Гать

2. Вой на болотах

Выживет тот, кто умеет уснуть, будет спасен на время,

Я знаю, что время поможет там, где начинается сон.

Искусство каменных статуй

Deadушки

Представление затянулось — вот уже битых четверть часа Штефан методично скрипел отсыревшим колесиком зажигалки, задумчиво глядя в одну точку, будто и не дожидаясь первых глотков дыма, а просто так, для дела, руку разминая, все равно искра не идет.

Доктор Волонтир, зная за Штефаном такую манеру, продолжал тихо стоять в сторонке, не торопясь прервать затянувшееся молчание. В такие минуты знаменитого сыщика благоразумнее было не трогать — прервавшему своими досужими вопросами столь глубокие размышления могло и тростью по загривку с досады прилететь. Доходило до смешного — однажды досталось самому инспектору Лупеску, даром что тот мужчина видный и отделался в итоге крепкой дулей под глазом, а кто слаб телом — мог впоследствии и на больничную койку прилечь. Доктор Волонтир тогда еще, помнится, заботливо прикладывая компресс из ромашки к пострадавшему лицу, выговаривал инспектору вполголоса — ну вы что же, как можно быть таким опрометчивым!

По разумном размышлении, когда Штефан вот так замолкал, стоя на месте и сверля пронзительным взглядом сырую кладку булыжной мостовой, человеку сведущему следовало поостеречься и не торопить события. А доктор Волонтир за годы соседства со Штефаном завел в себе преизрядную тягу к благоразумию.

В конце концов, вот куда ему торопиться? Птицы щебечут в смурных небесах, ручей под мостом журчит смрадной жижей, где-то между домов жестяным ведром гремит на ухабах тележка молочника, чем не пастораль? Стой себе оглядывайся, а в должное время тебя позовут да все расскажут. В чем собственно дело и что убийца — садовник.

Впрочем, самое любопытное обстоятельство этого вечера состояло в том, что никаких дел один из самых острых умов современности в настоящий момент не расследовал, что отдельно печалило вечно скучающего Штефана, однако и доктор Волонтир вытащил друга прогуляться исключительно ради моциона, и вот вам весь моцион — Штефан стоит как столб посреди дороги, благо никого кругом нет, чтобы прервал медитативные самокопания своим неурочным появлением, и о чем-то неведомом размышляет.

— Гениально!

Волонтир чуть на месте не подпрыгнул.

— Холману, право, вы как всегда в своем репертуаре. Не поделитесь, что вас настолько впечатлило?

— Волонтир, вы будете удивлены, я наконец-то разобрался, что меня так тревожило последние дни!

Ну отчего же, с некоторых пор за доктором завелась дурная привычка верить любой ерунде, которую изрекал Штефан, поскольку за каждым его утверждением всегда стояла пусть и местами витиеватая, но железная логика. Жаль только, что все прочие, включая искомых преступников, не всегда спешили следовать этому простому правилу и зачастую норовили вести себя весьма своевольно.

— Что же это было за беспокойство, Холману?

Хитрый прищур Штефана был непередаваем.

— Помните, третьего дня к нам обращались владельцы коттеджного поселка, расположенного за рекой? Мол, арендаторы — состоятельные мужчины солидных профессий, не склонные к суевериям — все как один принялись жаловаться на странные фейерверки в заброшенном парке неподалеку, сопровождаемые жуткими звуками и подобным беспокойством?

Доктор Волонтир сощурился припоминая. О чем-то подобном Штефан упоминал, но детали от доктора как-то в прошлый раз ускользнули.

— Но вы же, кажется, этим делом не заинтересовались, сочтя все описанное досужим вымыслом и, если не ошибаюсь в цитате, «типичным примером массового помешательства, столь нередкого в наши дни»?

Штефан в ответ радостно кивнул, в глазах его горел знакомый Волонтиру огонек деятельного интереса.

— Но само это объяснение меня самого не устраивало, вы же помните, доктор, мою максиму — истиной, какой бы невероятной она ни казалась, является то, что останется, если отбросить все невозможное.

— И массовое помешательство или чью-то дурацкую шутку вы не считаете чем-то вполне возможным?

— В данном случае — несомненно, — сыщик щелкнул закрываемой зажигалкой и машинально сунул ее в карман жилета, — судите сами, доктор, все обратившиеся к управляющему постояльцы сделали это независимо друг от друга, но в разные дни, как будто неведомый хулиган, устраивающий фейерверки в ночи, подшучивал строго по отдельности, хотя окна всех их спален выходят на одну сторону.

— И работники не нашли наутро никаких следов этого хулигана? — спросил Волонтир, пытаясь уследить за логикой Штефана.

— Ни одного, — ответил он, — ни следов горелых фейерверков, ни даже запаха пороха не осталось. Все было чисто и аккуратно, как будто ничего не происходило. И так случалось ночь за ночью.

— Тогда как вы объясняете эти странные явления? — продолжал допытываться доктор.

— Единственным объяснением, которое я могу предложить, — сказал сыщик, глядя на Волонтира своими проницательными глазами, — является то, что все эти люди видели не фейерверки, а нечто совсем другое.

— Что же это такое? — спросил доктор, чувствуя, что он готовится к развязке.

— Это мы узнаем, как только мы посетим лендлорда, — ответил Штефан, загадочно, — я позвоню и договорюсь с ним о встрече на сегодняшний вечер. Пока же у меня нет никаких строгих подозрений, только сплошные догадки, но поверьте мне, доктор, это будет удивительное приключение.

С этими словами знаменитый сыщик широким шагом направился домой, доктор едва за ним поспевал, охая от подагрической боли в коленях, это до сих пор сказывались последствия полугодичной командировки на первую линию, в сырых окопах даже полевому врачу приходится не сладко.

Впрочем, спешка оказалась вполне напрасной — дома Штефан тут же заперся в своем кабинете и долгих полчаса оттуда не выходил. Приложив ухо к двери, доктор слышал лишь неразборчивые голоса в трубке и короткие фразы Холману, он всегда так общался по телефону — скорее раздавая четкие инструкции, нежели поддерживая вежливый разговор о погоде. Полный сомнений Волонтир, пожав плечами, направился в свою комнату и взялся там за чтение свежего номера журнала «Медицинский обзор». В результате он был так увлечен статьей о новых методах лечения ревматизма, что пропустил приближающийся скрип половиц:

— Доктор, вы идете?

Удивительно, как преобразился Штефан. На нем вместо привычного сюртука был надет морского кроя непромокаемый реглан из брезентовой ткани, из-под которого выглядывали высокие болотные сапоги.

— Куда это вы так вырядились, Холману? — спросил Волонтир, не скрывая своего удивления.

— На болота, доктор, на болота, — ответил Штефан, тотчас взяв компаньона под руку и увлекая его к двери, — там нас ждет самое интересное развитие нашего дела о видениях и фейерверках.

— Конечно, конечно, — согласился Волонтир, тоже накидывая подходящий для подобного вояжа просторный макинтош с дырочками в районе подмышек, — но разве наше дело имеет какое-то отношение к болотам?

— Всё имеет отношение к болотам, доктор, буквально всё, — загадочно произнес Штефан, — вы увидите сами, когда мы доберемся до места. И поспешите, я уверен, что мы стоим на пороге великого открытия, которое перевернет все наши представления о природе и человеке.

— Вы говорите так, будто твердо знаете, что нас там ждет, — заметил доктор, — разве вы не говорили, что у вас нет никаких подозрений или догадок?

— Я говорил правду, доктор, — ответил Штефан, — у меня нет никаких подозрений. Но у меня вскоре будут не просто догадки, но железные улики. И я готов продемонстрировать их вам, когда мы будем на месте. Пока же я прошу вас сохранять терпение и доверие. Все встанет на свои места, когда мы увидим то, что я ожидаю там увидеть.

— Ладно, Холману, — сказал доктор Волонтир, — я полагаюсь на вас. Но вы должны признать, что это все очень странно и загадочно.

— Странно и загадочно — это мое любимое сочетание, доктор, — сказал Штефан, улыбнувшись, — и я надеюсь, что оно понравится и вам. А вот и наше такси! Пойдемте, доктор, поторопимся. Нам не стоит терять времени. На болотах нас ждет нечто удивительное и ужасное.

Вот всякого ужасного доктор с некоторых пор предпочитал избегать, в окопах ему хватило подобных зрелищ. Впрочем, поздно жалеть, если уж связался со Штефаном, представлялось разумным следовать за ним до конца.

По прибытии к чугунным воротам коттеджного поселка их уже встречал самолично владелец. Лендлорд оказался лысоватым мужчиной невысокого роста средних лет, настолько невыразительным, что доктор Волонтир поневоле погрузился в любимую игру Холману — попытался угадать, что за биография скрывалась за этой блеклой внешностью.

Вмятина на безымянном пальце — след от обручального кольца, значит, вдовец, а скорее всего в недавнем разводе; слишком тщательно начищенные для такой погоды ботинки, явно лучшие в гардеробе лендлорда фланелевые брюки от «Берберри», плюс плохо скрываемое выражение недовольства на лице у встречающего и манера каждые пару секунд доставать из жилетного кармана часы. Доктор машинально отреагировал на все увиденное:

— Я вижу, что вы спешите на свидание, мы постараемся вас не задерживать, просто проводите нас туда, где ваши постояльцы видели эти загадочные сполохи последний раз.

Распахнутые глаза лендлорда были ему достаточной наградой — он наверняка угадал. Пока же они направлялись к тому самому парку из рассказов очевидцев, Штефан успел многозначительно толкнуть доктора в бок локтем и шепнуть «молодец, доктор, хоть вы всё и напутали, но это и к лучшему, он вообще-то вполне еще женат и не хотел бы разглашения, так что теперь он нам точно расскажет все, что мы попросим». Волонтир смущенно потупился, вечно его Холману обыгрывает, в чтении людей ему не было равных.

А вот и искомый парк, если этот бурелом мог претендовать на столь громкое имя, хмыкнул себе под нос доктор, владельцам близлежащих участков под застройку следовало бы давно заняться расчисткой этого жутковатого места. Бурелом как попало разросшегося подлеска, груды лежалых листьев под ногами, тут и там упавшие поперек бывших тропинок изломанные ветви валежника — неудивительно, что тут ночами творится невесть что.

— Господа, мы на месте, — провозгласил лендлорд, нервно покручивая рыжие усы, — я же говорил вам по телефону, никаких следов, можете сами убедиться.

— Действительно, — зловеще потянул Холману, отчего-то все время норовя зайти провожатому со спины и стать там так, чтобы оставался идеальный обзор для слежки за всеми его действиями. Лендлорд это сразу приметил и буквально всплеснув руками принялся мелко суетиться между разошедшимися уже на десяток шагов доктором и сыщиком. Держать в поле зрения обоих у него никак не получалось. И тогда он со вздохом встал спиной к Волонтиру, вполне логично сочтя его менее значимым в этой паре.

Доктор, не уставая удивляться подозрительным танцам прочих собравшихся, тем не менее не спешил с выводами, лучше последим за этим мутным типом повнимательнее.

— Однако я заметил, что у вас есть собака, и по вечерам вы ее выпускаете погулять, поскольку на ночь идущая вокруг коттеджного поселка ограда запирается, не так ли?

Штефан вещал в своем привычном безапелляционном тоне, явно получая неизменную долю удовольствия от спектакля. Доктор Волонтир тут же хлопнул себя по лбу, ну да, собачью шерсть на фланели он тоже мог бы заметить сразу. Рыжеусый в ответ аж затрясся.

— Откуда вам… впрочем, неважно. Да, я выпускаю по ночам собаку, а ключи от ворот всегда сдаются обходчиком мне под роспись до утра.

— И от задней калитки? — лендлорд, отчаянно потея всем затылком, неуверенно кивнул. Доктор Волонтир дорого бы дал, чтобы видеть при этих словах Холману его лицо. — А что же ваши постояльцы? Не возражают против такого порядка?

— Ни в коем случае, ведь мы беспокоимся тем самым об их безопасности!

— Тогда как вы, — Штефан взмахнул вновь прихваченной с собой тростью, а доктор Волонтир вне всякого сомнения знал, в каких случаях он это делает — только когда идет брать преступника с поличным, — тогда как вы объясните загадочные пропажи фамильных драгоценностей, причем именно у тех арендаторов, что жаловались на шум и таинственные сполохи по ночам?

— В-вы, — промямлил истекающий потом лендлорд, — что вы имеете в виду, мне не известно ни о каких…

— Конечно же не известно, ведь это выяснится с минуты на минуту прямо сейчас проникшим через заднюю калитку инспектором Лупеску с карабинерами. И поверьте мне, они перетряхнут здесь все, пока не найдут пропажу.

— С чего вы это взяли? — с этими словами извивающийся лендлорд словно бы выдохнул, как будто испытав внезапное облегчение. Доктору даже стало немного жаль бедолагу, зная Холману, можно было не сомневаться, это была не более чем уловка, причем сделанная не ради получения чистосердечного признания подозреваемого, а исключительно для пущего драматизма, к которому знаменитый сыщик зачастую бывал весьма слаб.

Уж кто-то, а Штефан никогда не упускал возможности напустить туману:

— С того, что я заранее выяснил, в каких ломбардах искать недостающее.

И вот тут лендлорд, не выдержав, задал такого стрекача, что только пятки засверкали.

— Чудак-человек, — хихикнул ему вдогонку Холману, даже не пытаясь преследовать преступника. — Неужели он думал, что его долги такая уж тайна в городе. Надеюсь, его супруге хватит ума не разводиться с этим остолопом, растратившим столько денег ради любовницы, да еще и придумавшим эту глупость с ограблением постояльцев под фейерверки. Пока он будет сидеть в тюрьме — а инспектор Лупеску его уже скорее всего берет под арест за тем углом — ей наверняка удастся привести этот поселок в порядок.

— Но Холману, — не выдержал доктор Волонтир, — как⁈

— Элементарно, — пожал плечами Штефан, беря доктора за пуговицу и как ни в чем не бывало увлекая за собой прочь от поселка, — хозяин сам признался, что по ночам выпускает собаку — но никто из постояльцев на лай собаки не жаловался. Подозрительно, подумал я, или ее отчего-то заперли на время хулиганских действий в каком-то закрытом пространстве, или же она попросту знала нарушителя. Остальное было уже делом простой дедукции. Тем более, что следов фейерверков тут на самом деле кругом полно, их бы даже Лупеску заметил, а уж он-то тот еще остолоп.

— Гениально! — воскликнул Волонтир. — Но зачем же мы в таком случае сюда тащились, да еще и разоделись, как будто действительно собирались идти на болота! Это же слишком скучное дело для вас, Холману. Как вы и говорили изначально!

Штефан обернулся, буквально лучась удовольствием.

— И тут я подвожу вас к той мысли, которая меня все это время беспокоила. Я понял, что столь глупый грабитель, каким оказался наш лендлорд, а только очень глупый и донельзя тщеславный человек станет влезать в долги ради любовницы, так вот, придумать идею с фейерверками для отвлечения внимания, пока через задний ход выносят награбленное, он бы никак не смог. Разве что ему что-то подсказало, как действовать. Тем более что — я заранее выяснил по телефону детали — лишь в последнюю ночь грохот фейерверков и сполохи видели сразу многие постояльцы, тогда-то и было совершено ограбление. Я думаю, дальнейшее расследование все подтвердит. А вот что оно не объяснит никак, — тут Холману ткнул пальцем вниз, — так это вот эти огромные собачьи следы в сырой земле. И черт меня побери, доктор, если они не пахнут серой!

Я простоял там, кажется, целую вечность. Шумно втягивая носом прелый аромат лежалой тины, громко чавкая утопающими в болоте подошвами, машинально утирая с лица стекающие по нему дождевые капли. Мне было хорошо, как, впрочем, и в других местах, где мы успели побывать за прошедшие дни.

Меня ничуть не утомляли и не тревожили эти затяжные брожения по пустым болотам, где ни человечка не встретить, ни зверька. Тот невероятный дух внезапной свободы, что меня тут окружал, служил мне достаточным оправданием для продолжения пути. Вот и теперь, обводя взглядом зубчатый силуэт очередного безымянного замка, я думал не о том, сколько их уже вставало на моем пути, но только о том, сколько еще предстоит увидеть — крепостей, дворцов, башен, фортов и кремлей всех видов и стилей. Мрачных и напыщенных, вознесенных ввысь и как бы придавленных собственной тяжестью к земле. Я готов был впитывать их дух без устали и без остатка, поскольку они напоминали мне об одном — что время движется вперед неудержимым всадником, и однажды наши нынешние страхи станут для кого-нибудь таким же мрачным воспоминанием, руиной, которой должно восторженно любоваться. Как эти люди могли так жить, могли так строить?

Полюбоваться, оглянуться и уйти восвояси. Как сделаю сегодня и я.

Короткий сдержанный кашель за спиной заставил меня нехотя обернуться. Неужели… но нет. Лишь парочка едва различимых призраков, что глядели, кажется, буквально сквозь меня, настолько они оставались бесплотными. Что им от меня надо? Мы почти нематериальны друг для друга. Мы живем в разных мирах. И нечего нам пересекаться, да, Зузя?

Она, конечно же, мне не ответила. Лишь подняла голову, тряхнув своей огненной гривой, только искры полетели. Моя Зузя, мой вечный спутник в чужих мирах, дарованный мне самой моей горькой судьбой, единственная радость, единственная слушательница моих рассказов, единственная утешительница моих бед. Оставь их, не трогай, пускай себе машут руками, пытаясь привлечь наше внимание, пускай идут восвояси. Что им наши печали, пойдем со мной. Пойдем дальше.