Глава 6. Крест

Хочешь пойти налево? Овраг.

Вдруг повернешь вправо? Тупик.

А за стеной стена до небес,

Ждет впереди только крест.

Утром Яна выехала из дома гораздо раньше положенного. Она должна прорваться в распухший автомобилями и страдающий дорожными запорами Екатеринбург, до основного часа пик. Плюс, для осуществления задуманного, требовалась ещё некоторое время и сколько точно, она не знала. Запас карман не тянет, поэтому Яна гнала автомобиль по пустынной трассе на высокой скорости, скидывая до разрешенной только перед знаками с изображением фото фиксации.

К семи утра, слева проплыл огромный крест, установленный Екатеринбургской епархией. Означающий, по словам верующих, победу над силами зла и охраняющий город от искушений и бед. Раньше он всегда являлся ориентиром прибытия в столицу Среднего Урала, но сегодня Яна задержала свой взгляд на знаковом сооружении, пытаясь почувствовать, в помощь ей мощный символ христианства или преграждает дорогу. Крест безмолвно и сурово взирал на вторгающуюся напасть, скрывая истинное отношение к посланнице. Не выявив для себя ясных сигналов и не сумев сделать определенные выводы, Яна с легким разочарованием вновь сосредоточилась на дорожном движении. Въезжая в столь ранний час в просыпающийся город, она преследовала несколько целей, одной из которых являлась деликатная разведка обстановки на улице Монтёрской возле колонии строгого режима № 10.

Останавливаться возле ворот самого ИК или вдоль забора было неразумно. Сторонний автомобиль слишком привлекал внимание, да и вдруг нельзя. Выяснять подобный момент, попав в зону видимости охраны, Яна не собиралась, поэтому сразу же присмотрела парковку возле неприметного соседнего офисного здания. Днем она, наверняка, будет под отказ забита личным транспортом служащих, а вот вечером свободное местечко должно найтись. Главное, чтобы хватило расстояния для сканирования. Притормозив на обочине, Яна попробовала дотянуться до обитателей за колючей проволокой.

«Есть!», - содрогаясь от омерзения, отметила новоявленная миссионерка, почти сразу осознав, что отлепиться без ущерба не получится. Глубоко вздохнув, она натянула невидимые нити, и не дожидаясь тревожного звона, отпустила. Ощущение было странным. Яна почти с уверенностью могла сказать: клиенты протянут какое-то время, но совершенно точно и бесповоротно обречены. Она продолжала чувствовать тяжелую липкую массу. Пульсирующая острая боль перестала дергать, словно на том конце плотный нарыв энергии страдания и ненависти получил брешь и, безвольно обвис, изливаясь гноем наружу.

Переваривая свежие впечатления, Яна замерла – новые грани возможностей сулили весьма впечатляющие перспективы. Если наступление гибели можно оттягивать, откладывать по времени, то вычищать можно в полную силу, ничего не боясь! Постепенная гибель открывала потрясающие возможности. Теперь не упустит десятку на внедорожнике, опасаясь последствий для окружающих. Не будет жалостливо смотреть в след уходящей девятке, ведущей за руку ребенка. Ей не придется, сломя голову, ретироваться с места атаки и бояться наломать дров. О том, что её невозможно будет поймать, даже говорить не приходилось.

В подшефный отдел Гринвича Яна ехала воодушевленная. Постепенно удаляясь от ИК, она остро ощущала, как уровень отрицательной энергии продолжал стремительно обесточиваться. Вскоре связь с захваченными грешниками потерялась совсем.Слишком далеко. Яна взглянула на часы. Идеально, если обреченные сумеют продержатся до основного события вечера.

Забив на основательную проверку магазина, Яна скинула шефине несколько фотографий торгового зала, профессионально подобрав ракурс неудачного мерчендайзинга. Заострила внимание на дырах и грязных полках, отправив короткое резюме: «Кошмар». Эмоциональная реакция не заставила долго ждать, Невзорова рвала и метала. Не преминула упрекнуть проверяющую в командировке без сопровождения, сделав вид, что не понимает, в чем же, собственно, проблема и решила наказать подчиненную, оставив в Екатеринбурге ещё на день для контроля исправления недочетов.Яна, добивавшаяся именного этого результата, только иронично улыбалась, выслушивая едкие выпады в свою сторону. Принявшую решение в ближайшие дни расстаться с компанией, колкости давно потерявшей уважение начальницы, абсолютно не волновали.

Сначала Яна равнодушно, включив «дурочку» попыталась объяснить, что сообщение пришло поздно и Лена ночью спит, а не сидит на телефоне. Потом саркастично и подчеркнуто подобострастно, не обращая внимания на давящихся от смеха сотрудников в тесной подсобке, стала отвечать на каждое слово негодующей шефини:

- Да! Да! Коне-ечно…! Виктория Вячеславовна, вы соверрше-е-енно правы! Абсолютно не умею организовывать рабочий процесс! Да!!! Никто, кроме вас, работать не умеет! Несомненно!

Трубка стационарного телефона раскалялась от праведного гнева. Оглохнув от воплей и опасаясь, как бы оттуда не потянулась рука к её шее, Яна перевернула трубку вверх ногами, и оставив динамик у рта, продолжала втыкаться в паузы, требующие беспрекословного подчинения.

- Виктория Вячеславовна, подписываюсь под каждым вашим словом…! Немедленно исполню! Я?! Ерничаю?! Да как я могу себе позволить такое?! Вы прекрас-с-сный руководитель, отлично все объясняете! Да...! Да…!!!

Наконец, уставшая орать Невзорова с психом бросила трубку. Яна нажала отбой и открыто расхохоталась. Со стороны разговор, действительно, выглядел комично. Находившаяся рядом управляющая так и вовсе потеряла дар речи, смотря на проверяющую наполовину с восхищением, наполовину с сомнением в её вменяемости. Заметив выражение лица подопечной, Яна развеселилась ещё сильней:

- Хах, у тебя сейчас в голове, похоже, только одно звучит: «Господи! Что происходит?» - и не дождавшись вразумительного ответа, добавила. – Анна, не обращай внимания, иди работай и не бери с меня пример. Не учись плохому.

После разговора Яна дала несколько распоряжений, немного для вида послонялась, и наплевав на обязанности, за час до окончания рабочего дня, уехала с торгового центра. Ей предстояло ещё одно крайне важное дело, требующее подготовки.

Масштаб бедствий, причиненный действиями Яны, грозился выйти за разумные пределы. Паника, не понимание происходящего, домыслы в виду отсутствия информации от официального источника власти. Происшествия могли использовать как повод для политических спекуляций, направленных на раскачку обстановки в России. Все это самым пагубным образом могло сказаться не только на экономике, но и на общем состоянии страны во многих сферах жизни. Яна четко представляла последствия: падение инвестиций, отток капитала, возросшие затраты в одних отраслях и рост безработицы в других, как следствие - падение ВВП, кризисные явления. Если рассматривать ситуацию в более мелком масштабе, то однозначно активизируются всевозможные мошенники, лжецелители и провидцы, появится десяток организаций, желающих взять на себя ответственность за происшедшее, не исключено оживление психопатов-одиночек, не говоря уж о тысячах, желающих заработать на событиях. Миллион версий происходящего начнут обрастать ложью и фэйковыми новостями.

Было совершенно очевидно, необходимо сразу разъяснять смысл происходящего, предупреждать население и власть, предоставляя возможность маневров государству. Без четких инструкций и объяснений сути актов возмездия, миссия не имела абсолютно никакого смысла. Цель –заставить людей одуматься, жить по законам совести не будет достигнута. Сейчас главное - загнать баранов, или говоря библейским языком «направить божьих агнцев» в нужные ворота.

ФСБ не подходила на роль первоисточника информации, хотя бы потому, что за много лет пропитанная коррупцией структура не пользовалась доверием среди простых жителей. Мало того, их могли упрекнуть в причастности к происходящему. Для Яны вход в контакт с человеком, имеющим специальную подготовку казался чреват проблемами. Эти замечают всё. Федеральные каналы ТВ или пресса тоже внушали мало доверия, СМИ гоняясь за хайпом, желая ещё большего скандала, извратят ситуацию. Там и в более спокойные времена лживой информации предостаточно. Администрация правительства – тоже не вариант. Полностью исключить возникающие у людей версии геноцида, потворства высших органов власти экстремизму или преследования политических целей, не удастся. Но надо хотя бы исключить лишний повод для подобных сплетен. Оставалось только МЧС. Лишнего не треплют, плюс акты возмездия будут больше похожи на стихийные бедствия, как раз в их компетенции. Если Яна станет предупреждать МЧС о грядущих атаках - это будет выглядеть как определенная форма сотрудничества с государственными органами. Через них можно эффективно оповещать население с размещением инфы на сайтах и смс-рассылками. Лишний плюсик в копилку.

Оставался неразрешенным вопрос, пойдет ли государство на контакт? Определенно найдутся долбаки, которые начнут верещать о пособничестве террористам и начнется… «мы не идем на поводу у преступников, переговоры не ведем…» и так далее. Понятно, массовые прецеденты замять не удастся, народ все равно придется успокаивать, и вот здесь как нельзя кстати могут прийтись объяснения от Яны. Мизерный шанс на взаимодействие с властями оставался.

Яна отчетливо понимала: не смотря ни на какие договоренности и предупреждения, на нее, однозначно, откроется охота. От приема информации не откажутся, а собрав побольше сведений, без объявления войны, попытаются убрать. В таком случае, властям придется хитро извернуться. Афишировать бурную деятельность для общественности; при этом давая ей повод думать о частичном согласии с выставленными условиями, и одновременно искать пути нейтрализации.

Разумеется, Яне придется пугать страшными последствиями силовиков в случае преследования, пригрозить отключить от оповещения, но попытки ликвидации, однозначно, будут. Скорее всего, чужими руками, сваливая вину на ОПГ или зарубежные спецслужбы… Да ладно, чего уж, она и сама на их месте повела бы себя точно также.Как ни печально, ей придется мобилизовать хитрость и призвать весь интеллект для конспирации, тщательно продумывать каждый шаг и готовиться к показательным карательным мерам. Но это всё потом. Сейчас без разъяснений никак.

Современный мир с его возможностями моментального распространения информации как нельзя лучше подходил для миссии. По крайней мере, стало понятно, почему выборочный подход к уничтожению не был применен раньше, когда зло ещё не накрыло мир с головой. Интернет и мобильная связь с широчайшими возможностями при должном подходе на 50 процентов должны обеспечить успех. Яна не стала терять зря времени. Завела аккаунты в самых популярных соцсетях, а позже создаст простенький шаблонный сайт, заранее позаботившись о «зеркалках». Копии сайта по другому URL-адресу помогут какое-то время продержаться в эфире. Будут блокировать – начнет гасить невозвратных большими партиями без уведомлений о предстоящих атаках. Глядишь, быстро сообразят, что не в интересах общества оставаться без предупреждений.

Так рассуждала Яна, выбирая подходящего человека на роль связного, сидя в автомобиле перед бетонным зданием МЧС. Строение высилось основательно, степенно и даже фасадное остекление не умаляло серьезности объекта. Все верно: такие службы должны внушать уверенность и создавать ощущение надежности. До конца рабочего дня оставалось минут двадцать. Яна, сидя с заглушенным мотором, отрешенно смотрела вперед. Противно моросил дождик, лобовое стекло автомобиля покрывалось редкими каплями, которые периодически смахивались дворниками. Низкие хмурые облака навалились на город серым тягучим покрывалом. Сильный ветер, стараясь проделать дыры в плотной пелене и сдуть все прочь за горизонт, ещё больше сгущал массу. Словно небесный мастер замешивал цемент, превращая густую жижу в громадные плотные клубы. Неохотно меняя облик, тучи медленно волоклись по небу, оставляя неизменной мрачной картину, без малейшего намека на просвет. Резкая смена погоды в первую неделю осени не внушала Яне благостного настроения. Она удрученно взирала на меланхоличный городской пейзаж. Как быстро пронеслось лето. За постоянными командировками толком не успела отдохнуть, насладится теплыми днями. Вечно куда-то мчалась, как угорелая, вся в работе, без личной жизни. Яна прерывисто вздохнула и глянула на часы. Ждать оставалось не долго.

Наконец, стрелка приблизилась к пяти минутам шестого. Офисные сотрудники в темно-синей форме МЧС потянулись на выход. Пропустив через свои ощущения добрый десяток человек, Яна начала переживать. Неужели в такой большой организации не найдется чистой хорошей четверки, с которой можно войти в первый контакт? Ещё двое, ещё один… наконец, в дверях появился подходящий кандидат. Молодой, высокий, статный русоволосый мужчина с короткой стрижкой. Типично-русское лицо, с довольно строгими чертами, близкими к нордическому типу внешности и спокойные серые глаза, выдавали уверенного, уравновешенного человека. Кому-то он мог показаться абсолютно невзрачным, но суровые, хорошо сложенные парни были как раз во вкусе Яны. Приятно будет иметь дело с человеком, который симпатичен.

«Не перевелись ещё на Руси мужчины», - подумала она, внимательно разглядывая парня. Слащавых эмоциональных красавчиков с нервным живым лицом, Яна на дух не переносила. По её глубоким убеждениям женщина должна быть женственной, неважно, тоненькой и спортивной или пухленькой и фигуристой, главное, чтобы облик разительно отличался от другого пола, а мужчина обязан выглядеть брутально. Пусть коряво и не всегда эстетично, но чтоб было видно сразу – перед тобой самец. Яну дико раздражали популярные женоподобные певцы, которыми восхищались миллионы поклонниц. Она никак не могла взять в толк, что в полу покерах с окраской или писклявых сопляках находили привлекательного? Она обожала талантливых людей, но подобные, не смотря на красивые голоса, являлись скорее раздражающим фактором, который Яна старалась исключать из своей жизни, судорожно переключая каналы на ТВ, едва завидев кумиров поколения.

МЧСник прошел мимо автомобиля с женщиной, козырнув на груди нашивкой «Авдеев А.И.». Александр, Андрей, Алексей? Остановился около уставшей невнятного цвета Ладе, пикнул сигнализацией, и открыв двери, запустил мотор на прогрев.

«Автомобиль, заработанный честным трудом, – подумала Яна. – Не густо. Что ж, помогу красавчику…. Скоро станет ценным кадром для всех спецслужб мира, и, если наши не дураки, переведут на другую должность, специально придуманную, с соответствующей оплатой. Правда не факт, что парняга будет рад такому раскладу. Однако, каждый должен нести свой крест. Да уж, господин Авдеев, вы ещё того не ведая, потащите свой, вытянув билет в нашей судьбоносно- смертоносной лотерее», - рассыпалась художественными эпитетами Яна.

Теперь перед ней стояла задача номер один: раздобыть номер телефона молодого человека и при этом не засветиться. Ни единого следа, или даже намека на связующую нить, которую можно распутать и выйти на виновника торжества, возникнуть не должно.

МЧСник, тем временем, медленно выехал со служебной парковки на основную улицу. Яна не спеша тронулась следом. К счастью, водитель не лихачил, ехал аккуратно, предоставив ей возможность спокойно размышлять о способе контакта. Яна один за одним отбрасывала возникающие варианты пересечения. Случайное знакомство с милой девушкой, пусть даже через наемную эскортницу, исключалось, обращение в квартиру якобы сотрудника ЖЭКа, соцслужб или «опрашивающих» тоже. Её ни при каких обстоятельствах не должны видеть: ни он сам, ни посредник.

«Хорошо, если б жил не один, а имел, к примеру, школьника младших классов. Можно тогда попробовать провернуть аферу с телефонным номером через ребенка», - мечтала Яна. Доверчивая старушка-мать тоже вполне бы подошла, но судя по возрасту МЧСника, на это надеяться не приходилось. Скорее всего, мать немногим её старше, а детей и вовсе может не оказаться.

Все возникающие хитроумные планы разбивались о сроки исполнения. Как хорошо было раньше. Спокойно можно пользоваться чужим телефоном, никто не защищал их кодами, отпечатками пальцев или прочей пижнёй. Стырил, понабирал известные коды сотовых компаний, посмотрел «свой» номер телефона с которого набрал, вернул. Никакого палева. Сейчас поди угадай, что у него в кармане лежит, и как с этим бороться.

Забраковав несколько идей деликатного выявления контакта, Яна плюнула на принципы, и решила действовать напролом. Стерва она, в конце концов, или кто?

Слежка продолжалась недолго. Через три квартала МЧСник завернул в зеленый аккуратный дворик и остановил машину, загнав её в «карман» между тополями. Дверь углового подъезда кирпичной пятиэтажки открыл с магнитного ключа, приложив его к домофону. По крайней мере, стало ясно одно - приехал домой. Зная время начала работы и время в пути до нее, Яна легко вычислила начало выхода из дома: примерно за полчаса. В заведения федерального значения не опаздывают, пропускная система работает строго, приезжают чуть раньше. Отлично, в это время на людей на улицах ещё немного, райончик тихий и плохо просматриваемый за счет насаждений.

Пробив обстановку, Яна вернулась на съемную квартиру, поужинала и остаток дня повалялась в кровати с очередными расчетами. Наступал вечер. Яна ощущала себя как хорошо подготовленный студент перед важным экзаменом. Крайне волнительно, но уверенно. К девяти она прибыла к первому почетному месту массовой казни на Монтерской. Нити первых ласточек с ИК едва различимо теплились, их срок выходил, от неё больше никаких затрат не требовалось. Пора начинать зачистку остальных.

Сжимать в точку жизненную суть оказалось довольного легко. Приговоренные липли сами и что радовало больше всего, не приходилось выискивать и отделять от большой массы обычных людей, только успевай хватать готовеньких. Оценить точное количество первых невозвратных Яна не могла: около десятка. Она сосредоточилась, плавно натянула и одновременно резко дернула на мгновенную смерть. В ту же секунду на миссионерку обрушилась невероятная слабость. Словно тяжелая струя ртутного водопада прибила вниз и размазала по земле. Яна засипела, не в силах вздохнуть полной грудью. В этот момент она вместе со своими жертвами находилась между жизнью и смертью. Внезапно, отчаянно желая избавиться от обрушившегося шквалом негатива, Яна мысленно запалила вокруг себя костер невиданной силы. Огонь полыхал, сжигая и испепеляя чужую отвратительную субстанцию. Пламя очищало, преобразовывало полученную энергию в другую ипостась, не имеющую ни положительного, ни отрицательного заряда. Через секунду её физическое тело тоже бросило в жар, сняв часть нагрузки с тонких тел.

Скоро отрицательный заряд сошел на нет. Видения отступили. Кое-как дотянувшись до бутылки воды на соседнем сиденье, Яна отпила добрую треть и опустила водительское стекло наполовину, глубоко вдыхая влажный воздух большого города. Памятуя прошлую поездку, она прикинула: на восстановление уйдет не меньше сорока минут, после чего можно взяться за вторую партию. С такими передышками придется сделать несколько заходов. Максимум до полуночи должна управиться. Если, конечно, не отбросит копыта к тому времени сама.

***

Гриня, или по другому Григорий Гончаренко мотал четвертый срок в ИК строго режима. Чалиться ему ещё полных четыре года: УДО и прочие амнистии постоянному клиенту исправительных заведений не светили. Поэтому изначальный настрой на полный комплект услуг от ФСИН лишнего оптимизма не добавлял.

Лицо заключенного выглядело абсолютно непримечательным, если бы не глаза. Однажды, увидев Гриню, человек запоминал только пронизывающий взгляд, на фоне которого остальные черты лица блекли и смазывались. Ярко голубые искры прожигали человека насквозь. Даже при разговоре с близкими друзьями они всегда пытливо и изучающе смотрели на собеседника, подавляя волю и вызывая гипнотическое желание вручить ему свою жизнь. Глаза являются периферией головного мозга и во взгляде Грини отражалась вся глубина его многострадальной души, вся пережитая боль. В них сосредоточилась ненависть к окружающему миру и противостояние с самим собой. Глаза человека – убийцы, не мыслящего жизнь без войны, светились хладнокровной готовностью в любой момент вступить в смертельную схватку. Урка воспринимал жизнь, как жесткую глобальную проблему с преодолением препятствий, как борьбу за выживание. Судьба отвечала взаимностью, с лихвой осыпая трагическими и страшными случаями, которые он ожидал.

Бог наградил мужчину всем, что нужно для битвы: бесстрашием, яростью, граничащей с безумием, низким болевым порогом и физической мощью, но поселил не в тот век и не в то место. Гриня оправдывал призвание бойца как мог. Был способен вынести любые тяготы и наказания. Всегда готов к чему угодно.

Зэк сидел на жесткой шконке, задумчиво зафиксировавшись на одной точке внизу прямо перед собой. Грязно-серый забетонированный пол, намертво прикрученная обшарпанная мебель, невнятного синего цвета стены. Ежедневно одна и та же, не меняющаяся обстановка на протяжении многих лет погружала в состояние отупения. Даже игры в шахматы и нарды с сокамерниками, не спасали от социальной деградации. Единственное, что скрашивало жизнь – книги. Пожалуй, только лишь чтение, и умозрительные рассуждения товарищей о смысле жизни, являлись отдушиной в колонии. Сиделец не работал. Трудотерапия в его случае - не положняк, как никак авторитет.

Убивая время, Гриня изучал труды знаменитых философов. Саморазвитие, наблюдение за людьми, изучение тонкостей психологии не раз помогало как на воле, так и в закрытых стенах. На последнем судебном процессе, при предоставлении последнего слова подсудимому, Гриня тонко надавил на душевные струны заседателей. Он не отрекался от содеянного, вовсе нет. Он горестно сетовал на собственную натуру, незаметно и ювелирно подтянув к прилюдному покаянию оправдательные аргументы. Гончаренко толкнул проникновенную речь об обездоленном детстве и нищей, несчастной, больной матери, не имеющей возможности отдаваться воспитанию сына из-за изнурительной работы. О полном отсутствии шансов вырасти в невыносимых условиях в добропорядочного гражданина; трудной трагической судьбе; искореженных моральных принципах, привитых на улице; попытках и страстном желании встать на путь исправления и отсутствии злого умысла. Он признавал ошибки и трогательно просил у пострадавших прощения. Его душещипательное выступление садануло по сердцу даже видавшего виды прокурора, а присяжные заседатели вместе с судьей и секретарем судебного заседания откровенно прослезились. Гриня сумел разжалобить даже родственников жертвы и вызвать сочувствие у совершенно незнакомых людей. За что, собственно говоря, получил гораздо меньший срок, чем того заслуживал. В принципе, говоря о трудном детстве, Гриня не врал. Просто красочно представил себя в нужном свете. Слукавил в другом: нежелании убить жертву и отсутствии жгучей ненависти. Хотел и убил. И снова сделал бы также.

Статьи, по которым осуждали Гриню, каждый раз фигурировали в судопроизводстве разные. Первая ходка несовершеннолетним - за убийство по неосторожности, вторая за разбой, третья кража и четвертый раз, самый длительный срок он получил за умышленное убийство. На самом деле, если бы менты знали обо всех преступлениях, ему бы давно светил вышак. Большую часть «делов» он натворил ещё до отмены смертной казни. Только через год после выхода Грини на свободу со второго срока, вечно нетрезвый президент, желая показаться прогрессивным и демократичным, по пьяни подмахнул указ 724. Явил миру «новое, цивилизованное лицо России», подарив насильникам детей, серийным маньякам и бесчеловечным садистам возможность жить дальше и продолжать за решеткой изрыгать в окружающее пространство гнусные, чудовищные энергетические импульсы.

Гончаренко, в отличие от вышеперечисленной мерзости, не считал себя конченным: времена были такие. Кто только и что не творил в период смуты развала Союза. Улучив шанс, каждый обладающий сильным духом, по мнению Грини, хапал от жизни «свое». Только слабые и лохи прозябали в тишине, или отдавали заработанное другим.Большую часть историй по отъему денег или своих похождений, Гриня уже и сам подзабыл. Никто, кроме близких друзей не знал о порезанных ментах, когда он в диком горячном припадке выскочил на улицу с огромным тесаком, а на встречу так некстати попались двое патрульных.

«Шли навстречу судьбе», - говорил Гриня. Он не мог точно сказать, что им тогда двигало: помутнение рассудка при белой горячке, кураж, или необъяснимая пьяная злоба. Все самые страшные вещи, которые он чинил, были совершены под воздействием алкоголя. Наружу вылезало все, что в трезвом виде тщательно пряталось и контролировалось: агрессия; ненависть к людям, мразей он насмотрелся не мало; злость на уготованную судьбу, на самого себя. Беспросветная безнадега толкала на разрушение гнусного мира и самоуничтожение. Он ничего не мог поделать ни с ненавистью, ни со своей нездоровой психикой. Гриня неосознанно потакал худшим проявлениям души. Единственно, осознав, что его сорванная психика под действием алкашки действует наподобие бомбы, после убийства ментов, он навсегда завязал со спиртным.

Впрочем, такая реакция не является исключительной особенностью преступников. Точно такой же тип поведения во время запоя, можно наблюдать и у другой категории людей, часто находящейся по другую сторону баррикад. У тех, кто прошел ужасы Афганской и Чеченских войн, кто часто служил, или продолжил служить в МВД. И те, и другие пережили серьезные моральные потрясения, приведшие к необратимым последствиям, им тоже требовалось забыться или излить душу. И все они способны на необъяснимые неадекватные поступки не понимая, что алкоголь только обостряет страдания. Освободиться от негативных переживаний можно только тяжелым трудом над собой с помощью специалистов и в трезвом состоянии, и никак по-другому.

Гриня не испытывал никакого сожаления по поводу порезанных ментов. Еще с малолетки он питал к ним глубокую ненависть. На то были свои причины. Во время заключения ублюдки показали свое истинное лицо. В сравнении с некоторыми даже самые отъявленные заключенные выглядели порядочными. И всё же... Менты, конечно, легко могли привести его расшатанную нервную систему в неистовство. Но чтобы вот так, без видимого повода, посреди улицы…

Поножовщину он устроил поздно вечером, поэтому фоторобот, составленный по словам свидетелей, мало соответствовал оригиналу. Преступление так и осталось не раскрытым. Зная повадки ментов, Гриня предполагал, что жестокую резню, скорее всего, повесили на какого-нибудь забулдыгу. Нападение на своих безнаказанным оставить не могли, а бомж по любому не обходился без правонарушений, так какая разница за что мотать срок. В этом Гриня с ментами был согласен. Он всегда говорил: невиновных на зоне нет. Святые среди смертных вообще не водятся, на любого можно завести уголовку. Просто не всё выходит наружу. Безусловно, каждый заехавший на зону, объявлял о фатальной ошибке правосудия, только никто никому не верил. Твердить о своей невиновности было нормой, но все же один случай не давал Грине покоя несколько лет.

Во время второй ходки на Кыштымской зоне появился неприметный забитый мужичонка. Ему вменяли изнасилование несовершеннолетних и, хотя прямых доказательств вины не было, под давлением следствия он во всем сознался. Статья поганая, крайне неуважаемая даже среди отпетых уголовников. У многих осужденных дома оставались дети и зэки. Они чувствовали свою беспомощность и испытывали угрызения совести за то, что в критический момент их может не оказаться рядом.

Гриня, подобно многим, всей душой ненавидел педерастов. Считал, нелюдей надо уничтожать. Моральные принципы есть у любого. У Грини были свои. Убивал только тех, кто, по его мнению, этого заслуживал и ни при каких обстоятельствах не поднял бы руку на ребенка. Ещё одно из нераскрытых преступлений в послужном списке авторитетного зэка, как раз имело отношение к такому случаю.

После первой отсидки, он полюбил рыбалку. Вынужденно проведя много лет в коллективном заточении бок о бок со многими, не самыми лучшими субъектами, Гриня ценил спокойствие природы и уединение. Нравился сам процесс. Облюбованное озеро с отличным клевом находилось недалеко от детского лагеря отдыха и добираться приходилось на перекладных. Сначала на электричке, а потом на велосипеде.

Однажды, обратный путь Гриня решил сократить, проехав заросшей извилистой тропинкой через лес, идущей в обход детского лагеря отдыха и давно заброшенной деревни. Проезжая мимо развалившейся лесной хибары, он наткнулся на самое кошмарное, что ему довелось увидеть – насилие над ребенком. Без малейших раздумий Гриня воткнул вилы в бок извращенцу. Сердце разрывалась от того, что не знал, как успокоить дрожащего от пережитого пацана. Довел до лагеря и наказал друзьям ничего не рассказывать. Знал, дети жестоки, затравят. Этим убийством Гриня гордился. Случись такое заново, он легко пошел бы на ещё одно, даже если пришлось сесть до конца своих дней. Возможно, на том свете, в аду, за это от его костра отгребут парочку углей.

Пришедшего на зону с диагнозом педофилии за человека не считали. Над осужденным мужичком измывались, унижали, насиловали, избивали до полусмерти. Сначала он пытался говорить о невиновности, оправдываясь выбитыми ментами признаниями. Потом окончательно сломался и через несколько недель издевательств повесился. Дело того мужичка вел следователь Роман Журавлев. О нем Гриня тоже был наслышан – редкостная падла.

Тогда серийные преступления со схожим почерком, продолжались несколько лет и милиции никак не удавалось выйти на след преступника. Москва сильно давила на регион, требуя немедленных результатов. Ну и чтобы спасти карьеру, Журавлев решил найти козла отпущения. «Если на вас не заведено дело – это не ваша заслуга, это наша недоработка», - любил говаривать следователь, изначально считающий всех виновными. Его не волновало, что случаи нападения продолжались и после суда над «маньяком». Главное - спихнуть дело.

«Мразь поганая, с удовольствием бы завалил», - каждый раз вспоминая Журавлева, с ненавистью мечтал Гриня. Из-за него, на счету зэка оказалась ещё одна невинная душа.

Через три года поймали настоящего убийцу, который дал признательные показания в том числе и по тем эпизодам, за которые осудили невиновного. Правда подтвердилась на следственном эксперименте. Бедолагу посмертно оправдали, но легче никому не стало. Жизнь растоптана, личность полностью уничтожена. Даже если бы дожил до освобождения, ничего хорошего ему не светило. Тихий мужичок был обречен с самого первого дня заключения. У любого, даже «нормально» и один раз отсидевшего, психика нарушена, восприятие исковеркано, не говоря уже о заключенном, над которым измывались с особой жестокостью.

Сегодня Гриня был особенно задумчив и не расположен к разговорам. Он размышлял о превратностях судьбы. Вчера с воли принесли известие о гибели давнего друга Ярого. Поганая смерть. Убили в колодце теплотрассы, где обитают бездомные. Ярый связался с опустившейся бабой-синявкой, а после того, как лучшего друга детства замели на зону, окончательно забухал. После чего поехала крыша и он окончательно потерял себя. Совсем плохо кончил, не по-людски. Будь Гриня на воле, не дал бы товарищу пропасть. Как, однако, судьба повернула.

С Ярым они дружили сколько себя помнит. Жили в соседних подъездах. Родной райончик считался в те времена одним из самых криминализированных – примыкал к вокзалу и, пацанва, обитавшая там, гордо именовала его «Портом». У обоих схожая судьба. Неблагополучные неполные семьи. Отца своего Гриня почти не помнил. Когда ему исполнилось четыре года, батю посадили за кражи и тунеядство, с тех пор он не вернулся – сгинул на зоне. Мать работала санитаркой в больнице, вечерами подрабатывала уборщицей в магазине. От тяжелой неустроенной жизни выпивала, и со злости дубасила нерадивого ребенка. Заниматься воспитанием было некогда, а когда Гришка подрос, то совсем справится не могла, играла бешеная кровь папаши.

У Ярого схожая ситуация, только отца не знал. В их семье росло двое. Если младший брат был спокойным, рассудительным, то Ярый являлся полной противоположностью и оправдывал свою кличку с самого раннего возраста. Матери тоже было не до детей, сутками напролет вкалывала на заводе. Дай бог одеть и накормить пацанов. Так вот они и взрослели, предоставленные сами себе. Годам к шести, Ярый с Гриней уже собирали по подъездам бычки, курили, алкоголь тоже распробовали рано. Иногда водку удавалось стащить из дома, иногда отжать у бича, валяющегося в собственной моче в кустах с недопитой бутылкой. Промышляли мелким воровством, дрались с пацанами из других дворов, отстаивая свою территорию и получая одобрение от старших «серьезных» воров-пересидок.

Когда друзьям стукнуло по тринадцать, произошло событие, навсегда определившее их дальнейшую судьбу. Пацаны обычно проводили все свое время на улице: лазили по заброшенным пустырям, недостроенным зданиям, колодцам. Однажды наткнулись на грязного дряхлого оборванца, скитавшегося возле теплотрассы. От него разило смрадом на несколько метров – до рези в глазах, а раздутая красная рожа не вызывала ничего, кроме отвращения. Гриня с Ярым видели бомжару несколько раз: собирал бутылки, рылся в помойках. Был мирным, никого не трогал, никому не доставлял беспокойства. Гриня уже и не помнил, у кого именно тогда возникла идея убить попрошайку. Без всякой причины, просто так, из любопытства.Захотелось попробовать, как это… убить другого человека.

Он до сих пор ясно помнил, как накинули петлю на шею, сделанную из пояса халата матери, как поочередно наносили удары ножом, как в лихорадочном возбуждении бежали оттуда. Отныне с Ярым были повязаны не только дружбой, но и кровью. И вот теперь, спустя много лет, Ярый закончил жизнь точно также, как этот бомж. Кто бы мог тогда подумать…Неужели за все придется ответить?

- Гриня, - оторвал от воспоминаний Гончаренко другой осужденный, по кличке Сиплый.

- Чего тебе?

- Вот скажи, Митяй утверждает, что каждый человек рождается со способностями. Кто-то может сочинять поэмы, кто-то лабать на фортепьяне. Вот он уродился с талантом преступника, и в какой среде бы рос, какая кошерная семья его не воспитывала, все равно стал бы вором.

Авторитет Грини базировался не только на воровских понятиях. Он был начитан и красиво рассуждал, поэтому к нему обращались не только рассудить споры на зоне, но и за советами. Жил он по понятиям. Принимая решения в разборках между заключенными, несправедливости не допускал. Многие любили просто поговорить, почти как с наставником.

-Митяй, ты втираешь, что родись с золотой ложкой во рту, имея батю профессора, настоящего только, а не нашего, – ухмыльнулся Гриня, кивнув головой в сторону зэка, игравшего в шахматы, - и все ништяк по жизни, все равно пошел воровать? Зачем, если все есть?

- Ну… – начал Митя, держа в руках книгу, - тут написано, все дело в генах. Все в нас природой заложено, каждый несет свой крест. Если отец, там или дед был вором, то и тебя тянуть будет. При таком раскладе получается, ты не виноват.

- Определись, за что трешь: за гены, талант или окружение. Гена воровства нет, про что базар идет?

Сиплый замолчал, туго переваривая мысль, чем наследственность отличается от приобретенных способностей и образа жизни. Гриня продолжал:

- Писать что угодно можно. На заборах видал? А это просто забор. Маркс вот тоже писал, что «бытие определяет сознание», вроде как где живешь, тем и становишься. Тебя в пионеры принимали, что коммунистом не стал?

- У Сиплого, отец простой работяга, мать учительница, дед в деревне пахал, потом на войне погиб. А Сиплый здесь чалит, - включился в разговор Профессор. – Какие у него гены?

- Ну тут все понятно, соседские, - начал подтрунивать над сокамерником Митяй.

- Гриня, а ты думаешь твоя жизнь тоже сложилась бы по-другому, родись ты в другой семье и в другом месте? - добавил Сиплый.

- Меня не спросили. Где родился, там и сгодился.

- Тогда скажи, почему одним все достается с пеленок, а другие последний хрен с хлебом доедают? – спросил Митяй.

- Тема лютая. По понятиям японцев, человек на земле живет не один раз. Каждый раз перерождается заново. Так вот, если в прошлой жизни сильно нагрешил, то в следующей родишься уродом. За это в Японии калеки не в фаворе, - продолжал Гриня и помолчав с секунду ехидно добавил, посмотрев на Митяя, татарина по национальности:

- А не потому злые косоглазки не любят некрасивых.

- Э-э, братан, зачем обижаешь? Я добрый! – хохотнул товарищ, слегка усилив акцент и сощурив и без того свои маленькие глазки. Товарищи, зная свирепый нрав Митяя, дружно грохнули от смеха, а его желтовато-смуглая хитрая морда довольно расплылась в улыбке от удачной шутки.

- И симпатичный! – Митяй, словив кураж, стал корчить рожи на разные лады.

- Ну все, разбушлатился. Полегче, - с легким давлением проговорил Гриня, не поддавшись общему настроению.

- Я кем в прошлой жизни тогда был, что в этой мне так фартит? Гитлером что ли? – Сипач встал размять ноги.

- Ты, походу, Синей бородой был, – продолжали ржать сокамерники, намекая на статью за убийство жены.

- Ага, мало мне сейчас счастья, так ещё и в будущем привалит? Чет гнилая идеология. Не, я на зоне все грехи с верхом отработал, – замотал головой Сиплый.

Как и всем преступникам, Грине была присуща одна особенность. Он очень хорошо и верно умел рассуждать о смысле жизни, достойном и низком, говоря правильные глубокомысленные вещи. Учил молодняк на зоне правилам «что такое хорошо, и что такое плохо». Его суждения во многих смыслах не сильно отличались от общих моральных норм и поведения: не воровать у своих, не стучать, не крысятничать, и так далее, в общем, не быть падлой. Если не знать все его деяния, а слушать одни слова, то Гриню можно полюбить за «чистую» многострадальную душу. Однако, все не так просто. Временами убежденность в правоте переплеталась с банальной хитростью. Ведь на зоне, как и в обычной жизни, нужны правила. Это как вдоволь награбившие в свое время люди в верхах. По мере обретения власти, начинают принимать законы против воров и грабителей, чтобы теперь уже защитить и обезопасить себя.

Особенно хорошо у Грини получалось видеть недостатки людей, причем для тех же самых недостатков у себя находились оправдания. Он шел по самому легкому пути: не боролся со своей черной стороной души, а просто находил людей хуже себя. Становится правильным казалось слишком поздно. Он просто не умел жить по-другому. Когда осуждаешь других, замечаешь чужие грехи, сам себе на их фоне уже не кажешься таким говном. И здесь присутствовала тоже хитрая, может, не вполне осознанная уловка: «ложное признание». Вслух окружающим говорится, что «я плохой человек и у меня страшные мысли в голове», но на самом деле убежден, что даже не смотря все это, ты лучше многих присутствующих.

При всех отягчающих обстоятельствах, хороших и плохих поступках, считать Гриню абсолютным злом было не верно: беспределом не занимался, паскудных вещей не творил. С нормальными, по его мнению, мужиками, общался по-человечески. Имел много друзей и товарищей, которые часто обращались к нему за помощью, зная, если будет возможность помочь – не откажет. Как мог заботился о жене и любил сына, мечтал обеспечить семье светлое будущее. Стараясь как можно дольше отгородить от влияния улицы, с малых лет отдал ребенка в спорт, предполагая, что если физическими данными пойдет в него, достигнет многого. В лучшие времена Гриня вдвоем с Ярым легко могли отбиться от пятерых, вооруженных ножами и кастетами.

Он не загадывал будущего, но отчаянно не желал сыну похожей судьбы. Искренне переживал, кем вырастет отпрыск при постоянном отсутствии отца, сможет ли жена справиться одна. Не сядет ли на иглу, не сопьется ли, не сядет на малолетку.

Размышления Грини прервались криками зэков:

- Что за кипиш?

Он выглянул из-за стоявшего рядом Сипача. Происходило нечто странное и непонятное. Несколько заключенных упали на пол, другие корчились, третьи орали надзирателям чтобы вызывали лекарей. Кругом царили гвалт и неразбериха. Неожиданно сокамерник осел тяжелым бесформенным кулем на пол, изо рта пошла пена.

- Сиплый, Сипач, - Гриня кинулся к товарищу.

Судороги волной пошли по телу. Зек одной рукой и коленом с силой прижал руки к полу, пытаясь унять приступ. Сиплый продолжал биться в страшном припадке. Правой рукой Гриня надавил на жевательные мышцы, надеясь разжать плотно сомкнутые челюсти. Однажды он видел, как оказывают помощь при эпилепсии и машинально попытался воспроизвести действия санитаров.

- Тащи ложку, – рявкнул он на застывшего Митяя.

Сипача трясло в жесткой лихорадке. Глаза невидяще смотрели в никуда, лицо покрывалось пятнами.

- Откинуться решил? - зэк перевернул тело на бок, чтобы друг не захлебнулся. – Хорош! Митяй!!!

Гриня действовал быстро и хладнокровно. Не дождавшись реакции кореша, он дотянулся до ложки и просунул её между зубами, прижав язык вниз. Сиплый шумно втянул воздух, но амплитуда непроизвольных сокращений увеличивалась. Гриня с силой удерживал Сиплого на месте, как вдруг почувствовал, что на него стал заваливаться Митяй. Откинув плечом тяжелое тело, он нащупал пульс на шее у Сипача, одновременно отмечая боковым зрением начавшиеся конвульсии у второго товарища.

- Начальник, - взвыл Гриня, - в кресты их.

В голове билось: «Отравили, падлы». Сиплому, похоже, уже ничем нельзя помочь. Отнявший ни одну жизнь, Гриня ни с чем не мог перепутать смертельную агонию.Оставив лежать друга, он перекинулся ко второму, едва дышавшему сокамернику.

- Дыши, Митяй, дыши, - Гриня поменял тактику, перевернул зэка на спину, начал резко и мерно надавливать на грудь, делая искусственное дыхание.

Через несколько минут безрезультатных усилий все было кончено. Татарина невозможно было узнать – вместо привычного естественного цвета на лице и теле проступили все цвета радуги. Глаза закатились под лоб, искаженное от боли лицо раздулось, превратившись в жуткую фантасмагорическую маску.

Гриня поднялся и сквозь туман, как при замедленной съемке, наблюдал за происходящим: заключенные извивалась на полу; пара человек пытались оказать им помощь. Кто-то отступил подальше, испуганно жался к стене, не желая ни в чем участвовать; остальные стуча по железной решетке звали надзирателей. Через минуту в помещение ворвались сотрудники ГУФСИН, раздавая удары направо и налево.

- Всем лежать! Руки за голову!

- Вы что, волки… – только успел сказать Гриня перед тем, как у него поплыло перед глазами. Он рухнул как подкошенный, не увидев, как, подбегающий «лягушонок» оторопело застыл на месте с занесенной дубинкой.

***

Яна откинулась на сиденье и закрыла глаза. Она старалась не думать ни о позывах к тошноте, ни о ликвидации, сосредоточившись на аутотренинге и повторяя про себя как мантру: «Все хорошо, я спокойна. Мое тело расслаблено. Мои силы возвращаются с каждым вдохом. Я дышу ровно и спокойно. Я чувствую себя хорошо…» Многократно проговариваемые одни и те же фразы одурманивали. Внушение сработало и Яна прогрузилась в глухое забытье.

Очнувшись от морока, женщина глянула на часы – с момента атаки прошло 28 минут. Хорошо. На восстановление ушло чуть меньше ожидаемого. Отмерила себе ещё несколько минут отдыха и вскоре интуитивно почувствовала, можно приниматься за вторую партию. Яна принялась нанизывать души новых заключенных. Первый, второй…, десятый…. Собралась силами, задержала дыхание, и… поняла, что не хватает решимости рвануть. Отталкивающе ощущения опустошения пугали. Из неё как будто на время вырывали душу. И хотя физическое истощение не сопровождалось нетерпимой болью, провал в черную яму был сродни острому приступу клаустрофобии.

«Черт побери, - подумала она, - прямо как самой себе эпиляцию в зоне бикини делать. Приклеишь восковую полоску, а потом пять минут волю в кулак собираешь, чтобы дернуть… Тут главное саму себя обмануть… Так. Зацепила и не давая разыграться страхам, неожиданно для себя самой…» - обманывая разум, Яна, стремительно оторвалась от липкой мерзости и тут же повторно обмякла в обмороке. Усилия того стоили, если бы она могла подсчитать число ликвидированных, то обнаружила бы странную вещь, подтверждающую теорию геометрической прогрессии. Во время второго захода число уничтоженных возросло ровно вдвое.

Придя в себя, она первым делом, снова посмотрела на стрелку циферблата – с последнего рывка прошло 23 минуты. «Плюс три на сборы душ в кучу. Итого двадцать минут. Пошел прогресс…»

Запал ещё оставался, но её продолжало мутить. Тошнота предательским комком подкатывала к горлу, вызывая слюноотделение как перед рвотой. Яна приложилась к бутылке с водой и, глубоко дыша, пыталась разжечь ментальное пламя. Удалось со второй попытки и скоро зло сгорело безвозвратно, уступив место чистой космической энергии, вливающейся тонкой струйкой через макушку.

Яна перестала следить за временем, всецело сосредоточившись на процессе восстановления и нового сбора душ. Не без усилий она собралась духом и осуществила очередной выброс сил...Потом снова и снова… В перерывах между чистками, сквозь полуобморочное состояние, Яна слышала вой сирен, машинально отметив возникшую суету в двухстах метрах от её стоянки. Вокруг через край била возмущенная незнакомая энергетика. После пятого захода Яна поняла - больше не выдержит. Остались на зоне недобитки или срезала нечисть под корень, её больше не волновало. Перед ней возникла следующая цель номер один - без эксцессов добраться до ночлега.

Ничего не видя вокруг, Яна подняла помутневшее стекло. Размеренно дыша, она взяла реакции организма под жесткий контроль. Сначала сосредоточилась на мелкой противной дрожи – её довольно быстро удалось унять. Потом сфокусировалась на светлом пятне впереди автомобиля. Концентрация постепенно привела к прояснению в глазах. Светлое пятно оказалось урной, освещенной уличным фонарем. Немощь потихоньку отступала. Через минуту Яна уже различала остальные предметы. Не дожидаясь полного улучшения самочувствия, она завела машину и тронулась с места. Необходимо срочно убираться подальше, пока спецтранспорт возле ИК № 10 не заполонил улицу полностью.

Загрузка...