Франциск Ассизский

ЛЕСТНИЦА НА НЕБО

У Франциска не было собственного дома, денег, мебели и даже второго комплекта одежды. Зато ему довелось владеть такой крупной недвижимостью, какой могут похвалиться далеко не все богатые люди. Однажды ему подарили целую гору. Произошло это удивительное событие еще в 1213 году, в один из теплых майских дней, когда наш герой забрел в высокогорный городок Сан-Лео, что рядом с нынешним карликовым государством Сан-Марино. Когда-то это поселение имело важное стратегическое значение и даже являлось столицей древнего варварского Королевства Италия при Беренгаре II. Основали же его римляне в III веке до Рождества Христова, при них оно называлось Mons Feretrius в честь Юпитера Феретрийского, храм которого стал первой постройкой.

Появившись там, Франциск, по обыкновению, вышел на главную городскую площадь и начал проповедовать перед собравшейся толпой. Среди слушателей оказался граф Орландо Катани ди Кьюзи, владелец обширных земельных угодий. Его потрясли слова о бедности, любви и ценности страданий. После проповеди аристократ подошел к Франциску и сказал: «У меня есть одна гора, уединенная и дикая. Она очень подходит тем, кто хочет совершить покаяние вдали от людей. Если захочешь, я с радостью отдам ее тебе и твоим товарищам ради спасения моей души».

Поначалу Франциск хотел отказаться, ведь он боролся с любым проявлением собственности, но что-то заставило его задуматься. Гора ведь довольно странная вещь для подарка. А эта еще и имела свою особенную историю. Называлась она Верной (alia Verna) в честь языческой богини Лаверны, покровительницы воров, чье святилище когда-то там находилось. По легенде, воры и разбойники скрывались в густом лесу на ее склонах, в оврагах и глубоких пещерах. Лаверна также покровительствовала изгнанникам и беженцам. Вряд ли языческие легенды сильно привлекали нашего героя, но он вполне мог проассоциировать себя и своих «братцев» с несчастными отверженными.

Видимо, он решил сходить туда вместе с графом и поразился мистическому ощущению этого места.

Верна действительно производит сильное, немного жутковатое впечатление. Черные камни скал, темные стволы деревьев, растущих в страшной тесноте. Некоторые ели достигают пятидесяти метров в высоту и почти двух метров в обхвате. Не слышно пения птиц, кругом давящая тишина. Кажется, что Толкиен создал свой Вековечный лес, вдоволь нагулявшись по склонам Верны. Может быть, великий профессор действительно в свое время оказался под сенью пятидесятиметровых елей и буков, помнящих Франциска? На самом деле это более чем вероятно, ведь Толкиен был убежденным католиком и неоднократно заявлял, что «Властелин колец» относится к «католическим» книгам. Исследователи действительно находили в его эпопее католическую символику. Например, весьма марианский образ Галадриэль, которую сравнивают со звездой и которая вручает хранителям семь даров. Империя Саурона гибнет в день Благовещения — 25 марта. И Франциск Ассизский тоже явно присутствует в произведении Толкиена. Это Радагаст Карий, или Бурый. Он ходит в хламиде того же цвета, что и наш герой, он всегда окружен различными животными, с которыми разговаривает, словно с друзьями…

Подняться на Верну сейчас довольно просто: на автомобиле по серпантину, а потом уже совсем немного пешком. Всего сто лет назад паломники добирались туда по полдня, карабкаясь по тропам, разбитым копытами мулов. Интересно, что когда наконец выбираешься из-под душной тяжелой сени многовековых деревьев, то совершенно не ощущаешь простора и свободы, какие обычно охватывают на вершине горы. Кажется, что ты попал под взор всевидящего ока.

Может быть, это странное ощущение создают рассказы о Франциске или пустой черный крест, словно вонзающийся в небо, и такой же строгий и простой архитектурный ансамбль из серого камня. Церковь Святой Марии Ангельской — сестра Порциункулы. Иногда говорят, будто ее построил лично сам Франциск, но ко времени ее создания (1218 год) он был сильно занят проповеднической деятельностью и вряд ли принимал личное участие в строительстве. Средства на постройку выделил бывший хозяин горы, граф Орландо, который в конечном итоге сделался францисканцем.

Церквушка получилась маленькая, как и Порциункула, итальянцы называют ее ласково «кьезина». Помимо нее на Верне находится Капелла стигматов, построенная в 1263 году, как раз на том месте, где произошло мистическое событие. В нее ведет коридор с фресками, изображающими ключевые моменты жизни Франциска. Этот коридор возвели во второй половине XVI века, и с тех пор монахи ежедневно проходят по нему в молитвенной процессии. По легенде, однажды на горе поднялась такая сильная вьюга, что процессию решили отменить. Наутро в коридоре обнаружили множество разных следов. Птицы и звери не дали традиции нарушиться. Они почтили память своего заступника, пройдя по коридору вместо людей.

Как Франциск относился к своей горе? Известно, что первые братья поселились там еще в 1214 году. Не очень понятно, часто ли приходил туда он сам. Но, размышляя о Христе, он не мог позабыть о горе Фавор, на которой произошло Преображение. Возможно, он с самого начала приглядывался к Верне как к месту мистической встречи с Небесным Отцом, иначе вряд ли согласился бы принять от графа такой дорогой подарок. Внутренняя духовная жизнь нашего героя покрыта мраком тайны. Мы можем только предполагать. Скорее всего, он очень хотел этой главной Встречи и одновременно боялся оказаться недостойным, потому и шел на свою гору так долго. Но вероятнее другое. Активная апостольская деятельность в миру поначалу казалась Франциску более важной, чем абсолютное погружение в молитву. Его приоритеты постепенно менялись. Можно сказать, каждое его разочарование становилось ступенькой лестницы, ведущей в небеса. Но что же его так разочаровывало?

В последние четыре года перед своим духовным восхождением Франциск достиг почти всего, о чем мечтал. Международное миссионерство наконец-то вышло на новый уровень. Братья, уходившие в другие страны, уже не делали таких досадных оплошностей, как в самом начале. Завязывались новые связи. В орден приходили иностранцы, которые, в свою очередь, несли францисканское учение дальше. 30 мая 1221 года состоялось общее собрание францисканцев, названное Генеральным капитулом «соломенных хижин», или «рогожек». По преданию, там присутствовал и Доминик, правда, историки сильно в этом сомневаются, поскольку испанский святой в это время, скорее всего, находился на Юге Франции.

Традиция капитулов началась еще с самых истоков монашества. Устав Бенедикта Нурсийского предписывал созывать на совет всю монашескую братию в орденах для обсуждения хозяйственных вопросов и публичного чтения устава. Обычно капитулы проходили в монастырях, но «рогожки» совершили сию официальную процедуру в полном согласии с францисканским духом. Они собрались рядом с Порциункулой, с которой все начиналось, и жили в хлипких шалашах, едва защищающих от дождя. В остальном все произошло вполне по-взрослому. Решением капитула назначили генеральным викарием брата Илью и официально одобрили текст «Правила», с которым когда-то Франциск ходил к папе Иннокентию. За процедурой наблюдал папский посланник в лице кардинала Уголино. Папа Гонорий III, в свою очередь, тоже признал текст «Правила», правда, опять без буллы. Он пояснил, что присоединяется к одобрению своего предшественника. Зато в том же 1221 году понтифик официально утвердил «Memoriale propositi», руководство для ордена Покаяния, то есть терциариев.

Два следующих года Франциск активно проповедует по итальянским городам и селам. Ходит он уже с трудом и все чаще вынужден ездить на осле. Этот факт раздражает и печалит его, поскольку ему приходится находиться в более комфортных условиях, чем его спутникам, а он привык выбирать для себя самое худшее. Эта ситуация вызвала к жизни еще один сюжет — об умении нашего героя читать мысли других людей. Однажды он ехал верхом, а его спутник, идущий рядом и изрядно уставший, почувствовал укол зависти. И тут же Франциск, будто услышав, предложил товарищу поменяться и слез с осла. Кстати, еще одно подтверждение психосоматической природы болезней нашего героя. Если бы его ноги не действовали из-за физических причин, он не смог бы вдруг найти силы и оказать подобную любезность.

К августу 1222 года Франциск оказывается в Болонье, где 15-го числа проповедует при большом стечении народа. Среди его слушателей — студенты университета, люди ироничные и критически мыслящие. Но и они оказываются под влиянием мощной харизмы ассизского проповедника.

И все же, несмотря на народную любовь и явные симпатии со стороны священства, орден продолжал быть как бы недооформленным. Почему складывается такая неоднозначная ситуация? Потому ли, что папа считает устав уже признанным, не нуждающимся в дополнительной булле? Или все же в писаниях Франциска что-то не так? Происходящее его огорчает и побуждает к изменениям. В начале 1223 года он вместе с двумя братьями — Львом и Бониццо — удаляется в местечко Фонте-Коломбо для подготовки другого устава, более краткого и четко сформулированного. Мозговой штурм проходит не зря. Три монаха возвращаются с новым документом. 11 июня его выносят на обсуждение Генерального капитула, а потом передают в Рим. И вот, 29 ноября того же 1223 года, выходит долгожданная булла «Solet annuere», объявляющая устав Братьев меньших полностью законным.

Казалось бы: вот она победа, вознаградившая многолетние ожидания. Долгожданное полное единение с мате-рью-Церковью. Как бы хотелось здесь написать о радости и торжестве нашего героя! Но Франциска снова охватывают беспокойство и огорчение. Устав признан, а многие братья ему не соответствуют. Каждый день происходит множество ситуаций, когда евангельские идеалы сталкиваются с бытовыми обстоятельствами и проигрывают. Как бороться с этим? Выгонять недостойных из ордена? А если это викарий, избранный капитулом, или вообще один из ближайших друзей?

Вот уже строят дом у Порциункулы — святыни францисканства. Франциск слышит стук топоров и зовет к себе викария для разбирательства. «Брат, — говорит он, — здесь прообраз и образец для всего ордена, и потому я хочу, чтобы все живущие здесь братья испытывали беспокойство и неудобства из любви к Господу и чтобы братья, сюда приехавшие, уносили отсюда домой добрый пример бедности». Далее Франциск объясняет, что если уж в Порциункуле построят капитальный дом, то это станет негласным разрешением для всех остальных общин не отказывать себе в нормальном человеческом жилье. А это не согласуется с Евангелием: «Лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Лк. 9:58).

Викарий резонно возражает, что братьям негде даже молиться, не говоря уж об отдыхе.

Этот сюжет есть в «Зерцале совершенства» и не только там. Где-то нашему герою противостоит только викарий, где-то еще и множество братьев, но финал везде одинаков: Франциск вынужден уступить — и тут же в разных общинах появляются дома. Единственное его требование, чтобы строили только из бревен, а не из камня. Братья снова не согласны: не во всех областях дерево дешевле камня. Ему приходится соглашаться. Тут же выясняется, что нельзя обходиться и без запасов одежды, потому что есть страны с климатом более суровым, нежели итальянский. Но и в самой Италии есть горы, где иногда случаются вьюги и морозы. Обнаруживается куча лазеек для обхождения строгости. К тому же с новой остротой встает проблема образования. Нужно знать Священное Писание, а книги страшно дороги. А еще в орден приходит все больше ученых людей. Они рвутся просвещать всех, а сами при этом любят науку больше Господа. Как они могут быть учителями?

И вот уже генеральный министр ордена позволяет одному послушнику иметь собственный Псалтырь в обход Франциска. Узнав об этом, он предрекает юноше: «Если у тебя будет Псалтырь, ты пожелаешь иметь и бревиарий, а когда получишь бревиарий, сядешь на кафедру, как важный прелат, и станешь приказывать брату: подай-ка мне бревиарий». Сказав это «с большой горячностью», Франциск схватил горсть пепла и начал яростно втирать в голову послушнику со словами: «Вот тебе бревиарий!»

Таких историй, показывающих постоянные конфликты нашего героя с его ближайшим окружением, очень много. Вероятно, в последние годы жизни он чувствовал себя одиноким защитником крепости, которую постоянно осаждают. Можно представить себе это состояние: каждый день твое любимое детище подвергается атаке то с одной, то с другой стороны. Чаще всего это просто мелочи, но дьявол глядит из них, и они складываются в сеть трещин, от которых постепенно рушится и приходит в упадок любая твердыня. А главное, Франциск не может ни на кого положиться. Самые близкие из его сподвижников, которые десять лет назад безоговорочно шли за ним, начинают уставать и искать компромиссов, а то и вовсе образовывают скрытую оппозицию. Бонавентура пишет о том, как Франциск, в уединенном месте, сидя на хлебе и воде, создал «Правило» и передал его генеральному викарию Илье, а тот потерял его. Нашему герою пришлось уходить в уединение и совершать пост повторно, дабы восстановить текст, написанный в мистическом состоянии духа. Не верится, что такой успешный администратор, каким был Илья, действительно мог потерять ценный документ, особенно если учесть весьма небольшое количество текстов, созданных Франциском.

Основатель ордена медленно превращается в свадебного генерала. В окончательной редакции устава, утвержденной в 1223 году, у братьев отнимается ранее оговоренное право не исполнять приказаний министров, если они противоречат францисканскому духу. Минориты также могут получать и деньги, правда, лишь в самых крайних случаях. Но крайних случаев не так уж мало. Помимо нужд больных братьев, туда входит, например, приобретение одежды, соответствующей климату данной местности. Право решать, в каких ситуациях возможно прибегать к деньгам, появляется у министров и кустодов.

А ведь когда-то «беднячок» из Ассизи специально вырабатывал у своих первых сподвижников отвращение к деньгам, заставляя брать монету ртом и бросать ее на кучу ослиного помета!

Очевидно, Франциск согласился на все эти неприемлемые для себя пункты под давлением тех, кто уже полностью захватил орден в свои руки. А что он мог противопоставить им? Только собственную харизму, которая мало годилась для закулисных игр.

Поэтому он не борется, а ищет альтернативные возможности проявить себя. Продолжает проповедовать, общается со зверями и птицами и с братом Якопой, которая ничего от него не требует, а только печет печенья, вяжет власяницы, похожие на фуфайки. Может быть, в беседе с ней Франциску пришла в голову мысль устроить Рождественский вертеп. Правда, в те времена такого слова еще не знали. Как уже говорилось, именно Франциск создал эту красивую традицию. Сам он объяснял свои необычные для тех времен действия желанием «отпраздновать рождение того Младенца, Который родился в Вифлееме… вспомнить тяготы Его первых дней, когда Он положен был в ясли, и плотскими очами увидеть, как это Он лежал на сене, а рядом стояли вол и осел»[108]. Наверное, Франциск пережил настоящее счастье в ту Рождественскую ночь. Он стоял около яслей рядом с настоящими животными и пастухами, верившими, что происходившее 12 веков назад происходит сейчас с ними.

Говорят, будто жителям Греччо до этого постоянно не везло. Их мучили то неурожаи, то болезни, то разбойники. А после праздника их жизнь наладилась. Так бывает. Внезапное яркое переживание радости способно переключить людей, вывести их из сценария привычной беспомощности — явления хорошо известного психологам. А изменившееся психологическое состояние часто начинает притягивать другие ситуации.

Но Рождество закончилось. Старые конфликты никуда не делись, а сил становилось все меньше. Вконец огорченный ситуацией в ордене, наш герой принял решение удалиться на свою гору и провести там сорокадневный пост перед праздником Торжества архангела Михаила.

Он пришел туда 15 августа 1224 года вместе с двумя братьями, один из которых звался брат Лев (Леон), в устах Франциска — «овечка Божия». Его житие было включено в один из документов францисканского ордена середины XIV века. Агиографы Франциска, ищущие в его биографии моменты, сходные с жизнью Христа, отводят брату Льву роль апостола Иоанна, «любимого ученика».

Брат Лев, судя по всему, действительно был очень близок Франциску и тоже был родом из Ассизи. Один из историков XX века, Арнальдо Фортини[109], озадачившись деталями его биографии, нашел в архивах Ассизского собора упоминание о Domine Leone, что указывало на возможное священство брата Льва.

Этот «любимый апостол» исполнял при Франциске обязанности секретаря и оставил после себя два серьезных документа: «Verba Sancti Francisci» («Слова святого Франциска») и «Intentio Regulae» («Назначение устава»). Причем второй из документов обнаружен сравнительно недавно немецким историком Леонардом Леменсом (1864–1929).

Братья везли Франциска, уже почти слепого, на муле по крутым тропам. До конечной точки маршрута добраться верхом не представлялось возможности. По легенде, туда, где сегодня стоит Капелла стигматов, люди проходили по стволу дерева, переброшенному через зияющую трещину. Франциск специально выбрал это место. Для наибольшего уединения? Или, опасаясь встречи с высшими силами лицом к лицу, решил заранее отрезать себе пути к отступлению?

Он также позаботился, чтобы никто не помешал столь важной встрече. Запретил всем братьям, кроме Льва, навещать его. А любимой «овечке» велел приходить раз в день с хлебом и водой и еще раз для молитвы в утренний час, но только после условного сигнала — стиха, которым начинает служба Утрени: «Domine, labia mea aperies» («Господи, отверзи мои уста»). Франциск должен отвечать второй частью этого же песнопения: «Et os meum annuntiabit laudem tuam» («И уста мои возвестят хвалу Тебе»).

Автор «Цветочков» рассказывает целую историю о поисках правильного места, «более тайного и уединенного, в котором мог бы он, вполне уединясь, совершать пост». Франциск просил брата Льва отойти на далекое расстояние и позвал его. Тот пришел, и наш герой сказал ему: «Сыночек, поищем другого места, такого тайного, чтобы ты уже не мог услышать, как я тебя позову».

Впрочем, добрая «овечка», переживая за любимого учителя, все же осмелилась нарушить строгие инструкции. Ведь ко времени ухода на гору состояние здоровья Франциска вызывало опасения даже не у самых близких людей. Поэтому брат Лев оборудовал себе укромное местечко неподалеку от кельи учителя и, пользуясь его слепотой, дежурил там почти постоянно.

Франциска с братом Львом охраняло еще одно живое существо — самка сокола, которая свила гнездо рядом с местом, где он спал. По легенде, она будила святого ровно в час заутрени, продолжая хлопать крыльями, пока он не поднимался на молитву. Но если накануне он уставал больше обычного, птица давала ему поспать. Им обоим — соколихе и брату Льву — довелось стать свидетелями главного события в жизни Франциска Ассизского.