Франциск Ассизский

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА

Получив желанное благословение, Франциск повел своих соратников на могилу апостола Петра, куда несколько лет назад бросил с досады горсть монет. После посещения святыни ассизцы отправились восвояси. По дороге Франциск, пользуясь инвестурой, полученной от папы, непрестанно проповедовал, причем стиль его проповеди разительно изменился. Как написано в «Легенде трех спутников», «он не прибегал к угодничеству, пренебрегал красноречием». Он просто искренне рассказывал людям свою историю. Речь, конечно, шла не о том, каким грешником он был раньше и как кардинально преобразился. Франциск делился со слушателями какими-то важными моментами духовных переживаний. «То, что в своих увещеваниях он предлагал другим, прежде этого он сам пережил и сам убедился; потому он и мог чистосердечно возвещать истину». Рассказ о необычном духовном опыте цеплял воображение многих, и братство «простецов» быстро росло. Присоединялись богатые и бедные, миряне и служители Церкви.

Вернувшись в родные места весьма увеличившейся компанией, Франциск начал искать, куда бы всех поселить. В деревне Ривоторто, неподалеку от Ассизи, нашлась заброшенная лачуга. Прежде она принадлежала объединению крестоносцев, которые использовали ее как приют для прокаженных. Потом больным построили новое помещение, а лачугу позабыли. Стояла развалюха на берегу ручья, рядом располагались многочисленные пещеры с древними этрусскими гробницами. Франциск увидел в них большую ценность — их можно было использовать для уединенных молитв — и согласился расположиться в лачуге, тем более что в нее удалось запихнуть всех. О каком-то особом комфорте говорить не приходилось: братьям едва хватало места, чтобы сидеть, а спали они по очереди. Франциск внимательно изучил внутреннее пространство и пришел к выводу, что его вполне хватает, если разместить людей правильно. Он обозначил каждому брату постоянное место, написав имена на потолочных балках, и в общине снова стало тихо и спокойно. Никто не толкался в поисках свободного уголка.

Собирались все вместе они лишь ночью, а днем бродили по окрестностям, пытаясь донести до людей Евангельские истины и одновременно добыть себе средства к существованию. Дело сильно осложнял запрет Франциска принимать подаяние деньгами. Для него самого этот момент был очень важен, он чувствовал, что вошел в настоящее общение с Богом, лишь выбросив свой кошелек и сменив пояс на веревку. Поэтому братья, даже работая в крестьянских хозяйствах, могли принимать лишь «необходимое для телесных нужд», то есть только пищу. Одежды им также дозволялось иметь не больше одного комплекта. За соблюдением сего правила Франциск следил очень строго и позднее даже прописал его отдельным пунктом в «Правилах и наставлениях»: «Я неотменно приказываю всем братьям, чтобы они никоим образом не принимали денег и товара, ни сами, ни через подставных лиц. О нуждах больных братьев и об одежде для всех братьев в соответствии со временем года, местностью и холодами наставники с помощью духовных друзей должны всегда тщательно заботиться, и эту заботу я одобряю, но деньги, как было сказано, они принимать не смеют».

Казалось бы, ну какая разница, что принять в качестве милостыни — кусок хлеба или несколько грошей, на которые потом купишь тот же самый хлеб? Глупым и непривлекательным может показаться упорство нашего героя. Но у нас нет права голоса, мы не жили в ужасной ривотортской лачуге. А тем двум-трем десяткам братьев все казалось прекрасным, хоть и спали они, скрючившись, под коряво подписанными именами на потолке. Чем же он смог их убедить? По словам Честертона, «Франциск действительно верил, что открыл тайну жизни, а она — в том, чтобы стать слугой, стать вторым, а не первым. В этом служении, в самой его глубине он обрел свободу, граничащую с беззаконием». Эту свободу, конечно, чувствовали те, кто был с ним рядом, иначе они бы и не пришли к нему. И они старались досконально следовать его предписаниям, ведь возможность почувствовать себя избранным перевешивала любые бытовые тяготы. И тут важны были любые мелочи, так как дьявол, как известно, скрывается в мелочах. Даже воздушный поцелуй может трактоваться как измена. Даже один грош возможно отложить на день грядущий, оскорбив тем самым Прекрасную Даму — Бедность. В Евангелии именно предатель Иуда хранил ящик с деньгами общины апостолов…

Сила рыцаря в его оружии и ратном мастерстве, а сила духовного рыцаря — в безупречности. Такую безупречность в освобождении от материального пытались развить в себе первые францисканцы. И потому их основатель так тщательно прописывал в «Правилах» невозможность отступления от идеала. Запрещено не только любое имущество, но и получение в подарок ценных вещей вроде серебра или золота, а также достижение почестей и привилегий.

Ощущение этой мистической безупречности Франциска сильно передано в «Божественной комедии» Данте Алигьери. Великий поэт посвятил нашему герою целых две песни из «Рая». Это очень много, если учесть огромное количество персонажей Дантова шедевра. Образ Франциска там связан с солнцем, и его родной город Ассизи Данте называет Востоком, явно имея в виду известное ex orient lux (свет с Востока), о восходе Христа-Солнца, что озарил собой мир, пребывавший во тьме. Говоря о Франциске, Данте возводит его выбор бедности на уровень божественного абсолюта.

При этом все францисканцы, включая своего основателя, оставались людьми из плоти и крови, имеющими телесные нужды. Франциска этот факт очень огорчал. Он даже пытался обособиться от собственного тела, называя его братом ослом; периодически предъявляя ему претензии и упрекая в лености. В «Правилах» подробно прописано обращение с этим непослушным «домашним животным», которое следует загружать работой и наказывать голодом, если оно вдруг вздумает бунтовать.

Но упрямство брата осла смогли преодолевать далеко не все. Начался неминуемый отсев. Франциск сразу вычислял среди новичков любителей поспать и поесть и вежливо, но твердо указывал им на дверь.

Так происходила жизнь новоиспеченного ордена в Ривоторто. Братья обновили лачугу. Местные жители постепенно привыкли к ним. Однажды через селение проезжал недавно коронованный император Оттон IV со своим многочисленным двором. Он возвращался из Рима в Германию. Жители селения выскочили на улицы, чтобы хоть одним глазком взглянуть на блестящих придворных. Даже хромые и дряхлые пытались увидеть интересное зрелище из окон. Все, кроме францисканцев. Наш герой не позволил в этот день своим сподвижникам покидать лачугу. Все время, пока в Ривоторто находился императорский двор, они сидели на своих местах и молились, не позволяя суетным мыслям проникать в душу. Одного из братьев Франциск все же послал навстречу Оттону — но вовсе не для приветствия, а чтобы напомнить властителю о тщете мирской славы. Мрачное напоминание оказалось кстати. Прошло всего чуть больше года, и папа Иннокентий III отлучил императора от церкви за несоблюдение договора и попытки узурпировать верховную власть в Италии. Произошло сие событие 18 ноября 1210 года, а в 1212-м понтифик уже признал законным германским королем Фридриха II Гогенштауфена. Впоследствии сподвижники Франциска приписали ему пророчество насчет заката императорской власти Оттона IV.

Закончилось пребывание братства в Ривоторто очень неожиданно. Кому-то из братьев пришло в голову немного расширить лачугу или, еще лучше, соорудить пару пристроек. Многие поддержали эту идею, скорее всего, какие-то ремонтные работы начались. Наш герой пришел в ужас от такой перспективы. Когда-то он сам восстанавливал храмы. Но храм — дом Божий. А каждый удар молотка, направленный на обустройство людского комфорта, вколачивал в гроб его мечту о совершенном духовном рыцарстве. Тем не менее он молчал, надеясь, что Бог в очередной раз разрешит его сомнения каким-либо знаком. Так и случилось. Однажды, когда все были дома, на пороге появился неизвестный крестьянин с ослом. Он оглядел присутствующих (они в этот момент пребывали в молитвенном созерцании) и сказал скотине: «Входи, входи, мы еще тут пригодимся». Братья продолжали молиться, а Франциск, обычно очень вежливый, сурово отчитал незваного гостя за то, что тот поднимает неподобающий шум. Выпроводив осла и крестьянина, наш герой обратился к своей пастве со словами: «Я знаю, братья, что Бог призвал нас не для того, чтобы устраивать стойла для ослов, и не затем, чтобы заводить хозяйство в пае с крестьянами, но чтобы идти и проповедовать людям путь спасения».

В тот же день они передали отремонтированное жилище прокаженным, а сами ушли в Порциункулу, откуда два года назад все началось. На этот раз Франциск решил остаться там на более законных основаниях и официально обратился за разрешением к аббату Сан-Бенедетто в Субазио. Именно этому монастырю принадлежала данная церквушка. Бенедиктинцы разрешили новому ордену служить в Порциункуле литургию и проживать в домике неподалеку. Такой вариант Франциску очень понравился. Это жилище нельзя было сделать собственностью, так как у него имелся хозяин. К тому же само место заключало в себе мистическую ценность для нашего героя: именно в Порциункуле ему пришло решение буквально следовать Евангелию.

Снова потекли дни, наполненные молитвой, работой, сбором милостыни и проповедью. Братство уже неплохо функционировало, и Франциск заскучал. Его поэтическая душа требовала масштабных подвигов. Давно уже он вынашивал мысль об обращении в христианство мусульман и летом 1211 года попытался воплотить сей замысел в реальность. Наш герой сел на корабль, идущий в Сирию, и начал морально готовиться к мученичеству — ведь на Востоке за голову христианина порой давали награду. Однако испытать судьбу на этот раз ему не удалось. Сильный ветер прибил судно к берегам Далматии. Франциск воспринял это событие как знак: время для миссионерства еще не пришло. Нужно было возвращаться. Разочарованный, к тому же, разумеется, без денег и без надежды их заиметь из-за собственных же запретов, он с большим трудом тайно проник на борт корабля, идущего в Анкону, и уже оттуда пешком добрался до Ассизи, где снова приступил к воспитанию своих сподвижников.

Да, святого из Ассизи можно с уверенностью назвать крупнейшим педагогом, хотя это определение вовсе не лежит на поверхности. Среди католических монашеских орденов самым «педагогическим» считается орден иезуитов, возникший гораздо позднее францисканского, — в середине XVI века. Иезуиты основали огромное количество учебных заведений по всему миру. Даже знаменитый Папский Григорианский университет в Риме ведет свое начало от Римской коллегии, открытой Игнатием Лойолой в 1551 году. И сам Лойола, основатель ордена иезуитов, — автор гениальной педагогической методики личностного роста, элементы которой используются сегодня в элитных бизнес-тренингах. Ни с чем подобным орден францисканцев не ассоциируется. А между тем основу для своей методики и педагогические приемы Лойола взял у Франциска. Именно его житие он изучал почти целый год, когда лежал, восстанавливаясь после тяжелого ранения. И даже знаменитый лозунг иезуитов «Perinde ас cadaver» — «труп в руках хозяина», подразумевавший абсолютное подчинение Церкви в лице папы римского, тоже заимствован у Франциска.

Когда его спросили, что такое совершенное послушание, он ответил: «Возьми тело бездыханное и положи его, где пожелаешь. Оно не воспротивится этому перемещению, не будет ворчать, где бы ты его ни устроил, не позовет тебя обратно, если уйдешь. Поставь его на место проповедника — не вверх будет смотреть, но вниз; устрой его на ложе пурпурном — бледность его станет еще более явственной. Вот истинное послушание: перемещают тебя — не имей об этом собственного мнения; где оставят тебя — не заботься; о перемене какой-либо не хлопочи; призовут к должности — сохраняй привычное смирение; и чем больший воздадут тебе почет, тем более считай себя недостойным»[59].

Францисканцы и иезуиты произросли от общего корня, и противостояние между ними, наблюдавшееся в некоторые периоды истории, только подтверждает эту мысль. И биографии основателей двух этих орденов весьма сходны. Оба стремились к высшей воинской славе. Оба восхищались рыцарской романтикой. Причем прагматичный Лойола оказывается здесь куда большим романтиком, чем «романтичный» Франциск. Рыцарство на рубеже XII–XIII веков — реальная сила и возможность сделать карьеру. А в первой половине XVI века, когда начинал свою деятельность Игнатий Лойола, рыцари больше впечатляли на страницах книг, чем в жизни, их солнце уже давно закатилось. Все же Лойола бредил рыцарскими романами, мысленно примеряя на себя доспехи, хотя он имел определенные успехи в военном деле и даже совершил подвиг, отстаивая осажденную Памплону. Но оба исторических персонажа оказались лишены возможности продолжать военную карьеру и занялись духовным поиском. Их также объединяла мечта проповедовать в Святой земле — и у обоих она не увенчалась успехом.

Из них двоих Франциск более гениален как первооткрыватель идей. И более одарен поэтически. Хотя известно, что и Лойола писал стихи и даже духовные гимны. Оба они появились в критическое для католицизма время и оба очень помогли Церкви не лишиться целостности. Оба посвятили много сил христианской педагогике, воспитывая своих сподвижников. Но педагогика Лойолы как бы более «взрослая». В ней предусмотрена рефлексия, осознанный личностный рост. Некоторые даже сравнивают методику основателя ордена иезуитов с нейролингвистическим программированием. И задача ее — взрастить идеального христианина. А методика Франциска — это детская, крайне серьезная игра. Ее трудно описать, но она захватывает. И играющий переселяется в мир Евангелия.

Сильной стороной иезуитской педагогики считается индивидуальный подход к каждому, исходя из его сильных и слабых сторон. Это тоже идет от Франциска. Он постоянно искал ключи к сердцу каждого из своих братьев, порой проявляя чудеса креативности. Один из пришедших к нему, красавчик по имени Массео, считал себя великим оратором, которого все должны слушать. Франциск, понимая, что подобные мысли несовместимы с нахождением в ордене, тем не менее не делал Массео замечаний. Однажды братья остановились на перекрестке трех дорог — во Флоренцию, Сиену и Ареццо — и начали совещаться, куда пойти. Франциск неожиданно остановил споры и наложил на Массео послушание — крутиться волчком. Можно представить себе, как трудно пришлось гордецу, над которым тут же начали хихикать прохожие. Но он очень хотел остаться в ордене, потому продолжал кружение, падая и снова вставая. Когда он уже почти не мог держаться на ногах, Франциск резко остановил его и спросил, в сторону какого города он смотрит. Массео ответил: «Сиена». «Вот та дорога, которую Бог указывает нам»[60], — отозвался Франциск. Получилось, что Массео заставил всех послушать себя, но сделал это без малейшего эгоизма, наоборот, полностью отрекшись от себя.

Другой брат, по имени Руфино, имел противоположную проблему. Он, наоборот, был болезненно замкнутым и больше всего любил уйти в лес и там молиться. Франциск велел ему пойти в Ассизи и прочитать проповедь в одной из церквей. Такой приказ поверг Руфино в ужас. Он начал взывать к жалости, объясняя, что полностью лишен дара проповеди. Наш герой напомнил о необходимости строгого послушания. Если кто-то спорит с настоятелем — то его следует наказывать. Потому Руфино пойдет проповедовать в Ассизи без рясы, в одном белье, и в таком виде войдет в церковь.

Пришлось бедному брату поступить подобным образом, и, конечно, люди нещадно осмеяли его. Пока все это происходило, Франциска мучила совесть, кроме того, Руфино происходил из утонченной аристократической семьи[61] и подобное послушание на глазах знакомых и родственников равнялось для него пытке. Наконец наш герой не выдержал и решил испытать сам то, к чему принудил своего ученика. После этого обида Руфино на учителя даже если и была, то исчезла.

Как уже говорилось, Франциск с сомнением относился к учености, подозревая в ней большую опасность самолюбования и гордыни. Он не позволил аристократу Рикардо дела Марко взять с собой в орден ценную библиотеку. Но когда в ордене появился Антоний Падуанский, наш герой сказал ему: «Учись и учи других, ибо дух молитвы не угас в тебе».

Но самым интересным в педагогике Франциска оставалась его собственная детская непосредственность. Любую мысль, сообщаемую ученикам, он был готов тут же проверить на себе и делал это со всей яркостью и убедительностью своей одаренной натуры.