Если он неотразим

Глава 6

— Он просто хочет завести интрижку, понимаешь? Алтея со вздохом посмотрела на Яго, элегантно раскинувшегося на сиденье в карете напротив нее. Прошли уже сутки с тех пор, как он застал племянницу в объятиях Хартли. Яго решил не вспоминать об этом случае, уже решила Алтея. Однако дядя, очевидно, решил по-другому, и все это время обдумывал случившееся. Или, лучше сказать, вынашивал свои планы.

— Может быть, и мне нужно только это, — выпалила она и сдержала улыбку, услышав его тяжелый вздох.

— Хоть ты и вдова, но опыта у тебя нет. Мужчине вроде него очень легко обидеть женщину вроде тебя.

— Физически? — В душе Алтея знала, что Хартли никогда бы не обидел ее своими действиями, но ей было любопытно узнать, как себе это представляет дядя.

— Нет, конечно, но эмоционально он может разорвать тебя на куски.

С этим Алтея не могла поспорить, потому что инстинкт уже предостерегал ее от такой возможности. Однако здравый смысл отступил в тот момент, как Хартли поцеловал ее. Она хотела его поцелуев. И не только поцелуев. Прошлой ночью ее сны были полны скандальных сцен, он дарил ей то наслаждение, которое обещали его поцелуи. Алтее нужно было решить: стоит ли это той боли, которую она испытает, став для него всего лишь мимолетным удовлетворением похоти. Алтея опасалась, что она готова пойти на такой риск. Желание, которое пробудили в ней его поцелуи, стало соблазном, которому она вряд ли сможет противиться.

— Если я позволю ему обидеть меня, то только по собственной глупости, правда? Что может быть глупее, чем отдать свое сердце известному повесе, мужчине, чей интерес к женщинам и страсть к ним быстротечны, словно прекрасный летний день.

Яго фыркнул и вздохнул:

— Раз уж ты понимаешь, что это за человек, зачем тебе так рисковать?

— Ты стал бы задавать такой вопрос мужчине?

— Умная девица, — пробормотал он и улыбнулся. — Нет, и ты это знаешь. От мужчин ждут, что они, как говорится, перебесятся. Я не совсем понимаю, почему мужчину, который соблазнил многих женщин, имел множество интрижек, стал признанным повесой, принимают в приличных домах, но это так. Мужчине нужно совершить какой-нибудь экстраординарный бессовестный поступок, прежде чем его станут избегать. А если он богатый, неженатый, красивый и молодой маркиз, то ему нужно совершить даже нечто большее, прежде чем матери невест перестанут приглашать его на светские приемы. Женщина же может обнаружить, что ее избегают и шепчутся за спиной, даже если просто потанцует или улыбнется не тому мужчине.

— Как это нечестно! Яго, я Вон, несмотря на новое имя по мужу. Только потому, что ты молодой, знатный и неженатый, светское общество терпит и меня, иначе меня никогда не пригласили бы на такие приемы.

— Если бы люди знали…

— Если бы люди действительно знали меня, то тем более никуда никогда не пригласили, разве что в салоны, где от меня потребовали бы ответов на глупые вопросы: верен ли чей-то муж или за кого даме следует выйти замуж. Я стала бы развлечением. Я даже не наследница, которую какая-нибудь мать хотела бы в жены для своего сына. Я просто молодая вдова, у которой достаточно средств, чтобы жить в маленьком господском доме на маленьком земельном участке в нескольких днях езды от Лондона. Такие, как я, — именно тот сорт женщин, которых мужчины вроде Редгрейва хотят иметь своими любовницами.

— Алтея…

— Нет, Яго. Я сама буду решать. Если это глупость, то так тому и быть. Если сердце мое будет разбито — так тому и быть. Когда закончится эта канитель, я с Кейт и Альфредом вернусь в Коултарст. Вот такое будущее, похоже, ждет меня. Будешь корить меня за короткое удовольствие, за попытку расправить крылья?

Яго вздохнул и покачал головой:

— Нет. Ты вдова. Лишь немногие знают, что твое замужество было ненастоящим. А вдовам позволяются некоторые вольности, если они соблюдают осмотрительность. Редгрейв осмотрителен.

— Тогда откуда же все знают, что он повеса?

— Осмотрительность заключается в том, что никто не может доказать происходящее, кроме непосредственных участников, то есть интрижку не афишируют перед каждым любопытным.

— Думаю, я никогда не пойму светское общество.

— И не пытайся.

— И наша беседа только подтверждает это. Пусть Хартли продолжает свои попытки выведать секреты от мадам Клодетты. — Алтея удивилась — оказывается, ей больно даже просто говорить об этом. Она уже догадывалась — ей грозит опасность отдать не только свою девственность слишком красивому маркизу Редгрейву. — Меня бы очень удивило, если бы он смог сейчас находиться в одной комнате с этой дамой. Неужели он не увидел бы кровь на ее руках, может быть, кровь его племянников, ведь это она бросила их одних во Франции, убив всю семью? Должно быть, он пытается придумать, как ему откреститься теперь от этого задания.

— Тебя это так волнует?

— Не могу сказать, что мне будет очень приятно наблюдать за тем, как он очаровывает другую даму, когда мне очень хочется, чтобы свои чары он расточал на меня. Но пусть она понесет справедливое наказание. Не только за жизни, которые она уже взяла, но и за те, которые она только собирается взять.

— Например, жизнь Редгрейва.

— Именно. Помнишь, я видела ее в своем видении, когда держала медальон Жермен? У графини было двое детей, хороший муж, и ее, такую молодую, убивают, чтобы эта женщина могла завладеть драгоценностями. Если бы не сообразительность и сильный характер Жермен, на берегу погибли бы четверо детей. Она убила всех только ради выгоды, и это терзает меня. О да, у нее могло быть множество других причин, помимо простого грабежа и мести, но в глубине души я знаю: все эти причины ничто по сравнению с ее алчностью и тщеславием.

— Почему-то я не верю, что из такой женщины можно вытянуть информацию, соблазнив ее.

— Да, это не поможет. Но начальники Хартли думают именно так, а Хартли, кроме всего прочего, образцовый солдат. Поскольку он не может сообщить начальству, каким образом он получил эти сведения о Клодетте, он, я думаю, продолжит игру.

— Скоро мы увидим, будет ли он играть, — заметил Яго, когда их карета остановилась у элегантного особняка, ярко освещенного факелами. — И он, и мадам Клодетта будут сегодня вечером здесь.

Когда Алтея в сопровождении своего дяди вошла в дом Лорингов, где уже начался пышный бал, она с трудом подавила в себе желание немедленно развернуться и убежать. Умом она понимала, что Хартли только ведет с Клодеттой игру, что ему приказано ухаживать за шпионкой и что, поступая так, он, возможно, найдет ключ, который приведет его к племянникам, но сердце такое понимать не захочет, это Алтея тоже знала. Сердце будет кровоточить всякий раз, как он будет улыбаться Клодетте. Бал, который мог стать еще одним приятным вечером в лондонском высшем свете, очень просто превращался в ужасный кошмар.

— Вижу, ты принял кокетливое приглашение мадам, — сказал Олдус.

Хартли поморщился и кивнул, убедившись, что Клодетта в нескольких шагах от него увлеченно беседует со своей сестрой. Может быть, записка Клодетты и была кокетливой, но требование сопровождать ее сегодня вечером было очень четким. Едва он отходил хоть на шаг от нее, она сразу давала понять, что ей это не по вкусу. Прежние успехи сделали ее самонадеянной, а самонадеянные люди проигрывать не любят.

Итак, он будет флиртовать и улыбаться. Он будет сопровождать ее повсюду. Возможно, случайным поцелуем или лаской он даже пообещает ей большее. Но он знал, и чего не сделает, не сделает никогда — не ляжет с ней в постель. От одной мысли об этом его тошнило.

— Она не даст мне информации, которую мы ищем, — убежденно сказал он. — Она ведет эту игру ради своих собственных целей, Олдус, а не потому, что она хочет получить меня в любовники.

— Я согласен, — сказал Джиффорд, протягивая Хартли бокал. — Чем больше мы узнаем ее, тем больше я убеждаюсь — она не из тех, кто выдаст себя в постели. Однако она надеется, что ты поступишь так же, как другие. Петерсон и Роджерс умерли, потому что какой-то дурак проболтался, попав в ловушку страсти. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это нечаянно проболтаться, выдать ложную информацию, которая приведет ее в западню, но такие трюки редко удаются. А как мы скажем нашему начальнику Уилсетту, что это только пустая трата твоего времени?

— Мы что-нибудь придумаем, прежде чем тебе придется уложить ее в постель, Хартли, — успокоил друга Олдус.

— Я не хочу и не могу волочиться за ней, — заявил Хартли так жестко и свирепо, что это удивило его самого. — Меня начинает тошнить, даже когда я целую ей руку, потому что эта рука в крови невинных детей. Уверен, у меня ничего не получится, даже если она применит для этого все свое искусство соблазнения. Мое отвращение к ней опасно. Она злобная гадюка, к тому же еще и живучая, и хитрая. Она скоро поймет, что мой пыл фальшивый, что что-то во мне изменилось, и не в ее пользу. Мне лучше исчезнуть, и как можно скорее.

Олдус кивнул:

— Понятно. Я этим займусь.

— Возможно, нам стоит пойти к Уилсетту и сказать ему: мы уверены — соблазнение на Клодетту не подействует, это может даже вызвать у нее подозрение. — Джиффорд пожал плечами, когда друзья посмотрели на него. — А почему нет? Обычно он доверяет нашим суждениям в таких делах.

— Мысль хорошая, Джиффорд, — сказал Хартли, зная, что непосредственный начальник действительно доверяет им. — Уилсетт может просто согласиться с нашим мнением, и тогда нам не придется объяснять причину. К несчастью, Уилсетт отправился домой в Хэмпшир, его жена скоро должна родить первенца.

— Я могу поехать и поговорить с ним.

— Мы оба поедем, — сказал Олдус.

Хартли открыл рот, чтобы сказать, что им не следует беспокоить Уилсетта в такое время. Потом он взглянул на Клодетту, та улыбнулась ему. Он улыбнулся ей в ответ, но потому, как слегка прищурились ее глаза, понял — что-то насторожило ее. Она начала что-то подозревать, чувствуя в нем изменение, которое он старался скрыть. За долгие годы он уже стал специалистом по скрыванию своих чувств и подозрений, но на этот раз все касалось лично его. Для всех было бы безопаснее, если бы он отошел от нее прежде, чем ее подозрение перерастет в твердую уверенность.

— Да, — согласился он. — Поезжайте. Я вижу, что провалил роль пылкого влюбленного. Уверен, она уже заметила перемену во мне. Прошлым вечером я понял: хоть я и не любил Клодетту до встречи с Вонами, я считал ее просто продавцом информации, жадной интриганкой, которую не волнуют чужие жизни. Теперь, когда нахожусь рядом с ней, я постоянно борюсь с желанием схватить ее за шею и попытаться вытряхнуть правду.

Олдус откашлялся.

— Да уж, на любовника это не похоже. — Он ухмыльнулся. — Держись, старина. У Клодетты слишком много влиятельных союзников, которые освободят ее, если мы попытаемся допросить, не имея доказательств, необходимых для того, чтобы они от нее отказались. К тому же она хитрая и понимает, кто может, а кто не может выполнить такую угрозу. Ты не можешь. Не в здравом уме. Ты, не колеблясь, предоставишь ее суду, которого она заслуживает, но ты не палач. И уж точно не убьешь женщину.

Хартли не был так уверен в этом, как Олдус. Он так и чуял запах крови Клодетты. И что еще хуже, его везде сопровождало лицо юной Жермен, искаженное гневом и печалью. Клодетта несет ответственность за пропажу его племянников, за их жизни. Если они смогли пережить эти три года во Франции, то можно только вообразить себе, что им пришлось выстрадать. Эти мысли омрачали его жизнь и лишали сна.

— Не знаю, о чем ты думаешь, Харт, но лучше выкинь это из головы, — сказал Джиффорд. — Если Клодетта увидит твое выражение лица, она сбежит из страны.

Хартли глубоко вздохнул, пытаясь побороть гнев, бушующий в его жилах.

— Так лучше?

— Немного лучше. По крайней мере не кажется, что хочешь кого-то убить. А вот и Воны.

«Алтея», — прозвучало у него в голове, все чувства пробудились, и Хартли чуть не выругался. Она еще одна причина его бессонницы. Он просыпается среди ночи, во рту — вкус ее сладких поцелуев, тело напряжено от желания. Инстинкт предупреждал его: эта маленькая провидица может изменить его жизнь. А он к таким переменам не готов. По крайней мере так утверждает его упрямый ум. Остальная его часть была готова с радостью прыгнуть туда обеими ногами.

Он посмотрел на Вонов, которые медленно пробирались сквозь толпу. Алтея была одета в вечернее бордовое платье, оно подчеркивало мягкие изгибы ее тела и придавало теплый оттенок нежной коже цвета слоновой кости. Тело напряглось от желания, и Хартли пришлось подавить стон. Вырез ее платья был более глубокий, чем обычно. Он мог отчетливо разглядеть выпуклые груди. Его охватило странное желание подбежать и подтянуть вверх вырез ее платья или найти шаль и накинуть ей на плечи. Никогда еще ему не было так трудно владеть собой.

— Есть один верный способ убрать с дороги Клодетту, — сказал Олдус, когда Воны остановились поговорить с пожилой дамой и ее юной, покрасневшей от смущения дочерью.

Хартли заметил, как внимательно Олдус рассматривает Алтею, и сразу разгадал план своего друга.

— Нет.

— Клодетта не захочет соперничать с другой дамой. Она начнет охоту на новую дичь. Это объяснит всем, почему ты от нее отвернулся.

— Алтея и так уже глубоко замешана во всем этом. И откуда у тебя уверенность, будто Клодетта сдастся так просто? Мы знаем, что она хладнокровная убийца. И оскорбления для нее мало что значат. Может быть, она решит, что ей во что бы то ни стало нужно выманить у меня информацию. Если я впутаю в это дело Алтею, Клодетта просто уберет ее с дороги.

— А, этого я не учел. Значит, тебе придется просто поддерживать знакомство, и ничего больше.

— Именно. Будем надеяться, что Клодетта не слышала сплетен о Вонах или не поверила им, если и слышала.

— Да, это может создать неприятности. Может, стоит получше охранять их?

— Может быть. Нам просто нужно придумать причину для усиления охраны. Такую причину, чтобы они почувствовали необходимость в подобной охране.

— Или очень хорошую причину нанять крепких, хорошо вооруженных слуг.

Воны шагнули к нему, и Хартли почувствовал, как чья-то тонкая рука берет его под руку. Прикосновение маленькой холодной руки и сильный запах роз не оставляли сомнений, что к нему вернулась Клодетта. Она заявляет о своих правах на него. Он посмотрел на маленькую руку в перчатке, державшую его руку, рассеянно гадая, почему, несмотря на слои ткани, разделяющие их, от этой изящной ручки исходит обжигающий, ледяной холод. Холодное прикосновение смерти, подумал Хартли, и решил, что воображение у него гораздо сильнее, чем он всегда считал.

Только когда Олдус заговорил, вежливо осведомившись, все ли присутствующие знакомы, Хартли понял, насколько глубоко он погрузился в свои мысли. Слабое пожатие руки Клодетты означало, что и она заметила нарушение правил приличия с его стороны. Он отлично знал: она легко обижается, на каждом шагу подозревая насмешку или оскорбление. Ему нельзя терять голову, нужно попытаться как можно лучше исполнить свою миссию. Ему не хочется присоединяться к Робертсу и Петерсону в толпе разгневанных призраков, цепляющихся за Клодетту.

Клодетта начала флиртовать с Яго, и Хартли едва сдержал улыбку. Неужели она хочет вызвать у него ревность? Через некоторое время он почувствовал себя неловко. Клодетта не флиртовала, она выпытывала информацию. Она могла делать это ради своей сестры, пытаясь выяснить, почему Яго избегает Маргариты. Но Хартли сомневался, чтобы действия Клодетты были такими невинными. Он начал опасаться, что затащил Вонов в опасные воды. Учитывая дар Яго и то, что он видел вокруг нее, Вон держался хорошо, но Хартли хотелось предостеречь его. Когда маленький оркестр заиграл менуэт, он воспользовался шансом. Самым изысканным образом, надеясь смягчить задетое тщеславие, он отошел от Клодетты и повел Алтею танцевать.

Алтее нечасто доводилось танцевать, она сомневалась, хорошо ли у нее это получается, но не стала протестовать, когда Хартли повел ее в толпу танцующих.

Глядя на Клодетту, повисшую на его руке с видом собственницы, Алтее захотелось бежать из бального зала. Теперь она поняла, что не сможет выдержать, если он будет на ее глазах соблазнять Клодетту, по крайней мере не сможет скрыть, насколько ей больно от этого. Алтее не хотелось выставлять себя дурочкой.

— Вы должны предупредить Яго, чтобы он был очень осторожен с Клодеттой, — тихо сказал Хартли, ведя ее в танце с такой грацией, что она перестала переживать за свое неумение.

— Я думаю, мой дядя очень хорошо сознает, какая это гадюка, — отвечала Алтея, хмуро глядя ему в лицо. Как он может оставаться таким спокойным, гадала она, ведь ей известно, насколько он обеспокоен. — Если помните, он видит призраков вокруг нее.

— Помню, но насколько он искусен в игре в шпионов и предателей, во лжи?

— Думаю, не очень. Раньше ему в такие игры играть не доводилось. А почему вы спрашиваете?

— Она пытается вытянуть из него информацию.

— Я подумала, что она пытается выяснить, почему он бросил ее сестру.

— Да, она хочет, чтобы мы так думали. Я и сам сначала так подумал. Тщеславный дурак, я даже подумал, что она хочет заставить меня ревновать. Потом я прислушался повнимательнее. Клодетта выпытывает информацию. Так как вы с дядей стали нашими друзьями, она может подумать, что Яго знает намного больше, чем кажется. Кроме того, ей известно, кто мы такие, что мы работаем на правительство. Поэтому-то она и обратила свое внимание на меня.

Алтея напряглась, сдерживая желание побежать к дяде и оттащить его от Клодетты как можно дальше.

— Яго не тупой и не дурак. Не думаю, что вам стоит волноваться. Ей не удастся выудить из него информацию. Не забывайте, он видит гораздо яснее, чем кто бы то ни было, насколько она испачкана в крови невинных людей.

— Мой долг — предостеречь его.

— Договорились, при первой же возможности я ему об этом скажу.

— Мы считаем, настала пора приставить охрану к вам и Яго.

— Это вам нужно обсудить с ним, но я обязательно передам ему ваши пожелания.

Алтея гадала, так ли холодно-вежливо звучит ее голос, как ей кажется.

Танец они закончили в молчании, от которого, испытывали некоторую неловкость, как будто оба хотели что-то сказать, но не могли. При каждом прикосновении руки Алтеи, при каждом мимолетном касании тел Хартли требовалось все его самообладание. Даже мысли о том, что у нее бывают видения, что она обладает непонятным ему даром, не ослабляли растущего в нем желания быть с ней рядом, чувствовать ее страсть.

Когда музыка смолкла и Алтея посмотрела на него, он погрузился в тепло ее серебристо-синих глаз. Всякий раз, как он смотрел на нее, она казалась ему еще красивее. Он наклонился к ней, поддавшись желанию снова ощутить вкус ее губ, но спохватился, быстро отступил назад и вежливо предложил ей руку. Она вносит хаос в его жизнь, в его ум и, к несчастью, в его сердце. Но что ему делать с этим, Хартли не знал. Какая-то часть его и вовсе не желала прекращать игры, и эта часть с каждым днем становилась сильнее.

Он с трудом преодолел чувство раздражения, когда, оставив Алтею возле ее дяди, повел кокетничавшую Клодетту танцевать. Алтея видела в глазах Хартли желание, отвечающее ее собственному, но он от нее отстранился. Она строго напомнила себе: «Мы на людях, ему нужно работать, выполнять свой долг перед королем и страной». Однако ей так хотелось бы послать к черту и короля, и страну вместе с Клодеттой. Теперь Хартли танцует с ней, улыбается ей, а должен был бы танцевать с Алтеей и улыбаться ей. В надежде отвлечься от своих смятенных чувств Алтея приняла приглашение Олдуса.

Через два часа терпение Алтеи истощилось. Более чем. Ей отчаянно хотелось домой. Как бы расплачиваясь за проявленное невнимание, Хартли ухаживал за Клодеттой с пылом, очень похожим на настоящий. И Алтея едва не умирала, наблюдая за ними. Яго погрузился в беседу об инвестициях с лордом Дансингом, Алтея решила выйти в сад. Немного ночного воздуха — вот что ей нужно, чтобы голова прояснилась, чтобы не поддаться чувству ревности и не натворить глупостей, В игре, в которую они все оказались втянуты, глупость может оказаться смертельной.

Свежий ночной воздух отрезвил ее. Алтея глубоко вдыхала его, бредя по освещенным факелами дорожкам. Сад у Лорингов был обширный, она пожалела, что сейчас не ясный день — тогда она могла бы как следует насладиться его красотой. Сады всегда действовали на нее успокаивающе, их красота — истинный бальзам для души.

«Мне необходимо успокоиться», — размышляла Алтея, остановившись, чтобы насладиться тихим, похожим на звуки музыки плеском прекрасного фонтана. Она попала в опасный мир шпионов и предателей, лжи и секретов. Ее видения показали, насколько может быть опасен этот мир. События в этом темном мире могут развиваться не так, как ей хотелось бы. И все-таки казалось очень нечестным, что теперь, когда она наконец встретила мужчину, давшего ей надежду наконец испытать страсть, воспетую поэтами, он оказался для нее недосягаем. Даже если бы они с Хартли стали любовниками, он не перестал бы преследовать Клодетту. Алтея не могла отдать свое тело мужчине, который делает все возможное, чтобы забраться в постель другой женщины, не важно, насколько достойны и понятны причины его действий. Иметь отношения с мужчиной, зная, что страсть и восторг, которые он ей дарит, преходящи, это еще приемлемо, не важно, как она будет страдать, когда он покинет ее. Но иметь отношения с мужчиной, который открыто ухаживает за другой женщиной, — нет.

Звук шагов на гравийной дорожке вывел ее из задумчивости. Алтея обернулась, чтобы посмотреть, кто еще вышел в сад, и застыла на месте. Прямо к ней направлялся мужчина. Она отступила в сторону, надеясь, что он, как и она, просто хочет осмотреть сад. Но сильно бьющееся сердце кричало ей другое. Он улыбался холодной, злобной улыбкой, от которой ею овладел страх, горло перехватило. Внезапно она поняла, зачем он здесь.

Подхватив юбки, Алтея бросилась бежать. У нее вырвался резкий испуганный крик, когда он схватил ее за волосы и притянул к себе. Посмотрев ему в глаза, она прокляла свой дар, который так поздно предупредил ее об опасности. Дар рассказывал ей так много о других, почему же он вовремя не предостерег ее саму, чтобы она успела убежать? Алтея боролась изо всех сил, но незнакомец так крепко держал ее за волосы, его сила, рост, да и ее тяжелое платье, мешающее двигаться, — все это было против нее.

— Вы очень злите некоторых, — сказал незнакомец. Алтея вздрогнула, когда он обнял ее, и его горячее дыхание коснулось щеки. От него пахло табаком и элем, но как бы ни были сильны эти запахи, они не могли скрыть запах пота. От незнакомца пахло по-другому, не так, как от аристократов в бальном зале. От него пахло городскими улицами и переулками. Был и еще какой-то запах, она не могла вспомнить какой, хотя и понимала, как это важно. Одет он был достаточно прилично, чтобы не выделяться из толпы, но Алтея была уверена — он не из светского общества. Потом он лениво погладил ее груди своими большими руками, и она задохнулась. Чувство, что его прикосновение осквернило ее, было непереносимо.

— Понятия не имею, о чем вы, — сказала она, довольная тем, что голос прозвучал уверенно, не выдав ужаса, который она испытывала на самом деле.

— Я должен сказать вам, чтобы вы шли домой и держались подальше от лорда Редгрейва.

Клодетта, подумала Алтея, когда он развернул ее, удерживая на месте одной рукой. Он стоял достаточно далеко от нее, и у нее не было возможности пнуть его ногой. Алтея не понимала, что сделала она или Хартли, чтобы так разозлить Клодетту, однако она догадалась, что Хартли не собирается попадаться в ее ловушку.

— Как странно, — сказала Алтея. — По-моему, я никому не мешаю.

— О, а я думаю, мешаешь. Ну я с удовольствием задрал бы тебе юбки, но у меня есть приказ.

Увидев его огромный кулак у своего лица, Алтея подумала: пусть лучше изобьет, чем сделает то, на что намекает. И тут ее голову пронзила боль.