Фарватер Чижика

Глава 24 Море волнуется раз

— Чижик, не пора ли нам восвояси? — спросила Лиса, а Пантера просто встала, всем видом подсказывая ответ.

— Едем, — согласился я.

Андрей Николаевич тоже поднялся:

— Да, пора.

Остальные засуетились, подходили к Стельбову и говорили приличествующие ситуации слова: что очень рады, что совершенно уверены, и что в новом году будут работать, не покладая.

Нам слов никто не говорил, а просто благожелательно улыбались, радуясь, что дорогие гости меру знают.

Выйдя наружу, Стельбов что-то сказал Ольге. То есть я слышал, что он сказал, но притворился, что не слышу: говорил Андрей Николаевич тихо, не для публики.

— Нет, папа, лучше ты к нам, — ответила Ольга. — «ЗИМ» не «Чайка», но места у нас много. Женя ведь со всеми поедет, в автобусе? — это она обратилась ко мне.

— Со всеми, — подтвердил я. Женя и в самом деле поедет со всеми, потому что хочет накатить сто пятьдесят, а с нами это неудобно.

— И Чижик — водитель осмотрительный, ни разу не лихач, — продолжила Ольга.

— Добро пожаловать на борт, — сказал я. — Резина новая, зимняя, надежная.

— Ну, ладно, — согласился Стельбов.

Но с отъездом пришлось чуть помедлить: из Замка вышли Зуев и Паша, оба с большими плетеными корзинами. Вышли и пошли к «Чайке».

— В дорогу, чтобы не скучали, — сказал Зуев.

— Ты вот что… — Стельбов был недоволен. Не любил он подношений, тем более публичных. — Ты студентам это дай. Им нужнее, студентам.

— Студентам, так студентам, — легко согласился Зуев.

— Не вздумай отказываться, — шепнула Лиса. — Мы завтра к Ленке собираемся.

Лена Семенихина, счастливая мама, отстала от нас на курс, академический брала. Живет сложно, мужа нет, родители не в восторге. Девочки её опекают. Правильно, нужно помогать, если в меру. А со вкусностями в Черноземске последнее время не очень, чтобы очень. Разве на рынке купить полкило мандаринок, но на рынке недёшево. А тут Новый Год, всякому хочется праздничного на столе.

Провожающие поставили корзины в багажник.

Организовалась колонна: впереди милицейская «Волга» с полковником, затем «Чайка», следующие мы на «ЗИМе», и замыкает опять милиция, «Жигули» с майором. Её, милиции, было много больше, но Стельбов, памятуя о семи няньках, избыток отпустил еще в прошлом году.

И мы тронулись. В смысле — начали движение.

По Каборановску ехали неспешно. Двадцать пять километров в час. Я настоял. Я-то трезвый, и в колонне нашей водители трезвые, ну, надеюсь. А вот остальной народ славного города может и перешагнуть границу. Выскочит на дорогу, тут-то мы и начеку. С двадцати пяти тормозить не сложно.

— Красота какая! — сказала Лиса.

Дорога делала петлю, и мы снова увидели Замок. В просвете меж туч показалась луна, почти полная, яркая, и вид получился вполне романтический. Хоть картину пиши. Или фотографируй. Жаль, что нет у меня такой плёнки, которая вместила бы ночной пейзаж.

Надежда сидела рядом, на переднем сидении, а заднее мы отдали Стельбовым, отцу и дочери. Может, поговорить хотят, или просто побыть рядом.

— Я включу радио? — спросил я пассажиров.

— Включай, включай, только негромко, — разрешил Стельбов.

Венское радио передавала музыку Штраусов. Для начала года — годно!

Радио — это для Стельбовых. За музыкальной завесой можно говорить свободнее, вальс заглушает голоса.

И они говорили. Немного.

— А Ворона больше нет, — сказала Лиса. — Улетел Ворон. Еще летом. За радиохулиганство оштрафовали, конфисковали аппаратуру, он и уехал. Нам Люба рассказала.

— Кем же он был?

— Инвалид. Он в армии срочную служил, что-то там произошло, вернулся инвалидом. Без ноги. От колена и ниже. Выучился на бухгалтера, заочно, работал в Доме Быта, а после работы хулиганил в эфире. Свободный оператор, вольный каменщик. Ну, а как отобрали магнитофон и приёмник, он обиделся и уехал.

— Куда?

— Собирался на север, в Заполярье. Пора и мир посмотреть, говорил, бухгалтеры везде требуются. И денег заработать. Новый магнитофон купить, радиоприемник, детали всякие…

Вальс «На прекрасном голубом Дунае» звучал маняще, чарующе. Видели мы этот Дунай. Не очень-то он и голубой. Кстати, а не прокатиться ли нам по Дунаю — на круизном теплоходе? Летом?

Ага, ага. Были мы казаки вольны…

Каборановск остался позади, и теперь мы ехали быстрее. Хочется домой, понятно. Всем хочется. И водителю «Чайки», и милиции, и мне тоже.

Вот «Чайка» прибавила скорость сверх условленного. Отчего б и не прибавить, дорога хорошая, дорога свободная, дорога чистая, мощные фары светят далеко. И милицейская «Волга» как рыба-лоцман.

Но я на провокации не поддаюсь, держу упорно шестьдесят, и «Чайке» поневоле приходится унимать резвость. Но через десять минут маневр повторяется. И ещё. Конечно, если под капотом двести лошадок, хочется показать превосходство и укорить хозяина, мол, зачем ты пересел на старую клячу, когда есть я, такая красивая, такая мощная, такая резвая.

И Стельбов говорит:

— Миша, ты можешь прибавить немножко?

Я сначала убираю музыку до минимума, и лишь потом отвечаю:

— Андрей Николаевич, если я разгонюсь до девяноста, то мы выиграем четверть часа или около того, но вероятность аварии с серьезным исходом возрастёт в восемь раз. Оно нам нужно? Оно нам не нужно! У нас тепло, у нас музыка хорошая, у нас прекрасная компания — куда торопиться, зачем? Жизнь, она здесь и сейчас!

И продолжал держать шестьдесят.

— Не отвлекай Чижика, папа, — скомандовала Пантера. — Он знает, что делает. Он всегда знает.

И Стельбов успокоился.

А водитель «Чайки» нет. Опять устремился вперёд.

Я возвращать громкость не стал. Чуть-чуть слышно, и довольно.

Еду, смотрю на дорогу, не перебежит ли её заяц на беду. На свою заячью беду, не на мою. Нет, зверюшек я жалею, но твердо заучил правило: моя жизнь дороже. И потому ни резко тормозить, ни сворачивать в кювет не стану. Заторможу обычно, и попытаюсь объехать в пределах дороги без выезда на встречную полосу. Невозможно? Значит, бедный зайчик…

Пока я размышлял о судьбах зверушек, «Чайка» ушла далеко вперед. Улетела, это же птица. И вдруг что-то случилось: дальний свет её мощных фар погас. А несколько мгновений спустя раздался непонятный звук, будто кошка что-то сбросила со стола.

Я медленно сбавил скорость до тридцати. Медленно — чтобы в нас не врезались милицейские «Жигули», что двигались в арьергарде.

— Что там, Чижик? — спросила Ольга.

— Подъедем — узнаем.

Через минуту стало видно: «Чайка» столкнулась с грузовиком. И крепко столкнулась.

Я остановился, вышел.

Очень крепко столкнулась. Водитель собою выбил переднее стекло и вылетел наружу, прямо на капот грузовика.

Никаких признаков жизни. Да и откуда им быть, признакам, если, как говорят деревенские фельдшера, «все мозги наружу». Может, и не все, но наружу.

Заглянул в кабину грузовика, «Газ-51».

Тоже безрадостная картина. Совсем.

Тут и милиция подоспела, арьергардная.

Майор первым делом подбежал к «ЗИМу», убедиться в целости и сохранности Стельбова. Но Стельбов и сам выбрался наружу. Вышел. Из «ЗИМа» очень удобно выходить.

— Что там?

— Ничего хорошего. Травматические повреждения, несовместимые с жизнью.

— И Степан…

— Если Степан — водитель «Чайки», то и Степан, да. И второй, водитель грузовика, тоже да.

— Но как? Почему?

— Это не ко мне.

Подал голос майор:

— Будем разбираться, товарищ Стельбов. Будем разбираться…

— Товарищ майор, — обратился я. — Каков протокол действий при покушении на охраняемую персону?

— Что?

Я повторил.

— Какое покушение? Обычное дэтэпэ!

— Это будет ясно после расследования. А пока выводов нет, следует действовать так, как будто имеет место покушение! Ну, так положено было прежде, как сейчас — не знаю. Вы тут главный от милиции.

— Сейчас подъедет полковник Викторов, он и решит, — ответил майор.

— А вы, стало быть, не решаете?

— Вот что, Миша. Садись в машину и вези девочек в город, — скомандовал Стельбов.

— Непременно, Андрей Николаевич. Но только вместе с вами.

— Я останусь здесь.

— Это зачем? Вы не врач, да врачу тут делать уже и нечего. Вы не гаишник, вы не из КаГеБе, что вам тут оставаться? Вам уезжать нужно. Немедленно. Мало ли что случится.

— Садись в машину, папа! — это подошла Ольга. — Мы без тебя не поедем.

— Нужно дождаться полковника Викторова! — подал голос майор.

— Странно, где же этот полковник? В решающий момент его почему-то нет! — сказала Ольга и повела Стельбова в «ЗИМ». Тот неохотно, но пошёл.

— Действительно, где же полковник? Вы можете с ним связаться?

— У нас рация не… нет связи, в общем, — ответил майор.

— Как вовремя! — и я поспешил к «ЗИМу».

Сел, выключил приёмник, тронул со второй, объехал сцепившиеся автомобили и — в город. Строго на шестидесяти.

Через два километра поравнялись со стоящей на обочине милицейской «Волгой».

— Остановись, Миша, — распорядился Стельбов.

— Нет, Андрей Петрович. Нельзя. Взрослые мальчики, ваш полковник и водитель. Отобьются, если что, — и, не снижая скорости, я миновал автомобиль.

— Никто из него даже не вышел. Странно? Здесь много странного… У вас, Андрей Николаевич, пистолета, часом, нет?

— Зачем мне пистолет? — вопросом на вопрос ответил Стельбов.

— В стародавние времена, при царском режиме, чиновникам полагалось оружие. Шпага. Как элемент парадного вицмундира. Больше для красоты. Никакой надворный советник фехтовать не учился. А всё же приятно, когда есть шпага.

— Сейчас не прежние времена, — ответил Стельбов.

— Именно. Шпага сейчас и совсем ни к чему. А вот пистолет бы пригодился. У меня «беретта» есть, да жаль, в Триполи осталась.

Но вот что я нашел на снегу около «Чайки», — я поднял левую руку и показал, не оборачиваясь. На дорогу смотрю.

— Пистолет?

— «Макаров», да. У вашего водителя был «Макаров»?

— Да.

— Видно, вылетел из автомобиля в процессе столкновения.

— Ты должен был его отдать…

— Кому?

— Майору.

— В ситуации неопределенности следует действовать по обстановке, полагаясь на опыт и здравый смысл, — сказал я.

— Это откуда?

— Каддафи написал наставление для Капитанов Ливийской Революции.

— Мы не в Ливии.

— Но в ситуации неопределенности. Майор самоустранился, иначе его поведение трактовать нельзя. Полковник… чёрт его знает, что делает полковник. Со мной две женщины и кандидат в члены Политбюро. «В этой ситуации я решил, что нельзя оставлять оружие бесхозным, и изъял его с места происшествия с тем, чтобы впоследствии передать представителям власти», — сказал я нарочито протокольным голосом.

— И ты передаёшь пистолет мне?

— Как представителю власти. По первому требованию, да. Но лучше он пока побудет при мне. До прояснения ситуации.

— Прояснение ситуации… Ты хоть стрелять-то умеешь, Чижик?

— Чижик очень хорошо стреляет, папа, — сказала Ольга.

— И в человека сумеет выстрелить?

— В хорошего человека почему не выстрелить, — ответил я. И убрал пистолет в перчаточный ящик.

Не забрал его Стельбов. Не забрал.

Никто не догонял, никто не ехал навстречу. Мы молчим, только мотор урчит.

Доехали до поворота на Сосновку.

— Едем в город, — опять начал командовать Стельбов.

— Если вас поджидают, то как раз у города, — возразил я. — Едем домой, там вы сможете вызвать хоть роту милиции. И в Москву позвонить.

— В Москву?

— Ну, я не знаю, как там у вас положено. Но покушение на первого секретаря обкома — дело союзного значения, мне так думается.

Доехали до поселка. У ворот охраняемой территории нас никто не встретил. Пришлось выйти. Охранник дремал в будке. Хоть живой, а то всякие мысли приходят.

Разбудил невежливо.

Нет, расслабились все, распустились. Не верят в плохое. А оно рядом, на расстоянии вытянутой руки, плохое.

— Девочки идут со мной, — не терпящим возражения тоном сказал Стельбов.

А я опять поперёк:

— У вас опасно, Андрей Николаевич. А у меня — нет. Кому нужен Чижик? Они же не в «ЗИМ» врезались, а в «Чайку». Если идёт охота, то за вами.

— У меня охрана.

— Это от хулиганья охрана. А не от… не знаю, от кого. Девочки, заблокируйте двери. Если что — уезжайте в город.

Ни девочки, ни Стельбов спорить не стали. Может, просто устали.

Я вышел из машины, не забыв пистолет. Лиса села на мое место.

— Я вас провожу, — сказал Стельбову.

Он промолчал.

Мы прошли к стельбовской даче. Хорошо быть соседями, не близко, не далеко.

Стельбов нажал кнопку звонка.

Через минуту открылась дверь.

— Вы, Андрей Николаевич? Я вашей машины не услышал. Заходите, заходите.

— Всё в порядке, Паша? — спросил Стельбов.

— Да, конечно.

— Тогда, Миша, ступайте. Отдыхайте. Я к вам утром зайду.

И я пошёл отдыхать.

А пистолет-то Стельбов у меня опять не забрал.

Вернулся к «ЗИМу», позвал девочек:

— Пора и нам — домой. Баиньки. У нас тихо и покойно.

Лиса поставила машину в гараж чётко, аккуратно. Нервы в порядке.

— Что это было, Чижик? — спросила Ольга, когда мы перевели дух.

— Сами видели. Дорожное происшествие со смертельными исходами.

— Но ты вел себя так, словно…

— Словно это покушение, — закончила Лиса.

— Таков протокол. Любое происшествие с политиками, особенно с крупными политиками, следует трактовать как покушение, пока не будет доказано обратное. Муаммар в этом разбирается, уж поверьте. Всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Павел в доме?

— И Павел, и Пелагея. За Андрея Николаевича не волнуйтесь. Он в безопасности, — заверил я.

И в самом деле, через десять минут к воротам дачи Стельбова подъехали две «Волги». Подкрепление — полдюжины вооруженных автоматами людей в военной, не милицейской, форме. Павел впустил одного. Посмотрел в нашу сторону и махнул рукой, мол, не бойтесь, это свои.

А я и не боялся.

Отошёл от окна.

— Идите спать.

— А ты?

— А я тут, на диване. Вдруг будут какие вопросы у милиции, и вообще…

— Это не милиция, — девочки тоже смотрели в окно.

— Тем более.

И они пошли в спальню. А я — на диван гостиной. Хороший диван. Большой. Немецкая работа.

Время к трём. А в три часа… Нет, я свыкся с собственными странностями, и теперь воспринимаю их спокойнее, чем прежде. Ну, призраки являются, ну, видения — мало ли что кому является. Главное — помалкивать и не подавать виду. Ломоносову было видение, Гамлету, императору Павлу — это те, о которых мы знаем. Менделееву его знаменитая таблица во сне явилась — и что плохого?

В окне я не только автоматчиков увидел, но и Колю Васина, студента нашего института. Учиться вместе нам не довелось — сразу повезли на картошку, там он и погиб. А теперь является в виде Духа Места. Охраняет мой дом. Ясно, что это какая-то уловка моего мозга, и только, но что вижу, то вижу. Коля тоже мне помахал рукой: любимый город может спать спокойно.

А в три пополуночи я снова увидел любимый город в огне. Снится во сне, снится и наяву: Черноземск наш горит и сгорает. Не сейчас, потом, не скоро. Но сгорает. И я вместе с ним. Такой вот кошмар. Наяву, правда, переносится куда легче, потому я стараюсь проснуться до трёх. Или, как сегодня, вовсе не засыпать. Тоже, думаю, игры подсознания. Тысячи ядерных бомб там, тысячи ядерных бомб здесь, а если в первом акте на стене висит ружье, ближе к финалу оно может и выстрелить. Удивительно не то, что мне этот кошмар снится, удивительно, что он другим не снится.

Или снится? Тому же Брежневу? Да и Никсону тож?

Ладно. То большая политика, а мне до большой политики далеко. Когда птичка вздыхает, глядя на луну, она лишь расточает цветы своей селезёнки. Восточная мудрость, вычитанная в книге.

Даже если я стану чемпионом мира, большая политика ближе не станет. Немало у нас чемпионов — Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, Спасский, Карпов, даже Фишер. Много ли у них влияния в мировом, так сказать, масштабе? Даже в шахматах они мало что решают. Решал Батуринский, решает Миколчук, потом будет кто-нибудь ещё. Судьбу гроссмейстеров решают третьеразрядники. Да и председатель Шахматной федерации СССР — должность третьеразрядная, как наглядно показал Стельбов. За столом мое место там, где велит хозяин. Как у пуделя. Обыкновенно не за, а под столом, но если хозяин в духе, может и приблизить к себе, дать вкусненький кусочек и милостиво потрепать по холке.

Нет. Я так не согласен. Тем более, что за столом не всё спокойно. Покушением это было, нет, но внутривидовую, в данном случае внутрипартийную борьбу никто не отменял. Спросите у Хрущева. А если можете вызывать духов — то начните со Свердлова, Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Каменева, Кирова, Берия — несть им числа.

В три пятнадцать я выпил полстаканчика боржома, опять выглянул в окно — и лёг спать.

Спал долго и покойно. Смутные сны выветрились, едва открыл глаза. Однако! Десять утра! С минутами!

На кухне девочки с Верой Борисовной готовили легкую закуску.

Очень мило.

Я взял «Спидолу», послушать мир. Нет, я не ждал, что происшествие с «Чайкой» попадёт в новости.

Но и другого не ждал.

«По сообщению осведомленных кругов вчера в двадцать два часа в Москве произошла серия взрывов. Известно по меньшей мере о трех инцидентах — в вагоне поезда метро, у продовольственного магазина и в кинотеатре. Имеются многочисленные жертвы» — сказал диктор Би-Би-Си.

Переключился на «Маяк».

«Все хорошо, прекрасная маркиза!» — пели Леонид и Эдит Утесовы.

Дракон, спящий на дне моря, шевельнулся.

И мне пора.

Пятая часть закончена. Шестую начну в будущем году.