Евангелие от рыжего кота

Репликация тринадцатая. Тарас

С лёгкой руки Ильи Лазаревича врать научилась вся Многороссия. Врали все: газеты, журналы, радио, а о телевизоре и говорить нечего – обезьяна Кисель врал так, что уши отваливались. Врали политики, что всё идёт к лучшему, врали артисты друг перед другом, заверяя всех в своем патриотизме, врали экономисты, доказывая с пеной у рта, что деревянный рубль лучше железного, а доллар говно и не стоит бумаги, на которой его напечатали. Врали врачи, потчуя умирающих пациентов отечественной панацеей столетней давности, а попы бесновались, свидетельствуя о божественной непогрешимости Ильи Лазаревича. Врали военные, что их нет в Украине, а десантники умерли сами, раскалывая головой кирпичи.

Случались и казусы, так как контингент, работающий на Илью Лазаревича, дебил-дебилом и требует постоянного контроля. Сбили укропский военный самолёт и раструбили на весь мир, а потом оказалось, что не укропский, а европейский, и не военный, а гражданский с кучей детей на борту. Кисель и Песов напустили туману, да поздно, и уже Гаага замаячила на горизонте. Правда, как в притче о Насреддине, или Илья Лазаревич не доживёт до суда или, к тому времени, Гаага уйдёт под воду. Илья Лазаревич жить собирался долго, поэтому напустил на заграничную общественность Лавруху, а к придурочным «сепаратистам» в Донбассе отправил Сурка вместе с многороссийскими генералами и дополнительными десантниками, чтобы восстановить там «многороссийский мир».

Всех инакомыслящих убирала построенная Ильей Лазаровичем система. Не всегда так гладко, как хотелось, так как идиотов хватало, и Бориса Французова расстреляли на виду у Кремля, подпортив репутацию Ильи Лазаревича, занимающего место Хутина. Взлелеянная мечта занять место Романа Аркадьевича, то есть, товарища Самаэля, при первом приближении оказалась недостижимой, а при втором рассмотрении так и вовсе фантазией, так как ни умом, ни кровожадностью, ни иезуитским презрением к роду человеческому Илья Лазаревич не обладал. К тому же был подвержен трусливости в силу своего тяжёлого детства и отличался поразительной скаредностью. Цель Сатанаила – погрузить человечество в жестокость, жадность и разврат, а потом уничтожить его и забрать души во Тьму, совсем не нравилась Илье Лазаревичу. Он бы хотел, чтобы ему рукоплескали, как избавителю, и считали его великим, непобедимым и ужасным властелином всего мира, где по мановению мизинца левой руки исполняют его желания, но уничтожать человечество вовсе не хотел. Да, у Ильи Лазаревича имелось намерение широким жестом Наполеона бросить парочку атомных бомб на мерзкую Украину или Соединённые Штаты, чтобы проучить весь мир, но не более. Правда, такое намерение Илья Лазаревич осуществить не мог, так как пресловутый чемоданчик находился в руках демона, который подчинялся непосредственно Сатанаилу.

Кроме того Сатанаил поручил найти пресловутый Рубин Милосердия, который все ищут, а находят обманки, копии. Как источник информации, Сет оказался недоступен, поэтому все сведения доносила агентура, которая днём и ночью следила за семейством Маргины и Лилит. Илья Лазаревич, не обладая дименсиальной сеточкой, не мог встречаться с Маргиной или Лилит, а о Морти и говорить нечего. По сведениям агентуры, Марико, дочь Маргины, тоже имела сеточку, так же, как и её муж, Тарас, потому что могли летать в воздухе. «Где они набрали этих сеточек?» — подумал Илья Лазаревич и решил раздобыть одну себе через Романа Аркадьевича, но в ответ услышал оскорбительное:

— У тебя в распоряжении целая страна.

Илья Лазаревич попробовал одолеть врагов привычным способом и его агенты несколько раз продавали Маргине арбузы с полонием, пока она, в ответ, не накормила этой дрянью их самих. После такого конфуза Роман Аркадьевич разбил Илье Лазаревичу морду и обещал послать на него сатанинскую кодлу и хором подвергнул остракизму его жопу, если он не справится с ситуацией. Выход подсказал Сурок, умная падла, заверив, что лучше всего натравить на Маргину инопланетян, которые в огромном количестве шляются по планете Земля. Так как в США существовали санкционные списки, где Сурок занимал одну из верхних строчек, то ему слепили фальшивый паспорт на фамилию Лисицын и посадили на самолёт в Северную Америку.

Прибыв в Бернардсвилл, Сурок покараулил целую неделю в космопорту Нью-Йорка возле репликатора и познакомился с межгалактической курвой[75], которая моментально затуманила ему мозги. Опустошив кошелек Сурка, Ра-ра-ра-трахта, так её звали, хотела покинуть его, но была завербована Сурком за более крупную сумму. Курва работала в паре и познакомила его с красивым высоким инопланетянином, в которого Сурок влюбился за минуту, а следующие полчаса они барахтались в постели, закрывшись номере отеля космопорта. Так как у Сурка денег при себе не имелось, то инопланетянин Ра-ра-ра-трахтин, так звали курвяка, счёт за услуги выставил с гигантскими процентами.

Привезенные в Кремль, инопланетяне показали свои способности Илье Лазаревичу, подвергнув его сексуальным домогательствам прямо в кабинете, после чего потребовали президента расплатиться. Илья Лазаревич сообщил, что они ничего не получат, а сядут в тюрьму за растление малолетних граждан Многороссии. Ра-ра-ра-трахтин возразил, что товарищ президент половозрелый, но Илья Лазаревич показал пальцем на детское личико Сурка и сообщил, что он ещё не достиг «восковоспелости».

В итоге курва и курвяк оказались должны Илье Лазаревичу и согласились выполнить задание безвозмездно. Когда они покинули кабинет президента, Илья Лазаревич с видом превосходства произнёс:

— Учись, Сурок, пока я живой, — а потом с удовольствием добавил: — А жить я буду оч-чень долго…

Если у человека душа без изъяна, то её путь – прямо в Эссенариум. Такие люди идут в первых рядах, прикрывая слабых от пуль или, задыхаясь в дыму, вытаскивают своих товарищей из горящего бронетранспортёра. Их души Морти забирает сама, а не так, как другие – отправляя дистанционно, чтобы не пачкаться о душевную грязь. Они не проходят Чистилища и зловредных Янусов, а сразу притягиваются к Свету. Есть и другие, которые, прикрываясь демагогией и лозунгами, творят тёмные делишки, подрывая веру в то, о чём говорят сами. Их трудно уличить, так как они скользкие, как угри, подлые, словно шакалы, готовые исподтишка сделать гадость и уличить других в том, что делают сами.

Таким был комбат Степан Степанченко.

Фамилия у него другая, но пиарился он под этим прозвищем. Натянув на голову балаклаву, Степан с таинственным видом вещал по всей стране, нагоняя интригу, как в шпионском детективе. Говорил вещи правильные: о бездарности командования, о плохом снабжении, о бюрократизме власти и народ ему верил.

Однажды Тарасу позвонил знакомый врач и слезно попросил помочь одному комбату, так как у самого операции расписаны на полгода вперёд. Комбат просил сделать операцию своему бойцу на месте, под Донецком. Тарас не стал отказываться и на следующее утро сидел в «Volkswagen Transporter T4» вместе с оператором телевидения Лёшей, корреспондентом Юрой и Степаном Степанченко. Степан сыпал анекдотами и рассказывал фронтовые байки, а оператор время от времени включал камеру, фиксируя комбата и Юру. Ехали долго, так что байки комбата уже надоели и к вечеру приехали в деревню Карловка. Комбат повёл в кафе «Пикник на обочине», где пообедали, после чего Юра сразу же включил микрофон и под видеокамерой стал допрашивать Тараса о том, что он думает о поездке. Тарас ничего не думал, а хотел поскорее увидеть больного, поэтому ответил просто:

— Врачи должны быть там, где они нужны.

Подошёл Степанченко, обнял Тараса за плечи и стал рассказывать о том, что военных медиков не хватает и ему, Степанченко, приходится возить врачей самому. Тараса, наконец, привели в бывшую аптеку, где на столе, по всей видимости взятом в том же кафе, лежал боец, раненный в плечо. Боец был транспортабельным, поэтому Тарас спросил и санитара: — Почему не отвезли в ближайшую районную больницу?

— Ждали вас, — растерянно сказал санитар. Припёрся Юра и стал допытывать под камерой раненного, после чего опять что-то сказал Степанченко, но Тарас его не слышал, так как тщательно мыл руки. Когда закончил, выгнал корреспондента, который хотел запечатлеть операцию.

— Здесь вам не цирк! — безапелляционно сказал Тарас, чем вызвал недовольство и корреспондента Юры и комбата. Тарас вколол раненному бойцу новокаин и принялся искать пулю. Видимо, пуля была на излёте или отрикошетила от чего-то, так как находилась недалеко и не задела кость. Тарас вытащил пулю и тщательно обработал рану, не надеясь на санитара. Когда закончил операцию, то нашёл Степанченко в том же кафе «Пикник на обочине», где выпил чашечку кофе, а от водки отказался. Спать пришлось в палатке возле блокпоста на дороге, но Тарас не страдал синдромом принцессы на горошине, поэтому заснул сразу.

Следующий день не предвещал ничего плохого.

Солдат на блокпосту передал Тарасу, что комбат ждёт его в кафе «Пикник на обочине», видимо, это было его рабочее место. Когда Тарас подошел, то увидел, что комбат вышел из кафе и завернул за угол, разговаривая по мобильнику. Тарас прислушался к разговору, не показываясь Степаненко на глаза.

— Где я возьму тебе врача, — бурчал комбат, но тот, что в трубке, вероятно, был убедительным, так как Степан ответил: — Хорошо! Я сообщу!

— Я могу чем-то помочь? — спросил Тарас, появляясь из-за угла, но комбат, подозрительно оглянувшись, махнул рукой: — Уже не нужно, пойдём со мной!

— «Гриня» проведёт тебя в посёлок Невельское, — сказал комбат, когда он и Тарас зашли в кафе, — волонтеры туда завезли продукты, поедешь с ними назад.

Он вытянул карту и протянул палец зигзагом от Карловки до посёлка Невельского. Расстояние небольшое, километров пять, если по прямой, и Тарас подумал, что за пару часов дойдут. Правда, машиной доехать быстрее, но корреспондент для Степанченко, видимо, важнее, поэтому Тарас спорить не стал. Гриня, стоящий у стола, поправил пластмассовые очки и кивнул. Бывший учитель математики, высокий и согнутый, как вопросительный знак, он один из первых появился в батальоне и считался, как талисман, потому что его ни одна пуля не брала.

Тарас забрал свой медицинский чемодан и попрощался с комбатом. Вначале Тарас и Гриня шли за посадкой вдоль шоссе, а потом пересохшим ручьем, идущим в Карловское водохранилище, а дальше, как палец Степана, зигзагом по посадкам. В одном месте требовалось перейти пшеничное поле, и они побрели, успокоенные тем, что нигде ни души. Вокруг стояла тишина, точно не было войны, и когда упал Гриня, то Тарас даже удивился. Вторая очередь пересекла Тарасу грудь, и он тоже упал, опрокидываясь на спину. Прощаясь с жизнью, Тарас думал о том, что смерть оказалась безболезненной, так как, кроме ударов пуль, он ничего не почувствовал. Подошедший бородатый боевик, который стрелял в Тараса, увидел его открытые глаза и удивлённо воскликнул: — Смотри – живой!

— Борода, ты что, холостыми патронами стреляешь? — удивился молодой сепар[76].

— У него, наверняка, броник[77], — сказал Борода и задрал футболку Тараса, по которой обнаружил голое тело, правда, в синяках. Не поверив своим глазам, Борода снял с автомата магазин, но патроны оказались настоящими.

— Повезло тебе, парниша, — констатировал Борода и спросил: — Кто будешь?

— Врач я, — сказал Тарас, поднимаясь, и добавил: — Хирург.

— Вот Степаха мудило! Что же не предупредил? Чуха, свяжи ему руки, — приказал Борода и повернулся к Тарасу: — Посмотрим, какой ты доктор.

Чуха забрал чемодан и связал Тарасу руки, но не туго, – видимо не опасался. Тараса повели вдоль посадки, пока не оказались в посёлке Невельском. Старая бабка, идущая по улице, увидела конвоируемого Тараса, подскочила к нему и сухими ручонками колотила ему в живот, приговаривая: — У фашист! Какое пузо разъел, а мы тут лебеду жрём!

— Так его, бабка, — ухмылялся молодой Чуха, — он на американских харчах откормился. Ужо мы его выпотрошим.

Здесь ждал открытый «Газик», куда Тараса усадили, и повезли напрямик, через поля. Вскоре проехали мимо озёр с двух сторон и очутились в пригороде с одноэтажными домами, по которому немного покружили и остановились. Тараса повели к невзрачному двухэтажному зданию, на котором висела треснутой стеклянной табличкой тёмно-синего цвета с надписью «Поликлиника». Кирпичные стены заведения исклевали пули, хотя новые пластиковые окна, на удивление, остались целыми. Чуха остался караулить Тараса, а Борода нырнул в открытые двери и надолго пропал. Появился он неожиданно, воровато пряча в нагрудный карман куртки полный медицинский флакон.

— Пойдём, доктор, — совсем по-приятельски позвал Борода, подталкивая Тараса дулом автомата в полумрак длинного коридора. В конце коридора имелась лестница, по которой Тараса повели на второй этаж. Посредине коридора стояла группа боевиков, по виду – чеченцы. Борода подвел Тараса к чеченцу с лысой головой и бледным лицом, который, увидев Тараса, пронзительно на него посмотрел и спросил: — Хирург?

Тарас кивнул, а лысый произнёс тихо, но со скрытой угрозой: — Спасёшь моего друга – будешь жить. Иначе…

Он вытянул кинжал, висевший на поясе, и сделал характерный жест: — Я тоже хирург.

Вокруг заржали, но под взглядом лысого все замолкли. Тарас зашел в предоперационную комнату и долго мыл руки, успокаивая себя. Вошла уже не молодая операционная сестра. Увидев Тараса, она сообщила:

— Меня зовут Зина. Вы хирург?

Тарас молчаливо кивнул. Зина помогла надеть халат и завязала маску, после чего они отправились в операционную. На операционном столе уже лежал пациент, а возле портативного анестезиологического монитора у окна сидел сутуловатый мужчина в белом халате, небритый и, явно, подшофе. Чуть привстав, он представился:

— Антон Павлович Чехин.

Тарас не понял, шутил анестезиолог или его так звали, но разбираться и делать ему замечание не стал, так как другого врача, по-видимому, не имелось. Тарас взглянул на место операции и ужаснулся. Весь живот вспороли осколки, видимо, от гранаты, а пациент часто дышал и кардиоскопия на экране Антона Павловича Тарасу не нравилась.

— Приступим, — сказал Тарас твёрдым голосом и протянул руку: — Скальпель.

Зина, как автомат, положила на ладонь инструмент. «Хорошая сестра», — подумал Тарас, а дальше забыл обо всем, кроме окровавленной раны. Тарас не считал времени, а часы у него снял Чуха. Уже вечерело, когда он, опустошенный, вышел из операционной. Зина что-то шептала лысому, который оставил её и подошел к Тарасу.

— Зина сказала, что кроме тебя никто бы не спас моего друга, — промолвил он. Тарас молчал, глядя в окно, а лысый спросил: — Ты из Москвы?

— Из Санкт-Петербурга, — сказал Тарас.

— За укропов по убеждениям? — спросил лысый, и Тарас кивнул.

— Пока живи! Если мой товарищ станет на ноги, я посмотрю, что с тобой делать, — сказал лысый, а потом, уходя, добавил: — Сидел бы ты дома, в Санкт-Петербурге, и не рыпался.

Тарас вышел на крыльцо и присел, расслабившись.

— Вставай, — услышал он голос и поднял глаза. Перед ним стоял подвыпивший Борода в компании таких же бандитов. Из-за его плеча торчала пьяная рожа Чухи.

— Стань у стенки, — сказал Борода, передёргивая затвор автомата. Тарас понял, что его расстреляют и попросил: — В голову не стреляйте, лучше в сердце.

— Не бзди, всё чин-чином, — ухмыльнулся Борода и выпустил очередь. Тараса отбросило к стенке, и заныла спина. Понимая, что должен уже умереть, так как сеточку он оставил Марико, Тарас обнаружил, что снова жив и невредим, а на футболке остались дымящие дырки. «Что происходит?» — не понял он. «Может, Гриня передал мне своё везение?!» — подумал Тарас, не став верующим, но из атеиста превращаясь в агностика.

— Что я говорил! — торжественно крикнул своим собутыльникам Борода, и добавил: — Его никакая пуля не берёт. Почему так? — повернулся он к Тарасу.

— Нас кормили американскими консервантами, поэтому бойцам АТО пули не страшны, — по-научному соврал Тарас, понимая, что следующую проверку пулей он не пройдет.

— Дай, я попробую, — сказал Чуха, и у него с Бородой завязалась ссора.

Внезапно в дверях появилась Зина, которая схватила какой-то дрын и принялась дубасить Бороду и Чуху. Остальные убежали подальше, затянув в конце аллеи какую-то песню.

— Иди домой! — последний раз стукнув Бороду, сказала Зина и добавила: — Накорми детей иначе – убью! — пообещала она, и Борода, удаляясь, поплелся по аллее.

— Это ваш муж? — спросил Тарас.

— Да, — ответила Зина, вздыхая.

— А почему здесь остались? — спросил Тарас.

— А куда же нам ехать? — в тон ему спросила Зина. — Кому мы нужны, а у меня трое детей, их кормить нужно. Мужу хоть платят хорошо, а у меня зарплата никакая.

Они помолчали, а потом Зина сказала:

— Я вам постелила рядом с операционной, поспите до утра, а то завтра снова вояк навезут.

— Не боитесь, что сбегу, — спросил Тарас.

— Я за вашу жизнь не в ответе, — сказала Зина и ушла вслед за своим мужем-сепаратистом. Тарас лег спать. Где-то за городом бухали из гаубиц, но Тарас не боялся, так как его защищали американские консервы.

Чеченец выжил, но его друг, который пугал Тараса, встречать не пришёл, так как его убили. Тарас по прежнему делал операции, спал в подсобке, а «Чуха» его сторожил, ошиваясь возле поликлиники. Анестезиолог Чехин пару раз приглашал Тараса разделить трапезу и раздавить пузырёк спирта, но Тарас вежливо отказывался, и Антон Павлович отстал. Один раз приволокли трёх израненных и избитых украинских пленных солдат. Тарас полечил раны и сунул им документы умерших боевиков, приказав быстрее уматывать из больницы. Офицер, с многороссийской нашивкой, прибывший забрать пленных, увидев Тараса, спросил:

— Откуда?

— Из Санкт-Петербурга

— Свой, — многозначительно сказал офицер и приказал: — Показывай пленных.

Тарас повел его в морг и показал на три трупа.

— Они, что, все умерли? — опешил офицер.

— Травмы, нанесённые во время допроса, не совместимы с жизнью, — дипломатично подтвердил Тарас.

— Умерли, несчастные, — сказала Зина, забирая из морга каталк. Офицер ушел, а Зина, немного помолчала и сказала: — Ты больше так не делай. Тебе всё равно, а у меня дети.

Уходя, она обернулась и доложила:

— Там шахтёра раненого привезли.

Новому раненому разворотило живот гранатой, и Тарас слепил все, что мог, и зашил живот. Надеяться на выздоровление не приходилось, но кто знает, вдруг повезёт. Тарас остался ждать, пока раненый придёт в себя, чтобы успокоить его и поговорить, так как последние минуты самые тяжёлые.

— Я, ничего, крепкий, — прохрипел шахтёр, открывая глаза, и добавил: — Мы из готов, к бою и ранам привычные.

Тарас подумал, что шахтёр из тех, кто носит в носу цепочки и черепа на одежде. Раненый откашлялся, сообщил:

— Меня звать Александр Реас, — увидев, что его слова не произвели никакого впечатления на Тараса, он объяснил: — У меня готская фамилия, существовал когда-то такой народ – готы. Мои предки жили в Крыму, нынешнем Мангупе. Катька Вторая послала в Крым Суворова и моих предков насильно переселили под Мариуполь.

Фамилию шахтёра Тарас где-то слышал, но при каких обстоятельствах – не помнил. Шахтёр откашлялся и Тарас подал ему салфетку, чтобы вытереть кровь, а потом он продолжил свой рассказ:

«В нашей семье из поколения в поколение передается легенда о моём прадеде, жившем семьсот лет назад в Крыму. Звали его Реас, и он служил сотником при князе Василии, а государство называлось Готия, то есть государство готов. В его обязанности входил досмотр за крепостью Дорос и организация обороны столицы Готии в случае нападения врага. Всё было хорошо, пока в городе не появились два человека: крестоносец, монах-госпитальер, и сестра-послушница. Заносчивого крестоносца, по имени Раймонд, князь приласкал и назначил комендантом города, передав ему все функции Реаса, а сестра-послушница, Мария, стала подругой княгини Ефросиньи и давала уроки французского языка дочери князя, Елене.

Естественно, мой прадед не очень обрадовался такому раскладу, так как его отодвинули на второй план, и, к его смущению, он влюбился Марию. Данная страсть с годами только усиливалась, и Реаса не остановило даже то, что Мария обвенчалась с Раймондом и стала его женой.

Как-то, в один из вечеров, Реас заметил, что князь и Раймонд направляются к колодцу внутри крепости. В тот день наполняли новый бассейн и вычерпали воду из колодца почти до дна. Реас об этом знал, так как сам направлял воинов помогать носить воду. Князь и Раймонд явно хотели, чтобы их не заметили, и это насторожила Реаса, который последовал за ними, оставаясь в тени. Возле колодца Раймонд вытащил верёвку и зажег масляную лампу. Раймонд опустил верёвку в колодец, после чего забросил за плечо мешок и отправился в гулкую пустоту. Князь остался наверху, осторожно оглядываясь вокруг. Через некоторое время из колодца послышались удары, которые вскоре затихли, а Раймонда поднялся на поверхность.

Распрощавшись с князем, Раймонд отнёс верёвку в подсобку стражников, что дежурили у ворот, и ушёл к себе домой. Реас представил, как он обнимает Марию и чуть не завыл от зависти. Накричав на стражников, Реас поставил их снаружи крепости, а сам, захватив верёвку, отправился к колодцу. Опустившись вниз, он стал, по пояс в воде, и раскинул руки, ощупывая стены. В одном месте находилась глубокая ниша, в которой Реас наткнулся на какую-то металлическую штуку. Ощупав её руками, Реас понял, что это какая-то чаша, прикрытая металлической крышкой, и даже нащупал защёлку, которая легко открылась. Внутри оказался какой-то камешек странной формы, который Реас сунул в карман, а чашу отправил подальше в нишу. Почему он взял камешек, а чашу оставил, Реас не мог себе объяснить.

Чаша, скорее всего, золотая, иначе от влаги она бы быстро закончила свои дни. Схватившись за верёвку, Реас поднялся наверх. Он положил верёвку на место и с чувством исполненного долга отправился домой, где завалился спать. Камень он рассмотрел только утром и очень ему удивился. У него на ладони лежало рубиновое сердечко. Он не представлял его ценности, но знал, что интуиция ему не изменила. Чаша – только футляр, а сердечко – истинная драгоценность. Почему её нужно прятать в колодце, Реас не понял, но надеялся, что выяснит это, прислушиваясь к разговорам в княжеском дворце.

Вскоре новые тревожные вести оттеснили рубин на второй план. В Кафе убили внука Ногая, и старый беклярбек опустошил города на побережье Понта, а возвращаясь оттуда, напал на Дорос. Возможно, им повезло, так как Ногай, не взяв Дорос сходу, оставил его, обложив данью. Раймонда убила случайная стрела в том месте, где Реас предлагал ему поднять стену, но гордый и надменный Раймонд с пренебрежением отверг его предложение. То, что Раймонд погиб, не радовало Реаса, так как он видел страдания Марии и сочувствовал ей. После его смерти Мария ходила только в траурных одеждах, а Реас старался незаметно облегчить её жизнь, чем только мог. Ему вернули прежнюю должность, которую похитил у него Раймонд.

Как-то князь Василий, княгиня Ефросинья и их дочь, Елена, отправились в порт Авлита на пару недель, а Реаса оставили старшим в крепости. Марии с ними не поехала, так как ей нездоровилось или она не хотела мешать князю своим угрюмым видом. В тот вечер, как обычно, Реас зашел вечером к Марии, узнать, не нужно ли ей чего, и немного задержался, так как разговорился с ней о жизни. Невзначай Мария спросила у него с улыбкой, почему он, такой видный и красивый, не жениться. Видимо, атмосфера тому способствовала, и Реас с горечью признался в том, что любит Марию с момента её появления. Это растрогала Марию. Она, взяла его руки в свои и сообщила, что ценит его, как друга, но не сможет его полюбить, так как в сердце у неё только Раймонд. Одурманенный близостью с Марией, Реас потерял голову и завалился на нее, разрывая её одежду. Мария сопротивлялась, но справиться с гигантом Реасом она не могла, а кричать о спасении постеснялась. Когда всё закончилось, Реас, осознав совершенное, вытащил свой меч и протянул его Марии, упав на колени:

— Заруби меня, я животное! — и склонил свою голову перед ней.

— Пусть тебя судит Бог, — бесстрастно произнесла Мария. Реас покинул её дом и ожидал, когда приедет князь, и ему, Реасу, отрубят голову. К его удивлению, по возвращению князя ничего не произошло, и Реас подумал, что Мария ничего ему не сказала. Он по-прежнему помогал Марии, чем мог, но былые дружеские отношения не возвратились. Иногда, задумавшись, он смотрел на Марию, забывая обо всём на свете, отчего князь, которому он отвечал невпопад, с улыбкой заметил: — Реас, друг мой, ты не пробовал сделать Марии предложение.

— Она мне откажет, — густо покраснев, ответил Реас.

— Мир настолько парадоксален, что в нём случается всякое, — загадочно произнёс князь Василий.

В тот же вечер Реас постучал в дверь Марии. Она открыла, а когда увидела его, то опустила глаза и произнесла:

— Проходи.

Реас зашел в дом и стал на одно колено перед Марией.

— Я прошу твоей руки, — храбро сообщил он.

— Я не могу выйти за тебя замуж, — ответила Мария.

— Почему? — спросил Реас, зная наперёд, что она ответит. Но оказалось, что он ошибался, так как Мария сказала: — Я католичка и по церковным канонам не могу вторично вступать в брак.

— В нашей православной церкви брак свободных людей возможен, — ответил Реас.

— Хорошо, я подумаю, — ответила Мария, а у Реаса радостно засветился взгляд.

— Не радуйся, это не из-за твоих красивых голубых глаз, — предупредила Мария.

— А из-за чего? — совсем по-глупому спросил Реас.

— У меня будет ребёнок, — ответила Мария, а Реас подумал в уме: «Мой ребёнок!» — и закружил Марию по комнате».

— Так появился мой прапрадед, — закончил Александр Реас и закашлялся кровью. Когда его немного отпустило, он вытащил из-под подушки рубиновое сердечко на золотой цепочке и передал его Тарасу.

— Ты хороший парень, доктор. Береги его и помни эту историю и Сашу Реаса.

— Разве у тебя нет родных? — спросил Тарас.

— Так получилось, что нет, — ответил Александр и попросил: — Я хочу, чтобы по готской традиции ты меня сжёг, когда я умру. Обещаешь?

Тарас кивнул, не пытаясь спорить с больным. На следующий день Александр умер. Тарас попросил санитаров вынести труп в поле и положить на копну с соломой, а потом поджёг. Огонь вспыхнул под самое небо, отправляя душу Александра Реаса в далёкое странствие.

— Что ты здесь делаешь? — раздался голос сзади. Тарас оглянулся и увидел Морти.

— А что делаешь здесь ты? — спросил Тарас.

— Я занимаюсь своей работой, — ответила Морти.

— Я тоже занимаюсь своей работой, — ответил Тарас.

— Что вы здесь делаете? — в два голоса спросили сзади.

— Мы занимаемся работой, — в два голоса ответили Морти с Тарасом и обернулись. Перед ними стояли Маргина, Марико и Сет, а Туманный Кот завис в воздухе. Марико рассматривала подтянутого стройного мужчину и жалобно спросила: — Тарасик, это ты? — а потом горестно вздохнула и добавила: — Давай я тебя покормлю, уж больно ты худой.

Тарас рассказал об умершем Александре Реасе и повторил его историю, а потом вытащил Рубин Милосердия. Марико схватила его в руки и долго вертела, а потом разочарованно спросила: — А он не фальшивый?

— Сейчас проверим, — сказала Маргина и выхватила рубин у Марико. Повернувшись к Сету, она протянула ему рубин и, улыбаясь, сказала: — Сетик, подержи рубин.

— Зачем? — насторожился Сет, обладая врождённой интуицией на опасность.

— Сет, не нервируй меня, подержи рубин, зараза! — грозно сказала Маргина, тыкая рубином в Сета, но тот упорно не брал стекляшку снова повторяя: — Зачем?

— Не нужно мучить Сета, — сказала молчавшая до сих пор Морти, — он давно не принадлежит к Тьме и рубин для него безопасен.

Маргина разочарованно опустила руку, а Сет схватил рубин и скрылся за Морти.

— Отдай рубин, сволочь! — воскликнула ошарашенная Маргина.

— Он тебе не нужен, так как фальшивый, — произнёс Туманный Кот, а Сет отдал рубин Морти, которая повесила его на левую грудь, как медаль, рядом с первым рубином.

— Мне не совсем понятно, откуда взялись эти подделки, — нахмурилась Марико и подвела итог: — Я подозреваю, что настоящего рубина не существует,

— Я держал его когда-то в руках, — заверил всех Туманный Кот, но ему не очень поверили. Маргина увидела, как к ним бежит взвод многороссийских автоматчиков, собираясь захватить их в плен. Обернувшись к Морти, Маргина сказала: — Морти, голубушка, ты получила награду? Забери этих идиотов, чтобы не поганили мир.

Морти вытащила из пространства косу и отправилась к шеренге боевиков. Какой-то недалёкий идиот толкнул локтем соседа и, криво улыбаясь, загоготал: — Смотри, хохлушка с косой! Сейчас я её … — но закончить не успел, так как коса странным образом удлинилась и снесла дураку голову. Те, кто умнее, понеслись назад, бросая оружие, но неумолимая коса выполняла дневной план.

— Полетели в Киев, а то Тарасик голодный, — сказала Марико, отворачиваясь от неприглядного зрелища, и потащила своего облегчённого Тарасика на запад, туда, где заходило багровое солнце.