Эхо странствий

СУДЬБА СТРАНЫ

Имя «Камерун» стране дали португальские мореплаватели. Они были первыми европейцами, проникшими в 70-х годах XV века в устье реки Вури. Выловив в этой реке множество креветок (по-португальски — camaroes), они назвали ее «Рекой креветок», или «Rio dos camaroes». Это название впоследствии распространилось на весь прилегающий район.

В XVII–XVIII веках Камерун стали посещать сначала голландские мореходы, а затем французские, английские, немецкие миссионеры и торговцы, которые основали на побережье несколько факторий.

В 1884 году немецкий путешественник Нахтигаль навязал местным вождям береговой полосы договор о протекторате, а вскоре и весь Камерун превратился в германскую колонию.

После первой мировой войны территория страны была произвольно поделена между державами-победительницами — Англией и Францией. В результате некоторые народы оказались по обе стороны границы.

Итак, Камеруну пришлось испытать на себе жестокость и изощренность колониализма трех западных держав. После образования Федеративной Республики Камерун в 1961 году народы страны воссоединились.

В этом очерке я хочу поделиться своими впечатлениями об одном камерунском докторе, с которым познакомился при неожиданных обстоятельствах.,

НОЧНАЯ ВСТРЕЧА

Столица Центральноафриканской Республики Банги. Ночь. Отель «Рок». Завтра утром мне лететь в Двалу — экономическую столицу Камеруна. По случаю отъезда устраиваю прощальный ужин моим новым друзьям — африканским журналистам.

Сидим в саду отеля под мохнатой кроной манговых деревьев. В листве копошатся, повизгивают гигантские летучие мыши. Кто-то предлагает пойти в соседний бар, где есть помещение для игры в кегли. Отправляемся туда. Скоро входим в азарт, запуская в шеренгу деревянных бутылок тяжелое ядро. К нам присоединяется широкоплечий африканец в черной фетровой шляпе, с сигарой в зубах. С кеглями у него не очень получается, и наш неудачливый партнер предлагает переключиться на стеклянные бутылки с пивом. Мы знакомимся. В разговоре я обмолвился, что утром лечу в Двалу.

— Доктор Хаппи, из Двалы, — представляется африканец. — Тем же рейсом, что и вы, возвращаюсь завтра к себе.

Прежде мне приходилось слышать и читать о традиционном африканском гостеприимстве. Бывая в странах Африки, я оценил любезность и радушие малагасийцев, сенегальцев, мавританцев, жителей Берега Слоновой Кости, Чада… На этот раз гостеприимство камерунца проявилось как-то неожиданно быстро и конкретно. Доктор Хаппи заявил, что с аэродрома в Двале мы поедем к нему: «Вы остановитесь у меня. Я вас познакомлю с Камеруном!»

Я знал, что отказаться в таком случае — значит обидеть, а может быть, и потерять интересного человека.

Известность доктора Хаппи я оценил только тогда, когда мы прибыли в Двалу. В таможне чиновники брали под козырек, даже не заглянув ни в паспорт доктора, ни в багаж. Ему услужливо несли чемодан, говорили приветствия. Мы сели в такси. Шофер, не спрашивая адреса, привез нас прямо к дому доктора.

Небольшой двор перед одноэтажным домиком на окраине Двалы. По двору бродят куры. Рядом лесопильное предприятие, слышно, как воет диск электропилы. Поднялись на крыльцо и сразу попали в гостиную — двери в доме нет, дверь снята с петель…

Сельский праздник

в Центральноафриканской Республике

В просторной комнате по стенам развешано африканское холодное оружие, музыкальные инструменты; на полках, на журнальном столике много книг, периодических изданий. Пробегаю глазами по корешкам — все на медицинские темы. Доктор знакомит с женой. Молодая женщина сидела за учебниками, готовясь к выпускным экзаменам в коллеже. Лет ей, вероятно, семнадцать, не больше…

— Сейчас будем обедать, — сказал Хаппи и включил большой вентилятор, вмонтированный в потолок. Лопасти-весла завертелись, набирая скорость. Повеяло прохладой.

Мне отвели небольшую комнату с установкой для охлаждения воздуха. Аппарат был очень старой конструкции и громыхал, словно трактор. Умылся, вышел в гостиную. Развалясь на диване, доктор пел, аккомпанируя себе на гитаре. Я сел напротив, слушал, наблюдал. Он пел с закрытыми глазами на каком-то местном языке, пел то монотонно-протяжно, то бурно, отбивая по гитаре ритмичную дробь там-тамов. Допев, Ханий отложил инструмент, внимательно взглянул на меня:

— Я так отдыхаю, когда устал… Чертовски устал в Центральноафриканской Республике.

Спросить о том, что он делал в Банги, я не успел — нас позвали к столу. Доктор живо вскочил с дивана, увлекая меня за собой.

Национальная африканская кухня имеет две особенности. Во-первых, блюда готовятся абсолютно пресными, без соли. Во вторых, к этим блюдам подают целый набор острейших приправ, пряностей, специй. Не зная их остроты, можно так переборщить, что из глаз хлынут слезы, а во рту будет долго полыхать пожар. Мы ели запеченную в каких-то пряных листьях белую рыбу, ели жесткое козье мясо. Вместо хлеба — лепешки из маниоки. Клубни этой культуры похожи на крупные картофелины. Маниоку толкут, превращают в волокнистую белую массу, затем тщательно сушат. Получается своеобразная крахмальная мука, ее широко употребляют в пищу во всех странах Тропической Африки. Из маниок готовят множество блюд, пекут лепешки и блины. На десерт подали пахнущие еловой шишкой мясистые плоды манго. Обед сопровождала оживленная беседа. Наводящими вопросами, стараясь не быть назойливым, я расспрашивал Хаппи о его жизни. Вот что он рассказал…

Приготовление национального блюда

из маниоки в семье камерунского

почтового служащего

— Случилось так, что свое детство и юность я провел с родителями во Франции, куда они уехали в поисках заработка, спасаясь от голода и нищеты. Мы жили в Марселе. Я работал и учился. Закончил школу. И опять работал и учился. Стал врачом… Предлагали хорошие места во Франции, но меня всегда тянуло на родину. Ностальгию усиливало сознание, что я чрезвычайно нужен стране как врач. Ведь в Камеруне на пять с половиной миллиона жителей всего шестьдесят пять врачей-африканцев… В новом, независимом государстве должно расти здоровое поколение. Борьба за такое поколение — наша забота и долг. В этом смысл моей жизни.

Лопасти вентилятора кружились под потолком, словно крылья диковинной птицы… Плотный тридцатипятилетний человек, резко жестикулируя, излагал свои взгляды на жизнь, свои понятия о долге, об ответственности перед нацией.

Меня разбудил пронзительный вой сирены. В прорези решетчатых ставен угадывалось утро. Сирена продолжала выть, и я догадался, что это электропила…

За утренним чаем доктор Хаппи рассказывал мне о лесопильном деле в Камеруне. Леса покрывают свыше трети территории республики, леса — одно из главных богатств. Это ценные породы розового, красного и черного дерева, из которого в Европе и США делают дорогую мебель, антикварные вещи. Спрос на тропическую древесину постоянно растет. Американские миллионеры, например, завели моду строить загородные виллы целиком из черного или красного дерева… В Камеруне работает около сорока лесопильных заводов, поставляющих лес на экспорт. Леса в стране, как и недра, принадлежат государству. Чтобы получить разрешение на эксплуатацию участка, нужно согласие компетентных органов с уплатой установленных налогов. На таких условиях многие иностранные компании арендуют и разрабатывают лесные участки.

После завтрака садимся в темно-синий «пежо» и едем по улицам Двалы. Портовый город Двала — один из красивейших африканских городов. Характерная черта его облика — динамизм, учащенный пульс жизни. Фабрики, портовые краны, океанские корабли, перекличка паровозных гудков, выкрики газетчиков, потоки автомашин, эстакады мостов — такой мне запомнилась Двала за те дни, которые я провел в экономической цитадели Камеруна.

Мы выехали за город и сразу оказались в густом, тропическом лесу. Узкая дорога в тропиках похожа на дно ущелья — кругом гигантские стволы, лианы, небо далеко, видна лишь голубая полоса — проекция дороги вверху…

— Куда мы едем? — спрашиваю доктора.

— В городок Лум, за сто километров отсюда. В Луме клиника, которой я заведую… Далековато! Много теряю времени на дорогу. Но ничего не поделаешь. Врачей в Луме нет, а люди болеют.

ИСЦЕЛИТЕЛЬ

В Луме доктора ждали, ждали и пациенты, и обслуживающий персонал. Деревянное одноэтажное здание больницы разделено на три секции: мужское и женское отделения и приемный кабинет Хаппи. Пациенты дожидались приема на веранде, сидели на скамеечках во дворе. Территория перед фасадом здания огорожена невысоким заборчиком, задний двор выходит на поляну, где начинаются джунгли.

Хаппи поздоровался с собравшимся на террасе персоналом, облачился в белоснежный нейлоновый халат с короткими рукавами, надел кокетливый белый чепчик. И вдруг разразился гневной тирадой, гремя своим зычным басом, топая ногами, жестикулируя. Оказалось, что в бачке, куда он походя заглянул, не было ни капли питьевой воды. Во время обхода больных Хаппи неоднократно устраивал разнос фельцшеру и сестрам, обнаружив неточность в исполнении своих предписаний.

— Нет, вы посмотрите на них, посмотрите! — обращался ко мне Хаппи, тыча пальцем в провинившихся. Очевидно, присутствие постороннего по замыслу доктора должно было сильнее пристыдить нерадивых. — О, эта беспечность, отсутствие дисциплины — бич всей Африки, это наше несчастье. Африканцы все делают наоборот или вообще ничего не делают, отлынивают. Их надо постоянно тормошить, контролировать, приучать к порядку. Иначе — пропадем!

Доктор делал обход палат. За ним ходили гурьбой фельдшер с блокнотом, медицинские сестры с приборами, медикаментами. Осмотрев и выслушав больного, доктор давал указания, фельдшер записывал. Тощего полуживого старика Хаппи вертел, выслушивал особенно долго. «Мы испробовали все средства. Ничего не помогает. Придется делать операцию. Послезавтра».

Камерунская девушка

Молодая, недавно родившая женщина, чувствовала себя хорошо. Ребенок спал с ней рядом на дощатой кровати.

— Через два дня выписывать, — приказал врач.

Я видел потом из окна больницы, как эта женщина вышла на задний двор, нацедила из железной бочки воды в эмалированный таз и, присев под деревом, стирала пеленки.

Нужно отметить, что обстановка в африканской больнице отличается простотой нравов. Например, в палатах на деревянных койках лежат в одежде, в том, в чем пришли; если очень жарко, то в трусах. Как правило, у всех больных страдальческое выражение лица… Дело в том, что кладут в больницу только тех, кто уже совсем не в состоянии ходить или назначен на операцию. К больному в любое время могут зайти родственники, знакомые.

Обход закончен. Хаппи приступает к приему пациентов. Меня поразило, что он врачевал все болезни! Он был офтальмологом, стоматологом, терапевтом, дерматологом и т. д.

— Чему вы удивляетесь? — в свою очередь удивлялся Хаппи. — Откуда нам взять специалистов узкого медицинского профиля? В Африке каждый врач должен быть универсалом. Да, да, и операции я делаю сам, и зубы дергаю, и пупки перевязываю новорожденным, и трахому лечу…

Растаяла очередь на прием к доктору. Одни ушли исцеленными, другие с надеждой на исцеление.

Время за полдень.

БУДУЩИЕ МЕДИКИ

Я сидел в тени на скамейке больничного двора. Подошли две девушки в белых халатиках, поздоровались, присели рядом. На фоне белой ткани цвет негритянской кожи кажется особенно густо-черным, с каким-то синеватым оттенком. Приветливость камерунок располагала к беседе.

Девушки представились как слушательницы фельдшерских курсов, созданных при клинике доктором Хаппи. То, что доктор занимается педагогической деятельностью, для меня было ново. Я хотел подробнее расспросить об этом, но девушки вдруг заторопились — на веранде больницы показался Хаппи…

Мне, иностранцу, трудно судить, насколько прав Хаппи в своих суждениях о соотечественниках, когда критикует их за плохую исполнительность и слабую дисциплину. Может быть, он в какой-то степени прав. Однако я знаю твердо, что молодое поколение Африки живет не вразвалку, ритм его жизни настроен на волну нашего века, ему свойственны благородные идеалы…

Но вот на моих глазах тридцать юношей и девушек бесшумно и быстро расселись рядами, замерли с раскрытыми для конспектов тетрадями.

Доктор подошел к черной доске, взял пачку цветных мелков, и лекция началась…

Фельдшерские курсы Хаппи создал, как у нас говорят, «на общественных началах». Денег со своих слушателей он не берет; практику они проходят тут же, в клинике, попеременно дежуря, ухаживая за больными. Наиболее способных после окончания курсов Хаппи направляет на работу в большие клиники Двалы и столицы Яунде с обязательным продолжением учебы.

Назад, в Двалу, мы возвращались со скоростью 160 километров в час. Накрапывал дождь. О крутых опасных виражах нас предупреждал оригинальный дорожный знак: череп и кости. Но доктор не сбавлял скорости, доктор торопился — впереди сегодня еще масса дел!

ПРЕРВАННЫЙ ОБЕД

Когда мы вернулись в Двалу, нас уже ждал накрытый для обеда стол. Доктор пожалел о том, что не выкроил нескольких минут для своего любимого отдыха — пения на диване. Хаппи утверждает, что это очень эффективное средство от усталости, причем средство народное. В некоторых африканских племенах уставшие охотники первым делом берут в руки музыкальный инструмент и, удобно расположившись, затягивают песню. Поют с закрытыми глазами, как бы в дреме, расслабив мышцы, находясь в состоянии прострации.

Итак, на этот раз Хаппи не удалось отдохнуть. Не пришлось ему также и пообедать… Едва мы сели за стол, как зазвонил телефон: доктора срочно вызвали в городской госпиталь, требовалась неотложная операция. И он уехал.

Я отправился бродить по улицам Двалы, размышляя об этом неожиданно встретившемся мне человеке. В Африке я повидал людей, подобных доктору Хаппи, — целеустремленных, самоотверженных созидателей. Порой, не в силу своих убеждений, а инстинктивно, они отвергают капиталистические идеалы, не обольщаются западным образом жизни, наживой, личной выгодой. Мой новый знакомый, камерунский доктор, — один из таких людей, которые засучив рукава преобразуют колониальный облик Черного континента. Логика таких энтузиастов проста, формулируется лаконично — если не мы, то никто другой.

Помню, как в Абиджане на приеме в роскошном отеле «Ивуар» представитель французской кофейной фирмы перечислял, загибая пальцы, те блага, которые европейцы якобы принесли африканцев. Местный журналист Додо, улыбаясь, тронул его за рукав: «Полноте! Когда вы создавали средства борьбы с тропическими болезнями, то вы думали-то о себе, а не о нас… Когда вы строили больницы для африканского населения, то это чтобы обезопасить себя и только себя от эпидемий, чтобы иметь здоровую, а значит и продуктивную рабочую силу… Когда вы прокладывали дороги, то это для своего большого бизнеса. Стыдитесь же выставлять ненавистный нам колониализм филантропом, стыдитесь!..»

Сортировка кофе в камерунской деревне

Он был совершенно прав, мой друг Додо. Именно поэтому все прогрессивное, что делается сейчас в африканских странах, в корне отличается по целям и масштабам от культурно-просветительных подачек колониальных времен. Я не хочу сказать, что в Африке сплошь и рядом можно встретить таких самоотверженных людей, как Хаппи. Далеко не так. Но они есть, эти беспокойные, бескорыстные люди, и своими делами они подхлестывают других…

В дом Хаппи я вернулся поздно вечером. В гостиной горел свет. Доктор с карандашом читал свежие медицинские журналы.

— Как прошла операция? — спросил я.

— Пока больному лучше.

— Вы сразу же вернулись домой?

— О нет! Потом принимал больных в госпитале… Кажется, человек тридцать. Давал консультации.

— Простите, доктор, ваша поездка в Центральноафриканскую Республику, где мы познакомились…

— По приглашению президента ЦАР безвозмездно работал в столичной больнице, помогал дружественной стране. У них ведь тоже очень не хватает врачей.