Где начинается радуга? Часть 3 (СИ)

Глава 22

Дождь с каждой минутой усиливался. А я продолжала цепляться за футболку Глеба и тихо плакала. Он молчал. Он крепко прижимал меня к себе и нес по лагерю. Иногда взгляд цеплялся за пробегающих людей, но разглядеть их мешал дождь.

Глеб вошёл со мной на руках в медпункт, где успело всё измениться. Во-первых, детей из деревни тут не было, но на некоторых койках сидели раненые парни. Во-вторых, вместо доктора, который тут был, появился другой медик. Он мельком глянул на меня, но что-то его заставило дернуться в мою сторону и подозвать к себе медсестру, которая незаметно перевязывала раненного.

Глеб посадил меня на свободную койку, накрыл плечи плотным одеялом, а затем присел напротив меня на корточки. Он взял в свои руки мои, слегка их сжал и с улыбкой посмотрел мне в глаза.

— Ксюша, тебя должны осмотреть. Поняла? — Я кивнула. — Пока тебя осмотрят, я узнаю, как там дети.

— Они живы? — Встрепенулась я.

— Я видел их. Хочу помочь им расположиться в отдельной палатке. А медпункту пока есть чем заняться.

— Я пойду с тобой, — хотела подняться, но Глеб поймал меня раньше и вновь усадил на койку.

— Они в порядке. Мне нужно их просто разместить, потому что пока другие заняты наемниками. Нам нужно тут дождаться представителя Интерпола. Также сюда летит Герман. А ещё пошёл дождь. Так что нам в любом случае придётся задержаться в этом лагере. Тебя сначала должны проверить, а чуть позже я вернусь. Хорошо?

После этого Глеб встал и ушёл.

Доктор оказался знакомым. Он был основным участником гуммиссий, в которых когда-то участвовала я вместе с Ануш. Его попросил приехать Матвей и быть готовым оказать срочную помощь всем, кому сможет. Доктор осмотрел меня, затем узнал, что кровь не моя, и отправил отмываться в переносном душе.

Зеркала тут не было. Но то, что я видела, вызывало смешанные чувства. От радости спасения, торжества справедливости и сладострастия мести до отвращения и брезгливости. Я смывала с себя кровь, наблюдала как краснеет вода и путалась в чувствах. Я убила человека. Когда рука коснулась ножа, я даже не задумывалась, что делала. Когда я вытягивала острие из шеи, то чувствовала облегчение и мстительное удовольствие, что ему не удалось. Я вновь помешала его планам. А затем наступили шок и ужас, которые сейчас перерастали в отвращение и брезгливости к себе.

Я пока не могла здраво думать, поэтому просто закрыла глаза и продолжила мыться.

В чистой одежде, сидя под теплом одеялом на койке, я вслушивалась в анамнез от доктора. Подозрение на трещину в ребрах и легкое сотрясение головы, которые нужно обязательно подтвердить в госпитале. Также он уточнил про моё психическое состояние и поставил пометку о дополнительной проверке. Кожу ступней и плеч он тоже не забыл осмотреть и попросил медсестру тщательно всё обработать.

Напоследок он с сочувствием проговорил:

— Ксения, когда вернетесь, вам предстоит длительная реабилитация. И я вам советую не относиться к этому с попустительством. Возможно физически пострадали вы не так смертельно, но в порядке ли ваша душа?

Медсестра, обработав раны, дала мне успокоительное и попросила расслабиться. И на пару часов я действительно уснула.

Во сне мне приснилось, как чья-то рука вновь схватилась за шею и придушила. Дыхание сбилось, я дернулась и очнулась. В медпункте было тихо. Кто-то тихо постанывал в другом конце палатки, но вокруг стояла тишина. Дождь прекратился, но не надолго.

Я закрыла глаза, надеясь уснуть. Но воспоминания тут же подкидывали картинку. Искрящий яростью и удовольствием взгляд Анатолия. Сейчас я вряд ли вспомню форму или цвет его глаз, хотя в последние минуты его жизни вглядывалась только в них. Но я помнила его обжигающий взгляд. То как он медленно осматривал моё тело, как в них мелькали чувства, как искрила радость от собственной власти надо мной.

Тогда я села на койку и спустила ноги. Болей в теле действительно было не много. Постанывали синяки, не удавалась дышать полной грудью, а обгоревшая кожа слегка горела. Вся боль скопилась намного глубже, чем бренное тело. Она копилась в груди, тяжелела и уплотнялась.

На улице стоял поздний вечер. За пару часов, которые я проспала, лагерь изменился. Кто-то переставил некоторые палатки, установил переносные крыши и разложил что-то наподобие тропинок.

На мне висела полувоенная мужская форма. Штаны пришлось завязать на несколько тугих узлов, чтобы они не слетели, а штанины затолкать в ботинки. Плохо расчесанные волосы я стянула в низкий хвост. Кожа на носу, лбу и подбородку некрасиво слазила и до сих пор оставалась красной. Вообще-то такой «красавицей» я никогда не была. Но впервые мне было наплевать, какой меня увидят другие. Я даже не засмущалась, когда в таком непрезентабельном виде, меня нашёл Кванджон.

Мы столкнулись под навесом и от неожиданности уставились друг на друга. К нему подошёл какой-то мужчина и на английском проговорил:

— Мы мертвых положили в палатке номер три, а арестованных посадили во второй. Они находятся под постоянном наблюдением, пока полицейские не приедут из Аддис-Абебы. Интерпол летит сюда за некоторыми наемниками. Их разыскивали во многих странах. Также сюда направился кто-то из ФСБ. Вроде бы из-за русской девушки и убитого русского.

— Значит завтра со всеми и поговорим. Иди и следи за порядком, — приказал Кванджон и дождался, когда его помощник скрылся из виду. Он подошёл ко мне и уставился куда-то поверх моей головы. — Как ты?

— Как ты тут оказался?

— Вернулся за тобой в Россию. Я ведь обещал приехать. Но столкнулся с тем, что никто не знал, где ты. А потом твои друзья рассказали о расследовании. Я не мог остаться в стороне, когда узнал, что ты в опасности.

— Спасибо тебе, — прошептала я, опустив взгляд. — Ты приехал вовремя.

— Ты выжила после нападения на деревню. Затем ты сама спасла себя, когда на тебя напал тот… Анатолий, — процедил его имя с акцентом Кванджон. — Какой из меня спаситель, если ты выбираешься из проблем сама?

На такое я даже не знала, что ответить.

Такова моя натура.

Мой стиль жизни.

Как-то само получалось.

Но эти слова звучали как оправдание. А я не понимала, почему должна была оправдываться. Я такая какая есть. Именно поэтому я бы не смогла быть просто женой влиятельного человека. Где он принимал все решения, а я стояла рядом с ним с молчаливой поддержкой. В то же время я не хотела брать вверх в отношениях, но и плыть по течению не в моём характере.

— Когда мы летели сюда, — вдруг проговорил Кванджон, когда начало казаться, что нам нечего друг другу сказать на прощание. — Я предупредил его, что хочу честной борьбы за твоё сердце. Я надеялся, что твои чувства вспыхнули по прошлым воспоминаниям, но не так сильны, как ты считала. Но я ошибся. Просчитался в тебе. Снова. Ты бы не говорила о любви, если бы не была уверенна в ней.

— Прости, Кванджон, — комок внутри снова накалился. Всхлипнув, я тяжело вздохнула и продолжила. — Прости, что не могу ответить на твои чувства. Я так тебе благодарна, что ты прилетел спасать меня. Но даже благодарность не может заставить моё сердце любить кого-то кроме него.

— Твоё сердце действительно принадлежит ему без остатка, — как-то грустно проговорил Кванджон и наконец посмотрел на меня. Он слабо улыбнулся и провёл по моей макушке. — Не плачь, Ксения, и не стыдись чувств. Их подделать нельзя. Вот наступило и моё время для принятия отказа. Непривычные ощущения. Мне в любом случае не удалось бы победить. Только если бы ты его никогда не встретила. Но он был и это исправить никому не под силу. Знаешь, я подсознательно чувствовал соперника и ждал его прихода. Иногда ты словно уплывала от меня. Вроде бы со мной, но не со мной. Вроде бы смотришь на меня, но видишь не меня. Я не хочу тебя терять, но и жестоким с тобой не могу быть. Я принимаю твой отказ, Ксения, и отпускаю, потому что люблю.

Я вздрогнула и невольно шагнула к нему.

— Кванджон, я не заслуживаю тебя.

— Кто знает, Ксения. Может быть и наоборот. Но мои чувства вряд ли от этого изменятся.

Я грубо стерла с щек слезы и отвернулась. Теперь наша история завершилась. Линии судьбы, которые временно сплелись, разорвались. Он это тоже понял и вдруг притянул меня к себе, обнимая.

— Желаю тебе счастья, Ксения.

— И я тебе.

В какой-то момент он отступил. Он больше не смотрел на меня. Его заинтересовало что-то за моей спиной. Поэтому я тоже оглянулась. Там стоял Глеб, а рядом с ним Мати. Они с улыбками общались друг с другом, а затем скрылись в палатке.

— Он хороший человек, — глухо проговорил Кванджон и добавил. — Обещаю, что помогу детям. Хотя не знаю, что пока делать с заводом….

— Он ведь у тебя не большой, — перебила его я. — Возможно от работы не откажутся из других деревень. Если ты, конечно, ещё в этом заинтересован.

— Да, конечно.

— А дети…. Их тоже нужно пристроить или помочь как-нибудь, чтобы они выжили.

— Думаю, уже завтра мы всё узнаем. Иди отдыхай, Ксения.

Кивнув, я ушла в медпункт и легла на койку. Я медленно проваливалась в сон, но одна мысль неприятно царапала.

Глеб обещал прийти, но не пришёл.

**

На следующий день приехала местная полиция с представителем от Интерпола. Они мной не интересовались. Единственный человек, который общался с ними, — Кванджон. Они узнали у него подробности и причины его поступка, поблагодарили за помощь, а также пообещали, что его имя будет сокрыто от СМИ. Герман подъехал где-то на два часа позже полицейских. Они общались сухо, но без напряжения. Всё же тот, кто был нужен ФСБ уже не подлежал экстрадиции.

После долгого разговора с Интерполом Герман нашёл меня. Его больше интересовала я вместе с личными вещами и компьютером Анатолия, за которые он боролся с полицией. Во время разговора со мной Герман кое-что объяснил.

Салкын — это тот самый босс всего ОПГ, а также сводный брат бизнесмена Воровицкого. Он давно находился в списках подозреваемых, но ловко уходил от правосудия, что даже громкая экстрадиция его из Египта никак не помогла. Свидетели по делу успели погибнуть до суда. Но сейчас его взяли с поличным в клубе. Там оказалось достаточно доказательств, чтобы надолго его посадить. А вот Анатолий мог скрыться, если бы не его желание отомстить мне. Наемники сотрудничали с ним не первый раз, но ими заинтересовался Интерпол уже давно и совсем по другому делу.

— А что будет со мной? — Под конец решилась спросить я. — Ведь я его убила. Разве это не превышение самообороны?

— Ксения, у вас на руках запись, как Анатолий признавался в своих преступлениях. Как он угрожал вам расправой, а затем кинулся, чтобы убить. Сейчас вам разрешено вернуться в Россию, где я вам пришлю повестку. Там я проведу с вами допрос и скорей всего вы будете проходить по делу как основной свидетель, а также жертва.

— Меня никто не будет арестовывать?

— Тут нет состава преступления.

— Но я была рада, что умер. Когда он рассказал про Ануш, я хотела его смерти, — призналась я, кутаясь в одеяло.

— Давайте так, — вздохнул Герман. — Отправляйтесь скорее в Аддис-Абебу. Там пройдите обследование у доктора по поводу сотрясения и трещины. Затем летите в Москву и отдыхайте. У меня тут ещё достаточно работы. Нужно перевезти тело Хрусталевского вместе с вещдоками. В Москве вы обязаны побыть со семьей и с друзьями. Можете записаться к психологу, слышал, что они действительно кому-то помогают. А когда я вернусь, то сразу свяжусь с вами.

Согласно кивая для порядка, я отправилась собираться. У меня кроме маленькой набедренной сумки с паспортами и деньгами ничего не было. Поэтому я только тщательно умылась, расчесалась и поправила вчерашнюю одежды так, чтобы она не висела на мне как мешок. Когда я вышла из палатки, то увидела знакомую грузовую машины и улыбающегося эфиопа. Абель радостно помахал мне и с облегчением обнял.

— Напугала ты старика, — поворчал он. — Я, когда узнал про пожар в Шеке, то сразу полетел туда быстрее ветра. Но там уже никого не было, кроме стервятников. Там-то я потом встретил тех двоих, что искали тебя. Один твой сородич, а другой этот.

Я глянула, куда показывал Абель. Там стояли Глеб с Кванджоном. Они что-то обговаривали, но явно не соглашались друг с другом. Затем они в чём-то сошлись, но в конце без прощаний разошлись. Кванджон ушёл к полицейским, а Глеб к детям, которые только что вышли из палатки.

— Абель, — тихо позвала мужчину я. — А вы знаете, тут есть хорошие приюты?

— Хотите пристроить детей? — быстро понял меня эфиоп.

— Да. Перевезти детей через границу, чтобы помочь в России, я вряд ли смогу. Но, чтобы и тут помочь, мне понадобиться чужие руки. Может у вас есть идеи?

Я с надеждой посмотрела на Абеля, который хмуро жевал щеку. Он мельком пробежался взглядом по детишкам, задержал внимание на Бехати и Мати и вздохнул.

— Ксения, есть одна мыслишка. Но без тебя я не смогу.

— У вас есть место для их житья? — Обрадовалась я, и слегка подпрыгнула.

— Есть у моей сестры. Она живёт не в городе, как я, но недалеко. Дом не большой, но если всё достроить, то места всем хватит. Правда, первое время тяжело будет.

— Насчет денег можете не беспокоиться, — воскликнула я. — К тому же Джемаль, та девочка, — я быстро указала на неё. — Её обязательно нужно отправить в медицинский. Да и Мати не мешало бы пойти учиться в университет. Я помогу с ними со всеми, но им понадобиться… передержка.

Пообещав, я сложила руки в молитвенной позе и умоляюще уставилась на Абеля. Он покачал головой и вздохнул.

— Ладно, Ксения. Раз так, то помогу им.

Я вскрикнула и обернулась к ним. Они сгрудились вокруг Глеба и с большим вниманием его слушали. Я подкралась к ним и громко хохоча подскочила.

Кто-то из них заулыбался, кто-то испуганно вскрикнул и только Камали сразу потянула ко мне ручки. Подхватив девочку, я оглядела каждого и проговорила на амхарском.

— Ребята, я кое о чём договорилась. Как вы думаете, если все вы поедете в дом к Абелю. — Они заглянули за мою спину и нахмурились. Мати наклонил голову и что-то прошептал, а Бехати с тревогой поглядела на младенца. — Я понимаю, что сейчас вам будет очень сложно. Мне тут нельзя оставаться по некоторым причинам. Да и перевезти вас всех в Россию мне никто не разрешит. Но зато я могу вас доверить хорошему человеку и помочь вам встать на ноги. Чтобы вы все выжили, получили образование и мизерный шанс спастись. Что вы думаете?

— Мы с вами никак не можем? — спросила Джемаль.

— К сожалению, нет.

— Это я должен о них заботиться, — глухо проговорил Мати и вздрогнул, когда я коснулась его руки.

— Мати, я знаю. И ты обязательно о них позаботишься. Но пока тебе нужно набраться сил, как и всем остальным. Я помогу вам. Я вас ни за что не брошу. Буду также приезжать к вам, если мне позволят вернуться.

— А не буду ли я бесполезной, — вдруг спросила Бехати.

— Если вдруг такое случиться, — проговорила я. — То тогда я помогу тебе с переездом в Россию. Ты взрослая, поэтому с тобой проще.

— Он действительно хороший человек? — сурово спросил Мати, напрягаясь всем телом.

— Да. Я постараюсь наладить с вами прямую связь, чтобы не потеряться. Согласны?

Дети переглянулись, но решал теперь за них Мати. Он снова внимательно осмотрел старика и кратко кивнул. После этого Абель махнул им рукой, чтобы они залезали в грузовик.

Теперь со мной остался один Глеб. Камали тоже быстро убежала за остальным детьми. Он с улыбкой наблюдал за взбирающимися ребятами, но почему-то не глядел на меня. Я рассматривала его мужские черты лица, которые изменились за эти годы. Раньше я не ценила то, что могла к ним легко прикоснуться. Но сейчас мой взгляд пробегался по линии носа, спускался к рельефным губам, к чёткому подбородку. Мне хотелось приблизиться к нему и уткнуться в изгиб между плечом и шеей. Но почему-то мне казалось, что Глеб за ночь отстранился от меня. Будто после его ухода из медпункта всё изменилось.

Я не рискнула приблизиться к нему, а тем более поцеловать. Я могла только рассматривать его, замечая мимолетные чувства, которые скользили по его лицу.

— Ты снова справилась без чужой помощи, — вдруг хрипло проговорил Глеб.

— Я? Почему же без чужой, — возразила я. — Это Абель согласился помочь.

— Но это ведь ты решила проблему с приютом для детей, — с улыбкой ответил Глеб и неожиданно посмотрел на меня. — Мы с Кванджоном последний час только и спорили, что с ними делать. А ты справилась за пятнадцать минут.

— Мне повезло? — то ли спросила, то ли попробовала оправдаться я.

— Малахит исполняет желания не только свои, но и чужие, — с какой-то внутренней печалью проговорил он.

После этого нас позвали. Абель согласился отвезти ещё и меня с Глебом в Аддис-Абебу. Там я должна пройти небольшое обследование на аппаратуре, а затем мы вдвоем отправимся домой. Кванджон тоже уже собирался со своим отрядом в Корею. Мы в последний раз переглянулись, затем он махнул мне и сел в мощный внедорожник. Тем временем Интерпол с полицией и с Германом задерживались в лагере.

Машина, забитая детьми и нами, медленно отправилась в Аддис-Абебу. Дождик мелко накрапывал, но не надолго. Скоро должны были вернуться мощные сезонные дожди.

В аэропорту, ожидая самолёт до Домодедово, я постепенно приходила в себя. Привычная людная суматоха успокаивала и возвращала старые воспоминания. Мне нравились аэропорты, а сегодня симпатия к ним переросла в любовь. Не думала, что отсутствие цивилизации в действительно опасных условиях так пугает. Я наслаждалась своим нахождением среди людей.

Единственное, что меня сейчас беспокоило, — Глеб. Он молчалив, суров и отстранен. Что могло измениться за эти часы порознь? Он осознал, что я убила человека? Он разлюбил меня, потому что стала… убийцей. Недавнее хорошее настроение скатилось в пропасть. Бурная неделя или даже месяц в эмоциональном плане утомили меня.

Убив одного и дав жизнь другому, я изменилась. Недавно я боялась, что мне придётся воспитывать сына, от которого отказалась ещё до его зачатия. А сейчас… я с нетерпением ждала своего возвращения к семье.

К тому же я словно перестала бояться чувствовать. Что со мной могло случиться, если кто-то вдруг узнает, что я чувствую? Вот именно — ничего. Если я полюблю, доверюсь, а затем разочаруюсь. Какая разница, что другие люди увидят меня такой. Я не умру от этого, а тотальное одиночество и отстранение других от себя точно не сделает меня счастливой. Разве такую жизнь правильно называть жизнью, а не существованием. Кн и го ед. нет

— Люблю аэропорты, — неожиданно (даже для самой себя) проговорила я. — Шумные, эмоциональные, суматошные. Тут люди кажутся настоящими. Они взволнованы или уставшие. Они не думают о том, как они выглядят. Они просто находятся в моменте перелёта с одного места на другое. В моей жизни было столько аэропортов, что даже не вспомнить сколько. Но кажется я заново влюблюсь в Домодедово и в Москву.

Я откинула голову назад и улыбнулась. Моя любовь к Глебу не измениться от его отношения. Если он передумал, то ничего. Но он должен узнать, какие у меня к нему чувства.

Повернувшись к нему, я увидела его профиль. Он не смотрел на меня, но хотя бы отреагировал хмыканьем на моё признание.

— А я ненавижу аэропорты, — проговорил Глеб, опуская голову. — Потому что они отбирали у меня тебя.

По аэропорту раздалось объявление на посадку до Москвы. Мы молча проходили проверку и регистрацию. В тишине рассаживались по местам в бизнес-классе. Самолёт готовился к взлёту, когда я повернулась к Глебу и решительно проговорила:

— Я люблю тебя, Глеб.

В эту же секунду самолёт набрал скорость и готовился отрываться от земли. Борт слегка задрожал, а Глеб резко развернулся ко мне с распахнутыми глазами. Его руки сжимали подлокотники, а тело было напряженно, когда самолёт снова дернулся. Но шум вокруг не отвлекал. Я хорошо расслышала, как приглушенный голос Глеба спросил.

— Что ты сказала?

— Ты боишься летать?

— Что ты сказала, Ксюша? — Он громче повторил вопрос.

Мы отрывались от земли, когда я положила руку на сжатые мужские пальцы.

— Я полетела в Корею, чтобы расстаться с Кванджоном. Потому что он хотел жениться, а я никогда его не любила. Ты единственный, кому я признавалась в чувствах. Если признаваться, то во всём. Ты единственный мужчина — не друг и не член семьи, которого я любила всем сердцем. Только с тобой любое место превращалось для меня в райский уголок. Я уехала тогда, потому что по юности не ценила эту способность. По глупости я боялась сильных привязанностей, а также боли, которая может быть и в то же время не быть. Но мой побег не изменил моих чувств. Я не прекращала любить тебя и видеть в других одного тебя. Я старалась закрыться от тебя, когда ты снова появился в моей жизни. Но как можно закрыться от того, что являлось частью меня. Проще отрезать от себя кусочек, чем разлюбить тебя.

— Ксюша…

— Ты моя первая и единственная любовь… И сейчас мне страшно, что после инцидента с Анатолием, агентством и со всем остальным, я стану для тебя мерзкой и противной. Вдруг ты меня разлюбишь. Поэтому я хочу спросить, — всхлипнула я. — Ты меня ещё любишь? Я до сих пор твоя любимая не смотря ни на что?

Глеб развернулся ко мне всем телом, хотя ремни безопасности сопротивлялись этому. Он сжал мою руку и притянул к губам, касаясь мягким поцелуем костяшек.

— А иначе никак… Ты ведь никуда больше не собираешься сбегать? — Спросил Глеб, разглядывая меня.

— Куда? Я объездила весь свет, но так и не нашла места лучше, чем рядом с тобой. Мне некуда бежать, кроме как к тебе. Я больше не исчезну без объяснений. Обещаю!

Прямой рейс летел около восьми часов. Всю дорогу мы не проронили ни звука. Только держались за руки и периодически поглядывали друг на друга.

Мы снова вместе — спустя тринадцати лет блужданий.

Через иллюминатор соседа просматривались очертания Москвы. Она встречала меня с распростертыми объятьями, как родной дом, а не как город передержки. Любовь, которую я отвергала, чтобы не привязываться, теперь приятно согревала изнутри. Мне даже начало казаться, что я стала излучать невидимый свет.

Опустив голову на плечо Глеба, я вздохнула, а он сжал мои пальцы в понимающем жесте.

«Уважаемые пассажиры, рейс Аддис-Абеба — Москва прибывает в пункт назначения. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности. Мы снижаемся. Спасибо за выборEthiopian Airlines».

Темнокожая стюардесса проговорила на английском объявление через интерфон, а затем выглянула в салон для проверки. После самолёт начал снижение и мягко приземлился. Пассажиры зааплодировали, и я вместе с ними. Глеб усмехнулся и тоже поддержал благодарность пилотам. Встав первым, он достал нашу ручную кладь, затем взял меня за руку и повёл за собой на выход.

— До свидания, — попрощалась стюардесса на амхарском.

Кивнув ей, я крепче прижалась к плечу Глеба. Мы аккуратно спускались по трапу, а потом автобус довёз нас до терминала. Когда мы вошли в него, то я сразу заметила наших встречающих. Девчонки-модели из агентства держали яркий транспарант с моим именем. Марина и Матвей махали мне руками так усиленно-безумно, словно сбежали из психушки и надрались чем-то крепким. Денис, самый степенный из компании, чинно поднял табличку и помахал ею.

От шока я затормозила, прижав ладони ко рту. Глеб тут же мягко подтолкнул меня вперёд.

— Ребята, — чуть плача простонала я, подходя к ним.

— Ксюха! Малахит! — по-разному вскрикивали они, а затем плотным кольцом обступили меня.

— Ксюха, — вклинился в толпу Матвей и, хлопнув, положил руку на моё плечо. — Я требую от тебя честного ответа! Ты добивалась моего инфаркта? Посмотри, — он опустил голову передо мной, демонстрируя волосы. — Мне кажется, где-то там можно найти седину. Если ты ещё раз, — посмотрел на меня друг. — Заставишь меня испытать подобное, то я не знаю, что сделаю.

— Прости, Матвей, — я обняла его и даже вытерла немного соплей со слюной о лацкан его спортивного пиджака. — Я сама думала, что это конец.

— Глупая, Малахит, — погладил по волосам друг, а затем резко оторвал меня и залихватски улыбнулся. — И кстати, у меня получилось. На этой неделе тебе нужно приехать в отдел опеки, пройти пару проверок и Лев твой по закону.

— Спасибо, — проговорила я, ещё раз обнимая друга. — Тогда завтра или даже сегодня туда заеду.

Кто-то осторожно постучал мне по лопатке, и я обернулась. Марина кинулась мне на шею и вперемежку со всхлипами зашептала в волосы.

— Ты меня так напугала, Ксюша. Ну, куда ты без меня? Только прошу, больше не вздумай молчать, когда тебе плохо. Если у тебя проблемы, то я приду и помогу тебе. Не смей так рисковать.

— Хорошо, — со всей искренностью пообещала я. — Больше так не буду себя вести. Прости, Марина. Такой подруги, как ты, мне не найти.

Она снова всхлипнула мне в волосы и сжала в объятиях. Из-за её плеча я наблюдала, как Мила также крепко обнимала Глеба. Ксютка целовала отца и звонко хохотала, когда он провёл большим пальцем по её щечкам. Он сильно любил каждую свою девочку, а они отвечали ему взаимностью.

Наши с Глебом взгляды столкнулись. Его глаза говорили, что я теперь тоже его девочка, которую он любит.

— Да ладно, — Марина резко отступила, будто не она только ревела, и вытерла костяшкой большого пальца под носом. — Не известно, как бы я себя вела в такой же ситуации.

Денис притянул девушку к себе и подставил мне ладонь для «дай пять». Я его не разочаровала, и тогда он с улыбкой добавил:

— Рад, что ты цела.

После модели оттеснили всех остальных. Они громко плакали и выражали эмоции. Кто-то из них раздавал сухие салфетки из огромной упаковки. Последней ко мне приблизилась Рейвен.

Я взяла её за руку и тут же спросила:

— Как ты? Ты сильно пострадала во время….

— Нет, Ксения. — Она покачала головой. — Я… просто… испугалась. Сначала там в клубе… А потом, когда нам сообщили про ваше исчезновение. Я подумала, что не справилась. Ведь вы всё-таки пострадали.

— Ты не виновата. Мне приготовили ловушку, вот я и попала. Но ты справилась. За это я благодарна тебе. Было бы намного хуже, если бы преступники остались на свободе. Ты так не считаешь?

Варя кивнула, скрывая слёзы под распущенными волосами. Я отступила от неё и оглядела всех.

— Так, девочки, — они все посмотрели на меня. — Ну, не только девочки, — в ответ послышались смешки. — Мне нужна неделя, чтобы прийти в себя. Да и вам я думаю тоже. Но я не собираюсь отступать от конкурса. Он полностью придуман. Кстати с нами хочет работать Гайднер Виктор и Рене, так что…. Если всё в силе, то у нас уйма работы.

— Ксюша, — выкрикнула Марина. — Лессовский поддержал тебя. Так что конкурсу точно быть. Всё же ты сильно запала ему в душу.

Опять прозвучали смешки, а я смущенно улыбнулась.

— Тогда тем более мне нужно привести себя в порядок. А затем продолжим исполнять мечту одного дорогого для меня человека. Как думаете? Хорошая идея?

— Да! — крикнули девочки.

— Так, — заорала Марина. — Модели, я вас забираю в агентство. — Она резко повернулась к Денису и не менее громко добавила. — Денис, помогай собирать стадо красавиц, а после гоним их в офис.

— Рубин, почему вы нас так называете, — заупрямилась блондинка с крупными кудрями. — А то я себя рили овечкой чувствую.

Скрывая улыбки, модели под предводительством Марины и Дениса потопали к выходу. Теперь остались только мы — я, Матвей и Глеб со своей маленькой девичьей семьей.

— Тогда я вас подвезу? — Предложил Марков с ухмылкой.

— К сожалению, да, — посмотрел на него Глеб. — Ты ведь хорошо присматривал за МОЕЙ семьей?

— Клянусь честью, — Матвей выпрямился перед Глебом, демонстрируя всю свою благородную стать. Но опять промахнулся.

— Не клянись тем, чего у тебя нет, Марков, — оборвал его Глеб и повел своих девчонок вперёд к выходу.

Я и Матвей поплелись за ними, отставая на десяток шагов.

— Столько девчонок вокруг, а жадничает. Ведь может хотя бы одной поделиться, — глухо заворчал Марков.

Хмыкнув, я слегка толкнула друга.

— Нет, ну, а что… Вы ведь теперь вместе? — С серьезным видом уточнил друг. — Я видел, как вы держались за ручки. Я делюсь с ним своим другом, а он пусть поделиться своей сестрой.

— Матвей! — Воскликнула я. Из-за чего на нас тут же оглянулся Глеб и подозрительно уставился на Маркова. Когда его снова отвлекли, я прошептала почти одними губами. — Ты бы поосторожнее с этим.

— Ага, я уже это понял. А он точно человек? Вдруг он оборотень с нечеловеческим слухом и с обострённым чутьём, — с обреченностью проговорил Матвей.

— Скорее обычная братская любовь, — улыбнулась я.