GA 235. Эзотерическое рассмотрение кармических связей. Том I - Образование кармических сил

ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ

Сегодня я хотел бы сначала изложить общую концепцию развития кармы, чтобы затем постепенно, все больше и больше можно было углубляться в те вещи, которые можно сделать, по крайней мере, наглядными лишь с помощью, я бы сказал, специальных пояснений. Нам надо, если мы хотим прозреть в ход действия кармы, представить себе то, как человек при своем нисхождении из духовного мира в мир физический формирует всю свою организацию.

Вы ведь понимаете, что в современной речи нет, собственно, подходящих выражений для тех процессов, которые остаются почти неведомыми современной цивилизации, и потому те выражения, которыми нам тут приходится пользоваться, не могут быть точными. Когда мы нисходим из духовного мира в мир физический, направляясь к земной жизни, то мы прежде всего подготавливаем себе физическое тело посредством потока наследственности. Дальше мы увидим, как это физическое тело все же связано-в известном отношении с тем, что человек переживает между смертью и новым рождением. Но сегодня мы можем пока удовлетвориться уяснением того, что это физическое тело бывает дано нам, собственно, от Земли. Напротив, те члены человеческого существа, которые могут быть обозначены как высшее — эфирное тело, астральное тело и Я — нисходят из духовного мира.

Эфирное тело человек извлекает, притягивает к себе некоторым образом из всего мирового эфира, после чего соединяется с тем физическим телом, которое бывает дано ему вследствие его родового происхождения. Соединение душевно–духовного человека, состоящего из Я, астрального и эфирного тел, с физическим человеческим зародышем совершается только потому, что эфирное тело материнского организма постепенно оттесняется от физического человеческого зародыша.

Итак, человек соединяется с физическим человеческим зародышем после того, как он извлек, притянул к себе из всеобщего мирового эфира свое эфирное тело. Более точным описанием этих процессов мы займемся позднее, теперь же нас должно прежде всего интересовать то, откуда приходят те отдельные члены человеческого существа, которыми человек обладает в своей земной жизни между рождением и смертью.

Физический организм приходит, таким образом, из племенного потока, эфирный организм приходит из мирового эфира, откуда он притягивается. Астральный организм, который, можно сказать, во время земной жизни человека остается во всех отношениях вне сознания или в подсознании человека, содержит все то, что является результатами жизни между смертью и новым рождением.

А в жизни между смертью и новым рождением дело обстоит так, что человек в меру того, кем он стал благодаря своим прошлым земным жизням, вступает там в самые многообразные отношения с другими человеческими душами, которые также находятся в состоянии между смертью и новым рождением, а также с духовными существами более высоких областей мироздания — с теми существами, которые не спускаются на Землю в человеческом теле, но имеют свое бытие в духовном мире.

Все то, что несет с собой человек из прошлых земных жизней, сообразно тому, каким он тогда был и что содеял, — все это встречает симпатию или антипатию тех существ, которых ему доводится узнать при прохождении мира между смертью и новым рождением. Большое значение для кармы имеет не только то, какие симпатии и антипатии к себе находит человек у более высоких духовных существ вследствие того, что он сделал в прошлой жизни; не меньшее значение имеет то, что человек вступает во взаимоотношения с теми человеческими душами, с которыми он был связан на Земле; и тогда происходит своего рода отражение на его существо существ тех душ, с которыми он был прежде связан на Земле. Представьте себе, что некто имел прежде хорошее отношение к той душе, которую он опять встречает в жизни между смертью и новым рождением. Во время прошлых земных жизней в нем жило все то, что сопутствует хорошему отношению; потом это доброе отношение отражается в той душе, когда она повстречается человеку в жизни между смертью и новым рождением. Дело действительно обстоит так: человек, проходя через жизнь между смертью и новым рождением, видит в душах, с которыми прежде совместно жил на Земле, свое собственное отражение. Если он сделал прежде какому–либо человеку нечто доброе, то это отражается ему обратно из души этого человека; если же он сделал тому человеку нечто злое, то это тоже отражается ему обратно из той души. И вот в жизни между смертью и новым рождением человек имеет чувство (здесь позволительно воспользоваться выражением "чувство", конечно, лишь с тем ограничением, о котором я сказал в начале этой лекции): ты помогал этой душе. То, что ты пережил при осуществлении этой помощи, то, что ты тогда ощутил в отношении этой человеческой души, то, что, исходя из этих ощущений, привело "тебя к твоему поступку, твои собственные внутренние переживания во время осуществления этой помощи, — все приходит к тебе обратно от этой души. Они отражаются от той души. Другой душе ты навредил: то, что жило в тебе, когда ты вредил, тоже возвращается к тебе.

Итак, наши прошлые земные жизни — особенно последняя — как бы отражаются в некоем огромном и мощном зеркальном аппарате, состоящем из тех душ, с которыми мы были вместе. И человек получает от деяний своей жизни такое впечатление: все это исходит от кого–то одного. Во время жизни между смертью и новым рождением человек утрачивает или, вернее, давно уже утратил то чувство Я, которое он имел на Земле в теле, но получает это чувство Я от всего этого отражения. Человека возрождают отражения его деяний во всех душах, с которыми он был связан в земной жизни.

На Земле человеческое Я было, в некотором смысле, одной точкой. Здесь же, между смертью и новым рождением, оно отражается к нему со всех сторон. Это тесная связь с другими душами, но она находится в соответствии с теми отклонениями, которые прежде связывали с ними человека.

И все это в духовном мире является реальностью. Когда мы идем через какое–нибудь помещение, в котором много зеркал, то мы видим себя отраженными в каждом зеркале. Но при этом мы знаем: этих отражений, говоря обычным языком, на самом деле нет; когда мы уходим из этого помещения, отражения не остаются, мы больше не отражаемся. Но то, что отражается в человеческих душах, — остается, продолжает существовать. И вот в последней трети жизни человека между смертью и новым рождением наступает время, когда мы строим из этих отражений наше астральное тело. Мы стягиваем их вместе в наше астральное тело. Таким образом, мы, нисходя из духовного мира в физический, несем в нашем астральном теле то, что мы восприняли в себя из тех отражений наших деяний прошлой земной жизни, которые произошли в других душах между смертью и новым рождением.

Это как раз дает нам те импульсы, которые влекут нас к одним душам или же отталкивают нас от других душ — душ тех людей, с которыми мы более или менее одновременно снова рождаемся в физическом теле.

И таким образом (я еще подробнее опишу вам этот процесс, когда позже стану говорить о человеческом Я) между смертью и новым рождением образуется импульс к осуществлению кармы в новой земной жизни.

И тут можно проследить, как импульс одной жизни переходит в другие жизни и действует в них. Возьмем, например, импульс любви. Мы можем совершать наши поступки в отношении других людей, исходя из того, что мы называем любовью. Есть разница в том — совершаем мы наши поступки, исходя просто из чувства долга, или условности, или общепринятых приличий и т. п., или же мы совершаем наши поступки в силу большей или меньшей любви.

Представьте себе, что человек в своей земной жизни смог осуществить такие деяния, которые были основаны на любви, которые были согреты любовью. Это остается в его душе как сила. И то, что он берет с собой как плод этого своего деяния и что отражается в тех душах, — именно это приходит к нему обратно как некое отражение. И вследствие того, что человек именно из этого образует свое астральное тело, с которым он нисходит в новую земную жизнь, та любовь, что была у него в прошлой земной жизни, та любовь, которая излучалась тогда этим человеком, преобразуется теперь, возвращаясь отраженной от других людей, в радость. Таким образом, в силу того, что человек по отношению к людям, совместно с которыми он жил в земной жизни, сделал нечто такое, что было основано на любви, и при этом из него излучалась любовь, она сопровождала те деяния, которые были помощью другим людям, — в силу этого потом, при прохождении через жизнь между смертью и новым рождением, любовь, излученная человеком во время земной жизни, преобразуется так, что она становится в следующей земной жизни радостью, притекающей к человеку.

Если вы в земной жизни переживаете радость, доставляемую вам каким–либо человеком, то вы можете быть уверены, мои дорогие друзья, что эта радость, переживаемая вами, есть результат той любви, которую вы проявили по отношению к этому человеку в прошлой земной жизни. И вот эта радость вливается в вашу душу во время земной жизни. Вы знаете то внутреннее тепло, которое доставляет радость. Вы знаете, какое значение имеет в жизни радость, особенно та радость, которая доставляется людьми. Она согревает жизнь, она поддерживает жизнь, она, можно сказать, окрыляет в жизни. И она является кармическим результатом любви.

Но при переживании радости мы опять–таки вступаем в определенные отношения с тем человеком, который доставляет нам радость. В прошлой земной жизни мы имели внутри себя нечто такое, что приводило к излучению нами любви; в следующих земных жизнях мы имеем уже как следствие этого внутреннее переживание тепла, доставляемого радостью. И снова это есть нечто такое, что излучается нами. От того человека, которому его жизнь позволяет переживать радость, в свою очередь, исходит нечто такое, что для других людей имеет значение тепла, согревающего их. Человек, имеющий кармические основания для того, чтобы безрадостно проходить по жизни, оказывает иное воздействие на других людей, чем человек, которому жизнь дозволяет проходить по ней с радостью.

Однако то, что радостно переживается человеком между рождением и смертью, — опять–таки отражается в самых различных душах, совместно с которыми он был на земле и которые теперь тоже находятся в жизни между смертью и новым рождением. И это зеркальное отражение, приходящее из душ знакомых нам людей, в свою очередь, обладает обратным воздействием. И это воздействие мы снова несем в нашем астральном теле, когда вступаем в следующую земную жизнь, — третью по счету земную жизнь, которую мы теперь рассматриваем. Это воздействие включается в наше астральное тело, запечатлевается в нем. И в новой земной жизни это становится в нас основой, импульсом легко дающегося понимания людей и мира. Это становится в нас основой того душевного строя, который поддерживает нас благодаря тому, что мы понимаем мир. Если мы с радостью можем интересоваться поведением человека, если мы в состоянии понять заинтересовавшее нас поведение человека в земной инкарнации, то это восходит к радости, пережитой нами в предыдущей земной жизни, а эта радость дальше восходит к любви, пережитой в нашей еще более ранней земной жизни. Люди, могущие идти через мир со свободным, открытым чувством, которое позволяет миру вливаться в них, так что они понимают мир, — эти люди достигли такого отношения к миру благодаря любви и радости.

Когда мы совершаем поступки, проистекающие из любви, то это есть нечто совсем другое по сравнению с тем, когда мы совершаем те же самые поступки, исходя из косного, сухого чувства долга. Вы ведь знаете, что я в своих сочинениях всегда рассматривал именно проистекающие из любви поступки как по–настоящему этичные, по–настоящему моральные.

Мне часто приходилось указывать на ту громадную разницу, которая существует в этом отношении между Кантом и Шиллером. Кант ведь и в жизни, и в познании, собственно, все перекантовал; все стало из–за него каким–то угловатым и в познании, и в человеческом поведении[7]. "Долг, о возвышенное великое имя, в коем нет никакого пристрастия, вкрадчиво льстящего…" и т. д. Я цитировал это место[8] в моей "Философии свободы”[9], вызывая ханжеское негодование многих противников (не действительное, но ханжеское негодование), и противопоставлял этому то, что является моим собственным воззрением: "Любовь, о импульс, так тепло говорящий душе…" и т. д.

Шиллер ясно сформулировал[10] свое отношение к косному, сухому чувству долга Канта: "Охотно служу я друзьям; однако делаю это, к сожалению, со склонностью. И тогда меня часто точит червь сомнения, что я не добродетелен". Ибо согласно этике Канта, то, что делается человеком из склонности, недобродетельно; добродетельно лишь то, что проистекает из косного чувства долга.

Да, существуют люди, которые поначалу не приходят к любви. И потому, что они не могут говорить правду другим людям исходя из любви (ведь другому человеку говорят правду, а не лгут ему, если питают к нему любовь), то они не умеют любить, говорят правду из чувства долга; не будучи в состоянии любить, они из чувства долга все же избегают бить другого человека, давать ему пощечины и тумаки, если тот делает что–либо такое, что им не нравится. Но есть разница между действиями, которые проистекают из косного чувства долга (необходимого, впрочем, для многих вещей в социальной жизни), и деяниями любви.

Поступки, совершенные из косного чувства долга или же из условности — "так принято" — такие поступки не вызывают в следующей земной жизни никакой радости. Но, пройдя через вышеописанное мною зеркальное отражение в душах, они в следующей земной жизни вызывают у человека такое чувство, что люди относятся к нему более или менее безразлично. И от этого равнодушия людей, которое такой человек испытывает в жизни, он сам страдает — страдает по справедливости, ибо люда существуют друг для друга, и человек, собственно, призван к тому, чтобы другие люди не были к нему безразличны. То, от чего страдает такой человек, есть как раз последствие недостатка в нем любви во время предыдущей земной жизни, где он вел себя как порядочный человек потому, что над ним тяготел этот косный долг, подобный дамоклову мечу — не скажу: стальному, это было бы чересчур серьезное беспокойство для большинства людей долга, а, скорее, деревянному.

Итак, мы остановились на второй земной жизни. Уже было сказано, что радость проистекает от любви, а сама радость становится в третьей земной жизни открытым свободным сердцем человека, которое делает нас близкими к миру и которое приносит нам свободное, проникновенное понимание всего, что прекрасно, истинно и благо. А то, что струится к человеку со стороны других как равнодушие, делает его в следующей, третьей по счету, земной жизни таким человеком, который не знает как следует, что ему делать с самим собой. Когда он приходит в школу, то не знает, для чего ему то, что преподают учителя. Когда он становится несколько старше, он не знает, кем ему стать — слесарем или надворным советником. Он не знает, что ему делать с собой в жизни. И он проходит через жизнь без всякого определенного направления, утратив ориентир в жизни. В отношении внешнего мира он не является совсем невосприимчивым. Он может, например, понимать музыку, но не испытывает от этого никакой радости. Для него, в конце концов, безразлично — более или менее хорошая это музыка или же более или менее плохая. Он может ощущать красоту какого–либо произведения живописи или иного искусства, но при этом в его душе всегда скребется сомнение: к чему, собственно, все это? и т. д. и т. д. Это те вещи, которые выступают в третьей земной жизни согласно кармическим закономерностям.

А теперь представим себе, что человек нанес тот или иной ущерб своим ближним в силу питаемой им ненависти или же склонности к антипатии. Можно мысленно проследить по всем ступеням, что при этом может произойти. Возможно, это был человек, который из преступного чувства ненависти причинял зло тем людям, с которыми он имел дело. Но это мог быть также (я тут опускаю все промежуточные ступени) просто какой–нибудь критик. Для того, чтобы быть критиком, нужно немного ненавидеть, если, конечно, речь не идет о благожелательном критике, которых так мало в наше время; ибо что–либо признавать неинтересно, гораздо интереснее потешаться над чем–либо. Тут существуют всевозможные промежуточные ступени, но все это проистекает в человеческих деяниях из холодной антипатии, из такой антипатии, которой часто даже и не замечают; и так вплоть до ненависти. Все поступки такого рода, которые человек совершает в отношении других людей или даже в отношении существ, стоящих ниже человека, — они запечатлеваются в душевных переживаниях, которые зеркально отражаются в жизни между смертью и новым рождением. А потом, в следующей земной жизни, из ненависти возникает то, что притекает к такому человеку из внешнего мира как вызванное внешними причинами страдание, отвращение, противоположность радости.

Вы скажете: однако, ведь мы переживаем так много страданий — так неужели же все это ведет свое происхождение от большей или меньшей ненависти, которую мы питали в прошлой жизни? Человек может легко сказать: немыслимо, чтобы я был тогда таким негодяем, так много ненавидел, что теперь я испытываю так много страданий! — Да, если вы хотите думать об этих вещах непредвзято, то вам надо уяснить себе, как велика власть приятной иллюзии, позволяющей человеку с легкостью внушить себе, что у него нет никаких чувств антипатии к другим людям. Люди проходят по миру с гораздо большим количеством ненависти или, по крайней мере, антипатии, чем они думают. И бывает так: ненависть обычно поначалу вовсе не ощущают, так как она ведь дает удовлетворение душе; ненависть скрыта от человека этим удовлетворением. Но когда потом она возвращается как страдание, доставляемое внешним миром, тогда это страдание человек замечает.

Подумайте, мои дорогие друзья, о таком, можно сказать, весьма тривиальном случае, как сплетничанье за чашкой кофе, когда полдюжины (этого числа вполне достаточно) каких–то тетей или дядей — это могут быть и дяди — прохаживаются по адресу своих близких. Подумайте о том, как много антипатии изливается тогда на людей за какие–нибудь полтора часа, хотя это, впрочем, может продолжаться и дольше! Того, как злобно изливают свои антипатии, они не замечают, но когда это возвращается к ним в следующей земной жизни, тогда они замечают это очень хорошо. А это с неизбежностью возвращается к ним.

Итак, действительно, некоторая часть (не все, мы будем изучать еще другие кармические закономерности) того, что мы переживаем в земной жизни как страдание, приходящее извне, ведет свое происхождение от наших чувств антипатии в предыдущих земных жизнях.

При всем том надо, конечно, вполне уяснить себе, что карма, что некий кармический поток должен где–то брать свое начало. Таким образом, если вы представите себе, например, ряд следующих друг за другом земных жизней "а Ь с (d) e f g h", где "d" обозначает нынешнюю земную жизнь, тогда вы поймете, что, конечно, не вся боль, которая обрушивается на нас извне, ведет свое происхождение из предыдущей земной жизни; это может быть также и первоначальная боль, которая проявляется только в ближайшей земной жизни. Но потому–то я и говорю: значительная часть тех страдании, которые притекают к нам из внешнего мира, есть последствия той ненависти, которую мы проявляли в своих предыдущих земных жизнях.

Если теперь мы опять перейдем к третьей по счету земной жизни, тогда последствием того, что обрушилось на пас как страдания, (тут мы имеем в виду только последствия страданий, происходящих из, так сказать, накоплений ненависти), тогда последствием этих страданий у человека выступает прежде всего некий род духовной тупости, некий род тупости в понимании мира. И часто бывает, что этот человек, который лицезреет мир равнодушно, флегматично, который не встречает вещи и людей с открытым сердцем, он приобрел эту свою тупость вследствие предпосланных его кармой страданий в предыдущей жизни, но именно тех страданий, которые ведут свое происхождение от чувств ненависти, испытанных этим человеком в его, по крайней мере, третьей с конца земной жизни. Можно всегда быть уверенным в том, что быть глупцом в какой–либо земной жизни, — это всегда есть последствие собственной ненависти в определенной прошлой земной жизни.

Но видите ли, мои дорогие друзья, понимание кармы состоит не только в том, что мы пользуемся знанием кармы для понимания человека. Мы должны постигать карму и как импульс жизни; осознать, что она относится не только к жизням "а Ь с d", но и к "е f g h", что и грядущие жизни присутствуют здесь. Осознать, что развиваемое в нашей современной земной жизни содержание нашей души будет иметь свои последствия, результаты в следующей земной жизни. Если кто–либо в своей будущей, третьей по счету, земной жизни хочет быть особенно глупым, то для этого в своей нынешней земной жизни ему надо только очень много ненавидеть. Если же кто хочет в своей будущей, третьей по счету, земной жизни иметь свободное, открытое сердце к постижению мира, ему надо в нынешней его жизни особенно много любить. И только тогда познание, постижение кармы обретет свою истинную ценность, когда оно вольется в нашу волю, действующую в благих целях, будет играть роль для будущего в этой воле. Ныне настало такое время развития человечества, когда человеку нельзя больше действовать несознательно, то есть таким образом, как это имело место прежде, когда наши души проходили через прошлые земные жизни. Люди становятся все свободнее и сознательнее. Начиная с первой трети XV века, мы живем в эпоху, когда люди должны становиться все свободнее и сознательнее. И поэтому те люди, которые являются людьми современности, в следующей жизни уже смогут иметь смутное чувство того, что их земная жизнь — не первая. Таким образом, если нынешний человек замечает, что он не отличается умом, и винит в этом не самого себя, но приписывает это обычно недочетам своего физического тела (согласно воззрению современного материализма), то в своей жизни этот человек уже имел по меньшей мере, следующее смутное чувство: если я не отличаюсь умом, то это значит, что когда–то у меня было нечто такое, что связано с чувством ненависти и антипатии.

И когда мы сегодня говорим о педагогике вальдорфской школы, то нам, разумеется, приходится считаться с современной земной цивилизацией. Мы еще не можем со всей полнотой гласности так вести воспитание в школе, чтобы воспитывать детей в сознании повторных земных жизней, ибо люди не имеют сейчас даже смутного чувства повторных земных жизней. Но те первые шаги в этом направлении, которые сделаны как раз в педагогике вальдорфской школы, когда они будут восприняты людьми, разовьются в ближайшие столетия таким образом, что в этическое, моральное воспитание будет введено следующее: если ребенок малоодарен, то он этим обязан своим прошлым земным жизням, во время которых он много ненавидел; и надо теперь посредством духовной науки отыскать, кого он ненавидел, ибо они должны находиться где–то в окружении этого ребенка — те люди, к которым он некогда питал ненависть или же совершил поступки, проистекавшие из ненависти. Такое воспитание должно будет в грядущих столетиях все больше и больше вводиться в жизнь людей. Тогда должны будут видеть, откуда у ребенка зеркально отражено или отражалось в жизни между смертью и новым рождением то, что здесь, в земной жизни, проявляется, пройдя метаморфозу, как непонятливость. И тогда смогут помочь такому ребенку тем, что будут развивать в нем с детских лет особенную любовь к тем самым людям, которых он особенно ненавидел в прошлой земной жизни. И тогда станет видно, как благодаря такой конкретно направленной любви, у ребенка проясняется ум, вообще проясняется весь его душевный строй. Делу воспитания помогут не общие теории кармы, но конкретное прозрение в ход человеческой жизни, позволяющее заметить, каковы тут кармические связи. Люди обратят внимание на то, что дети, которые учатся в одном классе, собраны здесь судьбой, и это имеет какое–то значение. И когда воспитатели вырвутся из той ужасной беззаботности, которая ныне господствует в отношении таких вещей, (частенько говорят о некоем "человеческом материале", сброшенном, подобно игральным костям, в один класс, и действительно полагают, что такое соединение является игрой случая, а не расположением судьбы), когда они вырвутся из этой ужасной беззаботности, то смогут прийти к пониманию того, какие знаменательные кармические нити тянутся от одного человека к другому, будучи сплетены в прошлых жизнях. И тогда в развитие детей внесут то, что будет действовать компенсирующим образом. Ибо карма есть, в некотором отношении, нечто такое, что осуществляется с железной необходимостью. Исходя из этой железной необходимости кармы, мы можем выстроить такие безусловные ряды:

Любовь — радость — открытое сердце.

Антипатия или ненависть — страдание — глупость.

Это — безусловные кармические закономерности. Но с этим дело обстоит так же, как с той безусловной необходимостью, с какою течет река: ведь можно тем не менее регулировать течение реки, заставить течь ее по другому пути. Подобным же образом возможно регулировать течение кармы, влиять и на этот своеобразный поток. Это — возможно.

Итак, если вы замечаете у ребенка признаки глупости, и если вы беретесь вести воспитание этого ребенка так, чтобы прежде всего вызвать в его сердце развитие любви, и если вы при этом откроете (а ныне это уже стало возможным для тех людей, которые обладают способностью тонкого наблюдения жизни), с какими другими детьми этот ребенок связан кармически, и побудите этого ребенка полюбить именно тех детей, совершать в отношении них поступки, проистекающие из любви, то тогда вы сможете противопоставить антипатии любовь, и в следующей земной жизни этого ребенка его умственная недостаточность исправится.

Действительно, существуют, можно сказать, инстинктивно действующие воспитатели; зачастую они, исходя из своего инстинкта, достигают того, что ребенок с плохими наклонностями обретает способность любви и благодаря этому постепенно может быть воспитан так, что он становится более понятливым человеческим существом. Эти вещи как раз и ставят понимание кармических связей на службу жизни.

Прежде чем мы пойдем дальше в наших наблюдениях над частностями кармы, надо поставить перед нашими душами еще один вопрос. А именно: как можно узнать того человека, с которым вы имеете, по меньшей мере, в общем и целом, кармическую связь? Тут я должен употребить одно выражение, которое сейчас употребляется зачастую в несколько насмешливом смысле: такой человек является нашим современником[11]. Он живет на Земле в одно время с нами.

Приняв это во внимание, вы скажете себе: если вы в какой–то земной жизни находитесь вместе с определенным человеком, то это значит, что вы в одной из прошлых земных жизней тоже были одновременно с ним, — в общем и целом это так, хотя могут быть и некоторые сдвиги.

А те люди, которые живут спустя пятьдесят лет после вас, ведь тоже были в прежней земной жизни вместе с людьми! В общем и целом, люди, принадлежащие, скажем так, к ряду В, не встречаются с людьми, принадлежащими ряду А. Эта мысль тягостна, но — истинна.

О других вопросах, которые часто задают люди и которые приводят их в сомнение — о том, что человечество возрастает в своей численности на земле и т. д. — об этом я буду говорить позднее. Но сейчас я хотел бы довести до вас мысль, которая, быть может, тягостна, но истинна: действительно происходит так, что жизнь людей на Земле в повторных жизнях совершается ритмично. Можно сказать, определенная группа людей совместно переходит из одной земной жизни в следующую земную жизнь; другая группа людей также переходит из одной земной жизни в следующую; и эти две различные группы людей в известном смысле отделены друг от друга — они не встречаются на Земле. В долгой жизни между смертью и новым рождением они встречаются, но в земной жизни происходит в действительности так, человек всегда, все снова и снова, нисходит на Землю с ограниченным кругом людей. Именно для повторных земных жизней современничество имеет внутреннее значение, внутреннюю важность.

Почему же это так? Я могу сказать вам: этот вопрос, который поначалу может занимать человека чисто рассудочно, причинил мне самые большие страдания на духовно–научной почве: поскольку через ответ на этот вопрос должна быть добыта истина, установлено внутреннее положение вещей. И тут можно спросить себя (извините, что я привожу пример, который, можно сказать, играет важную роль для меня самого), почему ты не был современником Гёте? В силу того, что ты не современник Гёте, ты можешь заключить в соответствии с общей закономерностью, что вероятнее всего ты никогда не жил на Земле в одно время с Гёте. Он принадлежит к другой группе людей.

Но что же, собственно, сокрыто за этим? Здесь надо изменить постановку вопроса. Но для этого надо обладать открытым, свободным чувством того, что такое совместная жизнь людей. Надо спросить себя (и на эту тему я буду еще очень много говорить здесь в ближайшее время), что, собственно, это значит — быть современником человека, и что значит узнавать о земной жизни человека только из истории? Что это такое?

И вот, видите ли, надо обладать свободным, открытым чувством для того, чтобы ответить на такой интимный вопрос: как обстоит дело со всеми внутренними сопутствующими явлениями душевной жизни человека, когда какой–либо его современник что–либо говорит ему, совершает поступки, касающиеся его, — что происходит в душе? А затем, разобравшись в этом, нужно сравнить это с тем, как это выглядело бы, если бы вы встретились с какой–либо личностью, которая не есть ваш современник и, может быть, никогда не была вашим современником ни в одной земной жизни. Пусть эту личность вы в наивысшей степени почитаете — гораздо более, чем всех ваших современников. Но что было бы, если бы вы встретились с ней как со своим современником? Итак, что было бы, если бы я (извините меня за этот личный мотив) вдруг стал современником Гёте? Если вы не равнодушный ко всему человек (ибо если вы равнодушный человек и просто не понимаете того, что значит быть современником другого человека, то вы и не сможете дать настоящего ответа на поставленный вопрос), итак, если вы не равнодушны ко всему, то вы можете задать вопрос: что произошло бы, если бы я — такой, какой я есть — шел бы по Шиллеровскому переулку в Веймаре к Фрауэнплану и встретился бы с "дородным тайным советником", скажем, в 1826 или 1827 году? — Так вот совершенно ясно, что это было бы невыносимо! "Современников" мы можем переносить. Того, чьим современником быть не можешь, перенести нельзя, ибо он оказал бы на душевную жизнь своего рода отравляющее действие. Мы в состоянии переносить такого человека, поскольку он является не нашим современником, но нашим предшественником или же нашим последователем. Конечно, когда совсем не имеешь ощущения этих вещей, то они остаются в подсознании. Но если человек обладает тонким ощущением духовного, то он знает: если бы он — такой, какой он есть — оказался в Веймаре и в Шиллеровском переулке встретился с идущим ему навстречу "дородным тайным советником" Гёте с его двойным подбородком, то он почувствовал бы, что эту встречу ему невозможно внутренне перенести. А тот человек, который не имеет никакого ощущения этих вещей, — может быть, поприветствовал бы Гёте.

Видите ли, эти вещи происходят не из земной жизни. Те основания, почему мы не можем быть современником какого–либо человека, как раз не входят в земную жизнь, и для их постижения надо проникнуть взором в духовные взаимосвязи. Вот почему эти вещи для земной жизни порой выглядят парадоксальными. Но это так, всецело так.

Я могу заверить вас, что я с искренней любовью написал введение к сочинениям Жана Поля[12], появившимся в серии "Библиотека мировой литературы" издательства Котта. Но если бы я как–нибудь встретился в Байрёйте с Жаном Полем, то у меня наверняка случились бы желудочные спазмы. И этому не воспрепятствовало бы то, что я питаю самое высокое почтение к нему. Так обстоит дело у любого человека, но почти у всех людей это остается в подсознании, остается в астральном или в эфирном теле, не вторгаясь в тело физическое. Ведь то душевное переживание, которое вторгнется в физическое тело, тем самым должно войти и в сознание. Но вам, мои дорогие друзья, надо уяснить следующее: если вы хотите приобрести познания о духовном мире, то тогда придется выслушивать такие вещи, которые кому–то могут показаться гротескными, парадоксальными, — и это имеет место как раз потому, что духовный мир совсем не таков, как мир физический.

Конечно, кто–нибудь мог бы посмеяться над утверждением: если бы я, не будучи современником Жана Поля, вдруг встретил его, то со мной случились бы желудочные спазмы. Это конечно, было бы естественным для обычного, банального, мещанского мира земной жизни; но законы этого банального, мещанского мира не имеют никакого значения для духовных закономерностей. Следует привыкнуть к тому, что если хочешь понимать духовный мир, то надо использовать иные мыслительные формы. Следует привыкнуть к тому, что придется переживать нечто ошеломляющее. Если человек с обычным сознанием читает о Гёте, то у него может появиться естественное желание сказать: как хотел бы я познакомиться с ним лично, пожать ему руку и т. п. Но это бессмыслица, ибо существуют законы, согласно которым мы предназначены к жизни на Земле во вполне определенную эпоху и можем жить именно в эту эпоху. Подобно тому, как мы с нашим физическим телом приспособлены к жизни только при определенном давлении воздуха и не можем жить, поднявшись высоко над земной поверхностью, где воздушное давление неприемлемо для нас, так и человек, предназначенный жить в XX веке, не может жить в эпоху Гёте. Вот что я хотел в первую очередь сказать вам о карме.