Этот правый, левый мир

Глава 25. Решена ли «Проблема Озма»?

Независимо от того, является ли антивещество действительно «зазеркальным веществом» или «зазеркальное вещество» есть просто название зеркального отображения плюс зарядовая инверсия, читателю должно быть ясно, что Озма-проблема — определение «правого» и «левого» — остается по-прежнему неразрешенной. Она действительно решена в пределах нашей Галактики, но остается проблемой в общении с планетой X другой галактики. Мы не сможем объяснить, что мы подразумеваем под словом «левый», до тех пор пока не узнаем, находится ли эта планета в галактике или антигалактике. Но такая проверка невозможна в свою очередь без предварительного понимания смысла «левого» и «правого»!

Подведем итоги положению с лево-правой симметрией в сегодняшней физике. Мы знаем, что четность не сохраняется и что в нашей Галактике имеются силы, ответственные за лево-правую винтовую асимметрию во взаимодействиях определенного типа. Имеются сильные аргументы в пользу того, что в галактике, состоящей из антивещества, винтовая ориентация будет обратной. Нам известно, что по крайней мере один тип частиц, антинейтрино, в каждой из своих четырех необъяснимых модификаций обладает асимметричным строением. Вот и все.

Никто не знает, почему изменение заряда на обратный должно сопровождаться заменой правого на левое и наоборот. Картина асимметричного пространства вызывает серьезные возражения. Точно так же трудно объяснить знак электрического заряда правой или левой ориентацией некой стабильной асимметричной структуры. Мысль о том, что зеркальное отображение материи (в смысле обычной право-левой инверсии пространства) каким-то образом влечет за собой обращение знака зарядов, пока является лишь благой надеждой.

Ян в своей великолепной брошюре «Элементарные частицы»[62] напоминает нам, как был поражен Мах, когда он впервые обнаружил асимметричное поведение магнитной стрелки в поле, окружающем проводник с током. Ян отмечает, что когда строение материи было лучше понято, то все стало на свое место и симметрия была восстановлена в правах. И в наши дни физики верят в то, что загадка винтовой ориентации, так же как и тайна электрического заряда, будет понята на еще более глубоком уровне проникновения в структуру вещества. В своей речи в 1957 году Теллер заявил: «Строение вещества обладает многими сложными взаимосвязями, однако окончательная структура после многих промежуточных этапов совершенно неожиданным образом окажется чрезвычайно простой».

Возможно. И если бы сейчас мы смогли уловить мимолетный отблеск окончательного решения, оно наверняка показалось бы нам совершенным бредом. Фримен Дайсон в уже цитировавшейся в гл. 22 статье «Новаторство в физике» вспоминает, как в 1958 году немецкий физик Вернер Гейзенберг и Паули предложили необычную теорию частиц, которая могла объяснить несохранение четности в слабых взаимодействиях. В Нью-Йорке Паули читал лекцию по этому вопросу группе ученых, среди которых был и Нильс Бор. В последовавшей за докладом дискуссии молодые физики остро критиковали теорию Паули. Поднялся Бор. «Все мы согласны, — сказал он, — что ваша теория безумна. Вопрос, который нас разделяет, состоит в том, достаточно ли она безумна, чтобы иметь шансы быть истинной. По-моему, она недостаточно безумна для этого».

Дайсон в своей статье поясняет: «То же самое возражение — недостаточная безумность — применимо и ко всем другим делавшимся до сих пор попыткам создать радикально новую теорию элементарных частиц. Это особенно относится к ниспровергателям основ. Большая часть ниспровергающих основы статей, которые направляются в „Physical Review“, отклоняется редакцией не потому, что их нельзя понять, а именно потому, что их можно понять. Те, которые понять нельзя, как правило, печатаются. Великое открытие, когда оно только что появляется, почти наверняка возникает в запутанной, неполной и бессвязной форме. Самому открывателю оно понятно только наполовину. Для всех остальных оно — полная тайна. Поэтому любое построение, которое не кажется на первый взгляд безумным, не может иметь надежды на успех».

К мудрым словам Дайсона я хотел бы добавить (хотя и не отношу себя к числу ученых): когда такая «безумная» теория разработана настолько, что представляется уже вовсе не безумной, а простой и почти неизбежной, и кажущееся нагромождение частиц уступает место прекрасному порядку, сам успех теории открывает нам двери, ведущие к еще большим потрясениям.

Я не отношусь к числу тех, кто верит, что когда-нибудь наука откроет все. Такая точка зрения кажется мне выражением простоватой самонадеянности, и мне трудно найти общий язык с ее приверженцами. Прибегнув к известной метафоре Уильяма Джеймса, мы можем сказать, что существуют вещи, поистине недоступные нашему сознанию, подобно тому как квантовая механика непостижима уму собаки.

«Человек мал, — замечает король Карнос в пьесе лорда Дансени „Смех богов“, — а ночь длинна и полна чудес».