Вышла с морозным рассветом Хорька из дому, да глядь — навстречу шагает парень, что-то знакомое в нем. На плече суковатая палка, а на палке модная сумочка «авиа». Признав Никифора Отраду, Хорька опешила.
— Здравствуй, Никифор, — молвила мягким вкрадчивым голосом. — Ох, как дома будут рады твоему возвращению… Небось заждались.
Никифор поздоровался и прошагал мимо, мелко постукивая подкованными сапогами по мерзлой земле. Постояла-постояла Хорька да тоже не спеша направилась своей дорогой, на курятник. Запахнула потуже шерстяной платок — с выгона ледяной ветер полоснул, обжег лицо и руки. «Сдуру Никифор из села подался — как ни ходил, как ни колесил, а родного порога не обошел».
В доме у Мартьяновых неприятность. Пришел Валерка с улицы, прямо при Марье Русаковой и бухнул:
— Никифор-то горбатый явился, как пятиалтынный. На улице поговаривают, что, мол, Клавка наша еще пожалеет…
Закрыв лицо руками, Клавдия выбежала в спальню. Мать укоризненно покачала головой, но при гостье ругать не стала; отец, разморенный от чая, сиплым голосом прикрикнул:
— Дубина до потолка, а ума не вынес.
— А что я плохого сказал?
— Да плохого — ничего, да и умного — тоже, — Егор Егорыч отодвинул от себя блюдце и, кряхтя, пошел в горницу.
А мать к Валерке:
— Сынок, зазря обидел Клавку-то. Она в тебе души не чает, а ты ее… иди, попроси прощения.
Пошел. Стоял в дверях спальни.
— Клава, прости меня. Я же не хотел тебя обидеть, ведь я что слышал, то и передал. И чего здесь обидного?
У самого на глазах слезы.
— Хочешь, я за тебя с самой высокой кручи прыгну…
Не успела Марья прийти домой, выпалила:
— Явился, знать, Никифор. У Мартьяновых узнала. И чего люди зря языки чешут, не пойму никак…
И она рассказала, что произошло у Мартьяновых. Надя с улыбкой заметила:
— Какая ему пара Клава: она видная.
— Все мы видные, пока в бабах не бывали. Где Сергей-то?
— Сегодня партсобрание, мама. Разве Сережа вам не говорил?
— Говорил, да запамятовала. Да только я его не раз просила — откажись, Сережа, от секретарства. Неужель причину нельзя найти? Для себя тоже надо пожить. Жена молодая, прежде времени завянет, дитя есть — в эти годы его проглядишь, отцовства своего не запомнишь.
Надя слушала, но помалкивала.
— Что молчишь-то? Опять выберут! Могла бы и свое женское слово сказать.
— Разве в этаком деле мое слово нужно, мама!