Финляндия не имела экономической возможности строить большой и сильный флот. Потому потери, уже понесенные ее ВМФ к моменту советской десантной операции против Хельсинки, были критичны. Рискнув ввязаться в начавшуюся битву сверхдержав на стороне Германии, финны в первые же дни этой новой войны с СССР потеряли все минные заградители и почти все тральщики, кроме одного, три подлодки из пяти, а теперь еще и все свои торпедные катера, не выдержавшие столкновения с особым дивизионом катеров под командованием Александра Лебедева.
Но, разумеется, самым тяжелым ударом для всего финского флота стала потеря двух броненосцев береговой обороны. И несчастливым для финнов вечером среды второго июля пресечь высадку советского морского десанта прямо на южный пляж финской столицы оказалось нечем. Конечно, финны, как всегда, делали все возможное, бросив в бой остатки своего военного флота. С опозданием, когда советские боевые водолазы уже взрывали казематы Свеаборга, а морские пехотинцы начинали высаживаться на пляже Святой Бригитты, оставшиеся финские военные корабли вышли из базы в Порккала, пытаясь атаковать морские силы, поддерживающие огнем советский десант.
Финским морякам еще очень повезло, что линкор «Октябрьская революция», после артиллерийской дуэли с береговой батареей на Куйвасаари, лишившись второй трубы, покинул позицию. И соединение эсминцев ПВО тоже ушло, сопровождая линкор на ремонт в Ленинград. Но и против нового советского крейсера и двух лидеров эсминцев тихоходные и слабо вооруженные кораблики, оставшиеся от военного флота Финляндии, мало что могли сделать. Тем не менее, финские моряки храбро выдвинулись из базы наперерез неприятелю.
Возглавлял соединение единственный уцелевший тральщик «Пуккио» («Pukkio») водоизмещением 162 тонны и длинной 27 метров. На нем стояли две пушки, 75 и 20 мм. Он шел самым полным ходом. Со скоростью десять узлов. За тральщиком ползли канонерские лодки «Хомеенмаа» (Homeenmaa) и «Уусимаа» («Uusimaa»), построенные для царского русского флота еще в 1917-м году, но, по причине революции в России, оставшиеся в Финляндии. Обе они имели по 52 метра в длину и водоизмещение в четыре сотни тонн. Каждая канонерка вооружалась двумя четырехдюймовыми орудиями главного калибра, двумя 40-мм пушками и тремя 20-мм автоматическими зенитками.
За канонерками в кильватерном строю шли четыре сторожевика: «Турсас», «Уиско», «Аура-1» и «Аура-2». Впрочем, ни настоящих эсминцев, ни полноценных сторожевиков у военно-морского флота Финляндии не имелось. Потому приходилось импровизировать, используя переоборудованные гражданские пароходы, буксиры или даже траулеры. Они имели небольшой тоннаж и развивали скорость не более двенадцати узлов. При этом на них, обычно, устанавливали одно трехдюймовое орудие главного калибра и 45-мм зенитку. «Турсас» и «Уиско» перед войной удили рыбу, будучи рыболовецкими траулерами. «Аура-1» представлял собой небольшой сорокаметровый ледокол, постройки 1908-го года, а «Аура-2» когда-то был маленьким каботажным пароходиком постройки 1884-го года и водоизмещением всего в 134 тонны.
Это было все, что командование финского ВМФ смогло кинуть в бой для защиты своей столицы. Потому что несколько финских сторожевиков и два немецких миноносца заперли сами себя в порту столицы, выставив мины на фарватере, надеясь таким образом защитить порт Хельсинки от вторжения советских кораблей. А две уцелевшие финские подлодки, еще несколько сторожевиков и военных катеров прятались в шхерах возле Турку. В районе Котки тоже что-то из маленьких военных корабликов еще оставалось, но это уже никак не влияло на расклад сил.
Едва заприметив вражескую эскадру, идущую с запада, наблюдатели на крейсере «Максим Горький» немедленно доложили контр-адмиралу Дрозду. И корабельное соединение, выстроившись в кильватер, выдвинулось для отражения атаки. Но, крейсер и лидеры не спешили развивать высокую скорость. Валентин Петрович Дрозд понимал, что враги, скорее всего, задумали выманить советские корабли под огонь своей двенадцатидюймовой береговой батареи, расположенной на острове Макилуото и идентичной той, которую с таким трудом удалось подавить на Куйвасаари. Потому, вместо того, чтобы стремительно двигаться вперед, советские корабли неспешно маневрировали на траверзе того же Куйвасаари, оставаясь вне зоны досягаемости тяжелых береговых орудий. Контр-адмирал приказал открыть огонь по противнику с сотни кабельтовых, перерезая огневым воздействием курс вражеского соединения и не давая ему близко подходить к акватории финской столицы, где в это время продолжалась высадка десанта.
Сначала от огня крейсера и лидеров загорелась одна из канонерок. Потом какой-то снаряд угодил в пороховой погреб другой, и она взорвалась. Затем под огонь попал тральщик и вскоре затонул. А четыре сторожевика попытались повернуть обратно в Порккала, но уйти из-под огня так и не смогли. Два из них выбросились на прибрежные мели, а еще два затонули. Так что поход остатков финского флота, запоздало предпринятый для спасения столицы Финляндии, закончился неудачно. А «Максим Горький», «Минск» и «Ленинград», успешно предотвратив вражескую попытку прорыва, снова вернулись к подавлению очагов сопротивления, еще остающихся на территории Хельсинки.
Подойдя к сдавшейся крепости Свеаборг, где уже успела хорошо похозяйничать водолазная рота старшего лейтенанта Прихватилова, взорвав все оставшиеся орудия и согнав всех уцелевших финнов в здание церкви, лидеры и крейсер открыли огонь по стоящим в порту вражеским кораблям. Причем, по кораблям, застрявшим в главной гавани финской столицы, уже стреляли и морские пехотинцы с берега прямой наводкой из своих штурмовых 45-мм пушек. Сопротивление оказывали только два немецких девяностометровых тысячетонных миноносца, вооруженных 105-мм орудиями и 20-мм зенитками. Но, после обстрела с советских боевых кораблей, они тоже быстро затонули.
Таким образом, сопротивление и в порту удалось подавить. Но, чтобы начать разминировать гавань, дожидались подхода тральщиков, которые тоже вышли из Таллина с подкреплением для десанта. А пока морские пехотинцы зачищали портовые сооружения и городские районы от неприятеля, который все еще не хотел сдаваться и отстреливался. Так что бой на улицах финской столицы продолжался всю ночь.
Особенно интенсивной перестрелка была в районе Эспланады. За мосты через залив Кайсаниеменлахти тоже бой вышел жестоким, потому что там оказались не только танки противника, но и полевые орудия. Эту преграду даже не стали брать в лоб. А просто обошли водоем Тееленлахти вокруг, чтобы ударить с тыла. Тут с противоположной стороны подоспели и парашютисты, заставив противника сдаться и на этом участке.
Нелегко шел бой и на западе города, в районе кладбища, где сражались финские пехотинцы. А в районе порта оборону довольно долго держал морской батальон. Но и там удалось победить. Весь север города захватили воздушные десантники. Но только к утру совместно с морскими пехотинцами они взяли комплекс зданий Сенатской площади. А еще воздушные десантники плотно заблокировали все пути, ведущие, как в город, так и из него. Вскоре после рассвета сопротивление в столице Финляндии стало угасать. А к половине восьмого и вовсе прекратилось.
После этого городские улицы тщательно прочесывались отрядами НКВД, высаженными со второй волной десанта подошедшими тральщиками. По всему городу искали уцелевших финских военнослужащих, полицейских и чиновников. Их брали в плен и уже начинали сгонять во временный лагерь под открытым небом, устроенный на городском стадионе, чтобы потом провести фильтрационные мероприятия.
Большая часть финского правительства тоже оказалась арестованной. В том числе, арестовали президента Финляндии Ристо Рюти и премьер-министра Йохана Рангелла, которые не покинули свою столицу до последнего. А вот главнокомандующего фельдмаршала Густава Маннергейма арестовать так и не получилось. Люди из НКВД искали его везде, но, похоже, хитрому старому вояке удалось вовремя ускользнуть из Хельсинки. Как бы там ни было, а десантная операция «Морж» завершилась удачно. Город силы десанта сумели взять и очистить от противника. От залива Лааялахти на западе и до залива Вантаа на востоке советскими десантниками был установлен полный контроль. При этом, общие боевые потери участников десанта не превышали тысячи убитыми и ранеными.
Утро третьего июля Александр Лебедев встретил в виду финской столицы, на рейде. Он смотрел в бинокль на город и видел, что на набережных уже развевались красные флаги. Ночной бой закончился. После разрывов бомб, грохота пушек, пулеметных очередей, выстрелов и взрывов, наступила долгожданная тишина, и жители начинали потихоньку выбираться из своих убежищ. Вообще-то финнам было не привыкать к власти русских. До 1918-го года вся их страна являлась частью Российской Империи, и многие обитатели бывшего Гельсингфорса еще даже не совсем забыли русский язык.
После боя командирский катер «Д-3» все-таки протекал и требовал ремонта. Но, трюмная помпа пока справлялась с забортной водой. На рейде стояли и другие катера, а подальше от берега возвышались силуэты крейсера и двух лидеров. В восемь утра по радио Саша получил приказ ошвартоваться в западной гавани Хельсинки. Оказалось, что на торпедные катера соединения нужно было погрузить тяжелых раненых, чтобы быстро эвакуировать их обратно в Таллин. А водолазной роте Прихватилова предписывалось пока оставаться в Хельсинки, потому что планировался подъем вражеских кораблей, затопленных в порту во время боя.
Таким образом, приказом из штаба флота особое диверсионно-десантное соединение, созданное в рамках операции «Морж», пока расформировывалось. На пирсе уже ждали санитары с носилками, а в финских грузовиках с тентами, уже успешно где-то реквизированных, лежали раненые. Их погрузили по три-четыре на катер. И все они поместились. Тяжелых на этот раз оказалось не настолько много. В состоявшемся сражении за город больше было убитых, чем раненых, потому что финские снайперы, которые отстреливались до последнего, целились по головам.
Пока раненых грузили на катера, Саша поймал по радио сообщение из Москвы о том, что столица Финляндии взята советскими войсками, а финское правительство капитулировало. И только тут он почувствовал, насколько же вымотался за эту ночь. Он не смог поспать ни минуты. Впрочем, в азарте боя ему этого и не хотелось. Но после сражения тяжелая усталость навалилась на него. Александр Лебедев понимал, что вполне мог бы погибнуть в этой битве, как погибли каплей Дубилов и молодой радист, которые находились рядом с ним, стояли плечом к плечу на боевом посту в ходовой рубке катера. А в машинном отделении погиб один из мотористов. Так что, помимо раненых десантников, они везли в Таллин и геройски погибших краснофлотцев.
Сам катер оказался простреленным насквозь автоматическими пушками и пулеметами немецких «шнельботов». Но его деревянный корпус, наспех подлатанный пробками, сохранял мореходность. По спокойной воде обратно «Д-3» должен был дойти без помех. Тем более, что нос, который пострадал больше всего, на скорости приподнимется из воды, а в корме отверстий почти не наблюдалось, во всяком случае, ниже ватерлинии их не обнаружилось.
Но, как только торпедные катера покинули Хельсинки, погода начала портиться. Обратно шли тяжело и сурово. Сначала подул ветер, а следом за ним на небе появились плотные серые облака, идущие с запада. Вскоре небо заволокло и черными тучами, а воды Балтики преподнесли сюрприз в виде небольшого шторма. Чтобы не зарываться в волны, катера вынужденно снижали скорость.
Командирский катер резал форштевнем волну за волной, скрепя и подпрыгивая. Деревянные пробки, забитые в простреленные места, начинали давать течь. Море кидало маленький израненный кораблик, словно скорлупку. К тому же, началась гроза. Пошел сильный дождь, а молнии заметались по небу в раскатах грома. Единственное, что радовало Сашу в этой ситуации, так это почти полная невозможность быть обнаруженными вражеской авиацией.
После гибели капитана-лейтенанта Александр Лебедев принял командование оставшимися катерами. И теперь он сам стоял у штурвала на том самом месте, где совсем недавно очередь, выпущенная из немецкого пулемета, убила Дубилова. Все, вроде бы, было задраено, но вода все-равно проникала в ходовую рубку через отверстия, проделанные в ней пулями. Сквозь пробитые плексигласовые окошки брызги летели прямо в лицо. Палуба буквально плясала под ногами. И при этом Саша должен был сам прокладывать курс, ведь штурмана на маленьком катере не имелось.
Но, Лебедев справился. Катера прорвались сквозь грозовой фронт и вышли на более спокойную воду уже у самого Таллина. Им повезло, что гроза оказалась быстротечной. Когда пришвартовались, то солнце снова выглянуло, высветив над морем красивую разноцветную дугу яркой радуги. А еще через четверть часа тучи улетели, и летнее небо вновь сделалось ясным, словно и не было никогда никакой грозы.
Александр не успел даже переодеться. Он выбрался на пирс все в той же летней форме, забрызганной кровью, да еще и мокрой насквозь. Его мутило от пережитого, рана на груди разболелась, голова тоже трещала, наверное, от того, что он больше суток не спал. А еще он ничего и не ел. Впрочем, он понимал, что не один такой, что все люди на катерах не спали и не ели, отдав все силы в этом походе. А тем лежачим тяжелораненым, которых они привезли в Таллин, преодолев по пути грозу, было, конечно же, еще хуже.
В порту Таллина тоже царила суета, грузились транспорты, отправляющиеся для поддержки десантников в Хельсинки. Ведь снабжение десантировавшейся группировки шло именно отсюда, из столицы Эстонии. Лебедев получил по радио указания ждать на пирсе санитарные машины. А пока его подчиненные своими силами выносили с катеров носилки и ставили их на пирс в ряд. Неожиданно кто-то тронул его за плечо и сказал:
— А здорово мы их все-таки раскатали!
Александр обернулся. Перед ним стоял катерник с одного из туполевских торпедных катеров. Он был в танковом шлеме, в больших летных очках и в кожаной куртке. И все равно с него капала вода. Катерник представился:
— Старший лейтенант Владимир Поликарпович Гуманенко.
Они пожали друг другу руки. Перед Александром стоял настоящий герой, который совершил катерный таран, да к тому же, каким-то чудом не пострадал при этом. Вот это подвиг, так подвиг! И не он один такой, ведь вслед за командиром на таран финских катеров пошли и другие экипажи из его отряда. Жаль только, что они все погибли. А вот этому старлею повезло просто упасть в воду. Наверное, он такой везучий. Лебедев вспомнил, что он, вроде бы, и в тот раз благополучно пережил всю эту войну.
Глядя на Гуманенко, Александр подумал, что существуют же такие необычные люди, которым удача благоволит. Например, вот этот катерник. Или же подводник Маринеско. Да много кто еще. Просто бывает иногда так, что удача на твоей стороне, что ты попадешь во врага в бою, а он промажет. А бывает так, что пули пролетают в паре сантиметров, но не причиняют вреда. Вот, как в недавнем бою, когда капитана-лейтенанта рядом с ним убило, да и радист погиб, а ни Александр, ни старшина не пострадали. И почему бы тогда не быть такому явлению, как военная удача, Фортуна, которая, как говорят, переменчива? А вдруг она действительно живет по каким-то собственным законам, словно погода и природа? А что если она выбирает чью-нибудь сторону не просто так? И, если, например, в прошлый раз она была в этой войне на стороне Германии, то почему бы на этот раз ей не переметнуться на сторону Советского Союза?