Генерал Юденич

Глава восьмая БИТВА ЗА ЭРЗЕРУМСКУЮ КРЕПОСТЬ

Перешедший первым в наступление 2-й Туркестанский корпус генерала Пржевальского едва не споткнулся в первые же дни о сильные вражеские укрепления на вершине горы Гей-даг. Её пришлось брать соединёнными усилиями двух дивизий — 4-й и 5-й Туркестанских стрелковых с помощью артиллерийского огня. Многократные атаки с целью взлома Вражеской обороны велиеь в полосе восточнее озера Тортум-гель до селения Веран-тап.

Левый фланг туркестанцев с выходом на перевал Карачлы и к селению Кепри-кей неожиданно для турок повернул на запад, а не пошёл вперёд по более удобным горным дорогам. Такой ход русских привёл в замешательство неприятеля. Ему стало ясно, что «Юденич-паша» затевает что-то серьёзное.

Генерал Юденич интуитивно повернул ночью батальоны армейской пехоты с Ольтинского и Эрзерумского направлений в сторону перевала Мергемир. Убеждённое в том, что главный удар русские будут наносить силами 1-го Кавказского корпуса, турецкое командование оставило без должного внимания этот горный участок. Именно здесь, пробиваясь сквозь вьюгу, наступали бойцы генералов Волошина-Петриченко и Воробьёва.

После 2-го Туркестанского корпуса в наступление перешёл 1-й Кавказский. Атаки шли с большими потерями: сильные оборонительные позиции стойко удерживались их защитниками. Всё же сдержать натиск кавказских войск они не смогли и стали с боем то там, то здесь отступать с передовой линии обороны.

Обеспокоенный низкими темпами начавшегося наступления командующий Отдельной армии связался по телеграфу с командиром 1-го Кавказского корпуса генералом Калитиным:

— Пётр Петрович, как идут дела?

— Пока туго. Турецкие позиции у Кизил-килиса оказались намного прочнее, чем доносила разведка.

— Как ведёт себя неприятель?

— Обороняется отчаянно. Местами контратакует и не пасуют перед нашими штыковыми атаками.

— Кизил-килис надо взять как можно скорее. В противном случае турки успеют подтянуть сильные резервы к Гуджибогазскому проходу.

— Узел вражеской обороны корпус возьмёт в ближайшие два-три дня. Ввожу в дело вторые эшелоны.

— Нужна ли помощь от армии?

— Николай Николаевич, пока армейских резервов корпусу не требуется. Управимся собственными силами.

— Вашему соседу справа поставлена задача поддержать давление на Кизил-килис.

— Генерал Пржевальский уже известил меня об этом.

— Согласование совместных действий по месту и времени ведите только шифровками по искровым станциям.

— Понял.

— Разведку ведите беспрестанно.

— Вперёд высылаются усиленные казачьи разъезды. Хорошо зарекомендовала себя Маньчжурская партизанская конная сотня.

— Есть ли в ней участники Русско-японской?

— Есть и немало.

— Окажите любезность: передайте от меня маньчжурцам благодарность за выказанную отвагу в эти дни.

— Будет исполнено, Николай Николаевич.

— Давление на отступающих турок не ослабляйте. В противном случае они могут закрепиться на каком-то из горных перевалов.

— Такая задача командирам дивизий мною поставлена.

— С Богом, Пётр Петрович, информируйте меня о всех деталях наступления...

Калитинский корпус усилил своё атакующее «дыхание». Особенно жестокий бой кипел 31 декабря в схватке за Азап-кейскую позицию. В ночь на Новый год, в метель, 4-я Кавказская стрелковая дивизия наконец-то прорвала вражеский фронт. Из Тифлиса незамедлительно следует победная телеграмма на имя императора Николая II в его Могилёвскую Ставку. Великий князь Николай Николаевич-Младший спешит доложить об успехах:

«Сегодня утром дивизия генерала Воробьёва прорвала линию турецкого фронта. Наступление Отдельной армии развивается успешно».

Ставка Верховного главнокомандующего ответила предельно кратко:

«Поздравляю моих кавказцев. Николай».

...Новый 1916 год войска Отдельной Кавказской армии встречали в победном наступлении едва ли не по всей линии фронта.

Наступление велось по всей позиционной полосе задействованных в районе прорыва войск трёх армейских корпусов. Наиболее упорное сопротивление турки оказывали по обоим берегам реки Араке, по долине которой пролегали удобные пути в Эрзерум.

Командующий Кавказской армией теперь дневал и ночевал «за рабочим столом». Донесения из войск шли непрерывным потоком. Полученную информацию требовалось осмыслить, проанализировать, «положить» на карту. В начале января Юденич только раз надолго оторвался от дел. Случилось это так.

В кабинет генерала вошёл дежурный по штабу. Оторвавшись от бумаг, Юденич спросил офицера:

— Что у вас?

— Ваше превосходительство, прибыл первый транспорт с ранеными из долины Аракса.

— Где сейчас раненые?

— Разгружаются в эвакуационном госпитале. Дальше другим транспортом будут отправлены в Карс и Тифлис.

— Прикажите подать мне и адъютанту коней. Съезжу к раненым, послушаю, что нижние чины думают о наступлении.

В казарменном одноэтажном каменном здании эвакуационного госпиталя было по-зимнему темновато. Раненых прибыло много, и фигуры в серой от шинелей толпе выделялись только белыми повязками на головах, руках, ногах.

Николая Николаевича, давно привыкшего к фронтовой жизни, поразили спокойные, даже какие-то сосредоточенные лица раненых солдат. Словно что-то особенное залегло в их глазах, видевших смерть на поле брани, в складках сжатых от боли губ. Командующий остановился около совсем молодого солдата, спросил его:

— В бою был в первый раз?

— Впервой, ваше высокоблагородие.

— Сам откуда будешь?

— Из рязанских. Рижского уезда, деревня Бугровка.

— Что, страшно было в бою?

— Страшно... Но только сперва. Потом попривык.

— Солдат виновато, словно стыдясь своей слабости, опустил глаза.

— Куда ранен?

— В грудь. Пуля там застряла. Не болит, но говорить трудно, потому и голос у меня тихий стал.

— Ничего, держись. В госпитале тебя поправят.

Другой раненый, к которому обратился Юденич, оказался разговорчивее и бойчее, чем первый. Слегка улыбаясь, он стал торопливо рассказывать о себе:

— Пуля — ерунда. Да и стреляет турок неважно. Сначала — немножко эдак жмёшься: засвистит справа — гнёшься влево, а слева слышишь — з-з-з... опять вправо. Потом на самого себя смешно делается: просвистела, так уж не укусит.

— А как тебя ранило?

— В атаку шли. Как щёлкнет пуля в руку, я о том и не догадался сразу. Так, обожгло, что-то на минутку и прошло. Чувствую вдруг — рукав мокрый. Глядь, а он весь в крови! И как увидел это, так сразу и ослабел. То стрелял, бежал с ротой, падал на землю, опять бежал вперёд. А тут сразу и ноги подкосились, и винтовку удержать не могу, в глазах круги пошли.

— Кто тебе первую помощь оказал? Ротный санитар?

— Никак нет, сам. Ну присел и давай перевязку делать. Бинты, там, и всё, что нужно, теперь у каждого солдата есть, дате высокоблагородие.

Последний, с кем поговорил Юденич, оказался Георгиевский кавалер, унтер-офицер по званию. Марлевая повязка закрывала у него всю голову и глаза. Подошедший госпитальный врач доложил командующему:

— Ранен в лицо, перебит глазной нерв. Но держится молодцом — боль терпит стойко.

— Как тебя звать? С тобой говорит командующий армией генерал Юденич.

— Взводный унтер-офицер Митрохин Иван. Из 9 Туркестанского стрелкового полка, 14 роты.

— Где был ранен?

— На берегу реки Араке. Когда наш батальон атаковал турецкую деревушку у горы.

— Как это было?

— Мы подошли к деревеньке уже совсем близко, ворвались в сады. Турки стреляли из ружей. Ротный приказал мне вести взвод в обход крайних домов. Побежали посаду от дерева к дереву. Турецкие пушки начали стрелять — их батарея близко стояла. Остановился я на миг за деревом, а тут и оглушил меня удар откуда-то сверху.

— Что было потом?

— Мне показалось, что у меня полголовы снесли, и я закричал: «Братцы, я убит!» Прислонился к дереву, а кровь заливает лицо. Слышу, что мимо меня бегут солдаты, кричу им: «Братцы, захватите меня с собой!» А они мне в ответ кричат: «Некогда. В штыки идём». Там я упал, в саду-то. Потом санитары подобрали.

— Как себя сейчас чувствуешь, Митрохин?

— Сейчас лучше. За глаза врач обнадёживает. А так — ничего. За отечество постоял.

— Крепись, взводный. Сегодня же дам команду, чтоб Тебя представили к Георгиевскому кресту за храбрость.

— Премного благодарен, ваше высокоблагородие...

— Покидая госпиталь, Юденич спросил сопровождающего его военного врача, старшего в приёмной смене:

— Есть ли надежда у унтер-офицера Митрохина? Будет он хоть немного видеть или нет?

— Трудно сказать. Один глаз потерян безвозвратно, почти нет надежд на сохранение другого. Надежда на чудо, природное здоровье и Господа Бога.

— Дай Бог, чтоб он остался зрячим...

Как и предусматривалось планом, армейская группа прорыва вступила в бой 30 декабря. Передовой отряд генерала Волошина-Петриченко получил задачу овладеть укреплённой горой Кузу-чан, а затем — селением Шербаган. Отряд генерала Воробьёва и Сибирская казачья бригада, скрытно сосредоточившись у селений Сономер и Геряк, начали выходить в ближний тыл турецким войскам, сражавшимся в Пассинской долине.

Могилёвская Ставка ежедневно интересовалась ходом наступления на Кавказе:

— У аппарата Верховный и начальник штаба Ставки генерал Алексеев. Доложите о ходе наступления!

— Наступление идёт в полосе всех армейских корпусов. Войска действуют успешно, в соответствии с планом операции.

— Потери большие?

— По всей видимости, нет. Точных данных о боевых потерях штаб армии пока не имеет.

— Как ведёт себя противник?

— Под давлением атакующих отходит на всех направлениях с боем, стараясь зацепиться за горные перевалы.

— Где встречено особенно упорное сопротивление?

— По обоим берегам реки Араке.

— Это очень важно. По долине Аракса идут удобные пути к Эрзеруму. Не забывайте об этом.

— Бои на Араксе под особым контролем армейского штаба. Анализируется любая информация, поступающая оттуда.

— Ставка уверена в успехе вашего наступления. Просим незамедлительно информировать об изменениях в ходе операции.

— Будет исполнено.

— Настаиваете ли вы на оказании помощи Кавказской армии на данный момент?

— Нет, поскольку наступление своими силами уже даёт нам определённый успех.

— Тогда желаем вам удачи!

— Спасибо...

Юденич старался уловить переломный момент в противостоянии. Только к вечеру 1 января русская армейская разведка со всей достоверностью установила, что почти все воинские части из резерва 3-й турецкой армии введены в сражение для поддержки своих первых эшелонов. Многочисленные пленные, особенно офицеры и штабисты, подтверждали этот факт.

Уже одно это было большим тактическим успехом командующего Кавказской армии. Его резервы пока не расходовались, и он имея прекрасную возможность выдвигать их вслед за наступающими первыми эшелонами.

Оценив обстановку, командующий связался по телеграфу с великим князем Николам Николаевичем-Младшим, с которым ему приходилось советоваться при принятии ответственных решений:

— Тифлис. У аппарата наместник Его Величества.

— Генерал Юденич. Докладываю: турки перед фронтом 1-го Кавказского корпуса спешно отходят назад.

— Поздравляю с большой удачей. А где же их резервы?

— По показаниям многочисленных пленных Махмуд Камиль-паша почти всё ввёл в сражение. Резервы турецких дивизий были исчерпаны в первый же день нашего наступления.

— Ваше предложение, Николай Николаевич?

— Штаб армии принял решение усилить 34-ю стрелковую дивизию и 1-й Кавказский корпус по просьбе его командира генерала Калитина резервными полками.

— Считаю по опыту боев в Карпатах и под Перемышлем такое решение своевременным.

— Значит, вы согласны с решением армейского штаба?

— Согласен и одобряю. Что вы выделяете для 34-й дивизии?

— 263 пехотный Гунибский полк.

— А для Калитина?

— 262-й пехотный Грозненский полк.

— В каком состоянии эти полки?

— Укомплектованы по штатам военного времени. Люди отдохнули, обозы полностью обеспечены вьючными животными, огневые припасы — сверх положенных норм.

— Обозы пополнены верблюдами?

— Да, ими. Только что прибыла большая партия, закуплена на севере Персии.

— Исполняйте ваше решение. Обо всём, прошу вас, немедленно информируйте Тифлис.

— Какое мнение Ставки о начале наступления?

— Ставка кавказцами довольна. Дай Бог и дальше так, дорогой Николай Николаевич. Удачи вам во всём задуманном!

— Пока удача в наших руках...

Наступление разворачивалось по всему фронту. 3 января кавказские стрелки спустились с гор в Пассинскую долину, преследуя буквально по пятам отступающих неприятелей. Однако уничтожить основные силы турок в долине так и не удалось: сжигая за собой склады и селения, те искусно вышли из окружения с небольшими потерями. 4-я Кавказская стрелковая дивизия не успела по плохо разведанным горным дорогам замкнуть кольцо вокруг Пассинской долины. Знающих проводников не нашлось.

Турок спасло здесь и ещё одно обстоятельство. Высланная в ночь на 3 января вперёд Сибирская казачья бригада имела задачу взорвать мост через реку Аракс близ Кепри-кея, предварительно уничтожив его охранение. Однако сибирские казаки, не имевшие проводника из местных жителей, заблудились в ночи при начавшейся сильной метели и вынужденно возвратились на исходные позиции.

Впоследствии выяснились обстоятельства неудачи. Бригада русской конницы почти достигла моста, но, сбившись в непроницаемой тьме в горах с верного пути, проблуждала в неприятельском тылу до рассвета. В ту ночь к тому же турецкому охранению переправы через Аракс было запрещено жечь костров. Так что «светомаскировка» охраны себя показала с самой лучшей стороны.

Однако сибирские казаки уже через несколько дней вознаградили себя успехом за эту оплошность. За горой Хасан-кала они вместе с кубанским 3-м Черноморским казачьим полком, пойдя в атаку неудержимой лавой, разгромили близ Хасан-калы турецкий арьергард. Конники преследовали его на дальность прямого пушечного выстрела с передовых фортов Эрзерумской крепости.

Появление многих сотен казаков перед эрзерумскими фортами стало полной неожиданностью для неприятеля. Сибиряки и кубанцы появились перед фортами в тот час, когда турки очищали укрепления от обильно выпавшего снега. Переполох получился большой: аскеры, бросая лопаты и мётлы, бросились в панике под защиту крепостных батарей.

Казаки взяли в плен по пути к Эрзерумской крепости около 2 тысяч султанских аскеров из 14 различных вражеских иол ков восьми дивизий (!). Это одно свидетельствовало о том «грешном беспорядке, в котором отступала к Эрзеруму уже наполовину разгромленная 3-я турецкая армия. Эрзерумский гарнизон после прихода такого «напуганного русскими дополнения» был далеко не в восторге.

3 января в штаб Отдельной Кавказской армии пришло первое, долгожданное донесение из-под Эрзерума:

«Турки готовят форты к обороне. Отступившие из Пассинской долины неприятельские войска пополняют крепостной гарнизон. С фортов открыт пушечный огонь...»

Это дало Юденичу полное право доложить в Могилёвскую Ставку:

— Авангард наступающей Кавказской армии сегодня днём вышел на ближние подступы к Эрзеруму.

— Поздравляю вас и моих солдат Кавказской армии с успехом. Жду от воинства России полной победы.

— Не сомневайтесь в них, ваше величество. Эрзерум будет взят со дня на день.

— Бог вам в помощь. Помните, что на других фронтах с Кавказа ждут только победных сообщений...

На следующий день с боем было взято селение Кепри-кей, позиции вокруг которого турки укрепили по всем правилам полевого фортификационного искусства германской армии. Ошеломлённые ударом полки 9-го и 10-го вражеских корпусов сперва дрогнули, а потом бежали в сторону уже недалёкого Эрэерума. Горные дороги захлестнул человеческий поток. Султанские офицеры всех рангов оказались бессильными удержать своих аскеров, хотя приказ корпусных начальников гласил:

Держаться стойко, как подобает героям-воинам османского султана...

На южном берегу реки Араке турецкие батальоны тоже стали отступать. Делали они это неорганизованно, оставив русским свои артиллерийские склады. Среди турецких командиров не нашлось человека, кто бы отдал приказ об их подрыве.

Наступавшая здесь 4-я Кавказская стрелковая дивизия имела полный успех. Её авангардные батальоны гнали турок вдоль северного берега реки Араке всё дальше и дальше, не давая им «зацепиться» за селения с их каменными постройками.

Обходной отряд дивизии под командованием капитана В. И. Сорокина в ночном бою овладел окраиной древней крепости Календор. После жаркой перестрелки её гарнизон капитулировал, не став до последнего защищать обветшалые по давности времени календорские стены и бастионы.

Командующий 3-й турецкой армии генерал-лейтенант Махмуд Камиль-паша метал громы и молнии, требуя от своих пашей и дивизионных начальников только одного: остановить наступление русских любой ценой. Но было уже поздно — турецкий позиционный фронт трещал по всем швам, причём рвался не только там, где было тонко. Атакующих не могли сдержать даже самые искусно устроенные полевые укрепления.

Всё же турецким войскам на эрзерумском направлении удалось избежать полного разгрома. Здесь вина во многом лежала на штабе 1-го Кавказского корпуса и его командире генерале Калитине, который с опозданием отдал распоряжение о начале преследования отступавшего неприятеля.

Причина была выяснена: корпусная разведка допустила нерасторопность и «проморгала» час, когда неприятель начал покидать занимаемые позиции. Генерал Юденич по телеграфу потребовал от всех начальников, начиная с полкового звена, следующее:

— Разведку и по фронту, и в его глубину вести днём и особенно ночью. Любой факт отхода турок перепроверять. Догладывать о том по инстанции незамедлительно.

В боях прошли и Рождественские праздники. Командующий Кавказской армии в эти дни посещал госпиталя, эвакуационные транспорты с ранеными, был на передовой. В оковах заранее готовились к встрече Юденича, и всё шло по неписаному правилу. С появлением автомобиля генерала на полковых позициях раздавалось:

— Ста-но-ви-сь!

Выстраивались взводы, роты, батальоны. В сопровождённой полкового начальства Юденич делал обход:

— С Рождеством Христовым, братцы!

В ответ из солдатских шеренг неслось:

— Ура-а-а! Покорнейше благодарим, ваше превосходительство!

Затем начиналось богослужение. За окопами на ровной площадке с утоптанным снегом появлялся стол — обыкновенный «козел» с положенными на него неизвестно откуда взятыми в этих горах досками. Полковой священник готовился к празднованию Рождества Христова. Когда всё было готово, командир полка спрашивал:

— Можно начинать, батюшка?

Священник кивал в ответ головой, и на позициях полка раздавалась команда, многократно дублированная в ротах:

— Смирно-о! На молитву, шапки — долой!..

Тысячи рук вскидывались и обнажали головы. Люди стояли торжественно, с серьёзными лицами, моргая воспалёнными от бессонницы и порохового дыма глазами.

Начинался молебен. Полковой батюшка после молитвы совершал обход. Широко размахивая руками, солдаты клали на лбы и плечи тяжёлые мужицкие кресты, низко кланяясь, касаясь лбами холодного снега. После этого весь полк становился на колени и люди тихо пели слова молитвы:

Спаси, Господи, люди твоя

И благослови достояние твоё...

9 января русские овладели последними вражескими позициями у селения Кизил-килис. Теперь уже ничего не преграждало им пути к Эрзерумской крепости.

Однако победы давались кавказцам тяжело. Потери составляли для армии уже почти 20 тысяч человек. Так, 39-я пехотная дивизия лишилась половины своего боевого состава. Турки же потеряли всего около 25 тысяч человек, а ещё 7 тысяч попали в плен.

Через фронтовые корреспонденции на страницах газет всей России стал известен подвиг 154-го пехотного Дербентского полка. Во время первых восьми дней боев полк потерял всех своих старших офицеров. На штурм укреплений Азап-кея дербентских пехотинцев повёл полковой священник, протопоп Смирнов, лишившийся в той атаке ноги...

Генералу Юденичу показалось весьма заманчивым взять крепость Эрзерум с ходу. Но даже приблизительные расчёты показывали, что для штурма требовалось большое количество боеприпасов, а в ходе беспрерывных наступательных боев стал ощущаться недостаток в винтовочных патронах. Подвезти их можно было только с армейских складов в Карсе. Там находился неприкосновенный запас огневых припасов Отдельной Кавказской армии.

Опасность виделась и в другом: артиллерия едва поспевала за наступающей пехотой. Подвоз же снарядов оказался делом более трудным, чем рассчитывали армейские штабисты. Но Николай Николаевич их не винил, прекрасно понимая, что война ломает любые, даже самые точные расчёты.

Об этом у Юденича состоялся короткий разговор с царским наместником в Тифлисе:

— Докладываю о положении дел: казаки Сибирской бригады вышли к Эрзеруму.

— Поздравляю с успехом.

— Уверен, что турецкая армия приведена в полное расстройство, деморализована, утратила способность к полевому бою, бежит под защиту крепости.

— На чём основано ваше заключение?

— Склады турками сжигаются повсеместно. Такая крепкая, укреплённая позиция, как Кепри-кейская, брошена без боя.

— Ваши ближайшие намерения, Николай Николаевич?

— Считаю, что немедленный штурм вражеской крепости будет удачен.

— Есть ли препятствия перед немедленным штурмом Эрзерума?

— Да. Малое количество ружейных патронов в складах не позволяет мне решиться на штурм сегодня или в самые ближайшие дни.

— Даны ли вами указания на подвоз огневых припасов?

— Даны телеграфом и по радио.

— Николай Николаевич, офицеры моего штаба сейчас занимаются анализом создавшейся ситуации. К вечеру документ будет мною подписан и выслан вам на аэроплане. Мои рекомендации прошу принять к исполнению.

— Будет исполнено, ваше сиятельство...

Великий князь Николай Николаевич-Младший, как и его отец Николай Николаевич-Старший, был опытным в военном деле человеком. Он не случайно был назначен императором Николаем II с началом Первой мировой войны Верховным главнокомандующим. Оказавшись по воле судьбы на Кавказе, великий князь, не вмешиваясь в дела командующего Отдельной армией, в то же время стремился оградить его от возможных случайностей.

В юденичский штаб через день аэропланом из Тифлиса было доставлено указание царского наместника на предстоящие действия. Оно гласило:

«Генералу от инфантерии Юденичу.

Указываю Вам на нижеследующее:

1. Обращаю ваше особенное внимание, чтобы не только Начальники отдельных колонн, но и сами командиры действовали строжайше по вашим директивам. Дарованный нам успех надо использовать, но планомерно, не увлекаться, и всё должно быть в общей связи. Мне кажется, что занятие района г. Хасан-кала не соответствует тому, что вы телеграфировали мне утром о характере использования занятой территории. Хотя я уверен, что управление вы держите твёрдо в своих руках, но считаю всё же нужным подтвердить важность действовать планомерно.

Требую, прежде всего, прочнейшего занятия укреплённой линии, на которой вы наилучшим образом можете отражать все попытки турок вновь занять отвоёванную территорию. Такой линией на главном направлении мне представляется перевал Карачлы, с. Кепри-кей, гора Ax-баба (к югу от с. Кепри-кей); на занятые же сегодня пункты смотрю только как на выгодно-наблюдательные.

2. Я вполне уверен, что войска, проявившие столько доблести, поборовшие такие неимоверные трудности, способны к проявлению высочайше-геройских подвигов, но я совершенно согласен с вами, что общая обстановка не позволяет нам решиться двинуться на штурм Эрзерума без тщательной подготовки и во всеооружии необходимых для этого средств. Помимо малого количества ружейных патронов, у нас нет соответствующей артиллерии для успешной борьбы с тяжёлой турецкой артиллерией, фортами и долговременными укреплениями; наш общий резерв сравнительно слаб, база наша отдалена, и подвоз, как вы сами сообщили мне, далее Кепри-кея затруднён.

Перед Туркестанским корпусом турки, судя по вашим донесениям, ещё оказывают серьёзное сопротивление. Что Кепри-кейская позиция была оставлена турками без боя, вполне естественно, потому что с падением г. Кузу-чан она была обойдена с фланга и угрожалась в дальнейшем с тыла. Может быть, турецкая армия и не в состоянии в данное время оказывать нам сопротивление в поле, но мы не знаем, к чему она способна на верках крепости, при поддержке сотен орудий.

Ввиду сказанного, не считаю себя вправе разрешить производство этой операции.

Используйте самым широким образом конницу, если есть корм, для разведки.

Наместник Его Величества

Великий князь Николай Романов».

Юденич колебался в выборе способа взятия крепости, колебался так, как и до него и после колебался не один прославленный полководец. За исключением одного-единственного — генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Тот, вероятнее всего, сказал бы своим генералам:

— Сие дело подобно измаильскому…

— Неприступных крепостей на войне не бывает. Особенно турецких у наших границ...

— Атакуйте Эрзерум с Богом на устах, и Господь вам поможет, ребятушки...

Николай Николаевич, преклонявшийся перед полководческим искусством русского военного гения, Суворовым не являлся. Потому немедленный штурм Эрзерумской крепости не состоялся.

Посланные на линию фронта офицеры штаба командующего — полковник Масловский и подполковник Штейфон доставили Юденичу сведения, укрепившие его во мнении начать осаду Эрзерумской крепости.

— Турецкие войска на главном направлении повсеместно заканчивают отход к крепости.

— Как идут сегодня дела у кавказцев?

— Наши полки преследуют противника на эрзерумском направлении без серьёзных боев.

— Передайте командирам первых эшелонов: неприятелю не давать возможности оторваться от преследователей.

— Такие рекомендации, от вашего имени, Николай Николаевич, нами уже даны.

— Благодарю, господа, за разумную инициативу...

Русская пехота появилась перед фортами Эрзерума 7 января. Такой быстрый приход к городу авангардных 4-й Кавказской стрелковой дивизии и 263-го пехотного Гунибского полка оказался для турок сюрпризом неприятным.

Штурм Эрзерума, куда продолжали с трёх сторон стекаться остатки разгромленной 3-й турецкой армии, был отложен на неопределённое время. Причин тому оказалось немало и главной стала сама крепость. Или вернее сказать — Карский крепостной район, едва ли не самый мощный в азиатских владениях султана.

— Великий князь Николай Николаевич-Младший, хорошо осведомленный о военном потенциале Турции на Кавказе, повёл о том очередной телеграфный разговор с командующим Кавказской армией:

— Николай Николаевич, вам известно о том, что германцами перед самой войной Эрзерум укреплялся?

— Да, известно. Штаб Кавказского военного округа имел информацию, что здесь трудился немецкий генерал Поссельт. Есть и чертежи новых оборонительных сооружений.

— Поссельт — это тот немец, который одновременно являлся и комендантом Эрзерумской крепости?

— Точно так.

— Что он успел построить? Ведь времени у него имелось совсем немного.

— Турецкий Генеральный штаб имел от немцев несколько проектов строительства эрзерумских крепостных укреплений. Выбор пал на Поссельта. Но он успел только оборудовать полевыми укреплениями позиции на линии старых фортов.

— Как сохранились форты со времён войны 1877-1878 годов, когда турки капитулировали тогда перед вашим и моим тёзкой, Муравьевым-Карским[15]?

— По докладам офицеров моего полевого штаба — прекрасно. Многие успели подновить.

— Крепостной артиллерии много?

— По данным пленных — больше, чем достаточно. Но среди тяжёлых калибров в основном устаревшие орудия.

— Значит, Берлин не успел доставить крупповские орудия крупного калибра на Кавказ?

— Выходит, так. Поставки артиллерийских систем в первую очередь идут в действующую армию.

— Ваши штабисты понимают значение Эрзерума в этой войне?

— Вне всякого сомнения. Взятие крепости и Эрзерумского нагорья отдаёт нам в руки всю Турецкую Армению.

— И, я добавлю, открывает перед воинами-кавказцами прямой путь в Анатолию.

— Турки понимают это не хуже нас. Потому и биться будут изо всех сил.

— Готовьте операцию. Мною уже доложено в Ставку о вашем желании взять Эрзерумскую крепость штурмом.

— Докладываю: подготовка уже началась.

— А что, если приступ закончится неудачей?

— Доложите государю, что генерал Юденич всю ответственность берёт на себя.

— Хорошо. Ваши слова будут известны императору. Но знайте, что и с себя я ответственность снимать не буду.

— Всё же я верю в успех атаки на крепость.

— Верю и я. Буду ждать от вас частых донесений. Их просят и из Могилёва.

— Вас понял. Задача будет поставлена моим оперативникам сей же час...

Эрзерумская твердыня, которую армия России за всю исчадию русско-турецких войн брала не один раз, представляла из себя целый крепостной район. Его основу составляла природная горная позиция Девебойну, отделявшая Пассинскую долину от Эрзерумской. На горном хребте располагались одиннадцать хорошо подготовленных к круговой обороне фортов. Они размещались в две линии, прикрывая друг друга артиллерийским огнём.

Всё более или менее удобные подступы к Девебойну с севера прикрывались полевыми укреплениями — творением Германского генерала-фортификатора Поссельта. Даже внешний обзор говорил об искусности проведённых инженерных работ. К слову сказать, во все времена турки славились искусством строительства надёжных укреплений.

Два мощных форта защищали южное предместье города-крепости. С них артиллерийскими батареями простреливались не только близлежащие дороги, но и горные тропы. Протяжённость всей горной оборонительной линии Эрзерума превышала сорок километров, впечатляла уже только одна эта цифра.

Большинство фортов представляли собой сооружения закрытого типа в виде каменных многоярусных башен с амбразурами для орудий. Часть из них имела по два-три вала и систему рвов глубиной до шести-семи метров. В некоторых фортах имелись капониры или полукапониры для обстрела рвов на тот случай, если в них проникнет противник. Гарнизоны фортов состояли из орудийных расчётов, многочисленной пехоты прикрытия и сапёрных команд. Была отлажена система связи между крепостными укреплениями.

В целом Эрзерумская крепость имела довольно обширную укреплённую позицию, развёрнутую фронтом на восток с прикрытыми флангами. Её уязвимым местом являлись тыловые обводы. Через них город мог блокировать любой противник, проникший на Эрзерумскую равнину. Русские такой опыт уже имели в прошлом. Султанское командование, готовясь к Первой мировой войне, о том как-то подзабыло, история его ничему не научила.

Генерал Юденич, как уже опытный полководец, понимал, что начинать осаду и штурм Эрзерумской крепости или вернее — огромного по площади крепостного района нельзя без обеспечения флангов осадных войск. С возможностями 3-й турецкой армии приходилось считаться даже тогда, когда она выглядела разбитой. Поэтому командующий связался сперва с командиром 2-го Туркестанского армейского корпуса генералом Пржевальским:

— Михаил Алексеевич, как у вас на сегодняшний день проходит операция? Доложите.

— На сегодня полки корпуса перешли реку Тортум-чай и оттеснили турок на запад где на пятнадцать, где на двадцать пять километров.

— Как сопротивляется противник?

— Скажу одно — стойко и упорно.

— Как идут дела у подчинённой вам 3-й Кубанской пластунской бригады?

— Казачья пехота сражается с первых дней похвально. Сейчас ведёт наступательные бои на западном берегу озера Тортум-гель, только что взяла укреплённое селение Ванк.

— Кто вам противостоит?

— На Испирском направлении действует сильный отряд Халил-бея с двумя полками пограничников. За озером Тортум-гель бои ведут в основном батальоны султанского ополчения.

— Трудности большие?

— Наступать стало сложнее: полное бездорожье, в горах глубокие ущелья с незамерзающими речушками, снегопад, метели.

— Как с морозами?

— Доходит до двадцати градусов по сведениям корпусных метеорологов.

— Обмороженных много?

— Почти нет, в достатке получили зимнего обмундирования. Если не считать тех солдат, которые проваливаются через лёд в воду. Лесов здесь нет — нет и топлива.

— Людей берегите, как можете.

— Стараюсь, Николай Николаевич. Какие задачи ставите Туркестанскому корпусу?

— Действуйте по утверждённому плану. Цепко держитесь за перевалы и проходы через горные хребты, не отдавайте их туркам назад.

— Задачу понял. Туркам тоже нужны перевалы и проходы — потому и контратакуют.

— Михаил Алексеевич, штаб армии очень надеется на вашу стойкость. Особенно сейчас, когда предстоит брать Эрзерум...

Юденич знал, что 2-му Туркестанскому корпусу приходилось крайне трудно. Перевалы были завалены снегом, горные дороги во многих местах приходилось расширять трудом не только сапёрных рот, но и пехотных батальонов. Деревянная лопата в полках приобрела особую ценность, её берегли, не забывали в пути.

Особенно трудно дался наступающим частям перевал Карапунгар на высоте 2310 метров от уровня моря. Генерал-лейтенант Пржевальский тогда «в сердцах» послал корпусному инженеру телефонограмму следующего содержания:

«Жду от вас выполнения в кратчайший срок не только возможного, но и невозможного; от успеха вашей работы зависит успех операций корпуса».

...После разговора с Пржевальским, Юденич связался со Штабом 4-го Кавказского корпуса, действовавшего на левом, рожном фланге. Генерал Огановский рассеял опасения командующего из-за её растянутого левого крыла:

— Докладываю: крупных сил турок перед позицией корпуса пока не наблюдается.

— Это проверенные данные?

— Точно так. Конная разведка, далеко высылаемая, приносит только такие сведения.

— А где же войска, которые Энвер-паша у Стамбула вытребовал из Месопотамии?

— Как сообщают лазутчики и пленные, турки силой до корпуса идут от Багдада на Мосул. Но дороги не позволяют совершить им скорый марш-бросок. Так что месопотамцев мы пока не ждём.

— Это хорошо. Как ведёте наступление?

— Небольшими отрядами. Большими наступать не позволяют горные дороги. Артиллерии на передовой у меня стало меньше.

— Почему так?

— Большая часть орудий 66-й артиллерийской бригады остались позади. Их лошади переданы 1-му Кавказскому корпусу. Калитину сейчас артиллерия нужнее.

— Знаю. Это было моё распоряжение с согласия великого князя.

— Николай Николаевич, есть ли изменения в задачах моего корпуса помимо плановых?

— Пока нет. Сейчас от вас одно требуется — вести разведку на широком фронте.

— Понял. Багдадскую дорогу возьму под контроль.

— В случае появления турок на ней — атакуйте. Не дайте Энвер-паше помочь Эрзерумскому гарнизону войсками из Месопотамии. Это очень важно.

— Что ещё мне будет приказано?

— Старайтесь упредить турок во всех их действиях...

В первый же день своего прибытия под Эрзерум Юденич лично провёл рекогносцировку крепости и смог по достоинству оценить её неприступность, мощь бастионов и фортов. Сопровождавшим офицерам сказал:

— Ничего, возьмём Эрзерум. Русские бывали в нём и прежде. Крепость Карс была для нас не слабее...

Началась тщательная подготовка к штурму. Сторожевые заставы блокировали все возможные подступы. По утверждённому командующим графику разведку вёл армейский воздухоплавательный отряд. Делали это авиаторы беспрепятственно, поскольку неприятель на Кавказе аэропланов, из Германии, ещё не имел.

Воздухоплаватели постоянно рисковали, снижаясь до такой высоты, что турки начинали открывать по самолётам залповый огонь из винтовок. Когда об этом доложили генералу Юденичу, то он сказал:

— Рисковать надо не только на земле, но и в воздухе. Лучших из лётчиков прошу представить к наградам...

За несколько первых дней осады Эрзерумской крепости русские отряды выбили турок из близлежащих селений и, пользуясь тёмными ночами в горах, всё ближе и ближе подбирались по выкопанным до рассвета окопами к фортам. Требовались свежие, самые достоверные сведения о противнике: численности, душевном состоянии, обеспеченности во всём.

Одному из ночных дозоров казаков-кубанцев повезло — они перехватили небольшой кавалерийский конвой, сопровождавший офицера в звании подполковника. Доставленный в армейский полевой штаб, офицер был допрошен через переводчика лично Юденичем:

— Ваше звание, фамилия, должность?

— Подполковник пехоты Хамди-бей, господин генерал. Офицер штаба 10-го корпуса.

— Куда следовали?

— В штаб 11-го корпуса.

— Какую позицию занимает ваш корпус на сегодняшний день?

— Корпусу приказано держать оборону на севере от Эрзерума через хребет Думлу-даг и в проходе Гурджи-богаз.

— Все три корпусные дивизии здесь или нет?

— Все три. В первой линии оборону держат только две.

— А третья дивизия, в корпусном резерве?

— Да. Размещена близ форта Тафта.

— Кто обороняет Девебойнскую позицию — 9-й или 11-й корпуса?

— Девятый, господин генерал. Одиннадцатый корпус расположен за ним в резерве. Одна дивизия стоит под городом, две другие — у селений Тасмахор и Сивишли.

— Что Махмуд Камиль-паща имеет в самом городе?

— Сама старая крепость занята запасными батальонами, которые прибыли из городов Трапезунд и Эрзинджан за несколько дней до прихода вашей кавалерии.

— И всё? Так мало?

— Нет, не всё. Командующий приказал разместить в самом городе сводные пехотные полки, составленные из наиболее расстроенных боями армейских полков.

— Сколько всего у вас имеется под Эрзерумом пехоты?

— Говорят, что более 80-ти тысяч. Но полностью укомплектованных частей совсем мало. Много аскеров разбежалось. В 11-м корпусе есть роты всего по 40 винтовок.

— Ожидается вами скорый штурм или нет?

— Ожидается.

— Под Сарыкамышем зимой 1915-го были?

— Был. Командовал пехотным батальоном...

Полевой армейский штаб переехал поближе к месту предстоящих событий, в город Хасан-кала, на запад от Кепри-кея. Здесь и был объявлен приказ о штурме согласно окончательно выработанному плану атаки Эрзерумской крепости. Войска были распределены следующим образом:

1. 2-й Туркестанский армейский корпус:

а) колонна генерала Азарьева — 4-я Туркестанская стрелковая дивизия с артиллерией — 24 орудия полковника Андриевского;

б) колонна генерала Чаплыгина — 5-я Туркестанская стрелковая дивизия;

в) корпусной резерв из 4-х стрелковых батальонов.

2. Колонна генерала Волошина-Петриченко — Донская пешая казачья бригада в составе четырёх батальонов. (Но один из батальонов попал по дороге в горах при сильном морозе в сильную метель и потерял большую часть бойцов обмороженными).

3. Колонна генерала Воробьёва — 4-я Кавказская стрелковая дивизия яри 36 артиллерийских орудиях.

4. Артиллерийский участок генерала Вадина у села Гюльджас. Здесь было размещено 16 тяжёлых осадных орудий и 18 полевых гаубиц. В прикрытии стояла одна дружина государственного ополчения.

5.1-й Кавказский армейский корпус:

а) колонна генерала Рябинкина — 39-я пехотная дивизия с 30 полевыми пушками;

б) колонна генерала Докучаева — сводная из 8 пехотных батальонов и 4 ополченческих дружин;

в) колонна генерала Чиковани из 4 с половиной дружин и 5 казачьих сотен;

г) корпусной резерв — 4 батальона пехоты без артиллерии;

д) армейский резерв генерала Савицкого — 12 пехотных батальонов, 4 орудий и 2 казачьих сотен.

6. Армейская конница:

а) колонна генерала Раддаца из 12 казачьих сотен с 12 конными орудиями.

б) колонна генерала Николаева из 18 казачьих сотен.

Одним словом, генерал Юденич собрал для штурма Эрзерумского крепостного района максимум сил, которые могла дать на тот день русская Кавказская армия. Всего на приступ отряжалось его приказом 88 батальонов пехоты, 9 с половиной дружин государственного ополчения, 166 орудий, 29 полевых гаубиц, 16 тяжёлых осадных орудий, подвезёнными с большим трудом из Карса, 70 с половиной казачьих сотен и 4 сапёрные роты.

Когда приготовления к 27 января почти полностью завершились, командующий подписал приказ о генеральном штурме вражеской крепости:

«...Используя захват массива Карга-базар, господствующего над левым флангом Девебойнской позиции, произвести стремительный удар в полосе Чабан-дале, Далангез, с одновременным наступлением 2-го Туркестанского корпуса со стороны Гурджибогазского прохода на Кapa-гюбекскую позицию и обходом Девебойну своим правым флангом... разбить противника...»

В тот же день генерал Юденич собрал военный совет и объявил, что штурм крепости назначен на 30 января, на 8 часов вечера. После чтения боевого приказа Николай Николаевич, среди прочего, заметил, что силы штурмующих и защитников Эрзерума по пехоте примерно равны, исходя из числа батальонов. Одни из участников военного совета заметил:

— Можно перенести штурм на начало февраля. За эти дни из Карса и Грузии подойдёт маршевое пополнение для пехотных полков. Нужна отсрочка хотя бы на одну неделю.

Выслушав, Юденич с присущим ему в такие минуты спокойствием сказал:

— Вы просите отсрочки? Согласен с вашими доводами и даю вам отсрочку: вместо 8 часов вечера штурм начнётся в 8 часов пять минут.

После такого ответа все сомнения собравшихся славно улетучились: о переносе дня штурма турецкой крепости не было и речи.

Заседание военного совета завершилось последним приказанием генерала Юденича:

— Прошу задержаться ещё на одну-две минуты. Надо нам сверить часы. Сверять будем по моим карманным, а то кабы чего не вышло с началом завтрашней атаки. Штурмовать-то будем в темноте...

В тот же день кавказские войска, предназначенные для штурма эрзерумских укреплений, заняли исходные позиции. В два часа пополудни осадные пушки и полевые гаубицы артиллерийского участка генерала Вадина у селения Гюльджас открыла огонь по форту Чобан-деде и вражеской позиции около него.

В назначенный час следующего дня, штурмовые колонны сперва 1-го Кавказского, а через три часа — и 2-го Туркестанского корпусов устремились на штурм вражеских полевых укреплений и линяй крепостных фортов. За первые сутки удалось овладеть северной частью позиции Гурджибогазского прохода, фортом Кара-гюбек. При его взятии отличился 11-й Туркестанский стрелковый полк, шедший в первом эшелоне.

Что особенно было важно — удалось овладеть сильным фортом Далан-гез: Он надёжно прикрывал собой ближайшие подступы к крупному узлу эрзерумской обороны форту Чобан-деде в ущелье реки Туй-су.

Захваченный форт Далан-гез занял для обороны пехотный штурмовой отряд подполковника И. Н. Пирумова. С рассвета 1 февраля турки повели огонь по утраченному укреплению из более чем сотни артиллерийских орудий. Шквал снарядов всех калибров отрезал защитников форта от других войск, у них стали к вечеру кончаться боеприпасы.

Пехотинцы старались теперь стрелять только прицельно, зная, что с каждым патроном они растрачивают силу заградительного огня. Наиболее «ушлые» из стрелков вели пальбу из подобранных вражеских ружей, снимая патронные сумки с убитых турок. По тому, как всё реже становился огонь со стороны русских из Далан-геза, неприятель понял бедственное их положение в полуразрушенном форте.

Пять яростных атак вражеской пехоты было отражено винтовочным и пулемётным огнём. Шестую и седьмую русские отбили уже штыками, сберегая последние патроны на самый крайний случай. Для того чтобы отразить восьмую, в строй встали даже раненые бойцы. Тогда и погиб смертью храбрых ротный командир прапорщик Навлянский, до того своим пребыванием в самых опасных местах вселявший бодрость в солдат.

Когда турки поднялись в восьмую атаку, к уцелевшим защитникам Далан-геза подоспела неожиданная помощь, в которую они уже не верили: неизвестный рядовой под вражеским огнём в вечерних сумерках доставил на ослах боеприпасы.

После, узнав, как держались защитники форта Далан-гез, генерал Юденич приказал найти того солдата, чтобы наградить его Георгиевским крестом. Однако никто не признался из нижних чинов о своём подвиге, что немало огорчило командующего.

Из 1400 нижних чинов и офицеров полутора батальонов 153-го пехотного Бакинского имени великого князя Сергея Михайловича полка, оборонявших захваченный форт Далан-гез, осталось в строю всего около трёхсот по большей части раненых. За ночь героический гарнизон пополнили, а раненых эвакуировали в тыл.

Знаменательно было то, что и в далёком 1877 году этот эрзерумский форт брали не кто иной, как пехотинцы-бакинцы, — 10-я рота полка под командованием штабс-капитана Томаева, погибшего при взятии Далан-геза смертью героя. Тот победный штурм стал подлинным украшением боевого формуляра полка, славной страницей в его летописной биографии.

Морозный и солнечный день 1 февраля стал переломным в штурме Эрзерума. Русские овладели последним наиболее труднодоступным из запиравших Гурджибогазский проход фортов — фортом Тафта. Штурмовавший это вражеское укрепление 17-й Туркестанский стрелковый полк полковника Кириллова захватил в Тафте в качестве трофеев 10 крупповских орудий и множество снарядов.

Войска Кавказской армии прорвались в Эрзерумскую донну. Первым спустился в неё с гор 15-й Кавказский стрелковый полк полковника Запольского. То были минуты настоящего воинского триумфа. Появление русских в долине стало настоящим потрясением для оборонявшихся турецких войск — начиналось замыкаться вокруг крепостных укреплений кольцо окружения.

После получения донесения руководивший ходом Эрзерумской операции генерал Юденич не скрывал радости:

— Теперь в уныние придут и аскеры, а особенно местные Ополченцы. А последних в гарнизоне много...

Турки отчаянно стремились беспрестанными контратаками отбросить наступающих, но всё было тщетно. Одновременно султанские войска изо всех сил старались удержать Девебойнскую позицию, — от неё зависела судьба города-крепости и в очередной раз — судьба 3-й турецкой армии.

Неожиданно воздушная разведка доложила об оставлении турецкими войсками собственно Эрзерумской крепости и самого города: полки пехоты, стоявшие там, были брошены в сражение за Девебойну.

В резко изменившейся на поле битвы ситуации надо было что-то предпринимать. Юденич решил пойти ва-банк — он переподчинил командиру 2-го Туркестанского армейского корпуса колонны генералов Волошина-Петриченко и Воробьёва, а также конницу генерала Раддаца, поставив задачу совершить рейд во вражеском тылу.

Такое решение дало желаемый результат. В полевой армейский штаб стали один за другим приходить донесения о победах штурмующих войск:

— Елисаветпольцы прорвались к подступам форта Чобан-деде и проникли в его ров...

— Дербентский полк пошёл в штыки на вражескую батарею. Захвачено 28 орудий...

— 155-й пехотный Кубинский полк приступом взял форт Гяз. Идёт подсчёт потерь и взятых трофеев...

— Форт Узун-Ахмет взят бойцами 163-го пехотного Гунибского полка. Потери среда офицеров полка — больше половины...

— 5-я Кавказская стрелковая дивизия прошла боевое крещение. Её полками в ходе штурма взяты форты Кобургу и оба Картаюка...

— Дружинники из государственного ополчения ворвались в форт Каракол. Победа добыта штыками...

— Кизляро-гребенские казаки конной атакой на турецкие позиции на Девебойну взяли батарею из 6 орудий. Спешившись, отбили вражескую контратаку...

— Неприятельские кавалеристы численностью до двух эскадронов бежали в горы севернее города. На поле боя они не вернулись...

2 февраля наконец-то пали в ходе яростного штурма считавшиеся неприступными форты хребта Палентекена и форт Чобан-деде. После сражения генерал Юденич скажет в адрес отличившихся там слова похвалы:

— Доблестная 39-я пехотная дивизия превзошла саму себя. Её бесстрашным духом прониклась ополченская дружина из Казани. И турецкие форты пали...

В 7 часов утра 3 февраля 1916 года русские войска — 39-я «Железная» пехотная дивизия — ворвались в покинутый турками город Эрзерум. В тот же день защитники последних ещё сражающихся фортов капитулировали. В плен сдались 235 офицеров и свыше 12 тысяч аскеров. Трофеями победителей стали 323 крепостных и полевых орудий,12 знамён.

Но победа далась дорогой ценой, хотя и несовместимой с турецкими потерями. При штурме было убито и ранено 1500 русских воинов. Да ещё в полевые госпиталя слегло 6 тысяч обмороженных людей. Солдаты «теряли ноги» по уже известной причине — толщина подошвы сапог для горной зимы оставляла желать много лучшего. «Победить» военное интендантство Юденичу так и не удалось до самого 1917 года...

Командующий вместе с офицерами армейского штаба прибыл в Эрзерум. У дома губернатора, самого приметного в городе, Юденич сошёл с коня и принял рапорт прапорщика, Начальника только что выставленного здесь караула русских пехотинцев. Среди прочего Николай Николаевич поинтересовался у командиров 39-й дивизии:

— Кто из ваших бойцов первым ворвался за эрзерумские стены? Я бы хотел его лично обнять и поздравить.

— Ваше превосходительство, первый Из ворвавшихся в город оказался не нашим бойцом, к сожалению.

— Так кто он?

— Есаул Медведев, командир конвойной сотни штаба 1-го Кавказского корпуса.

— Как же ему удалось опередить «Железную»?

— Удалось. Пока мы готовились к последней штыковой атаке, его сотня бросилась в шашки на бегущих турок и первой ворвалась за стены Эрзерума.

— Какой молодец! Быть ему в Кубанском казачьем войске ещё одним кавалером Святого Георгия...

В тот же день во всех полках, дружинах и батареях Отдельной Кавказской армии был оглашён приказ командующего. В нём выражалась горячая и трогательная благодарность всему личному составу за мужественное исполнение своего воинского долга перед российским Отечеством.

В те дни радостный Юденич едва поспевал подписывать наградные листы на отличившихся в боях за Эрзерум. Такие, например:

«За беззаветную храбрость в сражении под Эрзерумом, проявленную пулемётчиком четвёртой роты 163-го пехотного Гунибского полка младшим унтер-офицером Белозерцевым, наградить его Георгиевским крестом 2-й степени...»

Среди ещё не погасших пожаров поверженной крепости командующий Отдельной Кавказской армии лично вручал перед строем под звуки музыки полковых оркестров Георгиевские кресты и ордена Святого Георгия отличившимся при штурме Эрзерума воинам. Георгиевскими кавалерами стали более сотни рядовых пехотинцев, кавказских и туркестанских стрелков, казаков, ополченцев, унтер-офицеров. Ими стали полковники Габаев и Фисенко, подполковник Воробьёв, штабс-капитан Запольский, поручик Вачнадзе...

Из Тифлиса от великого князя Николая Николаевича-Младшего пришла поздравительная телеграмма:

«С победой поздравляю сердечно Вас и ваших кавказских героев. Государь наградил вас новым Георгием...»

Юденич приказал размножить текст телеграммы. Она со всей торжественностью читалась перед строем в пехотных батальонах, казачьих сотнях, артиллерийских батареях, ополченских дружинах, штабах.

Награда за овладение крепостью Эрзерум и новый разгром 3-й турецкой армии не заставила себя долго ждать. Командующий Отдельной Кавказской армии генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич был высочайше удостоен императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия 2-й степени — крестом для ношения на шее и звездой для парадного мундира.

Это было во многом примечательное награждение. В Российской Императорской армии в годы Первой мировой войны Юденич стал последним полководцем, кто удостоился такой высокой но степени ратной награды — Военного ордена. К слову сказать, за все годы той Великой войны, Георгиевской награды 1-й, высшей степени удостоен не был никто.

В высочайшем указе о награждении, который был опубликован во многих газетах России, говорилось:

«...В воздаяние отличного выполнения при исключительной обстановке, блестящей боевой операции, завершившейся взятием штурмом Девебойнской позиции и крепости Эрзерума 2 февраля 1916 года.

Верховный Главнокомандующий

вооружёнными силами России

император Николай II Александрович».

Сообщение о новой большой победе на Кавказе обошло все российские газеты — от столичных изданий до местных. На имя генерала Юденича поступили поздравительные телеграммы от командующих фронтами и флотами, походных атаманов казачьих войск, политиков и, что было особо примечательно, от союзников России по Антанте.

Эрзерумская наступательная армейская операция, проводившаяся на фронте протяжённостью в 300 километров, завершилась полной победой русского оружия. Крепость Эрзерум, с которой Стамбул связывал большие надежды, пала.

Эта операция показала безволие турецкого Генерального штаба и неспособность германских военных советников оказать действенную помощь 3-й армии, главные силы которой обороняли крепость. В Стамбуле так и не решились пойти на то, что сделали русские генералы Юденич и Мышлаевский во время битвы за Сарыкамыш, рискуя снять немалую часть войск с линии фронта.

Султанское же командование не пошло на подобное. Оно опасалось потерять большее, чем было утеряно в заснеженных горах у Сарыкамыша. Хотя в тех условиях можно было снять часть войск с береговых укреплений Босфора и особенно Дарданелл.

Более того, турецкое командование, полностью утратив инициативу в войне на Кавказе, и не пыталось в те дни вернуть её или хотя бы как-то сдержать наступающий пыл кавказских войск России.

Всё же султанский Генеральный штаб сделал реальную попытку оказать некую помощь защитникам Эрзерума. В разгар сражения он прислал в Трапезунд «вместительный» крейсер «Явуз». Тот доставил 8 пулемётных команд с 32 пулемётами, горную артиллерийскую батарею, 2 аэроплана, 1000 новеньких, только что полученных германских пехотных винтовок, 300 ящиков различных боеприпасов, и... всего 4 сотни солдат и 29 офицеров.

Была сделана попытка перебросить доставленные грузы и людей в Эрзерум. Но занесённые снегом перевалы не позволяли это сделать. Бороться со снегами турецкие войска ещё не научились, «мобилизованные» деревенские старосты с поставленной задачей тоже не справились.

Большие надежды возлагались на 2 аэроплана с громкими и звучными названиями — «Арибурун» и «Анафарт». Их пилоты прошли обучение в германских лётных школах. Один самолёт во время перелёта из Трапезунда в Эрзерум потерпел аварию в горах, другой же счастливо долетел до крепости. Но во время боев одинокий аэроплан на штурмующие турецкие укрепления русские полки своим появлением в воздухе страха не нагнал.

Когда о «неотложной» помощи из самого Стамбула крепостному гарнизону стало известно Юденичу, он только покачал головой, сказав:

— Такой помощью на фронте дыр не латают и осаждённых крепостей не спасают. Энвер-паше это следовало бы знать...

В годы Первой мировой войны наступление на Эрзерумскую крепость стало одной из самых умело организованных и исполненных операций, проведённой к тому же в труднейших зимних условиях горного театра военных действий. Даже альпийские успехи австрийцев и итальянцев с их союзниками не шли в сравнение.

Великий князь Николай Николаевич-Младший доносил Верховному главнокомандующему Николаю II Александровичу Романову:

«Господь Бог оказал сверхдоблестным войскам Кавказской армии столь великую помощь, что Эрзерум после пятидневного беспрерывного штурма взят...»

Эрзерумский штурм поразил Россию и её союзников по Антанте, мало думавших и знавших о войне на далёком от Западного фронта Кавказе.

Падение Эрзерумской крепости потрясло Турцию. Теперь Стамбулу было не до очередных побед над англичанами на юге Месопотамии и не до Палестинского фронта. Надо было прикрывать от русских собственную Анатолию, поскольку армия генерала Юденича теперь держала в своих руках все удобные пути из Турецкой Армении.