Генерал Юденич

Глава девятая САМОУТВЕРЖДЕНИЕ ПОЛКОВОДЦА

Овладев крепостью Эрзерум, русская армия не остановилась, повела преследование остатков 3-й султанской армии, расстроенной и ошеломлённой поражениями. Турки стремились укрыться в расположенном неподалёку городе Эрзинджане в укреплениях да горе Испир и хребте Думлу-даг. Пришлось выбивать их и оттуда.

Преследование в полосе наступления 2-го Туркестанского армейского корпуса проходило в крайне сложных условиях. В ущельях свирепствовала пурга, склоны гор обледенели, дороги занесло глубоким снегом. Запасы продовольствия, взятые с собой, оказались на исходе. Солдаты всё чаще питались только одними сухарями.

Но русские войска неимоверными усилиями овладели горой Испир, выбив с неё оборонявшихся турок. Таким образом главные силы отступающей вражеской армии оказались охваченными с флангов. Всё шло так, как задумывалось Юденичем и его уже умудрённым опытом войны в горах штабом.

Преследование длилось всего пять дней и было приостановлено 9 февраля. Могилёвская Ставка выразила по этому поводу недовольство, но генерал Юденич назвал обстоятельства, заставившие его отдать такой приказ. Причин действительно набиралось больше чем достаточно.

Обозы даже с самым необходимым не поспевали за наступающими войсками. Возникли перебои с провиантом, пехота расстреливала последние запасы винтовочных патронов, батареи полевой артиллерии теряли на обледенелых горных много упряжных лошадей и становились «малоподвижными».

Хуже всего оказалось дело с фуражом для многих тысяч коней. Отправленный из армейских тылов фураж попросту съедался почти весь во время пути обозными лошадьми и верблюдами. И если обозные лошади и верблюды «дышали» здоровьем, фронтовые кони с каждым днём всё больше и больше теряли «форму».

Тыловое армейское начальство попыталось было помочь продолжающим наступление туркестанцам. Им был выделено две сотни «кораблей пустыни» — верблюдов. Но те с великим трудом передвигались по горным дорогам и тропам, заваленными глубоким снегом.

Из наступающих войск в полевой штаб Юденича пошли только тревожные донесения. Поэтому командующий Кавказской армией приказал 2-му Туркестанскому корпусу закрепиться на реке Западный Евфрат и перейти к позиционной обороне. В скором времени такие распоряжения получили в остальные войска, участвовавшие в Эрзерумской наступательной операции.

В ходе преследования окончательно разбитой армии Махмуда Камиль-паши было взято в плен ещё 80 офицеров и 7500 аскеров. Тысячи султанских ополченцев скрывались в своих селениях и городках. Трофеями русских стали 130 орудий, бросаемых турками по пути повального бегства.

В Стамбуле в считанные дни решились на смену командующего 3-й армией, «преступно сдавшего России крепость Эрзерум»: Махмуда Камиль-пашу сменил генерал-лейтенант Абдулкерим-паша. Но он продержался на этой должности всего до марта месяца...

По замыслу Юденича из стратегических соображений началось выравнивание линии фронта. Оно было связано с проведением в ряде мест локальных наступлений. 4-й Кавказский армейский корпус в ночь на 17 февраля взял атакой город Битлис, стоявший на перепутье важных дорог. При этом корпусной командир проявил военную хитрость, заставив вражеское командование перебросить большую часть войск от Битлиса на другие направления.

Султанское командование, одураченное ложными манёврами русских, решило вернуть Битлис. Была спешно создана сильная ударная группа из пехотной дивизии, сохранившей свою боеспособность, и многотысячных конных отрядов местных курдских племён. Однако кавказцы смогли вовремя нанести упреждающий удар, разбив пеших турок и рассеяв курдскую конницу. Повторных попыток отбить город не последовало.

Овладение Битлисом значило много. Теперь прочно перекрывался единственный удобный путь, по которому высшее султанское командование до сих пор перебрасывало на Кавказ подкрепления из Месопотамии и Сирии.

Противник в окрестностях Битлиса развернул было диверсионную деятельность на дорогах с помощью отрядов курдской конницы. Новый командир 4-го Кавказского корпуса генерал В. В. де Витт принял ответные меры: много курдских селений, брошенных бежавшими в горы жителями, было сожжено, выявленные отряды всадников преследовались казачьей конницей до последней возможности.

Это подействовало — едва ли не ежедневно к де Витту стали прибывать вожди и старейшины от курдских племён с выражением покорности России. Часть племенных вооружённых формирований было разоружено, хотя секретом не являлось то, что воины-курды сдавали далеко не всё огнестрельное оружие и патроны.

Одновременно с действиями на левом крыле фронта началось наступление вдоль берега Чёрного моря и русским Приморским отрядом, который опирался на Михайловскую (Батумскую) крепость. Приморцы последовательно с боями преодолевали вражеские оборонительные рубежи по левым берегам многочисленных горных речушек.

В Батуме с её удобной гаванью находились два миноносца и недавно введённая в строй после ремонта канонерская лодка «Донец», пострадавшая в самом начале войны от бомбардировки с моря. Но трёх кораблей было мало для поддержки Приморского отряда в случае его наступательных действий.

Начались телеграфные переговоры Тифлиса с Могилёвом, которые завершились тем, что из Севастополя, главной базы Черноморского флота, в середине января прибыли линейный корабль «Ростислав», канонерская лодка «Кубанец» и два миноносца. Эти корабли вместе с уже имевшимися на Кавказе военными судами и образовали Батумский военно-морской отряд для содействия приморскому флангу Отдельной Кавказской армии.

Приморский отряд генерала В. П. Ляхова теперь наступал при огневой поддержке с моря кораблей Черноморского флота. С них в тыл неприятеля было высажено несколько небольших десантов. Десанты высаживались с тральщиков и транспортных судов, имевших малую осадку и подходивших почти к самому берегу.

Турки обычно встречали десантников сильным огнём, кое-где даже из пушек и пулемётов. Но при первой же угрозе штыковой атаки или начавшегося артиллерийского обстрела с моря сразу скрывались в окрестных горах, благо все труднодоступные тропы от берега вели только туда.

По поводу десантов у командующего Кавказской армией с генералом Ляховым и командиром Батумской военно-морской базой капитаном 1-го ранга Римским-Корсаковым состоялся разговор:

— Действенна ли помощь Приморскому отряду с моря?

— Да, весьма ощутима. Огонь корабельной артиллерии по турецким позициям ведётся постоянно.

— А десанты с моря в тыл?

— Здесь ситуация сложнее. К берегу вплотную могут подходить только тральщики. С них спускаются сходни. С других десантных судов высадка на берег идёт только на лодках. Тяжести приходится перегружать на баржи.

— Тогда на тральщики сажайте только лучшие батальоны — кубанских пластунов. Их первыми высаживайте на берег.

— Приказ понят.

— Всех остальных — на транспорты. Каков состав десантного отряда?

— Два батальона пластунов — почти две тысячи сто бойцов. Два взвода горной артиллерии с 2 орудиями и лошадьми и 2 взвода пулемётной команды отряда.

— Как вы считаете, таких сил достаточно для удержания захваченного на берегу плацдарма?

— Вполне. К тому же десанты высаживаться вдалеке от наступающих по берегу войск не будут.

— Как отлажена корректировка артиллерийского огня с кораблей по берегу?

— Связь берега с морем ведётся по радио.

— А береговые батареи турок?

— Мы ожидали от них большего. Наши артиллеристы всякий раз выигрывают вчистую.

— Тогда остаётся пожелать вам и вашим батумцам, капитан, новых успехов...

Взяв город Ризе, русские войска стали закрепляться на реке Архаве. Теперь они Находились на дальних подступах к важному портовому городу Трапезунду, взятие которого входило в планы Верховного главнокомандующего и самого Юденича.

Велось наступление и силами русского экспедиционного корпуса генерала Баратова на персидской территории вблизи границ Турции. Здесь рейды казачьей конницы немало помогли британцам, которые продолжали вести тяжёлые бои на юге современного Ирака.

Экспедиционные войска в наступлении 24 февраля заняли город Керманшах — центр Западной Персии. Под угрозой русской конницы оказалось Багдадское направление — турки так и не решились перебросить часть своих сражавшихся войск с Месопотамского фронта на помощь подвергнувшейся разгрому своей 3-й армии.

Это были последние эпизоды широкомасштабной Эрзерумской наступательной операции. Стратегический успех русской Кавказской армии заключался в том, что она овладела единственным укреплённым районом Турции в Малой Азии — крепостью Эрзерум. Приоткрывались ворота через недалёкий Эрзинджан в Анатолию — центральные провинции отживающие свой век в истории Оттоманской Империи.

Начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев, главный стратег России в великой войне так отозвался об Эрзерумской операции:

«Этот успех приобрёл на ближневосточном театре особую значимость на фоне неудач в ходе Дарданелльской операции наступления англичан в Месопотамии».

...Победа победой, а война на Кавказе для противных сторон и их военных вождей продолжалась. И не видно было ей ни конца, ни края.

В первых числах марта из Петрограда возвратился великий князь Николай Николаевич-Младший. Его встреча в Тифлисе с командующим Кавказской армии напоминала военное совещание с участием всего двух действующих лиц:

— Государь император просил передать вам, Николай Николаевич, глубокую личную признательность за Эрзерум.

— Прошу передать государю мою верноподданническую благодарность.

— Он выразил пожелание дополнить достигнутый успех не менее успешным ударом на Трапезунд.

— Это мнение императора или его штаба?

— Таково мнение Ставки Верховного. Об этом со мной говорил генерал Алексеев.

— Думаю, что с такой задачей армия справится.

— Каковы на сегодня силы Приморского отряда?

— У генерала Ляхова в строю 15 тысяч человек при 50 Орудиях. Но из армейских резервов в Батум мы послать почти ничего не можем — нам весь фронт держать надо.

— Тогда большая надежда на Черноморский флот.

— Ляхову с самого начала войны деятельно помогает капитан 1-го ранга Римский-Корсаков, командир Батумской военно-морской базы. Её корабли хорошо пристрелялись к вражескому побережью.

— Значит, и в этот раз будет поставлена Римскому-Корсакову задача на взаимодействие с Приморским отрядом.

— Ляхову не пройти к Трапезунду без хорошей поддержки с моря.

— Тогда, Николай Николаевич, пусть армейские штабисты-оперативники поспешат с разработкой наступательной операции от города Ризе.

— Будет исполнено, ваше превосходительство.

— Как вы собираетесь назвать новую операцию?

— Трапезундской...

Расчёты, проведённые в армейском штабе, со всей очевидностью показали, что Приморский отряд генерала Ляхова для гарантированного успеха наступления сил имеет недостаточно. Об этом Юденич известил Ставку.

Император Николай II пошёл навстречу просьбе командующего Кавказской армией и великого князя Николая Николаевича-Младшего. С Русского фронта по железной дороге в город-порт Новороссийск были перевезены 1-я и 3-я Кубанские пластунские бригады. Они составили ударную силу Приморского отряда генерала Ляхова.

Трапезундская наступательная операция с самого начала развивалась успешно. Для оперативного управления войсками в Приморский отряд прибыл командующий Кавказской армией. Юденич лично руководил высадкой у Сюрмене десанта силой в одну Кубанскую пластунскую бригаду с приданной ей казачьей батареей.

Решение высадить десант у Сюрмене привело к серьёзному конфликту с командующим Черноморским флотом адмиралом А. А. Эбергардом. Тот считал задуманное делом рискованным и опасался за свои корабли:

— Николай Николаевич, прибрежные воды по глубинам и подводным опасностям не размечены на морских картах района Сюрмене. Я, как командующий флотом, считаю проведение десантной операции делом рискованным.

— Андрей Августович, на то она и война, чтобы рисковать.

— Согласен. Но одно дело, если в атаке гибнет пехотный батальон или на подводной мине подрывается боевой корабль с экипажем.

— Если вы опасаетесь мин, то можно послать вперёд тральщики. Прикроете их огнём с моря в случае необходимости.

— У меня сейчас в Батуме стоит всего два тральщика. Да и то вы их используете для высадки на берег своих пластунов.

— Что ж, других десантных судов мы пока не имеем.

— А почему вы своей властью не мобилизовали в Батуме местные суда с их экипажами?

— От них проку мало. На гребных парусниках даже пехоты много не перевезёшь. А пароходов в Батуме с началом войны нe бывало.

— Пароходы можно было пригнать из других черноморских портов. Они там есть и стоят, как правило, в бездействии.

— Сейчас уже нет времени просить о том Ставку. Что вас, Андрей Августович, сейчас беспокоит у берегов Кавказа?

— Из Севастополя передали радиограммой о появлении в восточной части Чёрного моря германского линейного корабля «Гебен».

— Это тот «Гебен», который в Константинополе переименовали в «Султан Селим»?

— Да. Но появление у кавказских берегов мощного «Гебена» — это уже серьёзно.

— Почему?

— По имеющимся данным, он идёт в сопровождении подводных лодок. Число их пока не установлено.

— Тогда какая роль вашей Севастопольской эскадры, если вражеский линейный корабль подойдёт к берегам Кавказа?

— Эскадра предназначена для ведения войны на море, а ре для прикрытия армейских десантов.

— Вы так считаете?

— Не я так считаю. Это закон военно-морского искусства, не мною установленный.

— Но Трапезундская операция проводится по решению Ставки. И не вам, господин адмирал, её отменять или ставить под сомнение.

— Пусть это так, но я отвечаю за целостность Черноморского флота, а не вы.

— Тогда поступайте как знаете, но Батумский флотский отряд высаживать десант у Сюрмене всё же будет. О том уже доложено из Тифлиса Верховному Главнокомандующему.

— Хорошо. Но рисковать кораблями оперативной эскадры я не волен.

— В таком случае «Гебен» страшен вам, а не мне...

Это столкновение двух людей, наделённых большими правами на войне, имело своё продолжение. Адмирал Эбергард перед самой высадкой десанта у Сюрмене отдал приказ кораблям, прибывшим из Севастополя, покинуть воды этого прибрежного района. Появись здесь «Султан Селим» с немецкой командой на борту — я высаживающуюся на берег 240 Кубанскую пластунскую бригаду ждала гибель. Мог погибнуть и сам командующий Кавказской армией.

Вскоре Эбергард был снят с должности командующего флотом Чёрного моря и отправлен в почётную столичную ссылку. На то у Ставки Верховного главнокомандующего оказались серьёзные причины. Правда, благоволивший к сыну русского консула в Греции император Николай II высочайшим указом назначил опального флотоводца членом Государственного совета и Адмиралтейств-совета.

На его место в Севастополь прибыл с Балтики начальник Минной дивизии вице-адмирал А. В. Колчак, снискавший большую популярность своими действиями в Рижском заливе и награждённый орденом Святого Георгия 4-й степени за проведение десантной операции в германском тылу у мыса Домеснес (Калкасрагс). С Колчаком у Юденича до самого конца их личного знакомства, в том числе и в ходе Гражданской войны, сложились отношения полного взаимопонимания. И что немаловажно — доверительного.

Турки сумели оказать сильное сопротивление только на западном берегу реки Карадеры. Отличился 19-й Туркестанский стрелковый полк полковника Б. Н. Литвинова, разбивший турок у Офа и взявший сильные неприятельские позиции у Буюк-Дере.

Затем стрелки-туркестанцы с боем овладели городом Дживиаликан к юго-западу от Трапезунда. Одна из рот этого полка под вражеским огнём сумела перебежать каменный мост через Карадеру, прежде чем неприятель успел его взорвать. В том бою были взяты в плен 2 тысячи султанских солдат-аскеров.

После того как была прорвана вражеская оборона, Приморский отряд через четыре дня занял без боя портовый Трапезунд — современный турецкий город Трабзон! Его гарнизон без всякого сопротивления отступил в окрестные горы. Покинула город в часть его мусульманского населения в страхе перед «неверными».

За городом русские ещё наступали по единственной идущей вдоль берега колёсной дороге, но вскоре генерал Ляхов приказал остановить продвижение. Причина была одна — турецкое командование перебросило на линию реки Искабир-дереси значительные силы пехоты — до 41 батальона, из которых 31 заняли прибрежный участок, а остальные засели в горах, которые грозно нависали над узкой приморской равнинной полосой.

На захваченной турецкой территории была создана русская военная администрация. Генерал-губернатором портового Трапезунда был назначен генерал Шварц, отличившийся в самом начале мировой войны защитой крепости Ивангород на польской земле и имевший немалый опыт обустройства крепостных районов.

«Гебен» всё же появился у черноморских берегов Кавказа. В сопровождении подводных лодок он попытался было приблизиться к Новороссийску, но был встречен там русским линейным кораблём и отогнан в открытое море. Появившаяся в тот же день у берегов близ города Ризе германская подводная лодка была повреждена русским миноносцем, атаковавшим её.

После взятия Трапезунда командующий Отдельной Кавказской армии доложил в Ставку императору Николаю II следующее:

«Город и порт Трапезунд взят отрядом генерала Ляхова. Считаю Трапезундскую наступательную операцию завершённой...»

Верховный главнокомандующий ответил телеграммой:

«Штаб Кавказской армии. Юденичу.

Поздравляю моих доблестных кубанских пластунов, стрелков-туркестанцев и генерала Ляхова с одержанной доблестной победой во имя России. Горжусь ими.

Николай».

В Ставке Трапезунду придавали самое серьёзное значение. В первых числах мая в нём высаживается 5-й Кавказский корпус генерал-лейтенанта В. А. Яблочкина — 2 третьеочередные дивизии, сформированные в Малороссии близ города Мариуполя. Их перебросили на Кавказ по Чёрному морю. Генерал-лейтенант Ляхов получил повышение по службе и стал командиром 39-й пехотной дивизии.

Многие участники Трапезундской операции получили боевые награды — ордена и медали, золотое оружие с надписью «За храбрость», очередные воинские звания, денежные премии. Один из главных героев — командир 19-го Туркестанского стрелкового полка полковник Литвинов, получивший тяжёлое ранение, был награждён Почётным Георгиевским оружием, а затем — ещё и военным орденом Святого Георгия 4-й степени.

Победа в успешно проведённой Трапезундской операции никак не отразилась на послужном списке командующего Кавказской армии и его боевых наградах. Более того, император стал проявлять недовольство генералом Юденичем.

Причина усматривалась одна. Николай II, стремившийся во всём выполнять союзнические обязательства перед Антантой, был недоволен «темпами» наступления русских войск на черноморском побережье восточной Турции. Ему казалось, что командующий Отдельной армией излишне осторожничает. Новые победы на Кавказе могли бы «прикрыть» перед Антантой неудачи в последних операциях на главном Восточном фронте.

Всероссийский монарх, на беду русской армии, никогда не отличался способностями военачальника. Правда, он сам это понимал и потому собственными высочайшими указами не рос в званиях, довольствуясь чином «рядового», но венценосного армейского полковника. На военных советах в Ставке он привычно молчал.

Юденич получил из Могилёвской Ставки не одну недовольную телеграмму. В них хорошо читались нотки раздражения Верховного главнокомандующего. Более того, эту высочайшую раздражительность передавал и великий князь Николай Николаевич-Младший уже в своих телеграммах из Тифлиса на фронт:

«В Сарыкамыш генералу Юденичу.

Срочно.

Не желая обращаться непосредственно к генералу Яблочкину, обращаю ваше внимание на невнимательное отношение к левому флангу 5-го корпуса, что считаю весьма необходимым. На этом фланге видно отступление вместо наступления. Я недоволен действиями пластунов. Не вижу связи, они действуют разрозненно и без руководства. Если командиры не обладают необходимыми способностями, То их нужно отстранить.

24. 6.16. № 1769.

Генерал-адъютант Николай».

Результаты последних наступательных операций русской Кавказской армии союзники по Антанте — Россия, Великобритания и Франция — закрепили секретным соглашением в апреле 1916 года. Оно показало, как европейские державы делили то, что ещё оставалось под владычеством некогда могущественной империи турок-османов.

В этом документе, в частности, отмечалось следующее: «...Россия аннексирует области Эрзерума, Трапезунда, Вана и Битлиса до подлежащего определению пункта на побережье Чёрного моря к западу от Трапезунда. Область Курдистана, расположенная к югу от Вана и Битлиса, между Мушем, Се ртом, течением Тигра, Джезире-ибн-Омаром, линией горных вершин, господствующих над Амадией и облака стью Мергевера, будет уступлена России, которая взамен признает собственностью Франции территории, заключённые между Ала-Дагом, Кесарией, Ак-Дагом, Ильдиз-Дагом, Зарой, Эгином, Харпутом. Кроме того, начиная от области Мергевера, граница арабского государства пойдёт по линии горных вершин, отделяющих в настоящее время оттоманскую территорию от персидской...»

Приобретение порта Трапезунд заметно улучшило снабжение правого фланга Кавказской армии — здесь стала закладываться крупная тыловая база. Для её прикрытия образуется Платанский укреплённый район, который занял 5-й Кавказский армейский корпус. Он был создан по инициативе Юденича, занявшимся реорганизацией подчинённых ему войск. Как показали последующие события на черноморском побережье, сформирование нового корпуса явилось своевременной мерой.

В конце весны, когда просохли дороги в горах и ещё не наступил летний зной, пришёл в движение и русский Экспедиционный корпус генерала Н. Н. Баратова. Союзники настойчиво бомбардировали официальный Петроград и Могилёвскую Ставку просьбами нанести сильный удар в направлении Багдада, чтобы облегчить положение английских войск на иракском юге.

Однако наступление русского корпуса от персидского города Керманшаха на Месопотамию никак не отвечало стратегическим интересам Кавказской армии и потому не входило в планы её командующего. В таком случае баратовские войска опасно отрывались от отрядов, прикрывавших левый фланг Кавказской армии.

Баратовский экспедиционный корпус имел в тот период значительные силы только в коннице — 65 кавалерийских эскадронов и казачьих сотен. Пехоты имелось всего 8 батальонов и 2 ополченческие дружины. Из артиллерии — 36 орудий. Потому у Юденича с наместником Его Величества в Тифлисе состоялся разговор не из самых приятных:

— Ваше сиятельство, я имею возражения относительно наступления генерала Баратова от Керманшаха на Багдад.

— Какие, Николай Николаевич?

— Наш Экспедиционный корпус в Персии насчитывает на сегодняшний день по данным армейского штаба всего 9104 штыка, 9919 сабель и 504 офицера.

— Но это же немалые силы.

— В коннице — да. Но пехоты для такой глубокой операции явно недостаточно. Также есть и другие причины.

— Вы имеете в виду растянутость коммуникаций и малярию?

— Да, именно это. Через месяц, а то и меньше, корпусные лазареты будут переполнены больными малярией.

— Что вы предлагаете, как командующий армией?

— Не поддаваться на требования англичан и не ставить Баратову задачу на наступление этой весной.

— Что тогда вы считаете его задачей?

—Удержание занимаемых позиций близ Керманшаха, где здоровый горный климат и нет большой опасности малярии. Частью своих сил он будет действовать на Ван-Азербайджанском направлении.

— Николай Николаевич, думаю, что вам не стоит выступать против уже принятого решения Ставки оказать своими действиями помощь союзникам на юге Месопотамии.

— Но от этой операции выгод в стратегическом положении армии мы никаких не получим. Даже наоборот, линия фронта ещё больше растянется.

— При согласии с вашими доводами настаиваю на выполнении решения Верховного.

— Но это далеко от реалий сегодняшнего дня.

— В Ставке смотрят на войну несколько иначе, чем мы смотрим на неё здесь, на Кавказе.

— Согласен. Но в Ставке никто не будет отвечать за наши неудачи и излишние людские потери.

— Как никто? А государь император?

— Всероссийский самодержец, как вы знаете, отвечает за войну на Кавказе только перед Господом Богом.

— Николай Николаевич, приказание Ставки нам надо выполнить.

— Хорошо. Выполним. Только от этого нам будет настолько хуже, насколько лучше союзникам-британцам.

— Кто знает! Приказ Баратову на операцию передайте сегодня же. И проследите за его исполнением, как командующий армией.

— Будет исполнено. Только помочь Экспедиционному Корпусу пехотой я сейчас не в состоянии.

— Ничего, Баратов будет угрожать туркам у Багдада кавалерийским рейдом — в Месопотамии мало кавалерии.

— Согласен. Если её Энвер-паша не перебросит из Сирии и самой Турции.

— Думаю, что у него такое просто не получится...

В силу известных причин генерал-лейтенант Баратов не мог держать большую часть своих сил на фронте, который он удерживал на линии Сенне, Алиабад, Хорриабад, — половина войск в тылу и резерве. Турки имели против него по фронту сил меньше — 4 пехотных батальона, 4 кавалерийских эскадрона и 20 орудий. Но у Ханекина и Мендели стояли значительные резервы, готовые нанести по русским сильный фланговый удар в случае их наступления от Керманшаха. С этим приходилось считаться.

К тому времени положение англичан на иракском юге стало ещё более сложным, чем во время проведения Эрзерумской операции. Принятые в апреле английским корпусом попытки силами 4 дивизий на берегах реки Тигр деблокировать осаждённую турками крепость Кут-эль-Амара, занятую войсками генерала Таунсенда, успеха не имели.

К тому времени командир осаждённых британцев официально оповестил Лондон, что запасы провианта у него подходят к концу и если его не деблокируют, то он сдастся в плен неприятелю. Вот почему правительство Великобритании так настойчиво требовало удара баратовского корпуса по Багдаду.

28 апреля, после 147-дневной осады, британские войска капитулировали и в плен к туркам попали 5 генералов, 3 тысячи английских солдат, 7 тысяч индусских солдат и 3300 военнослужащих частей обслуживания. Стамбул пришёл в ликование. Ещё бы — военное поражение было нанесено самой Британской империи на фоне неудач султанских армий на других фронтах.

Командующий Кавказской армией был вынужден отдать генералу Баратову приказ о наступлении. Русские с боем заняли город Каср-и-Ширин, захватив там громадные запасы военного имущества противника. Турки были оттеснены к городу Ханекин и отошли с персидской территории в пределы Ирака.

Но большего Баратов со своими 8 пехотными батальонами на линии фронта в 800 вёрст сделать просто не мог. Англичане же требовали от русской пехоты силой в два полка то, чего не смели требовать от своих 4 дивизий на берегах Тигра.

Баратов отправил для связи с англичанами разведывательную сотню казаков-кубанцев сотника Гамалея. Та прорвалась с боями через территорию расселения враждебно настроенных курдских племён и прибыла к союзникам. Но англичане, как говорится, даже пальцем не пошевелили для установления непосредственного контакта с русскими на границе Персии и Месопотамии.

Когда об этом и многом другом в поведении союзников-англичан было сообщено Баратовым в штаб Кавказской армии, Юденич связался по радио с командиром русского Экспедиционного корпуса:

— Николай Николаевич, поздравляю с успехом. Как ведут себя турки после ухода из Каср-и-Ширина?

— Отошли к Ханекину. По данным разведки у них там скопилось много пехоты.

— Как ведут себя союзники по ту стороны границы?

— Как и прежде. Общаться с союзниками в войне никак не хотят.

— Что сообщает сотник Гамалей?

— То же самое.

— В таком случае приказываю вам приостановить наступление. В Месопотамию силами корпуса не входить ни под каким предлогом. Не увлекаться даже преследованием разбойных курдов.

— Тогда какие задачи ставит передо мной штаб армии?

— Укрепиться в Каср-и-Ширине и к западу от него.

— Задача понята. Что ещё будет приказано?

— Вести денно и нощно дальнюю и ближнюю разведку.

— Будет исполнено.

— Сообщаю, что в Месопотамии произошла смена командующего 6-й турецкой армией. Командовавший ею германский фельдмаршал фон дер Голь-паша на днях умер от тифа.

— Кто заменил его?

— Известный вам Халиль-паша.

— Есть ли в штабе Кавказской армии данные о силах турок в Месопотамии?

— Есть и довольно достоверные.

— Что держат турки против англичан против Кут-эль-Амара?

— Только один слабый 18-й армейский корпус в 16 тысяч человек. Против вас, Николай Николаевич, действует по приказу Халиль-паши 13-й корпус. Он заметно сильнее 18-го.

— Сколько в нём сил?

— По явно неполным данным 25 тысяч бойцов и 80 орудий.

— Но турецкие аскеры — это не мои стрелки и казаки. Ваше превосходительство, прошу разрешения нанести удар по Ханекину. Считаю, что есть надежда его взять у турок.

— Вы реально рассчитали свои возможности?

— Да, надеюсь на успех.

— Тогда атаку города Ханекина разрешаю. В случае успеха вам ставится задача удержать его.

— А если мы не возьмём Ханекин?

— В случае неудачи разрешаю отход на прежние позиции.

— Приказ понят...

Ранее удачливый Баратов на сей раз явно переоценил свои силы и возможности. Турки атаку русских на город Ханекин отразили и сами перешли в наступлении, войдя на Территорию Персии. Они захватили сперва Керинд, а затем и важный по положению город Керманшах, но дальше им продвинуться не удалось.

Когда командующего Кавказской армией запросил из Ставки начальник штаба генерал Алексеев о причинах отхода баратовского корпуса, Юденич ответил предельно кратко:

— Экспедиционный корпус отошёл не под давлением турок.

— Как это надо понимать, Николай Николаевич?

— Наши войска оказались в непривычном для себя маловодном и выжженным солнцем районе Ханекина. Только от солнечного удара погибло очень много людей. Пошёл падеж конского состава.

— Но ведь такое можно было предвидеть.

— Предвидели и докладывали о том в Ставку.

— Николай Николаевич, могу только сказать, что требования союзников к России государь считает обязательными для выполнения.

— Но тот же Ханекин показал, что англичане на юге Месопотамии даже с места не сдвинулись.

— Мы об этом запрашивали Лондон. Там сослались на трудности боев на берегах Тигра.

— Тогда какие могут претензии к генералу Баратову, Михаил Васильевич? Ведь он мой прямой подчинённый.

— У Ставки нет претензий к вам. Только будьте, пожалуйста, в следующий раз предупредительнее во взаимоотношениях с англичанами на вашем театре войны.

— Хорошо. Я учту ваш добрый совет...

Баратов отвёл войска Экспедиционного корпуса в более здоровые по климату горные районы. Если в боях с турками за май месяц он потерял всего 460 человек, то от болезней и прежде всего от малярии — 2430 человек, больше трети всего боевого состава корпуса. Некоторые батальоны и сотни напоминали собой малярийные лазареты.

Англичане содействия наступлению русских на город Ханекин не оказали. Это дало право командующему Кавказской армии подтвердить свой приказ на отступление от границ Месопотамии в случае неудачи, что генерал Баратов и исполнил.

Опасаясь контрударов неприятеля, генерал Юденич приказал постоянно вести разведку с воздуха. Лётчики имели возможность не только наблюдать за передвижениями турок с малых высот, но и фотографировать их войсковые колонны на дорогах в горах, а артиллерийские батареи на занимаемых позициях.

10 апреля армейские воздухоплаватели донесли, что ими обнаружено передвижение крупных частей турецкой пехоты и конницы в направлении на Харпут. Было отмечено передвижение и нескольких батарей полевых орудий.

Как выяснилось позже, султанское командование решило вернуть себе Эрзерум, хотя к тому времени разгромленная 3-я неприятельская армия своих сил ещё не восстановила. Новый её командующий генерал-лейтенант Вахиб-паша торопился отличиться перед султаном. Но его затея вызывала энтузиазм разве что у германских советников.

В лице прибывшего из Стамбула генерала у Юденича появился действительно серьёзный противник. Это был младший брат Эсад-паши, известного турецкого военачальника, прославившегося защитой города Янины во время Первой Балканской войны 1912-1913 годов. Вахиб-паша, по данным разведывательного отдела штаба Отдельной Кавказской армии, относился к новому поколению «европеизированных» султанских военачальников. Сам фон Сандерс придерживался о нём высокого мнения.

Со вступлением Турции в Первую мировую войну Вахиб-паша был назначен командующим хорошо оснащённой и обученной германскими инструкторами 2-й армии, которая (находилась в стратегическом резерве Верховного командования Турции и квартировалась в европейской части Турции, Прикрывая собой столицу. В марте паша принял командование 3-й султанской армией.

Вахиб-паша настоял перед султаном, военным министром и Генеральным штабом на значительном увеличении сил вверенной ему армии, уже дважды за войну оказавшейся разгромленной русскими. В мае она получила значительные подкрепления (их собирали всюду, где только можно), и число дивизий в ней было доведено до пятнадцати. В состав 8-й турецкой армии влились новые корпуса — 5-й и 12-й.

Когда о том армейская разведка донесла, встревожился Не только юденичский штаб, но и могилёвская Ставка. На Кавказе назревали новые серьёзные события. Становилось ясно: Вахиб-паша попытается вырвать из рук противника давно утерянную Турцией стратегическую инициативу.

Генерал Юденич не стал медлить с контрмерами. По его распоряжению 5-й Кавказский армейский корпус упредил неприятеля, нанеся удар на Гюмиш-Хене и в направлении города Эрзинджана. Начали активные действия и другие корпуса. В ходе наступательных усилий русских завязалась упорная борьба за Байбурт, Килькит и особенно важный из стратегических соображений Эрзинджан.

К началу этих сражений Отдельная Кавказская армия заметно прибавила в силах и в военно-техническом оснащении. Когда командующий в середине мая 1916 года попросил начальника своего штаба доложить о боевом составе подчинённых ему войск, тот положил на стол следующий документ:

«Совершенно секретно.

Списочный состав Отдельной Кавказской армии:

Пехотных батальонов — 183 и одна отдельная пехотная рота.

Дружин государственного ополчения — 49.

Казачьих сотен и кавалерийских эскадронов — 175.

Пулемётов — 675. (Преимущественно системы «Максим»).

Орудий различных артиллерийских систем — 470 (полевых, горных, осадных).

Инженерных рот — 26.

Авиационных и воздухоплавательных отрядов и рот — 4.

Автомобильных и мотоциклетных команд и рот — 6.

Броневых автомобилей — 9.

Всего личного состава:

Штыков — 207 293.

Сабель — 23 220...»

Ознакомившись с документом и привычно расписавшись в левом верхнем углу, командующий спросил начальника штаба:

— На какое число данные?

— На 18-е число мая месяца.

— Прибавление к этим силам в ближайшее время ожидается?

— Нет. У Ставки теперь всё внимание отдано Галиции и Прибалтике. Подготовленные резервы и боевая техника идут туда, Кавказу перепадает совсем мало.

— Что известно разведотделу о составе 3-й турецкой армии на настоящее время?

— По нашим данным в ней сейчас насчитывается 206 батальонов пехоты и 45 эскадронов кавалерии.

— По людям, выходит, мы примерно равны с турками.

— Да.

— Отмечено ли появление у турок большого числа немецкого оружия, боеприпасов?

— Пока нет, но ожидается в самое ближайшее время. Такова информация от пленных.

— Что известно о курдской коннице?

— В курдских племенах теперь не очень охотно собирают конные ополчения.

— Какова же её численность в составе 3-й армии?

Оценка различных источников колеблется от 7 до 10 тысяч всадников, всё так же плохо обученных и плохо вооружённых. Дисциплины не знают по сей день.

— Это хорошо. Но для диверсий в горах и в нашем тылу лучше людей Вахиб-паше сыскать трудно.

— После многих поражений курды сейчас воевать идут не очень-то охотно.

— Почему?

— Мы наказываем племена за проведённые их воинами разбои — отнимаем овечьи стада.

— Помогает такая мера?

— Ещё как: голод — не тётка...

Бои вокруг Байбурта, Килькита и Эрзинджана, упорство ж настойчивость турок и прежде всего их военачальников свидетельствовали: в Стамбуле не без наставлений из Берлина и Вены и поддакивания со стороны германской военной миссии фон Сандерса решили 1916 год сделать переломным в борьбе за Кавказ. Для этого султанское высшее командование сделало действительно очень много.

Прежде всего на помощь 3-й армии Вахиб-паше пришла с берегов Дарданелльского пролива хорошо подготовленная и ещё не знавшая в войне ни малых и тем более больших поражений 2-я турецкая армия. Первое известие об этом в штабе Кавказской армии восприняли с немалой озабоченностью: одно дело воевать против одной неприятельской армии, другое — против двух.

— Николай Николаевич, только что получена депеша из Ставки Верховного за подписью генерала Алексеева. Он сообщает, что турки начали переброску на Кавказ своей 2-й армии.

— В телеграмме указывается источник информации?

— Да, стало известно от агентурной разведки. Скорее всего такая информация поступила по дипломатическим каналам из самого Стамбула.

— Это серьёзно и даже очень.

— Известно, что эта армия формировалась из отборных войск для защиты Стамбула и черноморских проливов.

— Кто на сегодня ею командует?

— Мушир Ахмед-Иззет-паша.

— Которого сегодня в Турции величают Дарданелльским победителем?

— Да.

— Что известно о его предшествующей деятельности?

— Ему 52 года, большой стаж службы в султанской армии. Во время Первой Балканской войны 1912 года занимал пост начальника Генерального штаба, во Второй 1913 года — так называемой Межсоюзнической — был главнокомандующим турецкой армией. В действиях против болгар показал себя хорошо. Но фигура маршала примечательна не только этим.

— Чем ещё?

— Выступал и довольно твёрдо против вступления Турции в эту войну.

— Любопытно. А чем мушир интересен ещё?

— В отличие от военного министра Энвер-паши и почти всего турецкого генералитета никогда активно не участвовал в политической деятельности.

— Это уже позиция военного человека, настоящего службиста. Армия прибывает от Дарданелл?

— Да, переброска начата оттуда.

— Какие предположения делает Ставка и армейский штаб относительно места дислокации армии Иззет-паши на Кавказе?

— Её переброска от пролива Дарданеллы начата по Багдадской железной дороге. Это уже установлено достоверно. Можно с уверенностью говорить о том, что она появится на левом фланге нашего фронта.

— Как скоро новая турецкая армия окажется в местах дислокации? Ваш прогноз?

— Не скоро.

— Причины?

— Сосредоточение армии и её стратегическое развёртывание будет задержано тем, что её войскам придётся идти походным маршем до позиций в горах от железнодорожных станций. А это от 250 до 600 километров. Возможно, к августу вся армия будет на месте.

— Значит, у нас будет время подготовиться к встрече Иззет-паши. Это уже хорошо.

— Да, время позволит провести перегруппировку части сил армии.

— Известен ли состав 2-й армии?

— По нашим данным в ней на сегодняшний день четыре армейских корпуса: 2-й, 3-й, 4-й и 16-й. Но присутствие на Кавказе 3-го корпуса турок пока под вопросом.

— Сколько достоверно установлено дивизий, прибывающих сюда?

— Точно семь.

— Кто начальник армейской штаба?

— Полковник Исмет-бей. В штабе есть германские советники.

— Численность армии хотя бы примерно известна?

— Известна довольно точно — 78 тысяч человек. Ожидается, что на места она пополнится курдской конницей. Но больше 10 тысяч курдов турки собрать не смогут.

— Артиллерия?

— Число орудийных стволов по нашим подсчётам около сотни. Много новейших с заводов Круппа. Но горной артиллерии в армии пока нет.

— Пока нет, но будет обязательно.

— Первые бои покажут её наличие или отсутствие у турок.

— Продолжайте собирать информацию о новой турецкой армии: задействуйте воздушную и агентурную разведку, запросите дополнительные сведения у штаба Верховного.

— Будет исполнено, Николай Николаевич...

Верховное командование Турции откровенно торопило события на Кавказском фронте. Прибывшая новая, 2-я армия мушира Ахмета Иззет-паши заняла линию фронта между населённым пунктом Харапут и озером Ван. Обосновавшись, турки сразу же повели по всему фронту разведку боем, стремясь собрать как можно больше информации о противостоящих им силах русских. Это им удавалось, благо они всегда могли опереться на содействие местного мусульманского населения.

Пленные, словно сговорившись, утверждали одно — их командующий говорит только о скором и победном наступлении на русских. По всему чувствовалось, что настрой солдат-аскеров и офицерского состава армии боевой. Пораженческий дух отсутствовал напрочь, чего никак нельзя было сказать о личном составе 3-й турецкой армии. В этом между армиями была огромная разница, что и показали последующие события.

Появление новых султанских войск повлияло на ситуацию в Курдистане. Было установлено через лазутчиков, что в прибывающую 2-ю армию на месте влилось сразу же 7 тысяч курдской конницы. Таким образом племена курдов в своём большинстве снова решили поучаствовать в мировой войне.

Новая неприятельская армия заняла сравнительно небольшой участок линии фронта в сто километров с сильно пересечённой горной местностью. Но Юденича тревожило другое — опытный полководец Ахмет Иззет-паша встал своими войсками против стыка 1-го и 4-го Кавказских корпусов. Уже одно это таило в себе немалую опасность при массированном атакующем ударе турецкой стороны.

Боевой порядок 3-й турецкой армии заметно уплотнился, она тоже получила значительные подкрепления. Стало известно, что перед Вахиб-пашой поставлена задача перейти в наступление на линии: берег Чёрного моря — горная область Дерсим, южнее города Эрзинджана. Тем самым задумывалось сковать силы русских на главном, эрзинджанском, направлении.

Ещё до общего перехода в наступление на Эрзинджанском направлении Вахиб-паша решил ликвидировать так называемый Мамахатунский выступ на линии фронта. Мамахатун обороняла 4-я Кавказская стрелковая дивизия и, когда на неё обрушились сразу два турецких армейских корпуса — 9-й и 11-й, она с боями отошла.

Потеря Мамахатуна серьёзно озаботила Юденича. Он понял эту схватку как предвестие большого неприятельского наступления. Когда же турки попытались продвинуться дальше на Эрзерум, то их остановила быстро подтянутая к месту боев 39-я пехотная дивизия, имевшая славу одной из лучших в Кавказской армии. Её полки успешно отразили пять массированных атак неприятеля.

Под Мамахатуном ни один из полков Вахиб-паши не смог повторить подвиг воинов 153-го пехотного Бакинского полка, которым командовал полковник Масловский. В боях 21, 22 и 23 мая русские пехотинцы-бакинцы остановили атакующие 17-ю и 28-ю вражеские дивизии (!) и отразили две сильные атаки турецкой кавалерии. В последних случаях бакинцы всем полком вели залповый огонь в упор стоя и с колена, как на зачётном учении.

153-й пехотный Бакинский полк в тех боях покрыл себя славой, но и понёс тяжёлые потери — за три дня жарких боёв он лишился 21 офицера и 900 нижних чинов. Когда командующему армией доложили о подвиге бакинцев, Юденич приказал:

— На каждую пехотную роту полка Масловского выдать по четыре наградных Георгиевских креста. Каждого ротного Офицера представить к ордену.

Схватка за Мамахатун была предвестником больших событий. Командующий Кавказской армии требовал от своих военачальников усилить ведение разведки. Об этом же он попросил и Ставку Верховного. В Турцию, прежде всего в Стамбул, были направлены опытные агенты. Их информация оттуда удивляла тем, что она во многом отличалась от той, что передавала России британская разведка на Ближнем Востоке через английский Генеральный штаб.

В связи с этим в юденичском штабе царило «непонимание» ожидаемых событий. Но всё изменил один случай. В Начале июня Юденича перед самым рассветом разбудил оперативный дежурный штаба армии:

— Николай Николаевич, из Огнота получена срочная радиограмма на ваше имя.

— Что там случилось, докладывайте.

— На позиции нашей передовой заставы перед Огнотом вышел майор турецкого Генерального штаба и добровольно сдался в плен.

— Кто он по должности?

— Начальник оперативного штаба 3-го корпуса 2-й армии.

— Оперативник-штабист армии Ахмета Иэзет-паши? Вы правильно расшифровали радиограмму?

— Точно так, Николай Николаевич. Шифровальщики проработали радиограмму без ошибок.

— Перебежчик назвал причины сдачи в плен?

— Да. Майор по национальности черкес, его отец-эмигрант родом с берегов Лабы. С детства подвергался насмешкам и обидам со стороны турок. В султанской армии его унижали так же, как и в гимназии и военном училище. Поэтому он и стал помышлять о переходе на сторону русской армии.

— Чем этот перебежчик подкрепил своё стремление перейти на нашу сторону?

— Он принёс с собой корпусные оперативные документы, приказы мушира Иззет-паши, шифровки из Стамбула, из Генерального штаба Турции, другие интересующие нас документы.

— Их подлинность в Огноте проверена?

— Да, через переводчика.

— Тогда прикажите немедленно отправить в Огнот аэроплан за этим майором и его документами.

— Будет исполнено, ваше превосходительство. Какие ещё будут приказы на сей счёт?

— Передайте за моей подписью шифровки в штабы корпусов, дивизий и отдельных отрядов: проверить показания перебежчика и данные доставленных им документов боевой разведкой и захватом контрольных пленных.

— Николай Николаевич! У вас есть основания не доверять этому черкесу?

— Да, есть. В разведке у турок тоже сидят не дураки...

Перебежчик из Огнота был незамедлительно доставлен в штаб Кавказской армии. Подлинность оперативных документов, «покинувших» таким неожиданным способом штаб 3-го турецкого корпуса, сомнений не вызывала. Они, равно как и показания майора, свидетельствовали об одном — на Эрзинджанском направлении султанским командованием готовится широкое наступление с привлечением всех полевых войск и курдской племенной конницы.

Всё же умудрённый опытом войны Юденич решил перестраховаться. Турки, вероятно, были немало удивлены тем, что за несколько ночей по всей линии фронта русской разведкой было взят не один десяток пленных. Кроме того, где пехотной ротой или батальоном, где казачьей сотней русские войска провели разведку боем, стараясь прежде всего вызвать на себя огонь турецких батарей и пулемётчиков, ранее не установленных визуальным наблюдением.

И показания «контрольных» пленных, и результаты разведок боем только подтверждали показания перебежчика и доставленных им документов. Сходство полученной информации казалось удивительным.

Теперь у Юденича сомнений в том, что генерал-лейтенант Вахиб-паша и маршал Ахмет Иззет-паша решились на сильный удар, больше не осталось. Требовалось принять самые срочные контрмеры, хотя времени на то оставалось немного.

Вахиб-паша, зная, что прибывшая на Кавказ 2-я турецкая армия уже отвлекла на себя значительные силы противника, решил нанести удар на трапезундском направлении в стык русских 5-го Кавказского и 2-го Туркестанского корпусов. По плану военачальника султана на этом участке плотность пехоты турок должна была составлять на один километр в два с половиной раза больше, чем у войск России. То есть полбатальона против роты.

Такое соотношение сил на участке прорыва сохранилось до самого дня наступления турок, несмотря на то, что Юденич усилил 5-й Кавказский корпус семью пехотными батальонами из армейского резерва, а некоторые полки корпуса довёл до четырёхбатальонного состава. Неприятель всё равно имел ощутимое превосходство в месте прорыва: 27 турецких пехотных батальонов прорывали фронт 12 батальонов обороняющихся русских.

В начале июня 3-я турецкая армия перешла в наступление, но не по всей линии фронта, как это ожидалось. Главный удар наносился свежими 5-м и 10-м корпусами долиной Лиман-Су в направлении на Трапезунд через Оф. Туркам ждалось вклиниться в стык между русскими корпусами.

Однако развить прорыв им не удалось: аскеры скоро «споткнулись» о стойкость 19-го Туркестанского стрелкового полка полковника Литвинова. Его бойцы в течение двух суток (!) держали мёртвой хваткой две галлиполийские пехотные дивизии врага, не давая им даже на версту продвинуться вперёд.

Из 60 офицеров и 3200 рядовых солдат и унтер-офицеров полковник Литвинов после двухсуточного боя недосчитался 43 офицеров и 2069 нижних чинов. Перед его позициями осталось лежать 6 тысяч атаковавших турок-пехотинцев. Но тот бой туркестанских стрелков был славен не только цифрами поверженного врага.

В рукопашной схватке стрелками был поднят на штыки начальник 10-й вражеской дивизии: не простой дивизионный генерал, а сын султана Абдул Гамида. Его телохранители не смогли уберечь османского престолонаследника, решившего добавить к своему монаршему имени воинскую славу.

Судьба командира 19-го полка в последующем сложилась трагично. Летом 1917 года полковник Литвинов назначается начальником 1-й Закавказской пехотной запасной бригады, в которой он должен был восстановить пошатнувшуюся дисциплину. В конце года он был арестован, но вскоре освобождён своими туркестанскими стрелками. Уехав во Владикавказ, Литвинов тщательно подготовил там восстание терских казаков против 11-й Красной Армии. После соединения с белой Добровольческой армией, по своей просьбе он назначается командиром Туркестанского отряда и принимает самое активное участие в Гражданской войне в Закаспийской области. Получил чин генерал-майора, будучи командиром Закаспийской стрелковой дивизии.

В эмиграции Литвинов проживал в Белграде и симпатиями к новой власти в оставленном Отечестве не отличался. В 1945 году 73-летний бывший белый военачальник был выдан правительством И. Б. Тито СССР, попал в концентрационный лагерь, где вскоре погиб.

Подвиг 19-го Туркестанского стрелкового полка позволил корпусным командирам генералам Яблочкину и Пржевальскому произвести перегруппировку своих войск и тем самым прикрыть угрожаемые направления. Положение таким образом было спасено. Генерал Юденич приказал армейским корпусам — 5-му Кавказскому и 2-му Туркестанскому провести серию контратакующих ударов, После этого наступающий порыв неприятеля на Трапезундском направлении иссяк.

Юденич быстро организовал ответное наступление на 3-ю султанскую армию. Туркам пришлось откатиться на исходные позиции. В ходе боев был разбит их элитный полк. Его знамя стало почётным трофеем 490-го пехотного Ржевского полка. Много стамбульских гвардейцев попало в плен, одним своим видом поражая русских солдат: каракулевые шапки, неизношенные сапоги, мундиры из добротного сукна...

Проведённая Эрзинджанская наступательная операция закончилась полным успехом русского оружия. Её выполнение легло на плечи 1-го Кавказского корпуса генерала Калитина. По его приказу Сибирская казачья бригада проникла в неприятельский тыл на Сивасском шоссе у Михор и вызвала панику в обозах турок.

Действия на правом фланге обходных калитинских войск — 4-й Туркестанской стрелковой бригады и 4-й Кубанской пластунской бригады — принудили противника, оборонявшегося на правом берегу реки Северный Евфрат, поспешно отойти к западу и очистить город Эрзинджан. Первым в ворвались в него пехотинцы-дербентцы, форсировавшие реку Мурад-чай по грудь в ледяной воде.

Счастье и удача на войне в который уже раз отвернулось от 3-й турецкой армии. Кавказская армия нанесла ей очередное тяжёлое поражение. Части султанских войск только пленными потеряли 17 тысяч человек.

Русские летом восстановили прежнее положение у Мамахатуна, вернув его обратно. Бои носили крайне кровопролитный характер. Среда отличившихся в очередной раз оказался пехотный Бакинский полк, который взял в плен 63 офицера и 1,5 тысячи аскеров, захватил два орудие. Под Мамахатуном всего в плен сдалось 4 тысячи турок.

Битва за возвращение Мамахатуна вошла в историю Первой мировой войны как одна из самый блистательных конных атак в исполнении двух казачьих полков. Вот как описывает её в белоэмигрантском информационном листке Кубанской канцелярии («Вольная Кубань», 1930, Белград) один из участников — есаул Ширай, тогда прапорщик, младший офицер одной из сотен 1-го Таманского казачьего полка, контуженный в том бою разрывом снаряда:

«25 июня 1916 года 1-й Кавказский корпус генерала от кавалерии Калитина перешёл по всему фронту в наступление. 1-я конная бригада 5-й Кавказской казачьей дивизии генерала Колесникова, входившая в группу генерал-майора Ляхова, после занятия Мамахатуна двинулась на Эрзинджан.

6 июня утром бригада заняла селение Юхоон-Лори, оставленное турками без боя, и, не задерживаясь, двинулась дальше к селению Айк, где по данным разведки противник занимал окопы по хребту, включая и село Айк. Командир бригады решил немедленно же атаковать в конном строю сидящую в окопах турецкую пехоту, не ожидая подхода нашей артиллерии и пластунов, шедших в четырёх вёрстах правее бригады;

Командирам полков было приказано выдвинуть вперёд от каждого полка по две сотни и атаковать ими неприятеля. От 1-го Таманского полка были назначены 1-я (в ней тогда числился младшим офицером прапорщик Ширай. — А.Ш.) и 3-я сотни, от 1-го Кавказского — 2-я и 6-я. В назначенных в первую линию сотнях было около 120 шашек (в каждой казачьей сотне. — А.Ш.).

Местность версты на две до окопов была ровная, покрытая пшеницей. Посреди, параллельно хребту, занятому турками, протекала небольшая речушка. За речушкой, на версту, местность ровно поднималась к самому селу Айк.

Было 7 часов вечера, солнце уже село за гору, но его заходящие лучи ещё окрашивали небо, когда назначенные сотни по знакам своих командиров развернулись в лаву. Пошли рысью. Таманские сотни шли правее кавказцев.

Изредка стали посвистывать пули и сотни прибавили аллюр. Пули стали свистеть всё чаще. Заклокотали до того молчавшие турецкие пулемёты, пролетели и разорвались первые снаряды гаубичной батареи. Раздалась команда: «Шашки вон!» и «Намётом!»

Защёлкали разрывные пули, дававшие синеватые вспышки в наступивших сумерках.

Сотни были взяты в работу с трёх сторон. От щёлканья разрывных пуль, трескотни пулемётов, разрывов снарядов ничего не было слышно. Сотни несли крупные потери. Но лихих таманцев и кавказцев уже ничего не могло остановить. С доблестными командирами впереди они дорвались до турок и с лихвой возместили им свои потери. Айк был взят.

В то же время бригада совместно с пластунами ликвидировала скопившуюся на правом фланге атаковавших сотен сильную угрозу в Виде появившейся новой турецкой пехоты.

В полной уже темноте всё было кончено. Казаки ещё раз поддержали свою старую славу...»

Действительно, та конная атака оказалась удивительной по исполнению и конечному, победному результату. Но тому бою предшествовала «телеграфная переписка» командующего Отдельной Кавказской армии генерала Юденича и командира казачьей бригады полковника Колесникова.

Дело обстояло так. Бригада из двух кубанских казачьих полков, пройдя долину Лори Дараси (Долина Роз), оказалась остановленной большими силами турецкой пехоты, укрепившейся на горном хребте. Полковник Колесников, выставив сторожевые дозоры, укрыл бригады в горном провале и доложил по радио командованию о сложившей ситуации.

— Что мне будет приказано делать?

Ответ пришёл почти сразу же, за подписью самого командующего Кавказской армией:

— Бригаде с боем двигаться вперёд.

Генерал Колесников был готов исполнить полученный приказ, но оба командира полков энергично запротестовали. После долгих пререканий бригадный начальник уступил и от его имени командующему армией была послана радиограмма:

— До подхода нашей артиллерии и проведения подготовительного огня движение бригады вперёд невозможно.

На вторую радиограмму ответ от генерала Юденича пришёл ещё быстрее, чем на первую. Это была даже не просто радиограмма, а целое послание:

«Сибирская казачья бригада весь свой боевой путь проделывает по тылам турок. Сибирские казаки — наши гости здесь, на Кавказе, и они отлично применились к боевой обстановке ранее им неведомых мест, в то время как своя же, Кавказская бригада кубанских казаков, идёт только обыкновенным путём в силу приказа или устава. Приказываю двигаться вперёд и атаковать турок. Юденич».

Приказ командующего Кавказской армией конная бригада выполнила одной-единственной атакой, в которой участвовали все её 1500 шашек. Турецкая пехота была сброшена с вершины горного хребта лобовой конной атакой и большей частью истреблена в ходе преследования по долине Лори Дараси...

Мушир Ахмед Иззет-паша торопился поддержать своим наступлением Вахиб-пашу. Но в его планы вмешались стратегические расчёты германских советников: по срокам они явно поспешили передислоцировать с берегов Дарданелл 2-ю армию. При этом не брались в расчёт пропускные способности железнодорожных магистралей. Новая армия развернулась на отведённых ей позициях не в апреле, а лишь в конце июля, с опозданием в два с половиной месяца.

Войска свежей турецкой армии смогли перейти в наступление только в первых числах августа. Раньше других прибыл на новое место 16-й армейский корпус подлинного героя битвы за Дарданеллы генерала Мустафы Кемаль-паши, будущего президента Турецкой Республики Ататюрка[16] — «Отца турков». Не случайно после разгрома англо-французского десанта на Галлиполийском полуострове жители Стамбула встречали его как спасителя столицы.

На Кавказе овеянному дарданелльской славой Кемаль-паше довелось даже короткий срок весной 1917 года командовать 2-й турецкой армией. Но вскоре он по решению Стамбула был отправлен на Сирийско-Палестинский фронт, который к концу войны, что говорится, «затрещал по швам».

Сосредоточив наконец-то на исходных позициях свои корпуса, маршал Ахмед Иззет-паша обрушился на защищаемые русскими Огнот и Битлис. Особенно тяжёлые бои завязались на левом фланге 1-го Кавказского корпуса, в горах Турецкой Армении.

Генерал Юденич решил дать наступающему противнику встречное сражение, то есть повторить, но в новом исполнении, победную Евфратскую операцию. В район Киги он перебросил ускоренным маршем две пехотные дивизии только что сформированного 6-го Кавказского армейского корпуса, командование которым было поручено генерал-лейтенанту Д. К. Абациеву.

У селения Киги, в районе озера Ван прошли исключительно тяжёлые для сторон встречные бои. Туркам в конце концов пришлось отступить. Близ города Хане русские войска охватили полки 4-й турецкой дивизии и нанесли им полное поражение. В плен попали 11-й пехотный (50 офицеров и 1600 солдат) и остатки 10-го пехотных полков. После этого разгрома вражеская дивизия, как таковая, перестала существовать.

Был с боем возвращён обратно город Муш, отданный было неприятелю. 16-й корпус Мустафы Кемаль-паши, успешно наступавший на левом фланге, был смят русскими и стал отходить. У селения Раята 4-я Кавказская казачья и Своднопограничная (составленная из кавказской пограничной стражи) дивизии в трёхдневных боях уничтожили турецкую пехотную дивизию, которая теперь оставила в списочном составе 2-й султанской армии только своё наименование.

Планы мушира Ахмед Иззет-паши оказались разрушенными в самом начале их осуществления. А планы были далеко идущие, да ещё утверждённые на самом высоком уровне в Стамбуле — намечалось овладеть Эрзерумом. Контрудара кавказских войск генерала Юденича начавшие было наступление две султанские армии не выдержали и очередную битву им проиграли вчистую. Да иного исхода и трудно было ожидать в том противостоянии.

Попытки Стамбула изменить ситуацию на Кавказе наступлением сперва 3-й, а затем 2-й армия выглядели достаточно авантюрными поступками правящей троицы — номинального главнокомандующего на войне султана Мехмеда V, фактического главнокомандующего военного министра маршала Энвер-паши и начальника штаба германского генерал- лейтенанта Бронзарта фон Шеллендорфа.

В ходе русского контрнаступления турецкие армии понесли такие большие потерн, что пришлось некоторые корпуса преобразовать в дивизии, а дивизии — в полки. К концу 1916 года 3-я армия насчитывала всего около 36 тысяч штыков, 2-я — 64 тысячи. Эти данные и доложил генерал Юденич Верховному главнокомандующему императору Николаю II:

— Ваше величество, докладываю о результатах Эрзинджанской операции. Задача выполнена, город Эрзинджан взят.

— Поздравляю с победой, Николай Николаевич. Из Парижа и Лондона на сей счёт мне уже пришли поздравительные телеграммы. Какое настроение в войсках?

— Победное, ваше величество. Сейчас усилили натиск на 2-ю турецкую армию. Её корпуса отступают перед нами по всей линии фронта.

— Данные о турецких войсках у вашего штаба имеются?

— Да. По оперативным данным сейчас в составе армии Кемаль-паши всего 78 батальонов пехоты, у Иззет-паши осталось 64 батальона.

— Почему столько? Ведь ещё весной они вместе имели 309 пехотных батальонов.

— Больше половины из них или уничтожена, или разбежалась, или передана на доукомплектование. Такая же картина и в турецкой кавалерии.

— Как вели себя те 14 новых турецких дивизий, что прибыли на Кавказ с Дарданелл?

— Сражались храбро. Но тоже ни одна из них не избежала разгрома.

— Весьма похвально. Ведь именно эти дивизии разгромили десант союзников у проливов.

— Выходит, наш русский солдат оказался покрепче британского и французского.

— Начальник штаба Ставки генерал Алексеев мне докладывал, что курды покидают султанскую армию.

— Да, ваше величество, это действительно так. Из противостоящих мне армий ушло две трети племенной курдской конницы.

— Как на это реагирует командование противника?

— Пытается применить против дезертиров жёсткие меры. Но результат обратен — в области Дерсим сейчас идёт сильное выступление племён курдов против турок.

— Вы установили контакт с восставшими племенами? Они могут стать вашими союзниками в войне.

— Такая задача поставлена мною командиру 6-го Кавказского корпуса генералу Абациеву.

— Николай Николаевич, Ставка довольна ходом войны на Кавказе. Чем сейчас занимается ваш штаб?

— Планированием военной кампании следующего года.

— Помните, что главная задача Кавказской армии остаётся прежней.

— Ваше величество, Кавказская армия не допустит появления Турции в Закавказье...

К началу сентября Кавказская армия вышла на рубеж Элхеу, Эрзинджан, Огнот, Битлис, озеро Ван, где и установилась новая линия фронта. Возникла стратегическая пауза. Русские войска подустали в ходе контрнаступления в горах, и им настоятельно требовался отдых.

Началось планирование кампании 1917 года — Первая мировая война, которую в генеральных штабах стран-участниц задумывали закончить победой в один всего календарный год, затягивалась. Воюющие стороны больше всего беспокоило то, что всё затягивалось на самое неопределённое время. Об этом начальник штаба Верховного генерал Алексеев не раз предупреждал командующего Отдельной армии:

— Николай Николаевич, в Ставке есть агентурные сведения, что Стамбул в следующем году собирается отвоевать у вас Трапезунд.

— Что ж, мы готовимся к этому.

— Что вами делается?

— Вокруг Трапезунда создаётся укреплённый район. Армейскими инженерами разработана система полевых укреплений, чтобы прикрыть город со всех сторон.

— Как идут работы?

— С трудом. Переброшены новые сапёрные роты из Карса, Сарыкамыша и Батума.

— В чём состоят трудности?

— Не хватает людских рук, инженерного инструмента и разных материальных мелочей.

— Причины этого известны?

— Конечно, известны — они все на виду. На тыловых складах необходимого осталось мало, интендантство с подвозом из европейских губерний не справляется. Что творится на железных дорогах страны — Ставке известно лучше нас в Тифлисе.

— Конечно, известно. Ставка всеми мерами старается выправить положение на железных дорогах, но пока безуспешно. Николай Николаевич, какое кодовое название получил создаваемый укрепрайон?

— Платановский.

— Какое политическое самочувствие кавказских войск?

— Падает дисциплина, Михаил Васильевич. Агитаторы социалистических партий усилили свою деятельность в тыловых и запасных частях. Изымается много вредных прокламаций и нелегальных газет.

— Ведёте вы с ними борьбу?

— Это сложно. Похоже, что отдельный корпус жандармов — его тифлисский дивизион — со своими задачами уже не справляется. На армейский полевой жандармский эскадрон нагрузка растёт с каждым месяцем.

— Николай Николаевич, ничем реально мы вам здесь помочь не можем. Опирайтесь на собственные силы, на здоровую часть кавказских войск, на офицерство, Георгиевских кавалеров.

— Что нами, Михаил Васильевич, и делается. А как ситуация на других фронтах?

— Заметно хуже, чем у вас на Кавказе, особенно на Северном фронте. Там уже появились распропагандированные социалистами целые полки. И даже не в тылу, а на фронте, в окопах.

— В Кавказской армии такого нет...

Разрабатывая оперативные планы на кампанию нового, Четвёртого года войны, Юденичу и его армейскому штабу приходилось считаться со многими важными обстоятельствами. Их набиралось четыре.

Во-первых, относительная самостоятельность Отдельной Кавказской армии вследствие обособленности театра военных действий. Не случайно генерал Антон Иванович Деникин в своих «Очерках русской смуты» скажет следующее:

«Кавказ жил своей жизнью, осведомляя центр лишь в той степени, в какой считал нужным, и в освещении, преломлённом сквозь призму местных интересов».

Во-вторых, тяжёлое положение Кавказской армии. Почти бездорожный и крайне ограниченный в продовольственных ресурсах горный край создавал массу сложностей для жизнедеятельности войск. Особенно тяжело приходилось дивизиям южного, левого крыла фронта.

Санитарное состояние армии выглядело всё более ужасающим. Юденича потрясла докладная записка, поданная ему начальником медицинской службы армии. В ней говорилось, что только за один месяц — декабрь 1916 года — из состава боевых частей выбыло вследствии цинги и эпидемии тифа около 30 тысяч человек, или говоря иначе — две полнокровные пехотные дивизии. Такие потери в людях за один месяц Кавказская армия не несла ни в одной боевой операции.

В этой ситуации русского командующего успокаивало только одно — в турецкой армии тоже свирепствовала эпидемия тифа, занесённая в Турецкую Армению из Месопотамии.

Из штабов корпусов, дивизий, отдельных отрядов приходили и другие не менее тревожные донесения. Из-за отсутствия фуража, бескормицы и болезней лошадей и верблюдов армейские обозы оказались приведёнными в полное расстройство. Поставки в армию живой обозной «техники» из России почти прекратились. На местах — в тыловом Закавказье и в северных персидских провинциях — всё труднее было приобрести и лошадей, и верблюдов.

Падеж лошадей привёл к тому, что немало артиллерийских батарей, стоявших на огневых позициях, оказались полностью без конной тяги. Пушечные и мортирные батареи не могли идти вперёд, то есть участвовать в наступлении, менять свои позиции и, наконец, в критической ситуации отступить даже на одну-единственную версту.

Снабжение действующих войск передовой позиции к концу года резко ухудшилось. Причина была всё та же. Укомплектованность тыловых транспортов составляла уже только сорок процентов.

В-третьих, большая заинтересованность союзников, особенно англичан, в активизации действий русских войск с целью исключения наступления турецких сил на других азиатских фронтах, которые проходили по арабским землям Турции. Речь шла о близкой к Кавказу Месопотамии и далёкой от неё Палестины.

Именно этим генерал Юденич обосновал негативное отношение Ставки Верховного главнокомандующего к его предложению, которое он высказал в разговоре с начальником штаба генералом Алексеевым:

— Михаил Васильевич, вы ознакомлены с моими докладными записками о санитарном состоянии Кавказской армии и её тыловых транспортов?

— Да, ознакомлен. Лично доложил государю.

— Премного благодарен за это, Михаил Васильевич. Какова была реакция его величества?

— Он не приемлет ваше главное предложение отвести войска к источникам питания: центром к Эрзеруму, правым флангом к государственной границе.

— Но если этого не сделать, армия потеряет свою прежнюю боеспособность.

— Об отводе войск с захваченной территории Турции не может быть и речи, Николай Николаевич. Неужели вы этого не понимаете?

— Понимаю, но у меня уже немало полевых батарей лишились конной тяги. А о тифозных лазаретах, переполненных с осени, и говорить не хочется.

— Относительно медицинской помощи: принято решение направить на Кавказ большую группу мобилизованных врачей. С ними отправляются медицинские сёстры с курсов. Среди них много добровольцев.

— Спасибо. Весьма признателен за такую заботу.

— Что касается тягловой силы для обозов, то постарайтесь решить эту проблему на месте, у себя.

— Такой возможности у меня почти нет.

— Изыскивайте. Ставка может помочь вам только в лечении конского состава армейской кавалерии.

— Есть ли надежда на то, что император пересмотрит своё отношение к моим предложениям?

— Даже и не надейтесь. Союзники даже при частичном удовлетворении ваших просьб предъявят России не одну ноту протеста.

— Тогда где же выход?

— Выход в прочном удерживании занимаемых позиций...

И последним, четвёртым обстоятельством, которое «давило» на командующего Кавказской армии в принимаемых им решениях, стал климат.

У Юденича в самом конце декабря 1916 года состоялся телеграфный разговор с начальником штаба 4-й Кавказской стрелковой дивизии генералом Квинитадзе. Тот со свойственной грузинам вспыльчивостью высказал Николаю Николаевичу все трудности фронтовой жизни для подчинённых ему пехотинцев:

— У провода генерал Юденич. Кто у аппарата?

— Начальник штаба дивизии генерал Квинитадзе.

— Где командир дивизии?

— В госпитале. Подозрение на возвратный тиф, но врачи обнадёживают.

— Можете доложить о состоянии войск дивизии?

— Да, ваше превосходительство.

— Докладывайте.

— Стрелковая позиция удерживает занимаемые позиции, но сама находится вся в снегах.

— Как это понимать, генерал Квинитадзе?

— Дословно, ваше превосходительство. Снегами завалены окопы, землянки, дороги, перевалы. Вся дивизия поменяла винтовки на лопаты и ведёт войну со снегом не на жизнь, а на смерть.

— Удаётся вам расчищать дороги?

— Разве их можно расчистить! Снегом заносится всё, над чем трудилась солдатская лопатка.

— Как идёт доставка продовольствия?

— Никак, ваше превосходительство. Наша дивизия доедает местные ресурсы, после того как был съеден дивизионный неприкосновенный запас.

— Поясните, господин генерал.

— Пояснить тяжело. Поели на местах всех ишаков, собак и теперь охотимся на кошек.

— Где ваши обозы?

— Стоят который уже день на перевалах. Ни туда, ни сюда пробиться сквозь снега не могут...

Позднее генерал Квинитадзе в своих дневниковых записях опишет зимнюю жизнь 4-й Кавказской стрелковой дивизии:

«Одновременно с достройкой окопов и землянок строили дороги на Эрзерум. Но это била просто детская игра с природой. В начале декабря 1916 года солнце спряталось и повалил снег. Увидели солнце лишь на два дня в конце декабря, Но затем недели две-три шёл непрерывно снег. Все дороги завалило им. Расчищать их было невозможно, так как расчищаемый участок сейчас же снова заносило...

Снег стоял стеной до 3 — 4 саженей, ветер страшный, метель. В 20 шагах ничего не видно; стоят люди и чистят дорогу, заметаемые снегом и замерзая...

На позициях, где мы находились до ухода в Эрзерум, было что-то трудноописуемое. Часто утром нельзя было открыть землянку, так как вся она, до верха, оказывалась засыпанной снегом...

Зимой поели ишаков, кошек и собак. Иной раз солдаты варили бульон из хвостов и ели его. Лошади отъедали друг у друга Хвосты и гривы...

Обозы стояли на перевалах, занесённые снегом».

Такая безотрадная картина была не только в горах вокруг Эрзерума, а едва ли не По всей линии фронта кавказских войск. Зима во многих случаях становилась победительницей, делая пребывание людей на высокогорье просто невыносимым. Казалось, что написанные кистью великого баталиста Василия Верещагина картины триптиха «На Шипке всё спокойно» перекочевали с Балканских гор в горы Закавказского края. По ночам, когда метель в горах — особенно в ущельях и на перевалах — кружила нескончаемым хороводом, на постах замерзали часовые. Бывало, что их не спасали ни появившиеся наконец на передовой валенки, ни тёплые башлыки, надеваемые поверх папах и защищавшие от леденящего ветра лица, ни щедрые фронтовые «чарочные» порции.

Было и ещё одно обстоятельство, которое всё больше сказывалось на положении дел в Кавказской армии и в тыловом Закавказье. Обстановка внутри Российской империи осложнялась с каждым месяцем, и в армейские корпуса кавказских войск уже приходили отголоски политической борьбы, которая шла в России. Правительство императора Николая II неумолимо теряло контроль над государством. Российская империя катилась к своему историческому крушению.

Процессы разложения воинских коллективов стали всё более заметны в рядах Кавказской армии. Падала воинская дисциплина. Генералу Юденичу пришлось столкнуться с многочисленными фактами, когда различные местные политические организации Закавказья, всевозможные общественные комитеты пытались парализовать своими решениями деятельность командования Кавказской армией.

Все вышеизложенные обстоятельства проигнорировать было никак нельзя. Учитывая их, Юденич счёл возможным подготовить к весне 1917 года лишь две частные наступательные операции, о широкомасштабном наступлении речь не шла.

Первую операцию — на Мосульском направлении на северо-востоке современного Ирака. Она должна была осуществиться силами нового 7-го Кавказского армейского корпуса генерал-лейтенанта Ф. Г. Чернозубова. Корпус был сформирован на основе 2-го Кавказского кавалерийского корпуса. Вместе с войсками Чернозубова предстояло наступать из Персии русскому Экспедиционному корпусу генерала Баратова.

Вторую наступательную операцию — дивизиями левого армейского фланга. На остальных направлениях предполагалось вести активную оборону, сдерживая возможные атаки турок и мешая им маневрировать имеемыми резервами.

Номинальный главнокомандующий на Кавказе наместник Его Величества великий князь Николай Николаевич-Младший в полной мере разделял замыслы командующего Отдельной Кавказской армии. Не возражала против юденичских планов на 1917 год и Ставка, тем более что у неё не просились резервы и дополнительные запасы боеприпасов для проведения крупномасштабных операций.

Но генерал Юденич при планировании четвёртой военной кампании сделал одну серьёзную ошибку. Он «не учёл» союзнические обязательства России перед Антантой.

Лондон, по всей видимости, был в подробностях ознакомлен императором Николаем II с русскими планами на будущий год. В британском Генеральном штабе забили тревогу по поводу перспектив продолжения войны на Ближнем Востоке. В конце января 1917 года, когда суровая горная зима сковала активность воюющих сторон, в столицу кавказского наместничества город Тифлис прибыл полномочный официальный английский представитель.

Посланец туманного Альбиона получил продолжительную аудиенцию у царского наместника. На встрече присутствовал и командующий Кавказской армии. Англичанин прямо высказал великому князю Николаю Николаевичу-Младшему всё то, зачем он приехал в Тифлис:

— Ваше сиятельство, я имею поручение от начальника Имперского Генерального штаба генерал-фельдмаршала сэра Вильяма Роберта Робертсона высказать вам мнение высшего командования британской короны по поводу хода войны на Кавказе.

— Сэр, мы с генералом Юденичем Николаем Николаевичем готовы с пониманием отнестись к сказанному вами.

— Ваше сиятельство, по полученной информации из русской Ставки нам стало известно, что в новой военной компании вами не планируется больших наступательных операций против прогерманской Турции. Это действительно так?

— Да, сэр.

— В чём же причина такого решения, позвольте вас спросить?

— Кавказская армия сейчас не имеет таких возможностей, сил и средств, как было в первые военные кампании.

— Тогда я от имени сэра Робертсона должен напомнить вам о союзнических обязательствах России по Ближнему Востоку.

— Они нам хорошо известны.

— Тогда вам должно быть известно, что английские войска ведут тяжёлые бои в Месопотамии и Палестине.

— Да, о том нам известно по информации, которая поступает в Тифлис из Могилёва от генерала Алексеева.

— Прекрасно. Тогда вы должны понимать, как надеется командующий нашими войсками на юге Месопотамии генерал Фредерик Стэнли Мод на вашу помощь.

— Нам понятны его пожелания относительно ударов русских на Багдад и Ханекин.

— Но не следует забывать, что своими наступлениями вы окажете несомненную помощь и английским войскам в Египте и Палестине.

— Там должны уже почувствовать то, что большая часть турецких войск с берегов Дарданелл оказалась не в Газе и у Святого города, а у озера Ван.

— В Лондоне высшее командование британской короны уже оценило такой вклад в войну союзной России.

— Тогда чего ещё желает от России на Кавказе начальник Имперского Генерального штаба генерал сэр Робертсон?

— Новых наступлений русских войск из Персии в направлении на Багдад и Ханекин.

— Понятно. Чем вызвана эта просьба?

— Имперским Генеральным штабом запланировано на эту военную кампанию большое наступление на Багдад.

— Что имеет для этого генерал сэр Мод?

— Немного. Пять индийских пехотных и одну индийскую кавалерийскую бригаду.

— Сколько это будет в цифрах?

— 55 с половиной тысяч штыков, 5100 сабель и 205 орудий. Но это ещё не всё. Тылы генерала сэра Мода, а они весьма ненадёжны, находятся под усиленной охраной более чем 16 тысяч штыков, 1400 сабель и 39 орудий.

— Это немалые силы для европейцев на Востоке. Что же вам мешает провести эту наступательную операцию самостоятельно?

— 6-я турецкая Иракская армия и её командующий генерал Халил-паша, который уже доставил нам немало неприятностей.

— Нам известно, что едва ли треть королевской армии Британии задействована на восточных фронтах против Турции.

— Да, это действительно так.

— Что же желает Великобритания от России в Месопотамии?

— Скорое по времени сильное давление на левый фланг и тылы 6-й турецкой армии.

— Что это даст Антанте на Ближнем Востоке?

— Английские войска, наступая от Кут-эль-Амара вверх по Тигру и Евфрату, смогут без больших потерь захватить Багдад.

— А чем в таком случае могут помочь английские войска русским?

— Мы готовы выделить для ваших экспедиционных войск в Персии некоторое количество провианта и автомобилей для перевозки к границам Месопотамии пехоты.

— А как с вопросами согласования совместных действий?

— Положение войск генерала сэра Мода значительно хуже. Ваших — более предпочтительнее. Поэтому лучше всего начать наступление вам, нанося удар в сторону Ханекина и Багдада.

— Но, как нам известно, арабские территории Турции к сфере российского влияния не относятся.

— Да, это так. Таково принципиальное решение Антанты по разделу сфер влияния на Ближнем Востоке.

— Сэр, вам известны затруднительные обстоятельства, в которых оказалась наша Кавказская армия?

— Да, известны. Но ваше сиятельство, думается мне, знает мнение императора России по этому вопросу?

— Мы с генералом Юденичем о том уже оповещены из Ставки.

— Тогда будем считать, что вопрос с наступательными операциями для помощи войскам британской короны на юге Месопотамии принципиально решён?

— Да, решён. Мы внесём коррективы в наши планы на наступивший 1917 год.

— Каковы ваши пожелания, сэр, как представителя союзного командования?

— Начать наступление на Месопотамию как можно раньше.

— Тогда, ваше сиятельство, остаётся пожелать армиям Антанты побыстрее разгромить Турцию и вывести её из войны.

— Дай тому Бог, сэр...

Русскому командованию на Кавказе пришлось пойти навстречу настоятельным просьбам союзников. Уже 2 февраля русские войска перешли в наступление на Багдадском и Пенджвинском направлениях. Операция протекала успешно. 1-й Кавказский корпус вышел к северной границе Месопотамии, 7-й Кавказский корпус — к городу Пенджвину, узлу важных транспортных артерий.

Генерал Баратов больших сил для наступления выделить не мог: малярия обескровила его корпус. Но всё же русские сбили с оборонительной позиции 2-ю турецкую пехотную дивизию, заняли иракский город Ханекин и завязали упорные бои на переправах через реку Дияла. Чтобы продвинуться здесь ещё дальше, требовалась пехота и ещё раз пехота. А её не было и не ожидалось.

Наступление на Пенджвин проходило в условиях суровой горной зимы в разорённом войной районе иранского Курдистана. Здесь наступал отряд генерала Назарова, командира 2-й Забайкальской казачьей бригады. Он имел под командой совсем немного сил — 18 казачьих сотен и кавалерийских эскадронов, 2 добровольческих армянских стрелковых батальона.

Для того чтобы продвигаться к Пенджвину, приходилось прокладывать в снегу траншеи. Лошадей вели на поводу. Бойцы ночевали в снежных норах, питались почти исключительно сухарями.

Используя успехи русской Кавказской армии, английские войска в конце февраля заняли город Багдад, к которому они тай трудно пробивались уже давно. Султанский командующий Халил-паша отказался от мыслей вести упорные бои на удержание Багдада. Его 6-я Иракская армия поспешно отступила в северном направлении, поскольку оказалась под двойным ударом и ей грозил в случае наступления русских полный разгром.

Опытный Халил-паша принял в опасной Ситуации самое разумное решение, поскольку опоздай турки с отходом, им бы пришлось отступать по пустыне, в которой кочевали враждебные племена арабов-бедуинов. Племена горцев-куртинцев всё больше проявляли свою неблагонадёжность по отношению к Стамбулу, с этим тоже приходилось считаться турецкому командованию.

Учитывая то, что главные боевые действия в кампанию 1917 года предстояло вести с персидской территории, Юденич обратился к начальнику штаба Ставки Верховного генералу Алексееву со следующим предложением:

— Михаил Васильевич, вся тяжесть боевой активности с февраля легла на плечи Баратова. У меня есть предложение по реорганизации русской армии на Кавказе.

— Как, Николай Николаевич?

— Я предлагаю сформировать новый армейский корпус для действий в направлении Сулеймание и сформировать особый корпус со штабом в Кередже близ Тегерана. Это всего сорок километров от персидской столицы.

— Что это нам даст?

— Из этих новых корпусов и 7-го и 1-го кавалерийских можно образовать 2-ю Кавказскую армию для ведения войны против Турции с территории Персии.

— Что, ж, идея вполне перспективная.

— Мой штаб считает так же. Тем более, что управление Экспедиционным корпусом из Тифлиса и тем более из Карса или Сарыкамыша крайне затруднено и оперативностью не отличается. Это обстоятельство нас очень беспокоит.

— Но в таком случае эта армия может вам не подчиняться.

— Если так надо для пользы дела, то у меня возражений не будет. Пусть решает государь император и Ставка.

— Кого вы предлагаете на должность командующего новой Кавказской армией?

— Разумеется, генерала Баратова Николая Николаевича.

— Есть ли другие кандидатуры из подчинённых вам генералов? Может быть, есть кандидатуры на других фронтах?

— Других нет. Кто лучше Баратова знает Персию и подступы к Месопотамии? Никто. К тому же он уже не раз демонстрировал самостоятельность и разумность в оперативных решениях.

— Да, нами Ставке об этом хорошо известно. Вы будете настаивать на этой кандидатуре?

— Лично для меня это давно созревшее решение.

— Хорошо, Николай Николаевич. Я доложу о вашем предложении Верховному. Желаю удачи!

— Благодарю, Михаил Васильевич...

Однако императору Николаю II, терявшему политический контроль над государством, было уже не до Кавказа. Предложение Юденича о создании 2-й Кавказской армии осталось неосуществлённым. Ему так и не сообщили из Могилёва о реакции Верховного главнокомандующего на новый проект.

...Из европейской части России до Кавказа докатывались громы внутренних политических потрясений. Но Отдельная Кавказская армия ещё оставалась воинским организмом, не подвергшимся разрушению. В её войсках пока не проглядывались признаки деморализации. Не было и распропагандированных воинских частей, хотя антивоенные настроения стали заметны не только среди нижних чинов, но и среди офицерства.

Во фронтовых сводках января и февраля последнего для России года Первой мировой войны с Кавказа приходили удивительные сообщения. Полки воинов-кавказцев ходили в атаки и продолжали одерживать победы над врагом.

17 февраля1917 года 19-й Туркестанский стрелковый полк, которым теперь командовал полковник Хромых, по собственному почину овладел турецкими позициями на вершинах хребта Ики-Сиври — на высоте в 3300 метров. Неприятель был прогнан с самых благоприятных для обороны позиций в горах и даже не попытался вернуть их себе назад. Не поддержанные в наступательном порыве соседними полками туркестанские стрелки дальше не пошли.

Этот боевой эпизод в биографии Отдельной Кавказской армии оказался примечателен следующим. Прославленный многими боевыми подвигами в годы Великой войны полк туркестанских стрелков был укомплектован офицерами гвардейской пехоты, попросивших перевода на Кавказ, где русские войска «ещё дерутся по-настоящему».

Такой своеобразный протест офицеров российской гвардии на характер войны на Русском фронте получил самую широкую огласку. И вновь на страницах газет, за исключением разве что самых оппозиционных, прозвучало имя генерала от инфантерии Н.Н. Юденича, полководца, который продолжал воевать наступательно и победно.

В середине февраля у командующего Отдельной Кавказской армией состоялся последний телеграфный разговор с императором Николаем Н, находившимся в Могилёвской Ставке:

— У аппарата Верховный главнокомандующий. Докладывайте.

— Ваше величество, со взятием города Эрзинджана достигнут стратегический предел в наступательных возможностях подчинённой мне Кавказской армии.

— Разве для России на Кавказе появился предел?

— Да, всему есть пределы на войне, ваше величество.

— Почему вы так считаете, Николай Николаевич?

— Армейские коммуникации растянулись в горной, совершенно дикой местности на 500-600 вёрст. Продовольственные транспорты вынуждены сами съедать большую часть доставляемого провианта. Топлива почти нет. О проблемах санитарных, людских, боевого обеспечения я докладывал вам в Ставку ранее неоднократно.

— Каково ваше личное мнение? Вы же человек с именем.

— Ваше величество, роль Кавказской армии на сегодняшний день в стратегическом отношении закончена.

— Вы зря так считаете, Николай Николаевич. Есть идея — в апреле взять Царьград комбинированной атакой — с моря и суши.

— Овладеть столицей большого государства? Овладеть черноморскими проливами и городом с миллионным населением с его береговыми крепостями?

— Да, именно такая идея появилась в нашей Ставке.

— Но у такого стратегического замысла должно быть твёрдое, реальное обоснование.

— Вы считаете его нереальным?

— Ваше величество, у вверенной мне армии на сегодняшний день нет реальных сил, резервов и материальных средств выйти к Константинополю через Анатолию.

— Но ведь об этом помышляли такие великие полководцы России, как генерал-фельдмаршалы Иван Иванович Дибич-Забалканский[17] и Иван Фёдорович Паскевич-Эриванский. И ещё совсем недавно ваш тёзка Муравьев-Карский.

— Но в тех русско-турецких войнах была совсем иная ситуация и иное соотношение сил. В этой войне русской армии не пройти через Анатолию к Царьграду.

— Вы уверены в этом?

— Точно так, ваше императорское величество. Это мнение и моего армейского штаба.

— Генерал, у вас же много блестящих побед. Вы герой Сарыкамыша и Эрзерума. Надо верить в новые победы.

— Это уже не для Кавказа. Мы здесь исчерпали себя.

— Вы зря так, Николай Николаевич. Не стоит чрезмерно сгущать краски. Через месяц штаб Ставки вышлет вам свои соображения на сей счёт.

— Потребуются ли Ставке Верховного главнокомандующего соображения штаба Кавказской армии?

— Это на решение моего начальника штаба генерала Михаила Васильевича Алексеева.

— Вас понял. Какие будут указания Верховного вверенной мне Кавказской армии?

— Пока держитесь на занимаемых позициях. Ваша армия скоро получит новые задачи, скорректированные с действиями союзников на Ближнем Востоке.

— Будут ли при этом учитываться интересы России на Кавказском театре, ваше величество?

— Естественно, будут. Но мы не можем и не учитывать наши союзнические обязательства.

— Вас понял.

— Есть ли ко мне вопросы?

— У меня есть одно пожелание, если позволите его высказать.

— Да, конечно. Слушаю вас, Николай Николаевич.

— В определении новых задач Кавказской армии штаб Ставки пусть подходит реально.

— Хорошо. Ваше пожелание будет передано мною генералу Алексееву для сведения...

Юденич сам понимал, что теперь главное для войск его армии было удержание занимаемых позиций. Политические противоречия делали русскую армию такой слабой духом, как не было в другие времена.

Командующий всё время старался быть в стороне от ветров политических бурь, стремясь заниматься исключительно фронтовыми заботами и делами. Но он уже постоянно замечал за работниками армейского штаба, что те ждали с нетерпением известий не с фронтов, как раньше, а из столичного Петрограда.

Но так было не только в юденичском штабе. Так было и в окопах, госпиталях, армейских тылах. Вести же из бурлящего политическими страстями столичного Петрограда приходили обычно самые противоречивые и с большим опозданием. Порой Николай Николаевич с большим трудом разбирался в сути происходящего.

Кавказ для России в 1917 году оставался далёкой окраиной, с мнением которой в центре политики особо не считались. Командующий Кавказской армии не раз ощущал это на себе. С ним императорское окружение в вопросах политических почти никогда не советовалось.

Огромная Российская держава, маленькой частью которой была Кавказская армия, со дня на день ждала каких-то перемен к лучшему. И за все тяготы военного времени, многие тысячи погибших и искалеченных воинов-фронтовиков простые люди-россияне, всё больше и открыто винили одного-единственного человека. Царя Николая II.

Россия стояла на пороге февральских политических потрясений 1917 года, которые обрушили не только её государственные устои, но поставили на путь саморазрушения Русскую армию. Командующие фронтами, флотами, армиями, корпусами, дивизиями в полном бессилии взирали на процесс разложения Российской Императорской армии и флота.

Приближалась Русская смута, как образно назвал в своих мемуарах события 1917 года генерал Антон Иванович Деникин. На Кавказ эта Смута пришла с известным опознанием.

Юденич с тревогой наблюдал за тем, как у него во фронтовом тылу с каждым месяцем активизировали свою политическую, а для армии разлагающую деятельность различные кавказские комитеты и партии.

События в далёком от Кавказа Санкт-Петербурге не заставили себя долго ждать. Трудно сказать, был ли к ним готов боевой генерал Юденич или нет. Об этом он не высказывался даже в кругу доверенных лиц.