Глава 11
После падения Валиде дворец будто изменился.
Стены, ещё недавно казавшиеся холодными и враждебными, теперь сами склонялись перед Джасултан.
Слуги опускали глаза, едва она проходила мимо.
Жёны визирей, ещё недавно шептавшие за её спиной, теперь наперебой предлагали ей свои «скромные» дары — от шёлковых тканей до редких благовоний.
А гарем… гарем превратился в улей, где главной пчелой стала она.
— Ты собираешься строить свой маленький рай? — усмехнулась Лейла, наблюдая, как Джасултан перебирает список девушек и юношей, которых ей предлагали во внутренний круг.
— Нет, — ответила Джасултан спокойно, не отрывая взгляда от списка. — Я строю свой меч.
Первой в её гарем вошла юная наложница с глазами цвета грозы и острым, как кинжал, умом. Её звали Михри.
Она родилась в семье купца, но ещё в детстве была продана во дворец за дерзкий нрав и слишком уж цепкий взгляд.
— Почему ты хочешь быть при мне? — спросила Джасултан, разглядывая её, как редкую птицу.
Михри ответила без тени страха:
— Потому что только под твоим крылом я не стану жертвой.
Её прямота понравилась Джасултан.
— Ты умна, — сказала она, — но я не терплю предательства.
— Я верна тем, кто сильнее, — дерзко ответила Михри.
И Джасултан рассмеялась впервые за много дней:
— Останься. Я найду тебе применение.
Следом появилась женщина постарше — Бану, бывшая супруга визиря, которую тот изгнал после того, как влюбился в молодую наложницу.
Но Бану не ушла на покой, как другие брошенные жёны. Она выкупила себе свободу, занялась торговлей благовониями и через несколько лет разбогатела.
— Я слышала о тебе, — сказала Джасултан, когда Бану встала перед ней, облачённая в тёмно-зелёный наряд, скрывающий лишь часть роскошных форм. — Говорят, ты знаешь, как пахнет власть.
— Власть пахнет деньгами и кровью, султанша, — без улыбки ответила Бану. — Я готова делиться и тем, и другим.
— Добро пожаловать, — с тонкой усмешкой произнесла Джасултан, принимая в гарем ещё одну острую стрелу.
Так, по одной, она собирала свой гарем, но это уже был не гарем для удовольствия.
Это было военное искусство.
В её покоях теперь жили шпионки, купчихи, мастеровые, красавицы с ядом в крови и умом, способным разорить полцарства.
Даже Хюррем смотрела на её новое окружение с опаской:
— Ты строишь не гарем, а улей убийц, сестра.
— Я строю опору, — спокойно отвечала Джасултан, перебирая платки с шифрами. — Гарем — это не подушки и благовония. Это сердце дворца.
Кто держит гарем — держит всё.
Но, как водится, покой ей только снился.
Вечером, когда она сидела в саду, к ней явился гонец от султана.
Тот самый брат, который до сих пор сохранял молчание, наблюдая за дворцовыми бурями с высоких балконов.
Гонец склонился перед ней, протягивая пергамент с золотой печатью.
— Его Величество приглашает вас на ужин, — с поклоном произнёс он.
Джасултан подняла бровь.
— Один на один?
— Да, султанша. И велено без охраны.
— Это ловушка, — прошипела Хюррем, услышав о приглашении. — Он может захотеть убрать тебя, пока ты ещё не пустила корни слишком глубоко.
— Он не настолько глуп, — задумчиво сказала Джасултан, глядя в окно, где над дворцом висела алая луна. — Если бы хотел убить, не посылал бы приглашений.
Лейла, наблюдавшая за ней из угла комнаты, тихо заметила:
— Но он мог захотеть чего-то другого.
Ты ведь знаешь, у султанов бывает странный вкус.
Джасултан усмехнулась:
— Пусть попробует. Я не та, кого можно съесть безнаказанно.
Вечер был прохладным. Джасултан надела тёмный наряд, похожий на ночную тень, украшенный серебром.
Она пришла во дворец султана одна, как было велено, но внутри неё не было ни страха, ни сомнений.
Великий зал оказался пуст. Лишь стол с вином и фруктами, и сам султан — в тёмном халате, с открытым воротом и взглядом, в котором смешались любопытство и опасность.
Он встретил её спокойно, с лёгким наклоном головы:
— Хатидже-султан.
— Я больше не ношу это имя, — сказала она холодно, подходя ближе. — Теперь я Джасултан.
— Прекрасно, — его улыбка была едва заметна. — Садись, Джасултан.
Сегодня ты — моя гостья.
Она села напротив, их взгляды встретились, как мечи перед поединком.
— Ты удивила весь дворец, сестра, — сказал султан, медленно разливая вино. — Я знал, что ты опасна. Но чтобы так ловко снять Валиде с шахматной доски… Я впечатлён.
— Если ты пригласил меня сюда, чтобы меня похвалить, — лениво ответила Джасултан, — я могу не тратить время.
Он рассмеялся. Низко, глухо, как зверь в пещере.
— Нет. Я пригласил тебя, чтобы предложить сделку.
Она лишь прищурилась.
— Я хочу, чтобы ты стала моей великой визиршей.
Единственной женщиной, допущенной в совет.
Но взамен ты должна поклясться мне в верности.
Тишина повисла на тончайшей нити.
— Хитро, — усмехнулась Джасултан. — Ты хочешь, чтобы я подчинилась тебе, даже когда весь дворец уже склоняется передо мной.
— Я хочу, чтобы ты была со мной, а не против меня, — прямо ответил султан, подаваясь вперёд. Его голос стал ниже. — Слишком много крови пролилось, чтобы я рисковал потерять такую силу.
И тогда Джасултан улыбнулась — опасно, обольстительно, с той самой ленцой, от которой у мужчин рождались дурные сны.
Она встала, подошла к нему почти вплотную, её пальцы скользнули по его подбородку, заставляя его посмотреть прямо в её глаза.
— Я подумаю над твоим предложением, брат, — шепнула она, играя голосом, словно шелком. — Но помни: если я клянусь — я или верна до конца… или убиваю первым ударом.
Она обвела его взглядом, развернулась и ушла, оставив за собой лишь аромат апельсинов и ладана.
Всю ночь дворец не спал.
Потому что теперь Джасултан держала в руках не только гарем.
Она держала ключи ко всему дворцу.