Если он неотразим

Глава 4

— Это было неприятно, — сказал Яго, приканчивая бренди, которое подала ему озабоченная Алтея.

Алтея села рядом с дядей на мягкую кушетку, на которую он рухнул после ухода Маргариты и Клодетты. Яго воспользовался альбомом племянницы, но Алтея пока не нашла в себе мужества взглянуть на его рисунки. После того, что дядя увидел рядом с Клодеттой, она знала, что на рисунках будут печальные, даже мрачные образы. Приезд в Лондон, возможно, был вызван самыми добрыми намерениями, но тут обнаружились такие пугающие капканы, каких Алтея не ожидала.

— Может быть, нам лучше отойти в сторону? Мы его предупредили. Достаточно.

— Нет, и в душе ты тоже знаешь, что этого мало. Ты была права, теперь мы несем ответственность, — слабо улыбнулся Яго и ласково похлопал племянницу по сцепленным на коленях рукам. — На этот раз я подготовился, но прости мне минутную слабость после тяжелого испытания. Да еще обе сразу — это было действительно тяжелое испытание. — Он покачал головой. — За такой красивой внешностью кроется настоящий дьявол, это просто грех. Этого дьявола в них могли бы заметить и не только такие, как мы.

— Ну, если бы он проявился в виде большой волосатой бородавки, — пробормотала Алтея и порадовалась, услышав смех Яго. — А зачем они сюда явились?

— Не хотел бы показаться тебе хвастуном, но Маргарита желает меня.

— Ах, конечно, и она не из тех женщин, которым, нравится, когда их отвергают или отодвигают в сторону. На мгновение я даже испугалась, уж не знают ли они что-то о нас.

— Нет, иначе они не стали бы рисковать и приближаться к нам.

— Ты прав. Как ты думаешь, Маргарита опасна для тебя?

— Она злится — значит, опасна, и я сознаю, какую угрозу она представляет и для меня, и для других. Алтея, мы должны во всем этом разобраться до конца. И ты знаешь это не хуже меня. Ты сказала об этом еще раньше, чем я. От тебя этого требуют твои видения, а меня заставляет поступать так то, что я узнал об этих двух дамах. Зачем человеку такой дар, если он не может использовать его на благое дело?

— А воспользоваться им против врагов страны — дело достойное. Я понимаю. Просто я не думала, что опасность, грозящая лорду Редгрейву, может коснуться тебя. И меня.

— Ты тоже рискуешь, вот это мне и не нравится. Но я постараюсь сделать все возможное, чтобы риск был минимальным. Полагаю, нас обоих будут хорошо охранять. Несмотря на все сомнения, эти лорды поверили нам, и у них хватит ума понять, что мы, и в частности наши таланты, могут быть им полезны. — Яго встал. — Скоро появятся наши тайные союзники. Я хочу показать им список, составленный мною вчера вечером.

— Какой список?

— Известных мне джентльменов, которые были любовниками Маргариты или Клодетты. Думаю, такая информация у них уже есть, но мой список им не помешает.

Не успела Алтея спросить, откуда Яго раздобыл такие сведения, как тот уже ушел. Она вздохнула и устало опустилась в кресло. Наивно было думать, что достаточно ей предупредить лорда Редгрейва, а ему — внимательно ее выслушать, и миссия на этом будет выполнена. Ее дядя, кажется, доволен своим участием в тайной войне с врагами Англии, но сама Алтея сильно сожалела о том, что втянула его в эту неразбериху.

Если уж быть честной с собой, то и она испытывает некоторое удовольствие, даже восторг, от возможности помочь своей стране. И от возможности приблизиться к маркизу Редгрейву. Однако тут может случиться и другое: он может стать для нее опаснее, чем французские шпионы.

Впервые увидев во плоти мужчину, который долгие годы являлся ей в снах, Алтея была очарована. Если бы не важность того, ради чего она явилась в Лондон, она принялась бы крутить перед ним хвостом, словно девчонка-школьница. Чем больше она думала о своей реакции на Редгрейва, тем больше начинала опасаться, что все эти годы видений и снов не просто вели ее к этому важному предостережению. Она была так долго связана с Хартли, так привязана к нему — хотя никогда его не видела и ничего о нем не знала, — и возможно, это именно потому, что он тот, кто предназначен ей судьбой.

— И если так, это недобрый поворот судьбы, — пробормотала Алтея, садясь и потирая виски, чтобы прогнать начинающуюся головную боль.

Маркиз — птица слишком высокого полета. Слишком тощие женщины с плохими фигурами, с волосами цвета воронова крыла и странными глазами не привлекают внимания мужчин вроде лорда Редгрейва. О, груди у нее достаточно полные, такие нравятся мужчинам, и бедра округлые, но все-таки она слишком тощая. Такие, как Хартли, предназначены для всяких Клодетт, для красивых светских львиц. К тому же он повеса, опытный соблазнитель. А она не имеет ни малейшего понятия, как играть в такую игру, даже если бы каким-то чудом он захотел поиграть с ней. Если бы Хартли проявил интерес к Алтее, то часть ее готова прямо сейчас, отбросив осторожность, последовать за ним по пути наслаждений. Неувязка только в том, что вместе с телом последовало бы и ее сердце, и когда он покинул бы ее, а мужчина вроде него так и поступает, он унес бы с собой и ее сердце.

Но опять же, размышляла Алтея, если судьба выбрала для нее Редгрейва, то что она может поделать? Постарается не оказаться в дураках, вот и все, что она сможет. Так безропотно подчиняться судьбе — это проявление слабости, решила Алтея. Она заметила на полу кружевной носовой платок. Но вряд ли кто-нибудь может не подчиниться судьбе. Судьба — слишком мощная сила, чтобы с ней бороться.

Отставив на мгновение эту тему, Алтея потянулась к платку. «Не трогай», — шепнул ей разум, но любопытство оказалось сильнее. Коснувшись дорогого платка, она сразу пожалела, что не послушалась голоса разума. Она закричала, очутившись в водовороте пугающих образов, мрачных видений и ненависти. Не в состоянии освободиться от них, Алтея позвала на помощь дядю, а потом оказалась пленницей собственного дара.

Яго вошел в холл, как раз когда дворецкий впустил туда лордов Хартли, Олдуса и Джиффорда. «Какая точность, — улыбнулся он, приветствуя гостей. Ему было трудно сдержать улыбку при виде мрачного Хартли. — И одному из них так не хочется быть здесь».

— Добро пожаловать, милорды, — сказал он, а потом спокойно велел дворецкому принести в гостиную прохладительные напитки. — Мы вам рады, — продолжил он, когда дворецкий отправился выполнять его приказ, — хотя и не знаю, чем еще мы сможем вам помочь.

— Я тоже, — проворчал Хартли, не обращая внимания на недовольные взгляды своих друзей.

— У нас сегодня были очень интересные посетители, — начал Яго.

— Яго!

От этого вопля у Хартли похолодела спина. Инстинкт подсказал ему, что кричит Алтея. Его удивило, как быстро отреагировал Яго. Не колеблясь он повернулся и побежал по холлу. Хартли и его друзья поспешили следом. Маркиз услышал быстрые шаги и догадался, что вскоре им придется иметь дело с испуганными слугами.

Хартли застыл на месте, когда ворвался в комнату, его друзья застыли рядом. Алтея стояла на коленях, покачиваясь взад и вперед. В руке она сжимала кружевной платок. Лицо у нее было серое, по щекам текли слезы. Она смотрела на что-то сильно пугающее ее, на что-то, чего Хартли видеть не мог. Как только Яго ухватился за платок в руках Алтеи, в комнату влетели пышная служанка, дворецкий и еще один слуга, очень похожий на дворецкого.

— Нет, милорд! — закричала служанка. — Не трогайте! — Она подбежала к Алтее и опустилась на колени рядом с ней.

— Но, Кейт, это ведь и есть причина, — сказал Яго.

— Вижу, но она сейчас под властью прозрения. Может, плохо так быстро вытаскивать ее оттуда. — Кейт ласково погладила Алтею по голове. — Лучше подождем, пока она не подаст знак, что видит нас.

Слуга, так похожий на дворецкого, нагнулся над Алтеей. Хартли услышал шум в дверях, оглянулся и, убедившись, что никого нет, закрыл дверь, чтобы любопытные слуги не заглядывали в комнату. Потом снова посмотрел на Алтею: Кейт осторожно вытирала ей слезы своим передником и что-то ласково шептала на ухо. Хартли видел полное понимание на лицах слуг, ухаживающих за Алтеей. По их действиям было понятно, что они к этому привыкли.

Это происходит в реальности, подумал он, глядя на худенькую Алтею, погруженную в какой-то кошмар. Это не игра, не трюк, не представление. Никто не смог бы сыграть так правдоподобно. Хартли был уверен в этом. И если у Алтеи случилось прозрение, как называет это служанка, значит, лорд Яго Вон видел призраков. Хартли только удивлялся, во что он впутался. Это было слишком странно. Это было вне его понимания. Это заставляло его чувствовать себя неуверенно, неловко. Словом, Хартли был уверен только в одном — ему это все не нравится.

— Кейт, — прошептала Алтея, когда видение ослабело.

— Я здесь, миледи, — сказала Кейт. — Вам еще нужен платок?

— Нет. Забери его. Пожалуйста.

Яго выхватил кружевной платок из ее рук. Алтея обмякла, но Альфред сильной рукой поддержал ее, не дал упасть на пол. На лице Яго появилось странное выражение, и Алтея попыталась сказать ему, чтобы он бросил платок. Кейт тихо выругалась, вырвала платок из его рук и швырнула в камин.

— Никто не должен трогать его, — приказала Кейт. — Он проклят! — Она посмотрела на дворецкого: — Горячий сладкий чай, Этелред. Альфред, помоги мне, — велела она слуге, поддерживавшему Алтею.

— Мой альбом, — хрипло произнесла Алтея, с трудом двигаясь к столику между двумя кушетками.

Хартли осторожно подошел поближе, его друзья двинулись следом, а Алтея с серым лицом поспешно делала зарисовки в своем альбоме. Двое слуг осторожно поддерживали ее все еще трясущееся тело. Бледный Яго медленно поднялся с пола и без сил опустился в кресло. Как только Алтея закончила рисовать, Кейт и Альфред помогли ей сесть на одну из кушеток. Хартли быстро занял место рядом с ней, Олдус и Джиффорд сели на кушетку напротив.

Дворецкий явился с чаем для Алтеи, а Кейт стояла рядом, пока она его пила. Сразу за Этелредом вошли двое слуг с подносами, нагруженными едой, вином и чаем. Кейт отослала слуг, приказав Альфреду подать напитки. Она безуспешно пыталась убедить Алтею, что ей нужно отправиться в постель. Через некоторое время Яго велел Альфреду и Кейт уйти. Хартли быстро опустошил бокал, который ему подали, и поспешно наполнил его снова.

— Можете доверять Пью, они ничего не скажут, — заметил Яго, наливая себе лимонад.

— Пью? Ваших слуг зовут Пью? — переспросил озадаченный Хартли.

Яго улыбнулся:

— Пью. Думаю, сначала это было ап-Хью, сын Хью, но с годами имя превратилось просто в Пью. Пью, Дэвид и Джонс. Три семьи служили Вонам и Уэрлокам на протяжении нескольких веков. Ничего, что здесь произошло или о чем здесь говорилось, не выйдет за эти стены.

— Значит, валлийцы крепко связаны друг с другом.

— Очень крепко. Со стен Чантилупа можно доплюнуть до Уэльса. У меня и в Уэльсе есть несколько поместий. — Он посмотрел на племянницу: — Лучше?

— Да, — ответила Алтея. — Это было довольно, — она поискала подходящее слово, но не нашла, — неприятно. Потянувшись за платком, я поняла, что это ошибка. Запах роз предостерегал меня, но я уже поднимала платок.

— Можно посмотреть? — Яго потянулся за альбомом.

— Пожалуйста. — Алтея взглянула на гостей. — Все можете посмотреть. Кто-нибудь из вас, возможно, поймет, что я увидела. Образы появлялись так быстро и неожиданно, я не сразу смогла их разобрать… — Она слегка вздрогнула и поспешила налить себе очень сладкого чаю. — Я их не знаю.

Хартли, его друзья и лорд Яго принялись разглядывать наброски. Редгрейва поразило увиденное. Вся страница была заполнена рисунками, выполненными леди Алтеей в большой спешке, но очень точными и четкими. Если ее мозг был переполнен таким количеством мрачных образов, то неудивительно, что она так ужасно расстроена.

— Я вижу тут Петерсона, — тихо и неуверенно произнес Олдус.

— И Роджерса, — так же тихо сказал Джиффорд.

— И графа де Лако и его жену, — прошептал Хартли.

— Они, наверное, самые сильные. — Яго указал на свои наброски на обложке альбома. — Я увидел то же самое раньше, увидел их лица в миазмах, окружающих мадам Клодетту.

Лорд Яго тоже очень искусен в рисовании, решил Хартли, рассматривая его рисунки, только его рисункам не хватает эмоционального воздействия, какое есть в рисунках Алтеи. И все-таки мурашки бегут по коже при мысли о том, что увидел Яго вокруг женщины, которую Хартли планировал соблазнить. Придется ему изменить свои планы. Вряд ли он сможет теперь лечь с мадам Клодеттой в постель. Несмотря на острое желание отрицать все, что он сейчас видел, Хартли понимал одно: теперь всякий раз, как он взглянет на Клодетту, перед ним будут возникать эти образы. Теперь он прекратит соблазнять Клодетту, эта мысль почему-то принесла ему облегчение. Вот об этом он подумает позже.

Внимательно изучая подписи под каждым рисунком, Хартли слегка нахмурился. Слово «розы» разобрать было легко. Алтея уже пояснила, что этот запах — отличительный признак Клодетты. Другие слова, однако, разобрать было трудно. Присев рядом с Алтеей, Хартли с облегчением заметил, что она уже не так бледна, как раньше.

— Почему вы написали слово «лауданум» рядом с Петерсоном? — спросил он. — Он не был отравлен наркотиками.

— В некотором смысле был, — ответила Алтея. — Я видела, как он брел из розария. Он знал, что должно произойти. Он испытывал злость и страх, но его мозг был затуманен, и тело не послушалось его. Он не мог спастись, он был взбешен.

— Точно, это Петерсон, — пробормотал Олдус, когда они с Джиффордом вернулись на свои места.

— А слово «ненависть», написанное под рисунками? — спросил Хартли.

— Она исходила от многих из них. «Роза» была заражена ею сильнее остальных. Алчностью тоже. Она исходила только от «Розы». — Алтея глубоко вздохнула, успокаиваясь, все еще пытаясь прогнать отвратительные ощущения от видений. — Кровожадность и сила. «Роза» обладает и тем и другим, одно подкрепляет другое. Убийство дает ей ощущение собственной силы.

— Граф и его жена были преданы. Это слово вы написали под их изображением.

— Да. Предательство, крайнее отчаяние и требование мести, вот что исходило от них. — Алтея слегка нахмурилась. — Было что-то еще. Вернее, кто-то еще. Двое неизвестных скрывались за ними, но я не смогла их разглядеть.

Яго кивнул:

— Я чувствовал то же самое. Я хорошо видел графа и его жену, но они были не одни. С ними были еще два существа, они цепляются за них.

— Дети, — прошептал Хартли, пронзившее его чувство жалости подсказало, что он уже не сомневается в даре Вонов. — Но детей было четверо.

— С ними было только двое, — сказал Яго.

Невзирая на ужас от того, что мадам Клодетта послала на смерть детей, Алтея вспомнила свое видение и кивнула:

— Да, с ними было только двое.

Она боролась с желанием полностью восстановить виденную ею картину.

— Маленькие. Очень маленькие. Один такой маленький, еле говорит. Маленький? Ага, значит, мальчик. — Она покачала головой. — Я видела и чувствовала недостаточно, чтобы точно понять, кто из детей там был.

— Но маленькие?

— Да. Вот в этом я уверена.

— И я, — сказал Яго.

— У них было четверо детей, — произнес Хартли. — Андре, ему было всего два года, Бланш, ей пять, Байяр, наследник, ему — одиннадцать, и пятнадцатилетняя Жермен. Старшие дети — от первого брака графа. С моей сестрой Маргарет.

Алтея вздохнула, понимая, что никакие слова не смогут уменьшить боль от такой утраты.

— Мне жаль, Хартли. Старших детей я не видела и не чувствовала их присутствия. Они были послушными детьми?

— Нет. Байяр был очень непоседливым. А Жермен — настоящий сорванец в юбке.

Яго задумался:

— Ничего не чувствую… Значит, девушка, почти взрослая? И боевая? Думаю, она не стала бы прятаться. — Он покачал головой. — Если вы хотите узнать, живы ли они, боюсь, мы вам не ответим. Я не чувствовал их присутствия. И их не было в видениях Алтеи. Это может означать, что они живы. Но как ни грустно, это может означать и то, что они, ну, ушли, скажем так.

— И у вас нет способа отыскать их? — спросил Хартли.

— Нет. Видения Алтеи нельзя контролировать. Вы только что видели, как она стала их жертвой, просто подняв платок. Если я снова увижу призраков, хватающихся за юбки Клодетты, у меня будет возможность получить информацию от них. Однако обещать я ничего не могу. Призраки не всегда идут на сотрудничество. Те, которые появляются возле Клодетты, по большей части очень хорошо знают, чего они хотят. Но они могут не отдавать себе отчета почему. Как давно они умерли?

— Почти три года назад. Тогда планировался побег, но они так никогда и не осуществили его. — Он тихо выругался и провел руками по волосам. — Поверить не могу, что признаю это, и все-таки… — Он махнул рукой в сторону альбома.

— Именно, — сказал Олдус. — И все-таки. Жаль, что все это нельзя контролировать и использовать по своему желанию. — Он посмотрел на Хартли: — Подожди, посмотрим, что еще случится, а потом пустим по следу наших людей.

— Но они уже и так три года искали де Лако.

— Да, семью, графа с женой и четырьмя детьми. Это могло сбить их с толку. Как только мы сможем предоставить больше, чем, э-э, просто видение, и объяснить, откуда мы узнали, что выжить могли лишь двое старших детей, мы возобновим поиски.

Хартли кивнул и взял кусок яблочного пирога.

— Байяру теперь должно быть четырнадцать, а Жермен — молодая восемнадцатилетняя девушка. Это действительно изменит поиски. — Он попытался подавить ожившую надежду, но это было трудно. С большой неохотой он признавал, что начинает верить в возможности Вонов.

— Если бы у вас было что-нибудь из того времени, — начала Алтея, но потом покачала головой. — Что-нибудь из личных вещей, что-то, что было у них в тот момент, когда наступила смерть или когда им грозила опасность. Я могла бы посмотреть, не вызовет ли это еще одно видение.

— Но не сегодня, — твердо заявил Яго. — Мы оба сможем заняться этим завтра, при соответствующих условиях. Возможно, платок был у Клодетты, когда напали на семью де Лако. Возможно, он только хранит какие-то воспоминания тех, кто был вместе с ней. Я предпочитаю последнее, потому что какая женщина будет хранить платок три года?

— Та, которая некогда была очень бедна, — сказала Алтея, наливая себе еще одну чашку чая. Чем суровее бывало видение, тем большую жажду она испытывала потом. — Та, которая страдала от нищеты и насмешек. Этот носовой платок из тончайшего шелка и самых дорогих кружев, раньше у нее на такие вещи денег не было. Она не хочет с ним расставаться, пока он не испачкается так, что его невозможно будет отстирать. — Алтея заметила, что все четверо собеседников смотрят на нее, обдумывая ее слова, и нахмурилась: — Удивляюсь, откуда я это знаю. Ага, она выросла в доме бедного фермера.

— А это вы откуда знаете? — спросил Хартли.

— Понятия не имею. Еще что-то насчет кур. Странно, почему это пришло сейчас.

— Может, это осталось в тени более печальных видений? — предположил Яго.

— Может быть. Возможно, позже я узнаю что-нибудь еще. — Она слабо улыбнулась Хартли, сожалея, что не может снабдить его сведениями, которые он мог бы использовать немедленно. — От всего этого толку мало, да?

— Это подтверждает многие наши подозрения, — ответил он.

— И дает нам некоторые сведения, которых у нас раньше не было, — сказал Олдус. — Эта информация может оказаться очень полезной, если мы схватим одного из тех, кто был замешан в этом деле. Упоминание о таких деталях, о которых мог знать только очевидец, может заставить подумать, что нам все известно, что кто-то из сообщников предал или предает его.

— А еще это придает нам уверенности — мы на верном пути, мы не теряли времени даром, — сказал Джиффорд. — А в такой игре это часто случается.

Довольная Алтея с облегчением улыбнулась:

— Я понимаю, что вы не можете сказать другим, откуда у вас эта информация, поэтому и беспокоилась, как бы она не оказалась бесполезной. Если она может послужить для определенных целей, то мне очень приятно. Как сегодня говорил Яго, чего стоит такой дар, если от него никакого толка.

— Я со своей стороны хотел бы, чтобы мы воспользовались им еще больше, — сказал Олдус. — Возможности безграничные. Так можно сэкономить время и силы. Да и много жизней можно спасти, очень много жизней. К несчастью, такие вещи признаются не всюду.

— Даже те, кто в это верит, с большой неохотой имеют дело с таким даром.

— Да и те, кто имеет дар, не хотят, чтобы кто-нибудь складывал костер у их ног, — протянул Яго.

Все вздрогнули, и разговор снова вернулся к тем немногим сведениям, которые они узнали. Чувствуя, что Вонам нужно время, чтобы прийти в себя после тяжелых испытаний, Хартли вскоре закончил встречу. Ему все это казалось сомнительным, но он уже не мог отрицать очевидное. У Алтеи Вон были видения, а Яго Вон видел призраков. Хартли понимал — он верит Вонам безоговорочно. А людей, о которых он мог бы сказать такое, очень немного.

— Будь все проклято, но мне хотелось бы, чтобы мы могли использовать эту информацию открыто. Не опасаясь насмешек или вопросов, — сказал Олдус, когда их карета двинулась в обратный путь к дому Хартли.

— Нам просто придется придумать убедительную историю про то, как мы все это узнали. И как можно скорее.

— Ты думаешь, твои племянники все еще живы? — спросил Олдус.

«Этот человек всегда чувствует, что у меня на уме», — подумал Хартли и вздохнул.

— Надежда есть, хоть и очень маленькая. Жермен всегда была сильной, смышленой девочкой. Если какая-нибудь девушка и могла бы пережить такую трагедию и выжить на улицах сумасшедшего дома, каким сейчас является Франция, так это Жермен.

— Даже если бы ей пришлось заботиться о маленьком мальчике?

Хартли кивнул, абсолютно уверенный в своем мнении о племяннице:

— Даже в этом случае. Наоборот, это заставило бы ее бороться еще горячее и настойчивее. Боюсь, мои надежды крепнут, и я ничего не могу с этим поделать.

— Может быть, если соблазнить Клодетту…

— Нет. Женщину, с такой легкостью убивающую людей, не победить соблазнением или постельными разговорами. — Хартли поморщился. — Да, боюсь, теперь я и не смогу ее соблазнить. Я не смогу даже смотреть на нее, не представляя при этом лиц Петерсона, Роджерса, графа, его жены и этих двух невинных детей.

«Я посмотрел в эти серебристо-голубые глаза, даже примитивная похоть, которую прежде вызывала у меня Клодетта, теперь исчезла», — сказал себе Хартли.

Джиффорд кивнул:

— Только не говори это нашему начальству.

— А почему бы и нет? — спросил Хартли. — Мне же придется объяснять, почему я от нее отвернулся.

— Ах, напротив, думаю, нам придется сказать, будто наши сведения — результат оплошности Клодетты, которая поддалась твоим чарам.

Хартли поколебался, потом согласно кивнул. План хороший. Однако маркиз почему-то испытывал некоторую неловкость. И вдруг он понял: ему не хочется, чтобы Алтея услышала, что он все еще волочится за Клодеттой. Единственная женщина, которую он теперь желает, — Алтея Вон, с удивлением признался себе Хартли. Женщина, обладающая даром, от которого у него мурашки бегут по спине.