Евангелие от рыжего кота

Репликация десятая. Морти

Когда Лилит очнулась, то увидела перед глазами мерзкую рожу Сета. «И он!?» — ужаснулась она, отталкивая уродину от себя. Только осмотревшись, она поняла, что Сет не насилует её, а вытирает Лилит лицо мокрым полотенцем. Она лежала на кровати в гостинице «Астория», но не помнила, как здесь оказалась. Тело болело от любого движения и она выключила человеческое восприятие, спрятав симпоты внутрь, чтобы не чувствовать мерзкого внешнего мира. Лилит понимала, что Сатанаил мстил ей, оттого что она до сих пор любила Лучезарного. От испытанного унижения, к которому она уже привыкла, общаясь с Сатанаилом, добавилось знание того, что она носит в себе нового Ирода, способного заменит Сатанаила. Отстранившись от мерзости снаружи, она не могла избежать скверны внутри, и это ощущение довлело над остальными чувствами, расслаивая сознание, чтобы после безнадёжной апории[62] погрузится в равнодушную атараксию[63].

Она почувствовала, что в комнате есть кто-то ещё и резко повернулась. Её глаза встретились с глазами Морти, и Лилит почувствовала родственную душу, которая сможет понять её состояние. Из глаз брызнули слёзы, а руки сами собой потянулись к Морти, которая обняла её и принялась успокаивать, говоря о том, что больше не позволит мучить подругу и разберётся с этим раз и навсегда. Лилит радовало, что Морти так решительно настроенная против её обидчиков, а когда ходячая смерть пообещала всем обидчикам отсечь косой их мерзкие «неназываемо что», то даже рассмеялась сквозь слёзы.

Посещение Морти было недолгим, и она, обещая ещё зайти, быстро исчезла. Вид несчастного Сема напомнил Лилит о пережитом, и она снова почувствовала невыносимую тоску. Гаагтунгр и Веельзевул куда-то исчезли. Возможно, их забрал мерзкий Самаэль, а так как его предательство задело Лилит больней всего, то она возненавидела его больше Сатанаила. Она раскинула симпоты, разыскивая Маргину, так как она понимала Лилит даже лучше Морти, но волею судеб им суждено быть в разных лагерях. Маргина оказалась далеко от Ленинграда, в Крыму, и Лилит подумала, что проветриться не помешает. Она выпорхнула в окно, наплевав на конспирацию и Хранителей, которые могли её задержать за «раскрытие тайны существования Тьмы и Света». Сет последовал за ней, благоразумно отставая, чтобы не напоминать Лилит о произошедшем насилии ночью.

Лилит не спешила, так как душе требовалось время, чтобы разложить всё по полочкам и сделать собственные выводы о том, что случилось. Личный судья, прокурор и защитник должны проделать свою работу, чтобы совершить суд над Лилит и её окружением, и только тогда наступит умиротворение в душе. Хорошо зная такую особенность времени — лечить душевные раны, Лилит отстранилась от себя, изучая на расстоянии неизвестную ей Лилит, попавшую в передрягу. Со стороны всё кажется проще, и решения принимаются без колебаний, а произошедшее воспринимается, как жизненный урок, который преподаётся жестоко, но запоминается навсегда.

Когда они прилетели в Крым, на полуостров опускался вечер, а предательская Луна больно напомнила о вчерашнем событии. Маргина нашлась на огромном плато, напоминающем лапу какой-то твари, что тоже не предвещало ничего хорошего. Лилит не верила в приметы, но всегда слушалась своей интуиции, которая сейчас говорила о том, что её визит неуместен. Так и оказалось, потому что Маргина была не сама, а с дочерью Марико и её женихом Тарасом. Вездесущий Туманный Кот, хорошо известный Лилит, тоже напоминал о горьком прошлом и о Лучезарном, присоединяя к вчерашним страданиям старую ноющую боль. «Что я здесь делаю?» — спросила себя Лилит и сразу получила ответ от другой, отстранённой Лилит: «Ищешь сочувствия!» «Искать сочувствия у счастливых – растравливать свою рану!» — ответила Лилит сама себе, но её уже обнаружили, и отступать было поздно. Они сидели вокруг костра на длинном мысе, называемом Сосновым, что-то оживлённо обсуждая. Когда Лилит опустилась с небес, все замолчали, а Марико, дочь Маргины насупила брови и спросила:

— Лилит, вы прилетели снова усыпить мою папа?

Лилит не поняла, а когда забралась в голову Марико, которая принципиально не скрывала своих мыслей, то ужаснулась: оказалось, что Маргина проспала целых десять лет и все думают, что это сделала она, Лилит. Поняла она и то, что оправдываться не стоит, так как ей никто не поверит. Сзади плюхнулся Сет, и его ублюдочная рожа здесь была неуместна, как и присутствие Лилит.

— Ты тоже так думаешь? — спросила она Маргину.

— Лилит, я не знаю, — сказала Маргина, — иногда ты бываешь такая непредсказуемая.

Сет, стоящий чуть-чуть в стороне, видимо, поперхнулся слюной и давился, схватившись за горло, но Лилит так на него посмотрела, что он заткнулся и застыл на месте. Повернувшись к Маргине, она грустно сказала:

— Мне так нужна была ты… — промолвила Лилит, но под взглядами присутствующих поняла, что ждать сочувствия не приходится.

— Всего вам хорошего, — искренне сказала Лилит и взлетела в воздух, глотая слёзы от огорчения. За ней зажужжал Сет, единственно верная ей тварь, точно несчастный пёс, нашедший одинокого хозяина. Когда они прилетели в Ленинград, Лилит сразу юркнула в окно гостиницы «Астория», а за ней, прямо ей под ноги, плюхнулся Сет, который, к тому же, отрыгнул что-то съеденное. От отвращения и злости, Лилит хотела запулить его на улицу, но увидела, что предмет, извергнутый Сетом, выглядит как-то странно. Присмотревшись, Лилит увидела, что это старая почерневшая книга, слегка измятая пастью Сета. Она схватила полотенце и вытерла книгу, а потом её открыла. Разобрав несколько слов, она поняла, что книгу писали на старо-французском, и спросила скулившего Сета:

— Где ты её взял?

Сет, виновато посматривая на Лилит, объяснил, что пока она разговаривала с Маргиной, он искал что-либо съестное и проглотил книгу, так как она пахла мясом. То, что «мясо» – всего лишь кожаная обложка, Сета не смущало, так как ему доводилось есть и не такую гадость. «Маргина подумает, что я прилетала украсть книгу!» — покраснела Лилит и не могла решить, как ей сейчас поступить: отдать книгу сейчас или подождать, пока Маргина успокоится. Забравшись в кровать, она решила заснуть человеческим сном и вспомнила о Морти, которая обещала, но не зашла. «Все меня бросили», — вздохнула Лилит и погладила по голове сидящего возле кровати Сета. Тот лизнул ей руку, но Лилит не одёрнула брезгливым жестом свою ладонь, так как преданных любят такими, как есть. С тем и заснула.

Напрасно Лилит так плохо думала о Морти. Её подруга собиралась выполнить всё, что она обещала и в то самое время, которое не всегда то же самое, находилась недалеко от черного шара Сатанаила. Демоны и бесы шарахались в стороны при появлении Морти, так как её приход грозил кому-то забвением. Кощей, сидящий в предбаннике у Сатанаила, подумал, что Морти пришла за ним, и стал, как воск, а потом поплыл лицом, точно его обожгла свеча.

— За тобой приду в следующий раз, — пообещала Морти и проткнула тёмный шар косой. Оболочка лопнула, обнажая кабинет Сатанаила, у которого вылезли глаза на лоб при виде Морти с косой.

— Ты не ошиблась? — спросил он, явно удивлённый и озадаченный.

— Готовься, пришла твоя очередь, — сказала Морти, поднимая косу.

— Ты не посмеешь! — воскликнул вздрогнувший Сатанаил.

— Отчего же?! — хмыкнула Морти и взмахнула косой. Голова Сатанаила, точно бильярдный шар, покатилась от неё, расставаясь с телом, которое беспомощно махало руками. Морти догнала вертящуюся голову и схватила её за волосы.

— Через некоторое время от твоей плоти ничего не останется, — сказала она ошарашенной голове, стекающей кровью. Из тела Сатанаила, точно оно их рожало, поползли, извиваясь, белые черви.

— Что ты хочешь? — глухо спросила голова, закатывая глаза.

— Лилит и эту маленькую мразь по имени Сет, — сказала Морти.

— У меня нет выхода?! — констатировала голова и Морти с ней согласилась: — Ты прав!

Морти отложила косу, подобрала длинное платье, а потом по-залихватски подбросила голову, разбежалась и с лёта ударила по ней. Голова, точно мяч, полетела к телу и очень метко влепилась в шею.

— Йесс! — воскликнула довольная Морти, сопровождая своё восклицание характерным жестом футболиста.

— У тебя есть претензии? — спросила она у Сатанаила, который руками поправлял голову, и услышала глухой голос: — Нет!

Морти покинула Сатанаила, извергающего неуёмную ярость и тот, кто первым попал под его руку, поплатился своей грешной душой, в одно мгновение перешедшей в Ничто. Морти не было дела до Сатанаила и его демонов, а она спешила в Ленинград, к своей подруге, которая перешла в её полное распоряжение. Лилит спала, когда Морти появилась в её номере. Настороженный Сет угрожающе зарычал на Морти, но она его успокоила и сообщила, что он уже неподвластен Сатанаилу. Сет ничего не понял и подумал, что его хотят отлучить от Лилит, и снова зарычал на Морти. От шума проснулась Лилит, которая была рада своей подруге, а когда та сообщила, что забрала её у Сатанаила, то так же, как и Сет, не поняла её.

— Я, что, буду ходить с косой и забирать жизнь у людей? — спросила она, и Морти задумалась, так как эта мысль не приходила ей в голову.

— Поверь мне, сопровождать людей в Свет или Тьму – благородное дело и не каждый достоин его по рождению, — убеждённо сказала Морти и добавила: — Меня выбрали из тридцати трёх тысяч претендентов-детей.

Лилит, совсем не обрадованная, задумалась о том, что из Света её, невинную, изгнали, а Тьму она так и не приняла, поэтому то, что она принадлежит Морти, рушила дружественные отношения с ней. Как можно дружить с той, которой принадлежишь, и с кем не поспоришь – иначе смерть? Она повернулась к Морти и сказала:

— Я могу или дружить, или принадлежать тебе – выбирай!

Морти, огорчённая не меньше Лилит, не знала, как поступить, так как не было прецедента, но понимала, что для неё дружба Лилит намного ценней, чем новый подчинённый.

— Хорошо, я тебя отпускаю, ты свободна, — сказала Морти, обнимая Лилит, которая тоже облегчённо вздохнула. Своим несчастным видом Сет напомнил Морти, что и его нужно отпустить, что она и сделала.

— Ты должна помнить, что тебя ничто не защищает и в Свет и Тьму путь тебе заказан, — напомнила Морти, но этот вопрос, похоже, не волновал Лилит. Совсем обрадованные разрешением данной коллизии, они сели за стол и стали пить чай, болтая о чепухе: нарядах и женский парфумах. Лилит вывалила из шкафа все свои платья и Морти, совсем не стесняясь Сета, принялась примерять одёжки. Лилит предложила посетить универмаг, но Морти её отговорила – она хотела носить платье, которое пахнет Лилит.

— Что это за книга? — спросила Морти, наткнувшись на старинный фолиант в кожаном переплёте.

— Сет у Маргины стырил, — ответила Лилит.

— Она, что, проснулась? — спросила Морти. Лилит, внезапно прозрев, настороженно спросила: — Она, что, должна была спать?

— Да, — сказала Морти, — я её усыпила, — а, под пристальным взглядом Лилит, добавила: — Чтобы тебе не мешала.

— В каком смысле? — не поняла Лилит.

— Чтобы она не мешала тебе искать рубин, — сказала Морти и раскрыла книгу. Она углубилась в чтение, а Лилит, собираясь дуться на Морти, за то, что она усыпила Маргину, не выдержала и спросила: — О чём книга?

— О Рубине Милосердия, — ответила Морти.

— Он мне уже не нужен, — ответила Лилит.

— Он нужен мне, — ответила Морти.

— Зачем? — не поняла Лилит.

— Я хочу получить настоящий, а не подделку, — сказала Морти, показывая на свою грудь, на которой висел фальшивый рубин, подаренный ей Лилит.

— Тогда читай? — сказала Лилит и подумала, что Рубин Милосердия в руках Морти намного лучше того, если бы он принадлежал Сатанаилу. Мысли о том, чтобы его отдать владельцу, Лучезарному, у неё не возникало. Книга оказалась «Евангелие» и для Морти совсем неинтересная, только в самом конце книги, совсем другим почерком на оставшихся чистых страницах кто-то дописал свою историю. Как оказалось, текст писала сестра-послушница Мария. Вначале шло описание путешествия Марии и госпитальеров из Акко, о котором Лилит знала, давно исследовав память Маргины, а потом пошло описание того, чего она не ведала:

«Сердце сжимается от боли, когда я вспоминаю своих друзей: храброго и мужественного Гуго, добродушного добряка Дюдона, флегматичного Жана и даже диковатый Кудря помнится, как родной, а непоседу Адониса я всегда считала своим младшим братом. Мы долго наблюдали за кораблём, на котором остались мои друзья, Гуго, Жан и Адонис, пока корабль и речка не скрылись за горой. Старый грек, согласившийся нас подвезти, спешил, чтобы до ночи добраться в Дорос, столицу княжества Готия. Грек был рад, что с ним едет воин-крестоносец, так как дорога шла по диким местам, то и смотри, чтобы какая-нибудь банда курманов[64] не напала. Привезенные из Армении «пепони»[65], как он их называл, грек переправлял на продажу в Дорос к княжьему столу, и запах диковинных плодов дразнил моё обоняние, но я стойко держалась, не подавая виду. Мы с Раймондом сидели сзади нагруженной повозки, глотая пыль от колёс, но нам деваться некуда, приходилось терпеть.

Раймонд вытащил из-за пояса нож и отрезал мне дольку «пепони». Я с удовольствием вгрызлась в ароматную мякоть и только потом подумала, что ем краденное. На мой немой укоризненный взгляд Раймонд очень резонно ответил, откусывая приличный кусок редкого плода:

— Мы заплатили за проезд!

Я не стала ему говорить, что поглощение дорогого фрукта не входит в оплату проезда, по крайней мере, до тех пор, пока мы не скушали его целиком. Выбросив последнюю желтую кожуру, Раймонд вытащил фляжку и дал мне напиться, а потом отхлебнул сам. Жизнь на халяву казалась прекрасной и никакие угрызения совести не стоили того, чтобы нас порицать за этот грех чревоугодия и кражи.

Повозка всё время держалась левого берега реки Черной, но к середине дня грек переправился на другую сторону реки и стал удаляться от неё, погружаясь в невысокие заросшие лесом горы. Неожиданно для меня дорога пошла по маковому полю, усеянному красными цветами, словно кто-то окропил землю своей кровью. Мне, почему-то, стало тревожно на душе, но, так, же, резко, как и начались, маки закончились, а окружающая цветовая гамма дополнилась белыми скалами окружающих гор. Кое-где приходилось спрыгивать, так как дорога тянулась вверх, а так как грек берёг своих лошадей, то они с Раймондом подталкивали повозку сзади и спереди. Миновали селение, расположенное в долине между гор, которое, как сообщил грек, называлось Шули. Вдоль долины текла речка, именуемая Айтодор. Мы не стали останавливаться в Шули, а поехали дальше, так как до Дороса оставалось совсем немного. Слева по ходу, на отвесной стенке высокого плато я увидела какие-то большие норы, вырубленные в камне. Грек объяснил, что там давно живут православные монахи, и я с восхищением помолилась за сподвижников веры.

Через некоторое время, которое нам показалось бесконечным, мы, наконец, прибыли в Дорос, как нам сообщил старый грек. Я же никакой столицы княжества не увидела, а огромная вертикальная стена, уходящая в небо, мало ассоциировалась с каким-либо городом. Мы долго обходили эту стену, медленно поднимаясь вверх, а когда завернули за угол, то оказалось, что это какой-то длинный каменный нос. Довольный грек радостно сообщил, что эту длинную стенку называют Каменистым мысом, и я посчитала, что название удачное. Высоко в небе парил одинокий орёл, выбирая жертву на плато. Если бы я посмотрела на себя его глазами, то увидела бы маленькую букашку, двигающуюся прямо в хищную четырёхпалую лапу, но то, как выглядит Дорос с высоты, я узнала потом. Вдоль крутого склона ми проехали ещё некоторое время, пока не оказались перед воротами с какими-то нишами, а сверху располагался храм. Стражники остановили грека и не очень придирчиво осмотрели повозку, а основное внимание уделили нам. Огромный статный воин спросил нас на греческом языке о цели визита, рассматривая, главным образом, крест на груди Раймонда и зная о его принадлежности к ордену госпитальеров. Он не высказывал злобы или агрессии, но мы с Раймондом знали, что крестоносцев не очень жалуют в Восточной Римской Империи. Я освоила греческий довольно сносно и ответила, что мы с Раймондом ищем уединения и посвящения себя Богу. Воин довольно красноречиво посмотрел на меня, давая понять, что уединение мужчины и женщины для посвящения Богу выглядит странно, и, вероятно, подумал, что Раймонд украл чужую жену и сбежал на край света. Возможно, я сама выдумала такое толкование своих слов и предательски покраснела, чем вызвала у воина скептическую усмешку.

— Вы пойдёте со мной, — сказал воин, предлагая нам покинуть повозку и следовать за ним. Я быстро кивнула, так как видела, что Раймонд посчитал себя оскорблённым, посинел и уже тянется к своему мечу.

— Не сейчас, милый, — сказала я ему, чем совсем его разоружила, но вызвала новую усмешку воина – вероятно, он знал французский язык.

Мы прошли под сводами арочных массивных ворот, слева от которых находилась каменная скала огромной высоты, а справа обрыв вниз. Впереди шагал тот же воин, который расспрашивал нас и, по-видимому, совсем не боялся предательского удара в спину. Он только изредка поворачивал к нам своё лицо с неизменной усмешкой, приглашая кивком головы следовать за ним. Склон, заросший с двух сторон деревьями и кустарником, вывел нас на плато, где мы увидели, несколько ближайших холмов, покрытых обильными садами и зарослями сосны на дальнем возвышении. Между садами яркими пятнами радовали глаз крыши домов, покрытых красной черепицей. Первое впечатление могло быть неверным, но мне здесь понравилось и дышалось как-то легко. Мы прошли мимо церкви, и я с удовольствием перекрестилась, понимая, что попала в христианское общество, а не к варварам. Успокаивающе пахло сиренью и меня не покидало ощущение, что мы оказались в райской обители.

Слева тянулась высокая крепостная стена с огромными воротами, которые завершались величественным сооружением над ним, но нас повели вправо, через огромный сад, пока мы не оказались возле беседки, а дальше, между деревьями, просматривался большой белоснежный дворец. Нас встретил черноволосый мужчина с лёгкой сединой, классический греческий нос которого с лёгкой горбинкой свидетельствовал о его родовой принадлежности, а черные брови оттеняли не характерные грекам голубые глаза. Одетый в белый льняной хитон, скрепленный золотой застёжкой на левом плече, он внимательно, но без напряжения, рассматривал нас, ожидая объяснения. За его спиной, в беседке, находилась женщина со светлыми волосами и бледным лицом, а рядом с ней, в голубом хитоне, стояла девочка лет шести, вероятно, её дочь.

Воин, который нас привёл, заговорил на незнакомом мне языке, и я увидела, как Раймонд напрягся. Не успел воин закончить говорить, как ему что-то ответил Раймонд. Воин, не ожидавший, что Раймонду известен язык, на котором он говорит, удивлённо уставился на него, а мужчина в хитоне улыбнулся и сказал Раймонду на французском языке:

— Будет лучше, если о себе вы расскажете сами.

Раймонд, взглянув на меня, начал рассказ о защите Акко и её падении, а потом о нашем путешествии по городам и странам. Пока он всё рассказал, наступил вечер, и мужчина в хитоне предложил Раймонду:

— Не угодно ли поужинать?

Мы с Раймондом согласились, так как, кроме дыни в дороге, мы ничего не ели. Прежде, чем идти в дом, который виднелся за деревьями, мужчина представился: — Меня зовут Василий, моя жена, княгиня Ефросиния и моя дочь Елена.

Мы назвали себя раньше, потому с улыбкой кивнули головой, а князь Василий повернулся к воину и сказал:

— Можешь идти Реас, ты мне не нужен.

Не берусь описывать княжий дворец, так как он мне понравился. Возможно, я долго находилась вдали от дворцов правителей, но меня дворец князя очаровал больше бесчисленных помещений дворца базилевса Андроника II в Константинополе. Белоснежный дворец князя казался лёгким, домашним, уютным и не давил роскошью.

Ужин был простой, гречка и фрукты, после чего князь пригласил нас в церковь на вечерние молитвы. Православный Храм был красивым и маленьким, но я не знала, прилично ли нам в нём находится, о чём прошептала Раймонду, который меня успокоил тем, что Бог услышит каждого, кто искренне в него верит. Оказалось, что православные считают, что Дух исходит только от Отца, а от него к Сыну. Многим отличалась и служба и даже то, как православные крестились, но я старалась не казаться белой вороной и не отвлекалась от молитвы.

Когда мы вернулись во дворец, князь о чём-то пошептался с Раймондом, а княгиня Ефросиния сама показала нам нашу комнату, в которой стояла одна кровать, что повергло меня в шок. В путешествии мы спали с Раймондом вместе, как товарищи, но князь и княгиня думают, что мы муж и жена. Увидев моё смятение, Раймонд успокоил меня и сообщил, что прекрасно выспится на полу, но тут я воспротивилась – не хватало, чтобы из-за моих капризов Раймонд испытывал неудобство. Когда мы легли в кровать, я спросила у Раймонда, о чём он шептался с князем. Он повернул ко мне своё лицо и сообщил:

— Князь сказал, что нам не верит.

Он помолчал, а потом спросил меня: — Может, стоит сообщить ему, что мы защищали Рубин?

Я вытащила из-за пазухи Рубин Милосердия и показала Раймонду. Он поразился, что увидел рубин у меня, так как думал, что я отдала его Гуго. Я не стала ему ничего объяснять, пусть Раймонд решает всё сам. А потом заснула.

Когда я встала на следующее утро, Раймонда уже не было. Память подсказала некоторые подробности прошедшей ночи, некоторые из которых вызвали в теле сладкую истому. Я точно помнила, что спала в объятиях Раймонда, но большего, вероятно, у нас ничего не было. От этих мыслей у меня зарделось лицо, которое я разглядела в серебряном зеркале, предусмотрительно положенном на столике возле кровати. В дверь постучали, и в комнату заглянула служанка, которая помогла мне умыться и пригласила к княгине на завтрак. Кроме меня, княгини и её дочери, Елены, никого не было, и я думала, что мы будем завтракать одни, но ошиблась, так как в дверях столовой появился князь Василий в сопровождении Раймонда. Видимо, они о чём-то оживлённо говорили, но при виде нас за столом, князь сдержанно поздоровался. Когда все уселись за стол, он прочитал благодарственную молитву и только тогда все принялись за еду. Следует сказать, что здесь, в Доросе, кушали два раза, утром и вечером, причём утренний завтрак больше похож на обед. При моей сдержанности к еде, для меня это более чем достаточно, но для мужчин на работе и воинов на тренировке, делающих тяжёлую работу, как мне казалось, не достаточно.

Когда завтрак закончился, князь, запив пищу вином, совершил благодарственную молитву, а потом обратился ко мне: — Любезная Мария, вы нам покажете вашу реликвию?

Я посмотрела на Раймонда, сидящего возле князя, и он произнёс: — Я всё рассказал князю Василию

Я вытащила из-за пазухи Рубин Милосердия и протянула его князю, Он долго рассматривал реликвию, но, видимо, она его не впечатлила, так как он, немного разочарованный, спросил меня: «Вы считаете, что в нем заключена Божественная Сила?» — после чего передал рубин княгине Ефросинии. Её впечатление от Рубина Милосердия оказалось выше, так как она приложила его ко лбу и восторженно произнесла:

— Возможно, что этот камень принесёт на землю Готии мир и благоденствие.

После обеда Раймонд и князь куда-то отправились, а мы остались с княгиней. Как я потом узнала, князь назначил Раймонда комендантом Дороса, учитывая его опыт защиты крепости Акко, и они инспектировали защитные стены города. Княгиня предложила мне давать уроки французского языка для её дочери Елены, поспешно сообщив, что за это я буду получать плату. Я отказалась от денег, сообщив княгине Ефросинии, что сделаю это совершенно безвозмездно, на что она ответила: — Милочка, вам же нужно на что-то жить. Я хочу, чтобы вы чувствовали себя комфортно и остались здесь как можно дольше.

Мне пришлось согласиться, и мы отправились на базар, расположенный на самой большой площади Дороса, перед центральными воротами в крепость на Каменистом мысе. В Доросе было два базара: один тот, куда мы шли, и второй за городскими стенами в мужском овраге. Когда я спросила, почему овраг называется мужской, княгиня объяснила, что есть два оврага с источниками воды: женский и мужской, а третий овраг называют Брамный, где находятся въездные ворота. Базар оказался не таким большим, как я предполагала, видимо, в целях безопасности, не всех впускают в Дорос. К моему удивлению я увидела знакомого грека с дынями и повела графиню туда. Оторопевший грек, увидев меня в сопровождении княгини Ефросинии, стал лихорадочно соображать, не обидел ли он меня, а я, в благодарность за сворованную дыню, подвела княгиню к его повозке и порекомендовала сладкий товар. Княгиня выбрала несколько штук и приказала слуге с корзиной отнести их во дворец. Грек хотел отказаться от платы, но графиня снисходительно пожурила его по щеке и щедро сыпанула горсть монет. Когда я обернулась, ошарашенный грек всё ещё кланялся вслед княгине. Когда мы пришли во дворец, то попробовали дыню, а потом Ефросиния положила мне руку на плечо и сказала:

— Я слышала версию вашего путешествия от мсье Раймонда де Торна, вы не будете так любезны, чтобы рассказать свои впечатления.

Я начала, как и Раймонд, с города Акко, а потом рассказала то, что знала сама, ничего не скрывая. Особенно заинтересовал княгиню рассказ о нашем посещении Константинополя и гостины у базилевса Андроника II Палеолога. Я с подробностью описала наше посещение царской семьи и то, как Андроник предложил мне копии рубина.

— Он не мог подменить ваш рубин? — с некоторым сомнением спросила княгиня Ефросиния и я ей ответила вопросом: — Вы бы могли такое сделать?

— Нет! Конечно, нет! — воскликнула княгиня и тут же рассмеялась. Когда я закончила рассказ, Елена, которая сложила руки на моих коленках, посмотрела на меня и спросила: — А ещё? — отчего мы с княгиней рассмеялись.

После этого графиня нас оставила, а я дала Елене первый урок французского языка, начав с «Наставления для юнцов». Елена, послушав меня, сообщила, что у них есть такая книга, которую мама ей читала. На мой удивлённый взгляд, она взяла меня за руку и повела на второй этаж, где Елена открыла ящик, и вытащила оттуда рукописную книгу Вильдье. Кроме этой книги в ящике находилось «Евангелие» и ещё несколько томов жизнеописаний святых, обтянутых кожей. Мы с Еленой, забросив занятия, листали страницы, рассматривая назидательные картинки. Там нас и нашла княгиня, приглашая на ужин. Только тогда я с удивлением заметила, что уже наступил вечер».

— Это всё? — спросила Лилит, когда Морти остановилась и отложила книгу в сторону. Сет, успевший заснуть под монотонный голос Морти, испуганно вскочил, но, когда увидел, что всё в порядке, снова сунул свою мерзкую пасть себе под мышку.

— Нет, не всё, — сказала Морти, — у меня во рту пересохло.

С этими словами она прямо с графина хлебнула воды и снова раскрыла книгу: «Как незаметно летит время! Стоило оглянуться, а уже пролетело восемь счастливых лет… »

— Подожди! Ты ничего не пропустила? — спросила Лилит, заглядывая в книгу. Оказалось, что нет, и Лилит махнула рукой: — Хорошо, читай дальше!

«Возможно, что эти годы самые лучшие в моей жизни, — забубнила Морти, — так как никогда ранее я не чувствовала себя столь защищённой и счастливой. Раймонд по-прежнему служит комендантом крепости и города Дорос, целыми днями пропадая то на стенах, то в подземных резервных хранилищах продовольствия и воды, а нередко уезжая вместе с князем собирать дань с Готии. Несколько раз в год он проводит настоящие сражения у стен крепости, разделив молодых воинов на две команды. Тогда нам с княгиней неизменно приходится лечить пострадавших и раненых. На мои упрёки Раймонд всегда отвечает одинаково – в настоящем бою будет хуже и воины должны быть готовы к сражению. Наша близость к князю и княгине сродни родственной, настолько мы прикипели друг к другу. Первое время княгиня Ефросинья совала мне деньги, пока я, наконец, не воспротивилась: «Зачем мне? Я живу на всём готовом!»

Я давно уже не сестра-послушница, так как мы с Раймондом обвенчались по православному обычаю и теперь он муж, а я – жена. Только одно обстоятельство печалит мне душу – у нас нет детей. Поэтому Елена для меня, как дочь, почему, иногда, княгиня Ефросиния меня к ней ревнует. Иногда я думаю о том, кто будет хранить Рубин Милосердия, когда я и Раймонд умрём. К тому времени князь Михаил и княгиня Ефросиния тоже уйдут на небо, а накликать беду на Елену мне не хотелось. Обнадёживала мысль, что нас найдут те, кому мы должны отдать рубин, но если нас не нашли до сих пор, то как надеяться на это в будущем?

Озабоченная этим, я всё рассказала Раймонду и он, поцеловав меня в губы, сказал, чтобы я не беспокоилась, так как он решит эту проблему. Прошло пару недель, и я забыла о нашем разговоре, как Раймонд сам напомнил о нём.

— Ты не можешь мне дать Рубин? — как-то поутру спросил он меня. Я сняла рубин Милосердия с шеи и протянула его Раймонду. Он взял его, поцеловал меня в губы, сказал: «Спасибо», — и ушёл. Я оторопела, но ничего ему не сказала, когда он к вечеру вернулся на ужин за общий стол. После трапезы князь пригласил к себе в кабинет меня с Раймондом и княгиню с Еленой, а когда мы собрались вместе, снял белую салфетку со стола. На нём стояла золотая чаша, прикрытая сверху крышкой с защёлкой, а когда князь открыл её, мы увидели Рубин Милосердия, закреплённый внутри чаши.

— Красиво, — только и смогла промолвить я, а князь сообщил: — После вечерней молитвы мы её спрячем.

Мы пошли в церковь, а, когда закончилась служба, Раймонд и князь Михаил куда-то исчезли. Вернулся Раймонд поздно, когда я уже спала, но я сразу его почувствовала и повернула голову к нему. «Можешь спать спокойно», — прошептал мне Раймонд, и я прильнула к его губам, обхватив его голову. Его волосы оказались мокрыми и я спросила: «Ты, что, купался?» — на что он поцеловал меня в губы и сказал: «Спи!» «Как же спать, когда рядом со мной такой красивый мужчина?!» — подумала я и снова присосалась к его губам.

Наша идиллия не могла продолжаться вечно.

Видимо, мы чем-то прогневили Бога, потому что через несколько лет от нас отвернулся. В Кафе убили внука одноглазого беклярбека Ногая по имени Актаджи, куда он приехал собирать дань. Разгневанный Ногай собрал орду и не только разрушил генуэзское побережье, но уничтожил порт Авлиту и разграбил Готию, а потом осадил Дорос. Тогда-то и пригодилось умение Раймонда, который сумел так организовать защиту, что беклярбек Ногай не выдержал, простояв под Доросом целых два зимних месяца и понимая, что не прокормит своих лошадей. Он прислал гонца, с требованием по-прежнему платить дань, после чего остановил осаду Дороса, так как его начал преследовать хан Тохту. Радости не было границ, но, как всегда, горькое случается тогда, когда его не ждёшь.

Татарская стрела, пущенная на прощанье навскидку, попала в обнажённую голову Раймонда и он мгновенно умер. Я была рядом, но ничего сделать не могла. Моя жизнь кончилась, и я уйду в монастырь. Аминь».

Когда Морти подняла голову, то увидела заплаканное лицо Лилит и, чтобы её успокоить, произнесла:

— Я помню этого мужчину. Мария в скорости соединилась с ним.

Лилит стала собираться.

— Ты куда? — спросила Морти, так как хотела пообщаться с подругой.

— Отдам книгу Маргине, — ответила Лилит, взяв под мышки старинный фолиант.

— Маргине? Так она первой найдет рубин?! — с огорчением сказала Морти.

— Это ещё посмотрим, — ответила Лилит, — мы уравняем шансы, — сообщив это, она выпрыгнула в окно, а Морти задумалась: оказалось, что иметь подругу весьма занимательное дело. Она, вслед за Лилит, выпрыгнула в окно, разбрасывая по Тёмным Мирам свои симпоты и выбирая тех, кто созрел для смерти.

Лилит ошибалась, когда думала, что у неё фора перед Маргиной. После того, как Лилит улетела, Марико обнаружила, что пропала книга, и все подумали, что куда-то сунули её в темноте. Распустив симпоты, они рыскали по плато, называемое ныне Мангуп, где ранее стоял город Дорос. Поиски ничего не дали, точно книга провалилась в преисподнюю. Маргина подумала, что книгу украла Лилит, но прекрасно помнила, что она стояла на виду и похитить фолиант не могла. Тарас вспомнил, что видел в темноте зверя Лилит, Сета, который поглощал остатки их ужина.

— Он же не мог сожрать книгу, — сказал Тарас, немного жалея дикого зверя Лилит, которого, вероятно, она совсем не кормит. Марико посмотрела на Туманного Кота.

— Причём здесь я, — парировал её взгляд кот, — книга была в твоих драгоценных руках, — Марико, как прокурор, перевела взгляд на Маргину.

— Я твоей книги не трогала и требую адвоката, — сказала она и мстительно добавила: — Ты, ведь, запретила мне к ней прикасаться!

— Я не о том, — сказала Марико, как удав рассматривая Маргину: — Лилит – твоя подруга. Ты должна сходить к ней и забрать книгу.

— Ни за что! — встала в позу Маргина и сердито добавила: — Я с ней в ссоре!

— Ты не понимаешь, — воскликнула Марико, — письменные источники той эпохи – большая редкость.

Заглянув в голову Марико, Маргина поняла, что ей совсем не нужен Рубин Милосердия, а над старинным фолиантом она будет трястись, как над стеклянным.

— Я могу тебе сообщить, что в книге написано? — сказала Маргина.

— Не дури мне голову … — начала Марико, но Маргина бухнула ей в мозги всю отсканированную книгу и дочь застыла на месте, переваривая рукописный текст, написанный на старо-французском языке.

Появление Лилит оказалось неожиданным, так как о ней забыли, а подросший Сет, бухнувшийся на плато вслед за ней, только перепугал Тараса, возле которого он приземлился.

— Сет, совсем случайно, скушал вашу книгу, — сообщила Лилит, подавая фолиант Маргине, — но она ему не понравилась.

Марико, на мгновение ожившая от транса, выхватила книгу из рук Лилит и озабоченно принялась её осматривать на предмет повреждения.

— Чтобы внести ясность, предлагаю заранее договориться и поискать рубин вместе, — сообщила Лилит.

— Зачем он тебе, чтобы отдать Сатанаилу? — с сарказмом спросила Маргина.

— Нет, я теперь свободная от всех и ищу рубин для Морти, — ответила Лилит.

— Морти? Ты служишь Морти? — удивилась Маргина.

— Я никому не служу, она мне подруга, так же, как и ты, — парировала Лилит.

— Хорошая ты подруга, делающая подлости, — сказала Маргина, а Лилит открыла свои глифомы. То, что там увидела Маргина, заставило её ужаснуться, и она прижала Лилит к себе, пробормотав ей на ухо: — Прости, я знала, что ты подвластна Сатанаилу, но не думала, что он так с тобой поступает.

— Ты думаешь, что Лучезарный обращается с тобой лучше? — усмехнулась Лилит и Маргина, подумав, сообщила: — Все мужики – сволочи, — и посмотрела на Туманного Кота.

— Вы правы, — улыбаясь, сказала Марико, — единственное исключение – Тарасик.

Маргина и Лилит одновременно хмыкнули, а Тарас, чмокнув Марико в губы, великодушно сообщил:

— Она, как всегда, права!

После этого, без всяких договоров, все бросились искать рубин, только «сволочь» Тарасик забрал у Марико сеточку, так как у него с утра намечена операция и, как метеор, сверкнул в небе, исчезая за посветлевшим горизонтом. Марико, оставленная без симпот, попросилась в сеточку кота, взяв его на руки, и принялась, вместе с Маргиной и Лилит, искать Рубин Милосердия, сканируя всё плато. В одном месте она заметила какое-то пятно и сосредоточилась на нем, пока не обнаружила, что это обманка, устроенная Лилит.

— Какая же ты подлая, Лилит! — возмутилась Марико, на что Лилит без эмоций сообщила: — В соревновании все средства хороши, — после чего полетела с плато вниз, так как Марико толкнула её плечом. Сет, не принимавший участия в поисках, вызверился на Марико, защищая свою хозяйку. Туманный Кот, сидящий на руках Марико, махнул лапой, отчего у Сета вся морда вспенилась кровью, после чего Маргина закричала:

— Хватит! Вы хуже зверей! Неужели нельзя искать цивилизованно?

— Прости, я погорячилась, — сказала Лилит и, за спиной Маргины, скорчила рожу Марико, которая тут же сказала матери: — Я больше не буду.

Маргина удивилась единогласному примирению, но ничего не сказала, а раскинула симпоты вглубь плато, изучая каждую трещинку или полость. Через некоторое время, Маргина поняла, что нужны тщательные поиски, поэтому предложила:

— Давайте разобьём плато на три части, и каждый исследует свой кусок.

Лилит и Марико переглянулись и согласились, получив для исследования свою долю. Время перевалило давно за обед, а результатов не замечалось. По крайней мере, никто не сообщил о какой-либо находке и Лилит с Марико начали подозрительно переглядываться.

— Как я поняла, никто не нашёл рубин, — сказала Маргина и снова предложила: — Чтобы не тратить время, откроем свои глифомы, дабы исключить недоверие.

Немного покочевряжившись, Лилит и Марико раскрыли свои глифомы, заглядывая в чужие. Через несколько мгновений они поняли, что на плато ничего нет, кроме нескольких десятков осколков посуды.

— Что же, отрицательный результат не менее важен, чем успех, — сказала Маргина и добавила: — Всем спасибо, до новых встреч.

Несмотря на прощание, до самого Ленинграда летели вместе, а над городом разделились – Лилит отправилась в гостиницу «Астория», а Маргина, Марико и кот – в свою квартиру на 1-й линии Васильевского острова. Сет, замешкавшись, погнался за какой-то вороной, но Лилит не стала его ждать, так как оставалась в прострации оттого, что следы рубина пропали. Не то, чтобы он был ей нужен, но она хотела сделать приятное Морти. Сет догнал ворону и раскрыл пасть, чтобы её проглотить, но она, странным образом, исчезла. К удивлению Сета, перед ним возник Гаагтунгр, который схватил его за горло, а Веельзевул, сзади, скрутил Сету лапы. Хищно улыбаясь, Гаагтунгр прошипел:

— Попался, гадёныш! Рассказывай!

В стране вовсю пылила перестройка, а все газеты пестрели самыми свежими новостями от «меченного», в деле «ускорения» развала старого мира, и невнятными мечтами о светлом капиталистическом будущем. Тарас не читал газет, а журналы – только сугубо специфические, такие как «Спинальная хирургия», издаваемый в родной стране, или «Wirbelsäulenchirurgie» напечатанный в Берлине, куда он направлялся на симпозиум хирургов. Тарас купил несколько немецких газет, чтобы узнать, чем дышит Германии и что волнует простых немцев. Просматривая полосы убористого текста, Тарас наткнулся на эту странную статью, которая его очень заинтересовала.

«Наш отряд состоял из двух десятков солдат, трёх офицеров и одного татарина-проводника. Командовал данной экспедицией штурмбанфюрер СС Карл Хаусхоффер, а кому подчинялся он – нам не докладывали. Спрашивать об этом штурмбанфюрера не стоило, так как он был скор на расправу и за самую малую провинность бил по роже, а за праздное любопытство мог и изувечить. Из Симферополя мы отправились на двух машинах: грузовике «Opel Blitz», где сидели солдаты, и «Фольксваген-82», в котором ехали офицеры. Бахчисарай встретил нас плоскими крышами и безлюдностью. Мы пересели на низкорослых коняжек, ведущих свой род из времён монголо-татарского времени, и следовали на юг между высокими плоскогорьями. Одно место поразило нас своей неприступностью, так как поверхность плато возвышалась над окружающей территорией на огромную высоту.

Здесь команда разделилась: я, вместе с пятью моими подводниками, руководимый штурмбанфюрером Хаусхоффером, принялся выдираться верх на плато, а солдаты охраны, во главе с лейтенантом Шульцом, растянулись вокруг плоскогорья, замыкая цепь. Когда мы выбрались наверх и оглянулись, то увидели странное плато в виде ладони без большого пальца. Среди зарослей кустов и деревьев виднелись развалины каких-то зданий, а на одном из пальцев, перегораживая его, тянулись развалины стены крепости. У штурмбанфюрера Хаусхоффера имелся какой-то план, по которому он ориентировался, поэтому, поводив по карте пальцем, он указал на сохранившиеся каменные ворота, некогда украшающие такую же каменную стену. Миновав их, мы оказались на голом каменном уступе, который заканчивался пропастью. Ветер, играющий на плато, мог легко сбросить вниз и мы с опаской заглядывали за край обрыва, наблюдая далеко внизу заросли кустарника и зелёные холмы, убегающие вдаль. Вскоре штурмбанфюрер Хаусхоффер остановил нас перед каким-то колодцем, уходящим вглубь каменного мыса, в котором, от брошенного камня, плюхнула вода. Я вытащил свой прорезиненный костюм водолаза и шлем, а мои подчиненные размотали шланги и верёвки для спуска. Штурмбанфюрер Хаусхоффер отвел меня в сторону и тихо сообщил: — Оберлейтенант Кляйн, вы давали присягу хранить молчание и никому не сообщать о том, что здесь увидите, — я кивнул головой, подтверждая сказанное им, а штурмбанфюрер продолжил:

— В этом колодце вы будете искать предмет, называемый «чаша», который может иметь любые очертания и формы. Возможно, чаша будет из золота, но не обязательно. В случае опасности немедленно всплывайте наверх.

Я кивнул головой и отправился к своей команде. На меня надели водолазный костюм и привинтили медный шлем, а после проверки воздушного насоса и шлангов, меня медленно опустили на тросе вниз, пока я не достиг воды. Щелкнув тумблером, я включил фонарь на лбу и погрузился в воду. Стенки колодца имели следы обработки их инструментом, говоря о том, что он – рукотворный. Когда-то вода, сконденсированная стенками, спасала жителей Мангупа от жажды, но те времена давно миновали, а природный источник воды до сих пор работал. Стенки колодца по-прежнему уходили вверх, а я внимательно осматривал их, но ничего не задерживало мой взгляд. Погружение длилось очень долго, и стена из серого мрамора примелькалась, но я успел потрясти верёвку и остановить погружение, когда увидел нишу. В ней притаилась золотая чаша с круглым набалдашником, которая сиротливо ожидала меня.

По крайней мере, я так думал.

Любуясь чашей, которая, в прозрачной воде, казалась такой прекрасной, я не удержался и хотел открыть её, щёлкнув защёлкой. Видимо, тот день оказался несчастливым, так как чаша предательски выскользнула из моих рук и уплыла вниз, освещённая моим фонарём. Дальше я уже не видел, так как колодец не давал возможности мне согнуться, и я пару раз потряс верёвку, давая команду опуститься ниже. Когда я достиг дна, то увидел раскрытую чашу, лежащую на боку. Я попытался присесть и наощупь поднял её, едва не потеряв снова. Внутри чаши ничего не оказалось, и я закрыл её, щёлкнув защелкой. А потом три раза дёрнул сигнальную верёвку.

Когда я поднялся наверх, штурмбанфюрер Хаусхоффер, не обращая на меня внимания, вырвал из моих рук чашу и любовался, пока я снимал облачение водолаза. Потом осторожно щёлкнул защёлкой и открыл крышку чаши, которая откинулась с лёгким щелчком. Я рассмотрел внутренности чаши, в которой, как я знал, ничего не было. Кроме какого-то гнезда, в котором что-то крепилось.

— Оберлейтенант Кляйн, вы открывали чашу? — спросил штурмбанфюрер Хаусхоффер, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Никак нет! — вытянулся я. Сказать о том, что я пытался открыть чашу, всё равно, что подписать себе приговор трибунала, поэтому я отсеял эту мысль сразу и бесповоротно. Не знаю, поверил мне штурмбанфюрер или нет, но через некоторое время он снова отправил меня вниз, объяснив мне, что в чаше должен был находиться какой-то сосуд с кровью Иисуса. Я слышал разговоры о Граале, поэтому представлял, что я должен искать и снова опустился в колодец. Я тщательно изучал стенки колодца, надеясь на то, что злосчастный пузырёк где-то зацепился. Чувствуя некоторую вину из-за того, что я открыл чашу, я старался, как мог и тщательно исследовал дно колодца, но никаких признаков пузырька или что-либо другого не нашёл. Переворачивая камешки на дне, для очистки своей души, я убедился сам, что чаша была пуста до того, как я взял её в руки. Я три раза дернул верёвку, и меня потащили вверх. Выбравшись из костюма, я вздохнул полной грудью и бодро отрапортовал уверенным голосом:

— Господин штурмбанфюрер, кроме воды, в колодце ничего нет.

Штурмбанфюрер, недоверчиво рассматривая меня, приказал моей команде обыскать меня и даже заставил снять трусы и нагнуться, чтобы заглянуть мне в сами знаете куда. Подумать о том, что я не мог засунуть в водолазный костюм эту проклятую бутылочку, штурмбанфюрер, видимо, не мог, так как действительность не согласовывалась с его планами. Не удовлетворившись обыском, штурмбанфюрер поставил меня на краю обрыва и приказал оберфельдфебелю Беккеру держать меня на мушке автомата. Остальная моя команда готовила штурмбанфюрера Хаусхоффера к погружению. Когда голова штурмбанфюрера скрылась за бровкой колодца, оберфельдфебель Беккер виновато сказал:

— Извините меня, господин оберлейтенант, я не могу ослушаться команды штурмбанфюрера.

Я успокоил оберфельдфебеля Беккера, сказав ему, что он исполняет свой долг и тот опустил автомат, который целился мне в грудь. Стоять под прицелом не очень приятно, поэтому я был благодарен оберфельдфебелю и за это. Ждать пришлось очень долго, так как штурмбанфюрер Хаусхоффер, видимо, решил дорыться до преисподней, где ему и место. Наконец, сигнальный трос дёрнулся три раза, и мои ребята потянули штурмбанфюрера наверх. Оберфельдфебель Беккер подтянулся и насупил брови, снова направляя автомат на мой живот. Когда штурмбанфюрер Хаусхоффер снял костюм и шлем, то его лицо выражало разочарование, словно его лишили любимой игрушки. Он кивнул оберфельдфебелю Беккеру и тот отпустил меня. После этого мы собрались и уехали в Симферополь, где расстались с штурмбанфюрером Хаусхоффер и чашей. Я, со своими водолазами, отправился в Севастополь».

Под статьёй с наименованием «Загадка Грааля» стояла подпись «Вольфганг Кляйн». Тарас перечитал ещё раз и решил, что стоит статью показать Марико. Счастливый тем, что обрадует свою жену, Тарас добавил к статье букет и отправился домой, на Васильевский остров. Когда он зашёл в квартиру, то увидел на столе торт и чуть не сгорел от стыда – он забыл о дне рождения жены. Вручив ей букет и статью, Тарас, красный как рак, промычал: — Вот, поздравляю!

Марико понюхала букет, а потом прочитала статью, обведенную красным карандашом. Чмокнув мужа в щеку, она проникновенно произнесла:

— Тарасик, ты знаешь, чем меня побаловать!

Маргина хмыкнула, так как перед этим прошерстила голову Тарасика и обнаружила, что данный мужской экземпляр, как и все прочие, достойный только порицанию.

— Я еду с тобой, — сообщила Марико, имея в виду командировку мужа. Тарасик соображал в голове, как уговорить начальство, чтобы взять в командировку свою жену, но Туманный Кот, подлец, помог ему, пробурчав:

— Не беспокойтесь, я всё устрою.

— Спасибо, котик, — чмокнула его Марико, а Маргина осуждающе двинула кота в угол дивана, сообщив:

— Подвинься, раскормили тут некоторых.

Тарас подумал, что тёща говорит о нём, и скромно положил на тарелку ложку винегрета.

Ехать собрались все вместе, правда, документы оформляли на Тараса и Марико. Маргине никакие визы не нужны, а Туманный Кот – тот, вообще, решил путешествовать в последнюю минуту. Они только присели на дорожку, как на балконе оказалась Лилит вместе со своим неизменным Сетом. Когда они ввалились в комнату, Лилит спросила: «Почему сидим?» Вместо ответа Марико громко напомнила, что окна и двери перед поездкой следует закрывать, дабы разные «грабители» не очистили квартиру. Лилит, понимая, что под «грабителями» имели в виду её и Сета, не стала спорить, а благоразумно пошарила в головах присутствующих, которые не успели закрыть свои сеточки. В итоге, она сообщила: — Я полечу с вами!

— Ещё чего! — возмутилась Марико: — Мы тут информацию ищем, а некоторые сразу на готовенькое!

— Тогда я полечу сама, — легко согласилась Лилит и Марико поняла, что проиграла, – выудив информацию, Лилит справится и без них.

— Хорошо, лети с нами, — согласилась Марико, а Лилит радостно спросила: — Есть что-либо, о чём я не знаю? — но её ожидало гробовое молчание. Тарас и Марико отправились в обновленный аэропорт «Пулково-2», а Маргина, кот, Лилит и Сет неторопливо вылетели через балкон, закрыв за собой дверь. Так как времени лёту было более чем достаточно, то никто не спешил, а Сет, так и вовсе, погнался за какой-то вороной, собираясь её съесть. Маргина, прочитав желание Сета, с укором сказала Лилит, медленно махая крыльями: — Ты, что, не кормишь своего Сета?

— Разве ему нужно есть? — удивлённо спросила Лилит, и Маргина подумала, что её подруга права, а она сама глупа, как пробка. Дальше они просто махали крыльями, имитируя полёт, а Туманный Кот вообще спал и тянулся сзади, привязав свою симпоту к хвосту Маргины, который он же сам и создал. В это время Тарас и Марико проходили таможенный досмотр. Государственный служащий самым серьёзным образом спросил у Марико: — Валюта есть?

— Откуда? — ответила Марико, но Тарас вытащил из кармана какие-то бумажки и серьёзно сообщил: — Есть.

Служащий пересчитал немецкие марки и отдал их Тарасу, а Марико зашипела ему на ухо: «Где ты их взял?»

— Мне обменяли, сколько положено, — сообщил Тарас, показывая пять купюр с цифрой «50» и портретом Фридриха Энгельса. Тарасик в глазах Марико вырос до валютного мафиози, и она с почтением взяла его под руку.

— Сколько будет на наши? — спросила она Тараса, и тот ответил: — Сто рублей двадцать пять копеек…

Марико подумала, что Тарасик на мафиози не тянет, а на советского врача – вполне. Когда Ту-154 поднялся в воздух, то Марико никаких новых ощущений не испытала, а полёт в замкнутом пространстве самолёта считала маразмом. «Назад полетим без самолёта», — пробурчала она, но Тарас убедил, что им обязательно нужно пройти таможню, иначе их посадят в тюрьму. Марико разочарованно уставилась в окно и обрадовалась: рядом с иллюминатором плыл Туманный Кот, которого от себя отцепила Маргина и привязала к самолёту.

Сета лупили профессионально и больно. Он хотел улизнуть, когда обнаружил, что ворон снова ведёт его в лапы Гаагтунгра, но было поздно. Его притащили в какой-то ангар и били, пока не появился Самаэль. Увидев его, Сет понял, что трепыхаться бесполезно, так как Самаэль вытрясет из него душу. Какая бы подленькая она не была, но Сет любил свою душу, а на втором месте по любви стояла Лилит. Он не хотел её подставлять, но знал, что останется жив и с душой, если всё расскажет Самаэлю. Выдержав, сколько мог, удары Веельзевула, Сет рассказал всё, что спрашивал Самаэль, а потом его выбросили наружу, наказав закрыть пасть и не вякать. Сет понюхал воздух и поднялся в небо, направляясь туда, где знакомо пахло Лилит.

Самаэль недолго держал демонов, а сразу отправил их в Дрезден, чтобы они успели встретить гостей из СССР. Не больно рассуждая, они ракетой взвились в воздух, по параболе направляясь в Дрезден. По иронии судьбы, в это время в Западном Берлине встречали американского президента, бывшего артиста, который призывал «меченого» секретаря ЦК КПСС разрушить Берлинскую стену. К удивлению американского президента, в ответ на его слова, из СССР отправили две межконтинентальные ракеты. На прямой вопрос Рональда по телефону, великороссийский Миша ответил, что стену снесут, а никаких ракет он не отправлял. Вскоре выяснили, что ракеты направляются в Дрезден, что несколько успокоило Рональда, но расстроило Мишу, который вызвал министра обороны СССР, товарища Язова, и спросил, какого органа он стреляет по Германии. Язов ответил, что в армии перестройка, и он ни хрена не знает. Тем временем ракеты не взорвались, так как Гаагтунгр, вместе с Веельзевулом, приземлился во дворе серого двухэтажного дома на Angelikastraße 4. в городе Дрездене.

Появление демонов не очень обрадовало товарища Хутина, который совсем о них забыл, находясь за границей. Он пьянствовать в комнате встреч с агентами в обществе нескольких блядей. Поводом послужил германский значок «Дружбы народов», полученный от восточногерманской разведки «Штази». Вид демонов напугал девиц, и они выскочили в дверь, оставив двадцати семилетнего кагебиста с кличкой «Ути-Хути» наедине с нежеланными гостями.

— Мы летим в Берлин, — сообщил Гаагтунгр, встряхивая новобранца.

— Мне нужно зайти домой, принять ванну, выпить чашечку кофе, — импровизировал Хутин, но Гаагтунгр хрястнул его мордой об стол и бросил в лицо полотенце, чтобы он вытер харю. Хутин вмиг протрезвел и через минуту шагал вместе со старыми друзьями, направляясь за дом.

Прямо с места они сиганули вверх, направляясь в Берлин. Хутин летел между демонами, опасаясь, что они одновременно его отпустят, и эта мысль понравилась Веельзевулу, что он, гыгыкая, так и сделал. Гаагтунгр, прочитав мысли Веельзевула, их не одобрил и вцепился в его горло, отпуская Хутина. Пока демоны дрались, Хутин летел к земле, прощаясь с жизнью. Опомнившись, Гаагтунгр подхватил Хутина у самой земли, чуть не оторвав ему руку. Униженный Веельзевул дёрнул вторую руку Хутина и так, распятый, он летел до самого аэропорта Шёнефельд. Здесь товарищ Хутин написал на листке бумаги «Тарас и Марико» и стал ожидать прилёта пассажиров из Ленинграда.

К удивлению Тараса и Марико их уже встречали.

— Guten Tag, — сказал молодой человек, державший табличку с их именами. Тарас решил, что встречу организовал симпозиум хирургов, поэтому вытащил из кармана газету «Junge Welt» со статьей о Мангупе и сообщил на немецком: — Wir brauchen, um die Zeitung zu bekommen.[66]

— Я говорю по-русски, — сообщил юноша и представился: — Меня звать Владимир.

Тарас и Марико познакомились, причем на девушку Владимир долго смотрел, точно что-то вспоминая. Их вещи забрали один из угрюмых уродов, следовавших за Владимиром, который успокоил Тараса и сказал, что вещи доставят по адресу гостиницы, а они отправятся в редакцию газеты. Они сели в такси, причём рядом с водителем сел второй угрюмый великан. Когда приехали на Торштрассе 6, то оказалось, что нужно выписать пропуск. Новый знакомый, Володя, взял на себя все хлопоты и вскоре они оказались в офисе, где их приняла улыбчивая немка по имени Гертруда. Тарас показал статью и спросил у Гертруды, как найти Вольфганга Кляйна, автора статьи. Широко улыбаясь, Гертруда сообщила, что адреса дать не может, но мы можем написать автору в редакцию. Угрюмый великан, который был Гаагтунгром, хмыкнул за плечом Тараса, так как считал адрес с головы Гертруды. Он, не мешкая, вышел из офиса, напугав проходящего сотрудника редакции, а в открытую дверь зашёл рыжий кот.

— Какой милый! Это ваш? — спросила Гертруда в сильном замешательстве, так как в редакцию заходить с животными запрещено. Кот успокоил её, сообщив, что главный редактор держит такого же кота, попутно узнав в голове Гертруды адрес Вольфганга Кляйна.

— Я сейчас, — сказал Владимир и выбежал из офиса.

— Нам нужно поспешить, — сказал Туманный Кот, и они покинули онемевшую и ничего не понимающую Гертруду. Квартира автора статьи находилась в районе Бисдорфа на улице Вайссенхёэр в небольшом частном доме. Пока они туда добрались на автобусе, прошло, как минимум, полчаса. Марико злилась и шипела, полагая, что лететь – быстрее, но Тарас уговорил действовать по-человечески. Когда они оказались возле уютного домика, то его входная дверь оказалась открытой. Марико пошла вперёд, даже не постучав, а через секунду кричала, как резанная. Когда Тарас и кот зашли в дом, то увидели ужасающую картину: окровавленного мужчину, лежащего на полу. Пощупав пульс, Тарас заставил Марико держать ладонь на перерезанном горле, а сам порылся в комодах и нашёл нитку с иголкой. Пока Тарас зашивал горло, Туманный Кот оживлял пациента и чистил ему мозги. Когда опасность миновала, Тарас взял трубку и вызвал полицию.

В это время Лилит и Маргина летели над Берлином, так как им автор статьи был совсем не нужен. Они искали штурмбанфюрера Хаусхоффера или его родственников, разделив Берлин пополам. Возможно, что бывший штурмбанфюрер жил не в Берлине, но попробовать стоило. Почерпнув сведения из телефонных справочников, Лилит и Маргина методично всё проверяли, иногда заходя в квартиры, а то и просто, сканируя голову. Повезло Лилит. Когда она проверяла очередного Хаусхоффера, то оказалось, что данный экземпляр имеет к поискам непосредственное отношение. Бывший штурмбанфюрер Карл Хаусхоффер потерял ноги от колен, которые ему ампутировали, и одиноко жил на инвалидную пенсию. Он сидел в коляске, когда перед ним появилась Лилит. Старый эсесовец даже не вздрогнул, а только спросил: — Кто вы?

— Тень из прошлого, — сказала Лилит и взяла в руки золотую чашу, стоящую на старом комода. Потом соорудила на столе кучку бумажных марок и сказала: — Такой обмен более чем выгодный, — после чего покинула помещение. Маргина, извещённая Лилит, тут же прилетела и долго рассматривала чашу, а потом сказала: — Эта чаша нам ничего не дает, — и сунула её в руки Лилит.

— Отдам её Морти, пусть порадуется, сказала Лилит и спросила: — Ты куда?

— Полечу к своим, — ответила Маргина. Лилит обняла её на прощанье и шепнула на ухо: — Не забывай меня.

Пока Лилит и Маргина прощались, ошеломлённый Хутин наблюдал остатки выпотрошенных чемоданов Тараса и Марико. Перед этим ему пришлось стать свидетелем убийства автора статьи Вольфганга Кляйна, у которого Гаагтунгр добивался адреса бывшего штурмбанфюрера Хаусхоффера. Несчастный писака, естественно, адреса не знал, но разве эти тупицы поймут.

— За тупицу ответишь, — сказал Гаагтунгр и врезал Хутину по морде, после чего спросил: — Тебя подбросить?

— Сам доеду, — сказал Хутин, чтобы быстрее отвязаться от нежеланных гостей. Гаагтунгр и Веельзевул поднялись в небо и улетели, а Хутин, покинув растерзанные чемоданы, отправился на железнодорожный вокзал.

Когда Лилит вернулась в свой номер в гостинице «Астория», Морти была уже там.

— Держи, Мотя, шкатулку для рубина, — сказала Лилит, подавая Морти золотой футляр. Бледное лицо Морти впервые за все годы зарделось и она, с детской непосредственностью, сунула свой рубин в гнездо чаши.

— Входит и выходит, — улыбалась Морти, — замечательно выходит.

«Где-то я это слышала?!» — подумала Лилит, и в голове возник образ осла. «Причём здесь Морти и осёл!» — возмутилась Лилит и решила, что оперативную память, как она слышала, нужно чистить. «Выкину всё, к какой-то матери…» — промелькнула последняя мысль и Лилит заснула в белоснежной постели, а Морти гладила её лицо и шептала, как заклинание: «Моя лучшая подруга… моя любимая подруга…»