У дома моего оправлены иконы
негромкою молвой незначащих вещей,
чтобы случайный смысл в безвременье влекомый,
входил бесшумной святостью мощей
тех древних старцев, житие чьё было
служением или всего лишь сном.
И музыка вещей порой звучит уныло,
пренебрегая ночью за окном.
У дома моего расставлены печати
слепого пребывания волхвов,
чтоб оградить меня от пасмурных исчадий
жильцов иных — неверных — берегов.
И пусть… И пусть… Слова — всего лишь семя
нездешних трав, цветущих для иных.
У дома моего я в поисках спасенья
разбросанных вещей улавливаю смысл.