Эйс

Глава 8. Освобождение

Чем больше свободы в выборе действий,

Тем больше шансов на пленение души.

Вернувшись в Челябинск и едва переступив порог офиса, Яна набрала сотовый Невзоровой:

- Виктория Вячеславовна, мне предложили другое место работы. Хотела спросить, мне нужно отрабатывать две недели?

Шефиня с секунду промолчала, переваривая услышанное. Она терпеть не могла, когда подчиненные неожиданно увольнялись, предпочитая позиционировать окружающим собственную инициативу в данном вопросе. Какую бы ценность сотрудник для компании не представлял, ей казалось очень важным показать, что уходящий – пустое место, балласт, которого по щелчку пальцев, легко и непринужденно заменят:

- Нет, отрабатывать не нужно. Пишите заявление прямо сейчас, - выдавила Невзорова и неприязненно добавила. - То-то я смотрю, последнее время смелая стала.

Яна не собиралась больше прогибаться под шефиню. Что она может сделать? Лишить премии, ну так это не так страшно. Желание отстоять свое достоинство оказалось сильнее перед страхом оказаться без денег. Тем более, что в случае выхода с голым окладом, ей есть чем пригрозить. Пусть только заикнется.

- Давайте так, Виктория Вячеславовна, если желаете услышать мое мнение по сотрудничеству с вами, готова высказать. Тоже прямо сейчас. Заодно окружающие послушают. Хотите? Могу рассказать о принципах начисления заработной платы на примере Разумеевой. Или мы все-таки напоследок не будем предъявлять друг другу претензии, и я уйду спокойно?

Не одна Невзорова умела давить на психику. Удерживать в подчинении большое количество сотрудников требовало от Яны определенной жесткости и умения пользоваться психологическими приемчиками. Смирнова прекрасно понимала, прилюдного удара по самолюбию Невзорова не допустит, поэтому увольнение пройдет в кратчайшие сроки. Виктория Вячеславовна, не показав вида, что её беспокоит факт выхода из-под контроля увольняющегося сотрудника, и в особенности фраза про зарплату, с секунду помолчала, а потом высокомерно заявила:

- Мне нет нужды выслушивать ваше мнение. Не интересует, - и тут же поспешно более миролюбиво добавила, - идите уже, Христа ради…

Яна взяла листок бумаги, и не успела поставить дату в конце написанного заявления, как Лена по-дружески сообщила об удалении её аккаунта из общего чата с комментарием шефини:

«Мы приняли решение расстаться с Яной Смирновой. С сегодняшнего дня она не является сотрудником компании. По всем вопросам обращайтесь к Елене Галкиной».

Изощренная в своей незамысловатости формулировка сообщения явно намекала на то, что Яну уволили по инициативе Невзоровой, но без прямого на то указания. Шефиня хоть немного, но подосрала в имидж бывшей подчиненной.

«Даже не предъявить по этому поводу… Вот же курва, - прочитав пересланное Леной сообщение, подумала Яна, - ладно отрабатывать не придется, хоть в этом паскудность на пользу».

Дожидаясь оформления документов бухгалтерией, Яна размышляла о человеческих грехах.

«Допустим, Невзорова, весящая два центнера… Если не брать во внимание её сволочные человеческие качества, зашла бы в категорию невозвратных только из-за греха чревоугодия? Со светской точки зрения, исключая недоказанное воровство зарплаты у персонала, она почти законопослушна. Тонкие материи, как гордыня и зависть не поддаются четкой квалификации и не имеют аналогов в статьях уголовного кодекса различных стран. Обжорство тоже не попадает под осуждение в обществе, поскольку не несет фатального вреда окружающим, хотя на самом деле, чревоугодие считается смертным грехом. Если смотреть шире - непомерное массовое потребление человечества наносит ущерб окружающей среде. Сейчас как-то на этом в проповедях внимание не акцентируется, а в современном социуме наоборот, не дай бог назвать жирную жирной. Сразу начнутся обвинения в дискриминации. Бодипозитив, мля… Божьи заповеди существенно разнятся с общепринятым законодательством и постепенно скатываются к повальной толерантности и оправданию любой патологии.

По большому счету, к греху чревоугодия можно присовокупить алкоголизм и наркоманию – тоже чрезмерная угода во вред собственному телу… Возникает параллель с еще одним грехом - самоубийством.

Наложение на себя рук - проявление неблагодарности за подаренную жизнь и физическую оболочку. Жрущие и пьющие точно также неуважительно относятся к своему телу. Ежедневно и целенаправленно уродуют его излишествами. Приближают смерть раньше срока и по факту - занимаются саморазрушением. Зря. Согласно восточной философии, презревших щедрость бога к изначально здоровому телу, в следующей жизни одарят кривым и косым. Не уважаешь исправное, ломаешь, получи сразу плохое».

Время оформления «увольнительной» в размышлениях летело не заметно. Мысли Яны галопом перескочили на другую, более животрепещущую. После чистки колонии, она до слез была благодарна за несказанную божью милость: не могла видеть или переживать деяния преступников. Ей оказалось доступно лишь знание степени чистоты и это истинное благо, поскольку ни одна человеческая душа не в состоянии пережить совершенные этим миром мерзости.

«Господи, - повторяла она. - Какое счастье, что не придется разбираться в сложностях весовых категорий или степени алкоголизма! Дана четкая установка, острое чутье соответствия уровню греха. И слава богу! Остальные нюансы волновать не должны. Я всего лишь исполнитель воли всевышнего…»

- Магазины сегодня шампанское откроют, - протягивая трудовую книжку не преминула впрыснуть яда главбух Мария Николаевна. – Отпразднуют!

Повязанная воровством поддерживала любое решение коллеги, особенно по увольнению неугодных.

- Мария Николаевна, я думаю они больше обрадуются, если вы выплатите столько, сколько действительно людям начислено, а не по поддельной ведомости. Не правда, ли?

Яна с презрением смотрела прямо в глаза плохо прокрашенной пожилой блондинке. Едкая улыбка бухгалтерши сползла с лица.

- У нас документы в порядке…

- Не гневи, старая… Лучше молчи сейчас! – Яна жестко смотрела в упор, понимая, что передней не девятый уровень. Грешна, но не настолько, что её нужно прикончить.

Она не стала козырять наличием фотографий, подставляя секретаря под удар. Однако, этого и не потребовалось. Бухгалтерша поспешно захлопнула рот, поджав узкие, намалеванные яркой помадой губы, и заторопилась с расчетами.

Через пять минут Яна получила все положенные выплаты, несколько превосходящие ожидания, и «вольную».

Насыщенный событиями день подходил к концу. Личная свобода ещё не успела расправить крылья, всю прелесть она ощутит чуть позже, сейчас же, полное опустошение и усталость перекрывали все другие ощущения. Изнеможение было не столько физическим, к переездам она давно привыкла, сколько моральным. По дороге Яна собрала все пробки города и в конец разбитая завернула к дому.

«Теперь осталось доползти до кровати» - медленно вертела головой Яна, выискивая место припарковаться. Места во дворе было не много и жители дома ставили автомобили очень дисциплинированно, плотно, оставляя между дверьми ровно столько места, сколько требуется протиснуться. Как иначе: ближайшая парковка почти в километре всегда переполнена, а приткнутся надо каждому. Яна проехала в самую глубь двора и недоуменно уставилась на черную «Калину». Машина незнакомая. Залетные гости небрежно бросили её наискосок, заняв два с половиной парковочных места, которые ценились на вес золота. Стоявший рядом Фольксваген соседа снизу, очевидно подъехал позже Калины. Ему пришлось залезть колесами на высокий бордюр, подмяв часть газона.

Яна остановилась, свободного закутка больше не было.

«Ну что за придурок!», - досадливо фыркнула она. Ей вовсе не хотелось перегораживать выезд, дожидаться сработки сигнализации, выходить и переставлять тачку. Мечта сразу завалиться спать накрывалась медным тазом.

Яна снова перевела взгляд на Калину, раздумывая как лучше поступить, однако провидение внесло свои коррективы. В дверях подъезда показался шибздик. По прикидкам, он был даже ниже её метра шестидесяти трех. Вышедшему можно было вообще ничего не делать, чтобы вызвать антипатию. Яна не любила иметь дел с тощими маленькими мужичонками. Считала, что те частенько компенсируют скромные физические данные крайней вредностью, заставляя людей хоть как-то считаться с собой.

«Маленький Мук» тащил на плече огромную клетчатую китайскую сумку, в которой мог поместиться целиком, прихватив в придачу здоровенный арбуз. Следом нарисовалась полноватая девица с младенцем на руках.

«Ух, хорошая такая, сучья сущность, - автоматически прощупала молодую мамашу Яна.- С тенденцией через годик-другой к полному засору ауры. Скоро грязное гнилое душевное болото затянет остатки положительного безвозвратно».

Включив поворотник, Яна подъехала ближе, дав понять, что ждет, когда сможет припарковаться. Задохлик открыл багажник и не спеша начал загружать пожитки в машину. Он прекрасно видел моргающий автомобиль, но всем видом демонстрировал полное безразличие. Девица засунула переноску с ребенком на заднее сиденье и оставив открытой дверь, что-то бестолково поправляла в багажнике, украдкой бросая взгляды на Яну. Лениво переговариваясь с благоверной молодой человек достал сигареты и закурил.

Ментально чувствительная Яна точно знала - это не ожидание третьего пассажира. Парочка тянула время нарочно, придавая себе значимость. Их возмущенная энергия постепенно нарастала. Предвкушая назревающий скандал, они буквально наслаждались пассивной и ничем немотивированной агрессией. Прошла минута, две, три…. Наконец Яна устала сидеть, опустила стекло и поинтересовалась:

- Вы зачем так машину поставили? Все парковочные места перегородили. Может уже отъедите?

- Тут было занято, вот мы так и поставили, - ответил шибздик.

Яна на секунду впала в ступор. Откровенная тупость, пожалуй, единственное, что могло повергнуть её в подобное состояние. Когнитивный диссонанс. Как можно нести откровенную чушь, не беря во внимание явную нелогичность и нарушение законов пространства? Тут совершенно исключены варианты, при которых требовалось бы ставить автомобиль наперекосяк. Ответ означал одно - наглость и самомнение. Нелепый отмазон с уверенностью, что все окружающие дурнее его.

- Ну сейчас-то можете отъехать?

- Нет! Не можем отъехать! – неожиданно заверещала девица. Она залезла в сумку, достала бутылочку с детской смесью и демонстративно сунула в рот ребенку.

«Безмозглые, - подумала Яна. – Ни встать нормально, ни отъехать. Дело доли секунды».

- Почему?

- Я ребенка кормлю!

- Вы только что вышли из квартиры и тут же начали кормить ребенка? Ни секундой раньше, ни секундой позже?

- У тебя, видно, своих детей нет! Вот где он захотел есть, там и кормлю! – нервно заорала «яжематерь», очевидно криками убеждая саму себя, что в дороге ребенка кормить никак нельзя, как и задержаться на минутку с кормлением. Хотя Яна подозревала, что ребенок вовсе не голоден. По крайней мере, до сунутой бутылочки он даже не пискнул. – Какого хера ты тут встала?

- А ты чего орешь, как истеричка? – поинтересовалась Яна, подумав, не подавился ли ребенок от истошных воплей, поскольку дверь Калины оставалась открытой.

- Ты сама орешь, как истеричка! - ещё сильнее взвизгнула «яжемать».

Яна про себя машинально отметила три вещи: первое, девка точно умственно ограниченная, точь-в-точь повторяет за оппонентом слово, не придумав ничего иного. Второе – девицу вовсе не заботило состояние малыша, было важно утереть нос незнакомке. И третье - дело не в обычной послеродовой депрессии, распространенном явлении после разрешения от бремени. Корни агрессии лежали намного, намного глубже.

- У-у-у, - протянула Яна, решив свернуть скандал и откинулась на сиденье в глубину машины, показывая, что на этом разговор окончен.

- Чего ты укаешь, я сейчас укну тебе! – не унималась молодая мамаша, переходя на угрозы.

- Давай отъезжай, нам места мало выехать – поддержал благоверную ущербный.

На самом деле, машина им совершенно никак не мешала, но мелочный говнюк из принципа решил «задрочить тетку». Яна со своей стороны, из принципа могла остаться на месте, но плюнув на дураков, утопила рычаг и едва включив заднюю скорость, снова услышала вопль придурковатой мамаши:

- Давай овца, выезжай, сказали!

Откровенное хамство стало перебором и явной ошибкой. Яна высунулась в окно и рявкнула так, что мат услышали в соседнем дворе.

- Завали ебальник, сука!

Девица принадлежала к тем, кто внемлет исключительно зуботычинам и матюгам. Грамотную корректную человеческую речь принимала за слабость интеллигента, а уход от скандала за неспособность противостоять. Только заблуждалась насчет незнакомки. Яна и без своих супер-способностей могла загнуть разговором любого. Опыт руководителя борзыми торгашами не пропьешь. Но сейчас у неё не было ни желания, ни моральных сил выражаться литературно и достойно осадить шалаву. Прекрасно понимала – в таких случаях лучше пугать своей неадекватностью. Проще жестко и грязно обматерить, чем воспитывать. Народ мудр. Народ говорит: «Поскольку времени немного, я вкратце матом объясню». По крайней мере, действует гораздо эффективнее, если конечно, нет желания вступать в дискуссии и заниматься просветительством.

Пришла очередь растеряться девице. Столкнувшись с тем, кто не уступит, при этом не боится ни ее, ни задохлика-супруга, желание раздувать конфликт мгновенно испарилось. Не услышав от благоверного слова поддержки, мамаша обиженно выпучила глаза, крепко сжала челюсти и замолчала. Подобно энергетическому вампиру, скандалистка получила желаемый негативный поток грязи и злобы, которым питалась от окружающих. Угрожающей волны оказалось с лихвой. Девица едва не захлебнулась от переизбытка недружелюбной силы, наполнившей с верхом и грозившей целиком слить в воронку преисподней. Инстинкт самосохранения беспокойно всколыхнулся, заставив хозяйку опасливо притихнуть.

- Как ты только с ней живешь, - напоследок бросила муженьку Яна, поднимая стекло. – Беги! Иначе она тебя с говном сожрет!

Девица продолжала угрюмо молчать, а Яна, сдав назад, тут же пожалела о своих словах.

«Ну и зачем я это сказала? Задрот ведь ненамного лучше. Жизнь друг другу обоюдно покалечат. И ребенку заодно».

Яна физически чувствовала, как возмущенное поле девицы разрывает жуткая, необоснованная ненависть. Злоба зиждилась на страхе, на собственных ограниченных возможностях круто ответить, презрении к мужу, не способному выступить защитником. Парочка влезла в автомобиль. Калина продолжала стоять. Внешний скандал с азартом перетек в разборки между собой.

Финалочка тяжелого дня добила Яну окончательно. Она неожиданно испытала полное и бесповоротное разочарование в людях. Сокрушительное чувство безысходности ввалилось острым спазмом через макушку, оседая в основании черепа. Кровь тяжело и гулко била в виски, дыхание замерло на выдохе. Перед ней пронеслась вся черная энергия, от которой пришлось избавляться в последние дни. Отваливающаяся грязными иссохшими кусками порочность сотни умирающих и гнусная энергия, одномоментно всплыли перед глазами. Вся чистка показалась вдруг бессмысленной. Не успеет она освободить землю от крайних степеней грехов, как подоспеют новые. Вот-вот подтянется яжематерь, балансирующая на грани, а потом и дитятко подрастет. Скандалы, впитанные в сознание сызмальства и аморальные семейные принципы, оставят глубокий отпечаток на психике ребенка. Воспитанный в злобе и неуважении к окружающим, новый член общества даже не будет подозревать, что можно жить с другим мировоззрением. И вот через несколько лет миру явит лик новый невозвратный.

Пара, вне всяких сомнений, в дальнейшем разведется. Внутрисемейные проблемы, однозначно есть, счастливая баба на пустом месте припадочно орать не будет. Шибздик, возможно, совсем скоро подберет себе боле менее вменяемую супругу. Учитывая грядущий гендерный перекос, задохлику однозначно повезет. Хуже, уж точно не будет. Но какая травма, какая боль сидит в молодой мамаше, что намеренно провоцирует людей, и потом с ожесточением кидается на придуманных врагов? Стремление к саморазрушению? Потаенное нежелание жить?

Яна знала, причины порока и деструктивного поведения находятся не на поверхности. Залегают гораздо глубже. Личность формируется не только под влиянием личного опыта. Каждый несет на себе отпечаток своего рода – как положительный, так и отрицательный. Любая психоэмоциональная травма предка записывается на подкорке потомка, если она произошла до его рождения.Войны, сильные стрессы, голод, потери, совершенные преступления - позднее всё сказывается на психическом или физическом здоровье будущих детей, внуков, правнуков. Особо тяжелые проступки передаются на многие поколения. Не даром в старину самым сильным проклятием считалось проклятие до седьмого колена.

Человек волей-неволей получает участь, отягощенную грузом предков. Этим объясняются наследственные болезни, передаваемые от родителя детям, схожие моменты в судьбе с родственниками. Одни своими поступками в жизни исцеляют свой род, другие добавляют ему горя и страданий. В последнем случае, чаша рока в конечном итоге переполняется, гнет становится настолько невыносимым, что дети рождаются с крайне тяжелыми последствиями, неизлечимыми физическими заболеваниями или отклонениями в психике. Из последних часто вырастают маньяки, извращенцы и ублюдки, добивающие свой род окончательно. Личности, понимающие какие поступки совершают, но не желающие бороться с собой, и не испытывающие стремления что-либо исправить, как раз относились к числу девятого-десятого уровня. Именно они подлежали уничтожению, поскольку при любом раскладе, возврата к человеческим ценностям не произойдет.

Яна в глубине души понимала, «яжематерь» глубоко несчастна и не совсем здорова психически. Возможно, стоило её даже пожалеть, но сейчас моральная усталость, чувство вины за массовые убийства, не желавшее глушиться чувством долга, перекрыла разум.

«Нахрена с такими психологическими и семейными проблемами детей рожать?! Кто там вырастет? Такой же истеричный наглый выблядок или забитый озлобленный, человечек, глубоко загнавший психологические проблемы внутрь, которые в подходящий час выльются в самые неожиданные формы? Сука, человечество обречено! Убьешь старых, на смену им растут новые! Все, с меня хватит! Гасите сами всех! – взвыла Яна, обращаясь к высшему разуму, наградившему её силой. – Никого не исправить. Уебков не победить!»

Мысли тучным роем пронеслись в голове за одну секунду. В этот момент она материла высшие силы, всучивших страшный дар; преступников, из-за деяний которых ей пришлось самой стать убийцей. Ненавидела коллег во главе с начальством, паскудных соседей. Яну мутило от человеческой гадости, грязи и мерзости. На душе стало невыразимо паскудно. Последней каплей оказалась семья гопников. Совершенно очевидно назревал нервный срыв. Пережитый стресс после расправы в колонии догнал почти через сутки.

«Какое у меня право на убийство? В честь чего я должна распоряжаться жизнями людей. Пусть даже отвратительных! Кто я вообще такая, чтобы решать кому жить? - накручивала себя Яна, не подозревая, что просто так от взятых обязательств не избавиться. - Почему на меня свалилось какое-то говно, а не добрые силы? Почему не возможность исцелять, совершать чудеса, сеять доброе вечное? Стать нормальным мессией с позитивными задачами? Почему должна нести смерть и страдания?»

Нет, не об этом Яна мечтала всю жизнь. Сейчас, она отчаянно испытывала острое желание освободиться от свалившегося зловещего бремени. Жалея себя, Яна почувствовала, как от мыслей заломило голову, во рту пересохло, накрыл внезапный жар. Чем большую убежденность она испытывала в ошибочности возмездия, чем настойчивее отказывалась от новых способностей, тем ей становилось хуже. Буквально за одно мгновение, за одну пронесшуюся крамольную мысль о несправедливости, Яну полностью обесточило. Её мутило, бросало в холодный пот, а она яростно продолжала сопротивляться неведомым силам до тошноты, до спазма во всем теле. Яна безмолвно кричала о чудовищном, ошибочном пути. Если в эту минуту отчаяния высшие силы изъявили готовность услышать, она бы отказалась от выполнения миссии, сгоряча скинула с себя полномочия. Но сверху бесстрастно безмолвствовали.

Калина медленно тронулась, освобождая место для парковки и по черепашьи поползла мимо. Девица с искореженным от ярости лицом что-то выговаривала, не глядя в сторону Шевроле. Все происходило словно в замедленной съемке: заторможенный поворот головы, плавное переключение скорости. Воздух вокруг застыл. Яна могла рассмотреть свет фар в движении. Апогей, точка, и вдруг в один миг все рухнуло. События завертелись с бешеной скоростью. Наверстывая упущенное, Яна разразилась грязной бранью, отдавая накопленную боль через отборный трехэтажный мат. Внезапно ей полегчало. Выплеснутой ложки отчаяния хватило, чтобы давление клокотавших эмоций снизилось. Страшная составляющая произнесенных ругательств, нежданно-негаданно вернула самообладание.

Она нажала на газ, дерзко и лихо втыкая на освободившееся место автомобиль, не заботясь ровно вывернуть колеса после остановки. При этом Яна одновременно, не отдавая себе отчета, растягивала прилипшую нить «яжематери». До дома доедет расписная, как хохлома. Будет повод прижать хвост.

Миссионерку кидало из крайности в крайность. Секунду назад она сетовала на обретенную способность убивать, а в следующий миг применяла её по назначению.

Яна на автопилоте поднялась в квартиру, открыла дверь. Едва переступив порог, разжала руку, громко брякнув сумкой об пол, и на ходу снимая с себя одежду, устремилась к кровати. Она мечтала, чтобы её оставили в покое, хотела забиться туда, где её никто не найдет и будь что будет. Женщина нырнула в холодную постель, скрючилась в позу эмбриона и накрылась одеялом с головой, оставив наружу только нос. Психика не справлялась с нагрузкой. Организм, защищаясь, стремился к забытью, полностью блокируя внешние раздражители. Мозг отказывался что-либо анализировать, закатывая в подвал сознания причины нервного срыва. Недавние происшествия теряли значение, чувствительность притупилась, мысли густым туманом уносились вдаль, осушая слезы на лице. Яна проваливалась в спасительную дрему.

Тем временем, лежа на ламинате своей гостиной, в вечный сон погружалась и Виктория Вячеславовна.

***

Ласковые невидимые облака качали Яну в невесомости. Она парила высоко над землей, забавляясь с окружающим пространством: любое, малейшее движение кончиками пальцев отзывалось в воздухе переливчатой волной. Разноцветные блики, словно круги на воде, расходились в разные стороны. Мягкие, полупрозрачные волшебные искорки, ярко вспыхивали, кружили вокруг волшебными снежинками, а затем постепенно растворялись в чудесной благодати. Необыкновенно приятная нежная музыка разливалась негой по телу. Вокруг царили спокойствие и наслаждение. Перед глазами возникали пророки и мессии, ставшие духовными вождями человечества. Все они имели одно божественное происхождение и пускай возникали в истории человечества в разные времена, и их учение выливалось в разные конфессии, священной сути это не меняло.

Постепенно ясный небесный свет начал менять окраску, жадно впитывая в себя невесть откуда взявшиеся темные тона. На чернеющем фоне мелькали лица мужчин и женщин, которых она никогда не видела, но знала о них седьмым чувством. Проскочил мимолетным видением Витёк, вспыхнул и тут же погас образ Невзоровой. Тучи сгущались, пока не стали совсем тягучими, мрачными и тяжелыми. В поглощающей свет черноте огненными стрелами, вызывающими тревогу, высветились цифры и руны. Гулкий низкий голос произнес:

- Время идет. Срок 7 лет, 7 месяцев, 7 дней, 7 часов, 7 минут, 7, 7, 7…

Глубокий звук стихал, пропадая в дали, руны гасли. На их месте проявились четыре серых мутных облака, угрожающе быстро разрастающиеся в размерах. Заполнившееся тьмой пространство вдруг резко взорвалось, разорвав черную густую пелену. Яну вышвырнуло из сна.

Чудовищный взрыв с горящей атмосферой и разлетевшейся на осколки вселенной на некоторое время задержались в реальности. Яну лихорадило, сердце раздирало грудную клетку. Чувство апокалипсиса и непередаваемого горя не давало полно вздохнуть. Её сотрясало в невидимой центрифуге, крутило, перемалывало, но другой боли, кроме давления в груди, не ощущались. Страдания выливались через черную воронку где-то далеко внизу. Широко открытые глаза смотрели в кромешную жуткую тьму, заворачивающуюся смерчем. Яна находилась в эпицентре хаоса. Лишь только в голове четким размеренным ритмом с тактом в две секунды шел отсчет, вытаскивая сознание из потустороннего мира.

-… четыре, пять, шесть, семь!

На последнем счете кошмар начал отступать. Постепенно проявились очертания темной комнаты. Сквозь рассеивающуюся мглу она начала различать окно, собранные волной шторы, кресло, стены. Яна с трудом отходила от шока. Первой отреагировала кожа. Мокрая от слез подушка и слегка влажная шелковая простынь неприятно холодили, скомканное одеяло валялось в самых ногах, прикрывая только ступни, от чего было ненамного теплее. Вскоре тело начало согреваться. Звенящие конечности успокаивались, дыхание приходило в норму, Яна шевельнулась. Все функционирует, все на своих местах. Разорванная плоть – лишь плод дурного сна. Действительность медленно, но верно возвращалась.

В голове абсолютно ясно и безоговорочно прояснился смысл увиденного. Пути назад нет. Пророки и помазанники божьи, несущие свет, уже не раз приходили на землю, увлекая своим учением сотни тысяч на путь истины и добра, но человечество неизменно сворачивало не туда. Настал черед других посланников. Яна обречена на миссию, и ничто не в силах изменить предназначение. Ответ на вечерний эмоциональный всплеск, апелляции не подлежал и вместо снисхождения, содержал четкие сроки.

На улице давно стемнело. Город выглядел непривычно сиротливо. Горевшие фонари и опустевшие проспекты говорили о глубокой ночи, но после такого сна Яна и помыслить не могла об отдыхе. Непреодолимое желание немедленно действовать, буквально вытолкнуло с кровати. Нельзя терять ни секунды. Ко всему прочему необходимо прикрыть общей волной пятнистых неосмотрительный наезд на «яжематерь». Наверняка, уже в больнице отирается с подозрительными симптомами.

Яна вышла во двор, села в пыльную от долгих переездов машину с заляпанными фарами от мошек и, стараясь не сканировать местность, покатила по городу. Задача казалась донельзя простой, решение лежало на ладони. Эта ночь должна превратиться для преступников в справедливое возмездие. Должна рассчитать заключенных на первый-второй. Одну колонну спящих отправить в небытие, а другой, по пробуждении, перевернуть сознание и вернуть в мир человечности. Время крайне удобное, и стоит попытаться осадить рвение ФСИН, предупредив через Авдеева о спокойной и планомерной ликвидации последствий атаки. Ни к чему суета, «военные» действия, сирены и устрашение жителей с неминуемой массовой истерией.

Яна неслась по широкому поблескивающему шоссе в сторону Копейска, города-спутника Челябинска, находящегося в 15 минутах езды от Ленинского района. Её интересовал даже не сам Копейск, сколько поселок Потанино, где окопалась одна из самых проблемных колоний, давно заработавшая дурную славу как постояльцами, так и личным составом служащих ФСИН. Яна наперечет знала все камеры на своем пути и заблаговременно сбрасывала скорость на нужных участках. Сравнительно небольшой город она проскочила по центральному проспекту за несколько минут и свернула на загородную дорогу до пригорода, вдоль которой лежали широкие необработанные поля и полузаброшенные сады.

Садоводы бросали большие участки вблизи города даже с достроенными домами из-за повального воровства. Местные жители и их отпрыски, которым, вероятно, помогали друзья и родственники приезжающих на свидания в ИК, перли с садов все подряд, что только можно было только унести, включая урожай. Даже то, о чем профессиональный вор помыслить не мог и побрезговал бы взять у бабульки, копошившейся на грядках.

Вандалы срывали навесные замки, расхищали видавший виды ржавый рабочий инвентарь, тащили сломанные стулья, отдирали утеплитель с внутренней обивки домов и даже выкапывали боле менее добротные столбы, подпирающие деревянный забор. Если хозяин, не дай бог, решил оградить свое добро и ставил железное ограждение или решетки на окна, спиливали болгаркой и сдавали в металлолом. Председатель сада, круглогодично проживая в одном из немногих функционирующих капитальных домов, он же по совместительству охранник, сам с большой охотой участвовал в набегах, за что был однажды пойман и жестко бит. Вновь избранный двумя землекопами председатель, судя по всему, полностью перенял навыки старого.

Если в садах нечего было украсть, тупая сволота просто гнусно бессмысленно гадила. Выбивала деревянные рамы и стекла, срывала с петель двери, унося в неизвестном направлении, валила заборы, а если это было слишком трудозатратно, выламывала доски. Некоторые вспарывали старые диваны, оставляя записку хозяевам: «Хороший траходром», мазали говном дверные ручки совершенно незнакомым людям и просто срали на столах.

Полиция бездействовала, не хватало им ещё разбираться со старым садовым хламом и заниматься заведомо дохлыми делами. У садоводов в конце концов опускались руки. Они досадливо плевали на участок, предоставляя бурьяну и разрастающемуся вишняку распоряжаться плодородной жирной землей, в меру удобренной природной глиной.

Место заключения отравляло всю округу. Сотни нездоровых голов источали в атмосферу ненависть и скверну, которые не могли раствориться бесследно, а ядом проникали в жителей, живущих поблизости. Отрицательные выбросы дикостью и мерзостью пропитывали все вокруг, подселяя отвратительные мысли в тех, кто рядом находился на свободе. Оседали на всем укладе жизни и порождали новой виток зла.

Яна раз и навсегда решила перекрыть источник, через который дьявол проникал в мир людей.

Возникшее после атаки недомогание, прошло довольно быстро, не так критично сказавшись на самочувствии, как в прошлый раз. К удивлению, на восстановление ушло не больше десяти минут. Подсчет попавших под грабли возмездия Яна не вела, возможно их количество оказалось несравненно меньше, но в любом случае, она была полна сил и решимости действовать. Первая масштабная чистка взмахнула стартовым флажком.

«Да, здесь не захалявишь, - подумала Яна, разворачиваясь в город – Выкладываться придется по полной, без оглядки на время суток. И в отличие от торговой компании, с миссии не уволишься».

Параллель с работой освежила тему увольнения. Теперь отпала необходимость ежедневно крепить подчиненных, постоянно гонятся за прибылью и искать в магазинах недостатки, выслушивать придирки начальства, обеспечивая себе нервяк по мелочным поводам. Осознав, что труд на привязи окончен, Яна внезапно испытала невероятное облечение. Она почувствовала, будто с горба сняли тяжелый камень, который, сама того не замечая, много лет волокла по привычке. Избавление от гнета вызывало смешанные эмоции: ощущение радости с одновременной боязнью будущего. Иллюзий нет, одни проблемы заменятся на другие, более острые и значимые, но здесь хотя бы понятно, ради чего рисковать жизнью на трассе и испытывать непреходящий стресс. Все четко и максимально честно для себя. Напрягал лишь один весьма щекотливый момент: на осуществление миссии потребуются очень приличные деньги: проживание, перелеты, транспорт. Яна никогда не боялась смотреть правде в глаза и заранее морщилась. Добыча средств окажется не самым праведным моментом её деятельности.

Без спешки проезжая мигающие желтые сигналы светофоров, и минуя световую рекламу, заполонившую столицу Южного Урала, миссионерка добралась до следующей цели. Она остановилась примерно в квартале от СИЗО, в соседстве с двумя рядом расположенными ИУ: женской «пятеркой» и мужской «тройкой» на Российской. Яна намеренно встала на парковку подальше от основной цели, планируя пешим ходом подобраться поближе. Перспектива засветиться на камерах перекрестка возле закрытых заведений не прельщала. Хоть номера грязного автомобиля были заляпаны и слабо различимы даже с близкого расстояния, рисковать не хотелось. Всегда существовала опасность, что при должном старании и впечатляющих возможностях современных средств наблюдения, владельца автомобиля смогут идентифицировать. Ночные же гуляния с обретенными способностями совершенно ничем не грозили. Теперь можно спокойно слоняться по самым неблагополучным районам.

Петляя между однотипными серыми многоэтажками, похожими друг на друга как близнецы, Яна приблизилась на безопасное расстояние к забору колонии и настороженно замерла. Сконцентрированная на сравнительно небольшой площади гнетущая энергетика дремала.

Стараясь не дотрагиваться до пограничных, она осторожно нанизала жизненные нити невозвратных, смотала в один клубок и испытав знакомый приступ отвращения разом рванула. Неожиданно земля ушла из-под ног, Яна как подкошенная рухнула на землю. Несущая смерть переоценила свои возможности, самонадеянно хапнув больше положенного. Предательская слабость, к счастью, продлилась недолго. Через несколько минут Яна очухалась и шатаясь как пьяная, прошла метров триста в обход бетонного ограждения: в дальнем бараке ещё оставались невозвратные души. Плохое самочувствие не повод оставлять в живых конченных паскуд. Через полчаса последняя жизненная сила была переработана, обнулена и выдана в тонкий эфир. Обе колонии и следственный изолятор, стоящий через дорогу, можно вычеркивать из длинного зловещего списка с чувством выполненного долга.

Вернувшись в машину, Яна неопределенное время бездвижно сидела, не моргая глядя на панель приборов. Её не посещали ни мысли, ни эмоции, она находилась в вынужденном анабиозе и была совершенно глуха к любому внешнему воздействию. Казалось, что душа, разум и тело существовали отдельно друг от друга. Из странного состояния вывел слепящий след фар. Во двор заехал припозднившийся местный житель. «Семерка…» - машинально определила уровень Яна и перевела взгляд на лежащий рядом «левый» телефон с одноразовой симкой. Теперь можно оповестить МЧС.

Формулировка сообщения возникла сама собой, в ней не содержалось ничего лишнего и в тоже время все предельно ясно. Неверные толкования требовалось свести к минимуму. Это тот самый Чеховский случай, когда краткость – сестра таланта. Первое послание, с указанием номеров пострадавших ИК, ушло Андрею, а второе вылилось в посты в Инсте и Контакте. Не ограничиваясь кратким, но жестким пояснением происходящего в колониях, Яна опубликовала выдержки из письма МЧСникам и рекомендациями пересмотреть жизненные ценности. Пока подписчиков на её страницах особо не наблюдалось – сотня случайных ботов не в счет. Но если власти сделают все как надо, опубликуют письмо и не заблокируют аккаунты, к утру следующего дня все изменится. Важная просветительская часть выполнена, можно отправляться домой.