.

В сухую погоду проселочные дороги в джунглях вполне проезжи. На наше счастье, дождя не было, но то и дело встречались большие, красные на глинистой почве, лужи от прошлых ливней. В тоннеле, прорубленном в лесу, было влажно, душно. Яркие бабочки величиной с ладонь кружились, как листопад…

Встретилась река, в которой утопала наша дорога. Мой проводник Шари сказал, что нужно погудеть клаксоном. Я погудел. С противоположного берега отчалило какое-то сооружение. Оказалось — моторный паром. Мы въехали на него и поплыли на ту сторону реки. Когда причаливали, спугнули стадо гиппопотамов. Грузные туши на коротких ногах резво соскочили с берега в воду, таращили оттуда внимательные глаза, топорщили кокетливые уши.

В деревне, где по совету миссионеров я мог получить сведения о пигмеях, был праздник. Женщины нарядились в фантастической расцветки платья, звучала диссонирующая, переходящая в какофонию музыка, двигались хороводы массовых танцев. Повсюду приветливо улыбающиеся иссиня-черные лица. В одной группе я увидел белого мальчика с белыми волосами.

— Альбинос, — пояснил Шари. — Альбиносов у нас не любят. Девушки не выходят за них замуж.

Пока я фотографировал альбиноса, Шари сходил за вождем племени. Невероятно худой, согнутый в дугу старец, получив две пачки сигарет, объявил, что пигмеи недавно покинули здешние места, ушли в неизвестном направлении… Я направился к машине, достал еще несколько пачек дефицитного в деревнях «городского курева». Так удалось заполучить второго проводника. Молодой поджарый парень акробатически перемахнул через борт нашего автомобиля и скалил оттуда белозубый рот.

Мы ехали медленно и долго. Ехали каким-то чудом по тропе, не предназначенной для автотранспорта. Ветви деревьев, облепленные пестрыми экзотическими цветами, застилали ветровое стекло, хлестали по бортам. Где-то рядом тревожно трубили слоны.

Местный проводник постучал ладонью по крышке кабины. Я остановил машину. Тропа, по которой мы ехали, кончилась. Нас обступал густой, тропический лес, источающий испарения и терпкие запахи, лес, наполненный таинственными звуками, шорохами. Провожатый нырнул в эту зеленую гущу. Мы последовали за ним и очутились перед заболоченным озером, поросшим гигантскими кувшинками величиной с автомобильное колесо. Над озером, словно гамак, был протянут сотканный из лиан подвесной мост. Крепился мост на верхних ветвях деревьев на одном берегу и на другом. Мы осторожно двинулись по зыбкому сооружению. От наших шагов мост стал раскачиваться; чтобы сохранить равновесие, приходилось балансировать руками, как делают канатоходцы в цирке. Когда осталось пройти всего несколько шагов, я покачнулся и хотел было ухватиться за свисающий с дерева жгут лианы, но шедший сзади Шари рванул меня к себе, и мы оба едва не свалились в воду.

— Змея! — только и сказал Шари, указывая на мнимую лиану, за которую я хотел удержаться.

Мимикрия и безжизненная поза придавали змее сходство с растением. Она высматривала добычу, чтобы в нужный момент пружиной кинуться на нее и скрутить. Мы осторожно миновали рептилию. Теперь я уже старался ни к чему не притрагиваться…

У НОЧНОГО КОСТРА

На поляне, куда нас привела еле заметная тропинка, слабо дымили костры. Их оставили непотушенными для сохранения огня. Людей не было видно. Наш провожатый по-вороньи гаркнул, и, как будто в сказочной театральной пьесе, поляна вдруг ожила — откуда-то появилось сразу много низкорослых нагих людей. Я пригляделся и увидел шалаши. Они стояли на краю опушки, у самых стволов. Проводник произнес речь. Он сказал, что я журналист, интересуюсь жизнью африканских племен и что мы привезли подарки. Посовещавшись, пигмеи через нашего гида-переводчика объявили, что согласны принять и гостя и дары. За солью к нашей машине тут же отправились несколько человек.

Стемнело. Рыжее пламя костра рассекало наступившую темноту. Вокруг огня собралось все племя, человек пятьдесят. Независимо от возраста и пола пигмеи Носят одинаковые узкие набедренные повязки. Никакая другая одежда не признается. Одинаково наголо стригутся и мужчины и женщины. Средний рост пигмея-мужчины — примерно сто сорок пять сантиметров, женщины — еще меньше. Пигмеи представляют собой особую расу. Они отличаются от негроидных народов более развитой растительностью на теле, широким носом с очень узким переносьем, тонкими губами, светло-коричневой, золотистой кожей. Специфичен и сам уклад жизни этого народа. В пигмейских племенах не существует вождей — важные вопросы решают сходкой, всем миром. Нет и социально привилегированных членов, нет ни шаманов, ни судей. Пигмеи живут в лесу особняком от других племен; живут замкнутой общиной равных и свободных людей, сторонясь соприкосновения с цивилизацией, с внешним миром. В тот вечер у костра я был свидетелем события, которое дает некоторое понятие об укладе жизни этого загадочного народа…

Женщины принесли корыта, выдолбленные из коротких толстых бревен. В корытах истолченные в кашу орехи кола, приправленные специями. Каждый положил себе горсть на заранее припасенный круглый лист какого-то растения. Ореховая каша мне понравилась, я быстро расправился со своей порцией и стал наблюдать за остальными. Ели не спеша, молча. Пигмеи держатся с достоинством, степенно.

Когда с едой было покончено, по кругу пошел бурдюк с водой, сделанный из желудка антилопы. Пили тоже неторопливо и понемногу: отсасывали два-три глотка и передавали булькающий мешок следующему. У воды был болотный привкус. Очевидно, ее брали из того озера, через которое мы шли днем по лиановому мосту. Закурили. Курили одинаково и женщины и мужчины и даже некоторые дети. Одни курили подаренные сигареты, другие — большущие, с кулак, трубки, в которые вделана длинная тростинка мундштука. Сидевший рядом неопределенного возраста пигмей тщательно раскурил свой чубук и протянул его мне. Это лестный знак уважения к гостю. Дым оказался не табачным, а горьким, едким дымом лесных трав и листьев. Но я докурил трубку до конца, стараясь не кашлять и не выдать слезящихся глаз.

Пигмейская «мадонна»

Костер стрелял в темь кометами искр. Где-то рядом негромко ворчала неведомая птица. А может быть, какое-то животное. Но на это никто не обращал внимания. Пигмеи курили с серьезным, сосредоточенным видом. Мне даже показалось, что они чем-то озабочены. Кто-то коротко бросил одно слово: «Бали!» Двое поднялись и скрылись в темноте. Вскоре они вернулись, ведя пожилого, очень утомленного на вид человека. Он не участвовал в трапезе, вероятно отсиживался в своем шалаше. Он сел на отшибе от других, немного в тени.

— Ты хорошо сегодня поохотился? — спросил, глядя в сторону, мой сосед, угощавший меня трубкой. Вокруг сдержанно засмеялись.

— Я ничего не поймал, — ответил человек из тени.

Снова раздался смех, уже погромче.

— Может быть, у тебя хорошо получится в следующий раз. Когда мы уйдем отсюда, ты можешь остаться один… У тебя тогда будет больше удачи.

Смех рос. Сыпались реплики, которые мне не успевали переводить, но по бурной реакции племени можно было попять, что человека высмеивают больно, язвительно. Тогда он вскочил, подбежал близко к огню и стал запальчиво, быстро-быстро что-то говорить, бурно жестикулируя, даже притоптывая. Пока он ораторствовал, мне объяснили, в чем дело.

Бали, как звали пигмея, почему-то не пошел в тот день вместе со всеми на охоту, под каким-то предлогом уклонился. Однако заприметили, как он расставлял в одиночку сеть на газель… Теперь для Бали устроили нечто вроде товарищеского суда, на котором высмеивался его индивидуализм, обособленность. Ему намекали, что он может жить сам по себе, вне племени. У пигмеев нет ни телесных, ни иных жестоких кар. Самая высшая мера наказания — изгнание из племени. Дело в том, что главное занятие пигмеев и средство существования — охота. Одному человеку, причем физически не очень сильному, в джунглях охотиться невозможно. Дух коллективизма у этого народа в крови, он стал врожденным инстинктом. Поэтому изгнанный за проступок или преступление человек фактически обречен на гибель: другое племя его никогда не примет, а заниматься охотой в одиночку не под силу. Однако я слышал, что в последнее время подвергнутые остракизму пигмеи уходят в города, где быстро приобретают специальность, слывут людьми незаурядных способностей.

Между тем Бали страстно доказывал соотечественникам, что он не пошел на охоту только потому, что был болен, что он хотел поймать газель поблизости, не забираясь в джунгли, и что если бы он ее поймал, то разделил бы на всех… Бали укорял также соплеменников, говоря, что с ним нельзя насмешливо обращаться, ибо он хороший охотник и все об этом знают.

Первому доводу почему-то не поверили. Вероятно, потому, что никто не знал, что было на уме у Бали, когда он в одиночку, потихоньку расставлял свою сеть. Вняли второму аргументу — что он хороший охотник. Это действительно знали все, тут уж без обмана. Кто же станет гнать из племени хорошего ловца? Смех и шутки смолкли. На Бали больше никто не обращал внимания. Это означало, что инцидент исчерпан. Ни завтра, ни позже ему никто этого не напомнит. Всему свое время и место.

Разговор у костра пошел о том, когда сниматься с этих мест. Насколько я понял, дела у племени шли неважно. Неделю подряд охотники возвращались ни с чем, и на ужин приходится есть орехи кола и корни, как было сегодня. И племя решило послезавтра уходить в новые края, искать удачи в глубине джунглей. И так всю жизнь…

Пигмеи живут исключительно тем, что им дает окружающая природа, джунгли. Женщины собирают съедобные дикие плоды, полезные травы, улиток, термитов. Мужчины промышляют охотой. На газелей ставят сети, сделанные из волокнистых растений. На более крупных животных охотятся с самодельными луками и арбалетами. Всадив тонкую, как спица, отравленную стрелу в спину дикого буйвола или антилопы, пигмеи терпеливо идут за животным, идут порой сто километров, ожидая, когда яд сделает свое дело. Яд используется особый, не отравляющий мясо, он останавливает лишь сердце. Применяются и охотничьи хитрости. Я видел у пигмеев маскировочный костюм из страусовых перьев. Облачившись в него, охотник подходит близко к стаду животных и поражает одного, а то и двух отравленным копьем. Пигмеи охотятся даже на слонов. Копченое мясо слона долго сохраняется, считается деликатесом. Мне оно показалось несъедобным из-за его твердости. Не имея огнестрельного оружия, эти маленькие люди одолевают гигантов джунглей хитрым маневром. Слоны обладают хорошим обонянием, издали чувствуют приближение человека. Пигмеи изготовляют специальную мазь, отбивающую человеческий запах. Таким составом обмазывают самого ловкого охотника. Неслышно подкравшись к пасущемуся стаду слонов, смельчак подлезает под брюхо одного из них и втыкает поближе к сердцу отравленную стрелу. Слон может даже и не почувствовать укола. Теперь остается следить за стадом, от которого постепенно начнет отставать раненый слон, и ждать, когда он свалится. Из туши тут же выпускают кровь, разделывают, а мясо едят месяцами.

В НОВЫЕ КРАЯ

Я спал в отведенном мне шалаше на свежесрубленных пальмовых ветвях. Сквозь сон слышал монотонный рокот дождя. К утру дождь кончился. Опушка искрилась изумрудом мокрой, словно лакированной, зелени, сверкала бусами капель.

Коллективный завтрак был весьма скромен: по щепотке варенных в собственном соку термитов. Племя явно бедствовало, и уход в новые края был жизненно необходим. На последнюю в здешних местах охоту отправились все мужчины и юноши.

Пройдя километров восемь лесом, мы вышли в район, поросший кустарником. Сочные листья невысоких кустарников — излюбленная пища газелей. На них-то и расставили большие, как рыбацкий невод, сети. Затем с шумом и криками ловцы принялись шнырять среди кустов. Заметив и спугнув газель, ее стараются гнать туда, где стоят путы. Обычно газели бегут к лесу, чтобы скрыться в чаще. Зная эту повадку, пигмеи ставят западни около леса.

Пойманные в тот день две небольшие газели вызвали ликование племени. По случаю удачной охоты и в связи с уходом в новые края на поляне устроили танцы. То оглушительно грохоча, то замирая, словно перешептываясь, били тамтамы. Девушки и женщины, некоторые с детьми на руках, ходили вкруговую по поляне, пластично выгибая тела, отбивая босыми ногами ритм танца. Единственное их украшение — голубая татуировка на грудях и симметричные линии выпуклых шрамов на животе. Эти знаки наносят на тело во время обряда посвящения в совершеннолетние. Пигмеи выходят замуж и женятся в четырнадцать-шестнадцать лет. После рождения каждого ребенка муж в течение двух лет не имеет права прикоснуться к жене. Считается, что за этот срок пигмейская женщина должна окрепнуть, выкормить новорожденного.

Танец пигмеек

Расставаясь с пигмеями, я спросил, куда они держат путь. «Туда», — отвечали маленькие обитатели джунглей, показывая в неопределенном направлении…