Швейцарская Ривьера. Женевское озеро. Монтрё
23 июня 1903 года. 22:30
Экспресс-допрос ненадолго отложился — раны бандита обильно кровоточили, поэтому пришлось сначала его перевязать, дабы не сдох раньше времени. Пока я занимался оказанием первой помощи, Лукреция успела очень профессионально обыскать трупы и сложила содержимое их карманов в одну кучку передо мной.
Документов при налетчиках ожидаемо не оказалось. Остальную добычу составили несколько мелких купюр немецких марок и швейцарских франков, а также кучка монет, тоже преимущественно мелкого достоинства. А вот с оружием у бандитов оказалось все в порядке. Помимо трех карманных револьверов разных систем нашлось четыре выкидных ножа, три кастета, гаррота и короткая деревянная дубинка, залитая внутри свинцом. Которой, скорее всего, меня и ошарашили по башке. Мелкое барахло, вроде игральных костей, порнографических карточек, дешевых часов, табакерки с кокаином и пары колод карт, особого интереса не представляло.
Но ничего позволяющего идентифицировать клиентов как агентов английской Секретной службы, так и не нашлось. Впрочем, в запасе еще оставался живой пленный.
— Подождите, Монти… — Лукреция подошла ко мне. — Давайте я осмотрю вашу голову. Так… даже ссадины нет, но шишка будет порядочная. Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — коротко соврал я. На самом деле голова ужасно болела, но, к счастью, никаких других признаков сотрясения не было.
— Вы счастливчик, могли остаться с проломленной головой, — прокомментировала Лукреция и пнула пленного туфлей прямо в рану на ноге. — Но пора начинать.
Тот немедленно взвыл и открыл глаза.
— Какого черта…
— Кто ты такой? — Я прижал острие кинжала к его скуле.
— Дружище, ни к чему это… — Коротышка заелозил здоровой ногой по паркету, пытаясь отползти от меня, и перепуганно зачастил: — Перепутали мы, никаких претензий к тебе, просто перепутали. Спрашивай, я все скажу…
— Я уже задал вопрос.
— Я Ганс Бергер, а это… — пленный показал головой на трупы, — Гарольд Греблах и Томми Барнс. Я из Берлина, Башка, то есть Гарольд, — из Гамбурга, а Томми Моряк — из Портсмута, мы вместе сидели в гамбургской тюряге, там и сошлись. На гастролях мы здесь. Вот решили слегка заработать.
Говорил он не очень убедительно, к тому же у меня возникли сомнения, что налетчик — немец: у него был довольно странный акцент.
— Кто вас сюда навел?
— Да я его не знаю… — Бергер машинально пожал плечами и болезненно скривил физиономию. — Томми договаривался.
— Где и когда он встречался? Как выглядел заказчик?
— Говорю же, не знаю!
Лукреция усмехнулась и еще раз молча саданула его по бедру.
— У-у-у!!! Не надо!.. — истошно заблажил Ганс.
— Не ори, — презрительно бросила француженка. — Все равно тебя никто не услышит. Монти, выколи ему глаз…
Я несильно ткнул острием кинжала под веко, Бергер немедленно зашелся в очередном вопле, но упрямо продолжил гнуть свою линию.
Пришлось взяться за него серьезно. Скажу сразу, при проведении полевого допроса не требуется особая жестокость, главное — интенсивность, последовательность и предоставление фигуранту возможности выбора. При правильном применении подобной тактики можно расколоть любого человека. Конечно, исключения случаются, но Бергер не пожелал становиться таковым и «поплыл» уже через десять минут. Не пришлось даже применять крайние меры.
— Хорошо, хорошо! Хватит!.. — Ганс быстро закивал. — Все, я все скажу, — и зло ругнулся на русском языке: — Твою же мать, надо же было так встрять!
— Так ты русский?
— Да…
— Эти тоже русские?
Бергер кивнул.
— Добруш Иван Прохорович. Свои называли Петровичем. Тайво Миканнен — финн, а этот… — Добруш покосился на самого молодого из налетчиков. — Савинков Борька.
— Кто? — Фамилия показалась мне очень знакомой.
— Савинков, — повторил пленный. — Борис Викторович. Он недавно бежал из ссылки в России.
— Да ну на хрен!.. — вырвалось у меня на родном и могучем.
Вот это новость! Оказывается, я походя завалил одного из будущих лидеров Боевой организации эсеров, опаснейшего террориста, который попортил немало крови не только царскому режиму, но и большевикам. Так сказать, я его во младенчестве извел, еще до того, как он успел натворить дел. Даже не знаю, что и сказать…
— Вы из Третьего отделения? — быстро поинтересовался Добруш. — Я согласен на сотрудничество. Можете судить, пусть каторга, но оставьте живым.
— Об этом позже поговорим. Насколько я понял, вы эсеры, из Боевой организации?
— Так и есть.
— Он русский? — вмешалась Лукреция. — Ничего не пойму. Но что им от нас было надо? Франция с Россией — прочные союзники.
— Сейчас выясним, — пообещал я француженке и задал вопрос террористу: — А теперь — с самого начала, и подробно…
Вот тут и настал черед откровений, да таких, что я нешуточно оторопел.
Как выяснилось, боевики эсеров прибыли в Монтрё, чтобы устроить покушение на царя-батюшку или вообще на всю российскую делегацию участников мирной конференции.
— А вас, господин… — продолжил Добруш, — увы, не знаю, как вас величать, приказал взять Толстый, по возможности живым, а если не получится — грохнуть на месте. Он знал, когда вы появитесь в борделе и к кому придете. Правда, не упомянул, кто вы. Сказал, что это очень важно для нашего дела. Но подозреваю, его тоже подрядили. Кто — увы, не знаю. Он встречался накануне с одним мутным человеком, вроде как англичанином. Гоц был против, но Толстый его уговорил.
«Твою же мать… — ругнулся я про себя. — Вот и провалился наш режим инкогнито в Монтрё. О моей будущей встрече с премьер-министром Франции знали только я сам и еще люди из Второго бюро. Получается — у лягушатников в контрразведке сидит „крот“, который стучит бриттам. Весело, однако…»
— Кто такой Толстый?
— Азеф. — Добруш презрительно сплюнул. — Всегда знал, что этот жид подведет нас под монастырь.
— Азеф?.. — Я в очередной раз не поверил своим ушам. Черт, только разговаривал о нем с Витте, а тут — на тебе: оказывается, эта мразь — под боком!..
— Ну да, Евно… как там его… Фишелевич. Он же Иван Николаевич, Валентин Кузьмич и Толстый.
— Так он здесь?
— Здесь, здесь, совсем недалеко, в городе квартира. Туда мы вас должны были привезти. А на соседней улице пролетка, ждет нас. Господин хороший, а как насчет кокаинчику, болит мочи нет. Могу и того… вырубиться. У меня в кармане табакерочка была…
— Сейчас получишь. А Гоц кто такой?
— Он. — Добруш поднял глаза к потолку. — Он фактически главный. Глава заграничного ЦК партии.
— Ладно, держи. — Я дал ему нюхнуть кокаина, а сам задумался.
С одной стороны, все эти гребаные социалисты-революционеры мне даром не нужны. А с другой — ликвидировав их ячейку, вместе с главными организаторами и идейными вдохновителями, я фактически уничтожу Боевую организацию эсеров, спасу кучу людей, которых они в будущем должны убить, и помогу сохранить спокойствие в России накануне войны с Японией. Опять же, через Азефа можно выйти на английского заказчика. Пожалуй, все-таки стоит заняться, тем более эсеры находятся рядом, а времени до утра еще много.
Закончив с Добрушем, я рассказал все Лукреции.
— То есть, сами понимаете, выйти на англичан в Монтрё можно только через этого самого Азефа. Я сам займусь этим, но мне пригодится хотя бы пара человек, умеющих держать оружие в руках.
Француженка досадливо поморщилась:
— Монти, это несколько выходит за рамки моих функций. Хотя почему бы и нет? Подождите здесь…
Она вышла и через пару минут вернулась с двумя крепкими молодыми парнями, очень похожими на сутенеров.
— Это Гастон и Леон. Они при оружии и помогут вам. Этого берете с собой? — Она показала на русского.
— Да.
— Хорошо; ребята, можете забирать, а вы, Монти, пока останьтесь…
Когда эсера утащили, Лукреция загадочно улыбнулась и шагнула ко мне:
— Монти, я не знаю, кто вы, да и не хочу знать, но не могу не отблагодарить вас за свое спасение.
После чего плавно стала на колени и ловко расстегнула ремень на моих брюках.
— Так, что там у нас? О-ля-ля, мне уже нравится…
Ну что могу сказать… Черт побери, это было прекрасно! Француженка оказалась редкостной мастерицей. У меня даже башка перестала болеть.
Закончив, она довольно улыбнулась и уже серьезно потребовала:
— Все, что вы выясните, я тоже должна знать. А теперь идите. Вас за дверью ждут.
— Обещаю… — Я подтянул брюки, послал воздушный поцелуй Лукреции и вышел из комнаты.
С пролеткой никаких проблем не возникло. Добруш окликнул кучера, мужик на облучке подпустил нас вплотную, после чего ушел в глубокий нокаут от удара кастетом в челюсть. Дальше мы его связали, погрузились все вместе на транспорт и уже через полчаса добрались до нужного квартала.
— Здесь… — слабо прошептал эсер. — Я покажу где, вот только без меня у вас ни за что не получится войти в квартиру тихо. И учти, там динамита пуда три, не меньше.
— Поторговаться собрался?
— Почему бы и нет… — Голос Добруша наполнился мрачной решимостью. — Мне терять уже нечего. Ну, господин хороший, что мне светит, ежели подмогну чисто зайти?
— Отпущу, — пообещал я после короткого раздумья.
— Да ну… — эсер криво усмехнулся. — И не обманешь?
— А у тебя выбор есть?
— Ну да… только поверить… — согласился Добруш. — А скажи, ты ведь не из наших жандармов? Ну не похож, ей-ей, повадки другие.
— Угадал. Мне до одного места, что ты натворил в России. Сдашь Азефа с Гоцем на блюдечке — отпущу.
— Свой интерес, говоришь… — задумчиво протянул эсер, а потом вдруг залихватски присвистнул. — Эх, банковать так банковать. Давай так… На хате касса ячейки, тысяч двести на российские деньги в немецких марках. Десять тысяч мои, и я исчезну с концами. Слово даю, совсем исчезну. В Россию ни ногой, хватит, наигрался. Взамен чисто заведу вас в квартиру. Идет?
— Идет. Что предлагаешь?
— Дай еще нюхнуть.
— Держи.
— Вот это дело. — Эсер высыпал кучку кокаина на тыльную сторону ладони, шумно втянул в себя порошок, фыркнул и осипшим голосом продолжил: — Значит, так. Мы всегда заходим через черный выход. В переулке перед ним дежурит человечек, тихо чужой не подойдет, тот заметит и поднимет тревогу. Пустите меня одного к нему, я все сделаю. За дверью еще один — его тоже на себя возьму. Дальше сами. В самой квартире сейчас четверо — Гоц, Азеф, Соломатин Митька и Юзик Тышкевич — так вот, последний — самый опасный. Если что, поднимет всех на воздух с собой вместе. Он очень здоровый, плечи — косая сажень, ручищи длинные, шеи нет, лысый и бородатый — не перепутаешь. Его валите сразу и наглухо. Соломатин — тощий вьюнош в очках, мордашка прыщавая, бороденка как у телушки на причинном месте — его как раз в жертву готовят на царя-батюшку. Он никакущий — но идейный, может взбрыкнуть. Так что и его — того… ну ты понял. Сам Гоц — больной, почти не ходит. Азеф… тот вряд ли рыпнется, умная тварь, но трусливый. Ах да, забыл. Жена Гоца там тоже — Вера Самуиловна, но она тихая.
— Чего так мало людей?
— Дык было больше… — ухмыльнулся Добруш. — Лучших ты выбил. Есть еще трое, но они в другом месте и без пастуха ни на что не способны. Сдам и этих, если надо. И это… придется тебе мне нож дать. Без него не сдюжу…
Я опять задумался. Эсеры — парни резкие, идейные, а трех пудов динамита хватит целый квартал на воздух поднять. Соваться наобум — очень плохая идея, но и доверять Добрушу — не самый лучший вариант. Черт, знать бы еще, что у него в башке… Ну да ладно, вроде серьезно решился кинуть своих и не похож на камикадзе. Так что придется рискнуть.
— Хорошо. Вот тебе карандаш — рисуй план квартиры.
Эсер справился быстро, еще через полчаса мы загнали пролетку в глухой переулок недалеко от двухэтажного дома с какой-то лавкой на первом этаже.
— Дальше я сам… — Эсер испытующе заглянул мне в глаза. — Нож давай. Вы пока здесь сидите.
Я поколебался и отдал ему один из трофейных клинков. Добруш перекрестился и, сильно хромая, поковылял по улочке.
— Вы ему доверяете, месье? — поинтересовался Гастон, смотря вслед эсеру.
— Нет, но другого выхода не вижу.
— Я понял, месье. — Француз вежливо кивнул. Леон повторил жест за товарищем, но молча.
Потянулось томительное ожидание, я уже стал подозревать, что эсер нас кинул, как вдруг он показался из проулка и махнул нам рукой.
— Готово. — Добруш показал на неподвижное тело у мусорного бака. — Один есть. Теперь давайте под стеночкой вон туда — и ждите. Твою же мать, херово-то так… Давай еще порошок…
Он опять заправился кокаином и поковылял уже прямо к дому. Мы скрытно переместились поближе.
Добравшись до двери, эсер простучал по ней замысловатую дробь и зачастил срывающимся голосом:
— Сема, Семен, мать твою, открывай. Это я, Петрович. Живее, поможешь Борьку тащить, он совсем плохой. И того ферта…
Дверь мгновенно распахнулась, из дома выскочил высокий плотный мужчина, подхватил Добруша под руку и тут же, тихо поскуливая, стал оседать на землю — эсер ловко загнал ему нож в печень.
Я рывком подскочил к двери.
— Сейчас… — Добруш снял связку ключей с пояса охранника, покачнулся, но выправился и шагнул к лестнице. — За мной идите…
Ступенька, вторая, еще одна, первый пролет, второй…
Сердце бухало как барабан, заглушая скрип старых досок под ногами.
Наконец мы остановились перед дверью, обитой потрескавшейся кожей. Эсер вставил в замочную скважину ключ, провернул его и отступил в сторону.
Я взялся за бронзовую ручку. Щелкнул замок, дверь бесшумно отворилась.
«Ну, с богом…» — подумал я и шагнул в коридор, закончившийся большой комнатой с низко опущенной лампой в зеленом абажуре.
Под потолком витали сизые клубы сигаретного дыма, за овальным столом сидели четыре человека, склонившись над каким-то чертежом.
Дважды бабахнул кольт, остро пахнуло сгоревшим порохом.
Лысый гигант, сидевший ко мне спиной, с грохотом опрокинулся вместе со стулом на пол. Тощий вихрастый парень в черной тужурке просто ткнулся лицом в стол.
Азеф, плотный мужик средних лет, с пухлыми губами и крупным горбатым носом на круглой морде, заполошно вскочил, но тут же сел, не сводя глаз со ствола пистолета. Гоц — болезненно худой брюнет, тоже типично семитской наружности, внешне остался спокойным и даже не пошевелился.
— Ищите даму… — коротко приказал я Гастону, слегка помедлил и нажал на спусковой крючок в третий раз.
Идейный вдохновитель террористической ячейки партии социалистов-революционеров уронил голову. Из маленькой дырочки чуть повыше правой брови на грудь полилась тоненькая струйка крови.
Азеф шарахнулся от него в сторону и чуть не рухнул со стула.
— З-зачем… не надо… я умоляю вас…
Я улыбнулся и спокойно поинтересовался:
— Господин Азеф Евно Фишелевич?
— Д-да… — сильно заикаясь, забормотал Азеф. — Э-это я, но… но я ничего… я не предавал, это навет! Я всегда верно служил партии…
— А при чем здесь партия?
— А, я все понял… — обрадованно вскинулся провокатор. — Вы из… я понял, понял. Я здесь, чтобы… чтобы сорвать покушение на государя… Не сомневайтесь, я все задокументировал. Я верно служил Охранному отделению, спросите у господина полковника Лопухина. Да-да, он знает…
— Какая же ты мразь, пархатый, — появившийся в комнате Добруш презрительно сплюнул на пол. — Можно я сам его…
— Можно… — Я шагнул к Азефу, пинком сшиб его со стула на пол, потом вывернул руки, связал их в кистях тонким сыромятным шнурком.
Из соседней комнаты послышался приглушенный женский визг, сухой треск выстрела, потом выглянул Гастон и коротко отрапортовал:
— С ней все. Увы, за нож схватилась. В квартире больше никого.
— Хорошо, оставайся здесь, а Леон пусть спустится к черному входу и держит дверь.
Несколько минут ушло на быстрый обыск квартиры. Ящик с динамитом и самодельными бомбами нашелся под полом в чулане. Большой саквояж с деньгами — в тайнике на кухне. Я открыл его, не считая, взял несколько пачек и бросил Добрушу:
— Твое.
— Значит, не соврал? — Эсер глупо улыбнулся. — Черт… даже обидно как-то… — Он покачал головой. — Ты ко мне как к человеку, а я…
С последним словом он выхватил из кармана револьвер и прицелился в меня.
— Извини, господин хороший. Я чутка перестрахуюсь. Саквояж сюда давай…
— Держи. — Я подвинул к нему сумку. — А мог бы жить и жить…
— Я еще поживу, — пообещал эсер, неловко пятясь назад. — Я еще всех вас переживу. А ну встал…
Он не сводил с меня глаз, поэтому не видел, как позади него бесшумно появился Гастон.
Бабахнул выстрел, изо лба эсера выплеснулся фонтанчик крови, а сам он ничком рухнул на пол.
— Благодарю… — с трудом выдавил я из себя.
— Не за что, месье… — Француз вежливо поклонился. — Не сочтите за наглость, хотелось бы знать — а в этих деньгах есть наша доля?
У меня на губах сама по себе появилась улыбка.
— Теперь есть.
— Благодарю, месье. — Француз тоже улыбнулся. — Но, думаю, пора со всем заканчивать. Слишком много шума.
Закончили мы быстро. Азеф как на духу выложил все, что знал о человеке, который меня заказал, а о другом я его почти и не спрашивал. Зачем оно мне надо? Покушение на царя-ампиратора сорвано, верхушка партии эсеров уничтожена. Остальным пусть охранка занимается, я и так большую часть работы за них сделал.
Провокатора прикончили французы — я не захотел марать об него руки. Через час мы уже были в борделе. Половину денег я честно оставил Лукреции и ее ребятам. А уже перед уходом спохватился и поинтересовался:
— Лукреция, мы забыли о главном. Речь о встрече.
— Извините, Монти. — Француженка виновато улыбнулась. — Меня просили передать, что встречи пока не будет. Увы, не могу сказать почему.
— Понятно… — Я про себя чертыхнулся.
— Но я еще до конца вас не отблагодарила. — Лукреция лукаво улыбнулась. — Как насчет еще одного сеанса?..
В общем, дома я нарисовался с рассветом.
Открыл своим ключом дверь в шале, прошел в дом и негромко позвал:
— Милая, ты что, не собираешься встречать своего мужа?
Никто не ответил.
— Клео…
Неожиданно из спальни послышался неясный шум, очень похожий на стон.
Я достал из кобуры пистолет и снял его с предохранителя.
— Опять? Да сколько можно!..