Белогвардейцы начали своё наступление в ночь на 13 мая. Военные действия начались с удачной «диверсии» отряда решительного поручика Данилова. В его офицерской аттестации не случайно было записано следующее:
«Храбрый из храбрых. Любим солдатами и офицерами. Спартанец в боевой обстановке и личной жизни».
Бойцы даниловского отряда (с шестью подрывниками) были переодеты в красноармейскую форму. Они незаметно пробрались лесом к селу Попкова Гора и разгромили в нём штаб 2-й бригады 19-й красной стрелковой дивизии. В плен попал командир бригады — бывший белый генерал А. П. Николаев, служивший теперь Советской России. Подрывники взорвали полотно железной дороги, и двум бронепоездам противника, курсировавшим по линии Нарва — Гдов, был отрезан путь к отступлению.
Вскоре наступавшие «северяне» уже оказались в районе Гатчины, которая отстояла от Петрограда всего в 45 километрах. Добровольцы вместе с белоэстонцами захватили город Псков. Но на этом их успехи закончились самым неожиданным образом.
Причиной стало... белое восстание на форте «Красная Горка», поднятое подпольной офицерской организацией во главе с комендантом форта Н. Н. Неклюдовым. Обладание «Красной Горкой» давало возможность обстреливать из тяжёлых орудий близкий Кронштадт и открывало путь к Петрограду по берегу Финского залива.
Вооружённые мятежи, начавшиеся в ночь на 13 июня в гарнизонах фортов Красная Горка, Серая Лошадь и Обручев, были подготовлены подпольным «Национальным центром» при активном участии контрразведки добровольческого Северного корпуса.
В то время, когда корабли Балтийского флота трое суток обстреливали из орудий крупного калибра мятежный форт, который уже штурмовали красные сухопутные войска из состава 7-й армии, защитники форта ожидали скорой помощи от Северного корпуса Родзянко. Но случилось непредвиденное.
Посланцы с «Красной Горки» удачно добрались до расположения белых сил, но вышли на позиции эстонского Ингерманландского полка. Его командир не доложил генералу Родзянко об антисоветском восстании на форте, а прибывших из него людей приказал расстрелять. Судьба восставшего гарнизона «Красной Горки» тем самым была решена. Мятежники взорвали часть укреплений мощного форта и стали пробиваться к белым...
Юденич всё же добился своего. В середине июня в Гельсингфорс пришла официальная телеграмма от Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака с указом о назначении генерала от инфантерии Н. Н. Юденича Главнокомандующим всеми российскими сухопутными и морскими силами, действующими против большевиков на Северо-Западном фронте в Прибалтийском районе.
Так красный Петроград и его защитники получили в лице бывшего командующего Кавказским фронтом серьёзного противника. Он был далеко не чета лихому генералу Родзянко, мало разбиравшемуся в тактике и военном искусстве и больше уповавшему на личный командирский порыв в бою.
Закончив переговоры с бароном Маннергеймом о будущих совместных действиях, Юденич совершил поездку в Эстонию и на месте ознакомился с состоянием Северного корпуса. Первые впечатления обнадёжили Главнокомандующего.
Успех «северян» привёл к тому, что в ряды белых войск усилился приток добровольцев: в июне их было около 20 тысяч штыков и одну тысячу сабель. Это была уже серьёзная сила для того, чтобы угрожать красному Петрограду.
Но в это время разладилось взаимодействие с союзниками-белоэстонцами. Причиной стало то, что белогвардейцы разоружили Ингерманландский полк, командир которого предал восставший гарнизон форта «Красная Горка». А генерал Родзянко издал приказ о своём выходе из подчинения главнокомандующему армией Эстонии Лайдонеру. Северный корпус переименовывается в добровольческую армию Северо-Запада или иначе — в Северо-Западную армию.
Поскольку назначение главнокомандующим на Северо-Западе давало Юденичу большие полномочия, он стал принимать меры для усиления Белой армии, готовой продолжить наступление на Петроград. Своим приказом он перебросил под Нарву из Латвии (бывшей Курляндской губернии) белые части полковника князя А. П. Ливена.
Судьба этих добровольческих формирований была такова. Они начали свою историю в Либаве, потом — в Лиепае, затем соединились с отрядами бывших русских военнопленных в Германии, которыми командовали полковники Бермондт и Вырголич. Так появился Добровольческий корпус светлейшего князя Ливена.
Но вскоре из подчинения полковника Ливена самовольно вышли отряды Бермондта и Вырголича, образовавшие «Западный Добровольческий генерала от кавалерии графа Келлера корпус». Его командиром стал П. Р. Бермондт (Авалов-Бермондт), уссурийский казак, усыновлённый грузинским князем Авалоным, участник двух войн — Русско-японской и Первой мировой, германофил и ярый монархист.
Добровольцы полковника Бермондта участвовали в борьбе против Советов в Латвии в составе германских войск генерала фон дер Гольца — Балтийского Ландсвера, Железной дивизии, Гвардейской Резервной дивизии. Затем корпус Бермондта, как и князя Ливена, оказался в составе Белой армии Северо-Запада.
Прибыв в добровольческие войска на Псковщине, генерал Юденич встретил довольно холодный приём. Белые в разорённой Гражданской войной области откровенно бедствовали. Жалованья не выдавалось, экспроприации продовольствия не выручали, спасала только американская миссия. Через неё добровольцы получали на день по 800 граммов «беженского» хлеба и 200 грамм сала.
Положение белых на северо-западе России больше всего осложнил... официальный Лондон, у которого желания утвердиться на Балтике оказалось не меньше, чем у разгромленной в Первой мировой войне Германии.
В то время в Прибалтике действовала межсоюзническая военная миссия, осуществлявшая контроль за эвакуацией из стран Балтии германских войск. Главой миссии являлся английский генерал-лейтенант де Гоф. Он руководил снабжением и вооружением прибалтийских армий и белых войск. Гоф всячески поддерживал создание добровольческой армии Северо-Запада под командованием русского полководца Юденича (от которого англичанин так и не сумел добиться признания независимости Эстонии)...
Генерал Юденич, не без настойчивых советов своих иностранных наблюдателей от держав Антанты, начал свою деятельность в новом качестве утверждённого Колчаком Главнокомандующего на Северо-Западе, с... формирования правительства. Процесс его создания больше напоминал политический фарс с переодеванием. Да в той ситуации вряд ли могло быть иначе.
Началось с того, что английский генерал Ф. Дж. Марш, лицо официальное — он был заместителем де Гофа — провёл в городе Пскове закрытое совещание. На него он пригласил командование всех белых сил — русских, эстонских и латышских. Там британец поднял вопрос о формировании Северо-Западного русского правительства и заявил, что признание суверенитета Латвии и Эстонии Европой зависит от их участия в походе на красный Петроград.
Через три дня генерал Марш провёл совещание в эстонской столице Ревеле. На него он пригласил из Финляндии членов Политического совещания, ряд руководителей белой эмиграции — К. А. Крузенштерна, К. А. Александрова, М. М. Филиппео, М. С. Моргулиеса, В. А. Горна, Н. Н. Иванова и английского газетного репортёра Поллака, от которого во многом зависела оценка в Лондоне результативности работы британской миссии в странах Балтии.
Единственно, кого не пригласил на это ответственнейшее для Белого движения совещание английский генерал, был Юденич: в те дни он инспектировал белые части, стоявшие в Нарве.
Инспекционная поездка в Нарву выявила то, что в войсках «северян» фигура генерала от инфантерии Юденича, ставленника находившегося в далёкой Сибири Верховного правителя России популярностью не пользуется, даже при всех его боевых заслугах на Кавказе. Так, один из белоэмигрантов в своих мемуарах высказался следующим образом:
«Восторга в рядах армии Юденич не вызвал, на интересующие нас вопросы он ничего не ответил, солдатам ничего не говорил, а в Ямбурге, производя осмотр перешедшим к нам красным... поблагодарил их за службу».
В ревельском совещании участвовали не только англичане, но и представители французской и американской миссий. Они тоже были заинтересованы в консолидации политических сил Белого движения на российском Северо-Западе. Совещание вёл британский бригадный генерал Марш.
Перед этим он уже встречался в городе Нарве с русским главнокомандующим Юденичем и предлагал ему собственный список министров ещё не созданного правительства. Но Николай Николаевич довольно сдержанно отнёсся к предложению настойчивого союзника. Он, как официальное полномочное лицо Верховного правителя России адмирала Колчака, не хотел принимать открытого диктата со стороны англичан. Нарвский разговор был краток:
— Господин Юденич, я уполномочен от британской миссии сделать вам, как главнокомандующему русской армией, предложение.
— Я готов выслушать предложение союзников, господин Марш.
— Речь идёт о составе правительства Северо-Запада.
— Но оно ещё не создано. Помимо этого гельсингфорское Политическое совещание, как вам должно быть известно, уже исполняет некоторые правительственные функции.
— Но я, как представитель дружественной вам английской короны, веду речь о подлинном российском правительстве.
— Господин Марш, но его ещё предстоит создать, а это долгий переговорный процесс.
— Его можно ускорить.
— Не думаю, что решение вопроса о создании правительства так легко осуществимо.
— Я бы хотел, господин Юденич, предложить вам на рассмотрение, как главнокомандующему Верховного правителя России адмирала Колчака, список министров этого правительства.
— К сожалению, ни один из них не может получить моего одобрения без одобрения членов Политического совещания.
— Это ваше твёрдое решение, господин Юденич?
— Да...
На ревельском совещании генерал Ф. Дж. Марш безапелляционно потребовал от собравшихся лидеров русской белой эмиграции немедленно образовать «Северо-Западное русское правительство». Мало того, британский военный сразу же очертил круг задач этого правительства, обязательных к исполнению.
Перво-наперво оно своим правительственным актом должно было признать независимость Эстонии. И без промедлений договориться с её властями о совместной борьбе против большевистской России. Требование представителя союзной Великобритании на совещании в Ревеле выглядело ультимативно.
Между Маршем и членами гельсингфорского Политического совещания произошла некоторая перепалка:
— Господин Марш, мы не можем подписать такое скоропалительное заявление.
— Почему, господа? Я удивлён вашими словами.
— Председатель нашего Политического совещания генерал Юденич скажет на то своё твёрдое «нет».
— Вы в этом уверены?
— Непременно.
— В таком случае, господа, я как представитель межсоюзной военной миссии Антанты в странах Прибалтики должен сделать вам предупреждение.
— Какое, господин генерал?
— Если главнокомандующий белой армией генерал Юденич скажет на наше предложение своё нет, то произойдёт нечто непоправимое в его биографии.
— Что именно?
— Буду с вами прям и откровенен: у нас готов другой главнокомандующий на его место. Юденича мы можем завтра же заменить на другого генерала.
— Тогда мы должны сообщить вашу позицию генералу Юденичу телеграммой в Нарву.
— Этого нельзя сделать.
— Почему?
— На такие дипломатические шаги у нас с вами просто нет времени, господа политики...
Последующие события на ревельском совещании развивались стремительно, почти детективно.
Было 18 часов 20 минут. Совещание затягивалось со стороны членов гельсингфорского Политического совещания. Тогда, коверкая русские слова, генерал Марш предупредил собравшихся белоэмигрантских деятелей о необходимости создания «Северо-Западного правительства».
Свой ультиматум полномочный представитель Лондона и межсоюзнической миссии в Прибалтике выразил предельно чётко, как мог сделать только до мозга военный человек:
— Если к 19 часам правительство не будет создано, всякая помощь союзников будет прекращена. — И, глядя в глаза изумлённым сказанным заявлением английского военачальника белоэмигрантам, Марш добавил: — Мы вас бросим.
Более серьёзного предупреждения для собравшихся не могло и быть. Единственное, что удалось членам юденичского Политического совещания отстоять под натиском генерала Марша, была приставка к названию создаваемого правительства. Оно, по их коллективному мнению, могло быть только «Временным». На что британец великодушно согласился — своего он добился.
Так было сформировано Временное русское Северо-Западное правительство. Оно ершу же выступило с требуемой союзниками декларацией о признании государственной независимости Эстонии.
Состав «маршевского» правительства оказался смешанно кадетско-социалистическим: представители партий кадетов, правых эсеров (социалистов-революционеров) и меньшевиков (социал-демократов) с «вкраплением» в число министров деятелей официально беспартийных.
Премьер-министром и министром финансов стал известный российский нефтепромышленник Лианозов. Министром иностранных дел — конституционный демократ Александров. Военным министром — генерал-монархист Юденич. Морским министром — вице-адмирал Пилкин, известный в будущем мемуарист белой эмиграции. Министром юстиции — кадет Кедров. Министром торговля, промышленности, снабжения и народного здравия — Маргулиес. Министром продовольствия — социалист Эйшинский. Министром народного просвещения — кадет Эри. Министром земледелия — правый эсер Богданов. Министром общественного призрения — его соратник по партии Пешков. Министром почти телеграфов — Филиппео. Министром исповедований — Евсеев. Государственным контролёром — меньшевик Горн, автор мемуаров «Гражданская война на Северо-Западе России», изданных в 1923 году в Берлине. И наконец, министром общественных работ был назначен господин Иванов.
Во Временном русском Северо-Западном правительстве, чей состав был определён английским генералом Маршем, обращало внимание одно обстоятельство. Монархизмом в нём, исключая генерала Юденича, даже и не пахло. Равно как и «русским духом».
Первым правительственным документом стал тот, который требовал от участников совещания генерал Марш, — заявление о признании государственной независимости Эстонии от России (то, против чего выступал Н, Н. Юденич). Звучало оно так:
«Заявление (Предварительное).
Эстонскому правительству и Представителям Соединённых Штатов, Франции и Великобритании в Ревеле.
Ввиду настоятельной необходимости образовать демократическое Правительство для Северо-Западной Области России, единственно с которым эстонское правительство согласно вести переговоры с целью способствовать русской действующей армии освободить Петроградскую, Псковскую, Новгородскую губернии от большевистской тирании и учредить в Петрограде Учредительное Собрание, которое либо подтвердит, либо изменит, как можно выразиться на юридическом языке, наши соответствующие назначения, как министров, каковые мы принуждены обстоятельствами, независящими от нашей воли, принять на себя, мы, нижеподписавшиеся, сим заявляем, что Правительство Северо-Западной Области сформировано, как указано ниже.
Как первый акт, в интересах нашей страны, мы сим признаем абсолютную независимость Эстонии и просим представителей Соединённых Штатов Америки, Франции и Великобритании добиться от своих правительств признания абсолютной независимости Эстонии.
Премьер-министр Лианозов
Министры: Маргулиес, Иванов, Александров, Филиппео, Горн»
Английский бригадный генерал Марш действительно блестяще, в самые «короткие сроки» справился с поручением убедить белые российские власти признать независимость Эстонии. После этого родился ещё один многозначительный документ:
«Эстонскому правительству (Министру Иностранных Дел).
Копия Русскому Министру Иностранных Дел.
(Перевод с английского)
Генерал-лейтенант сэр Губерт Гоф получил Ваше заявление от 11 августа 1919 года, адресованное бригадному генералу Дж. Маршу.
1. Он приветствует ваше уверение, что Эстонское правительство готово оказать всевозможную поддержку вновь сформированному Русскому С.-З. правительству...
2. ...Полковник Пири Гордон, представитель Британского Министерства иностранных дел, поддерживает Ваши требования о признании абсолютной независимости. Я уже уверял Вас в моей самой искренней симпатии и опять уверяю вас в том же, если Вы поддержите политические и военные цели новой демократической Северо-Западной России.
3— ...Я прошу вас обратить внимание на то, что я ожидаю, что Вы придёте в наикратчайший срок к благоприятному соглашению с Русским правительством.
Ф. Дж. Марш, бригадный генерал.
Генерал-лейтенант сэр Губерт Гоф.
Начальник Союзной Военной Миссии в Финляндии
и Балтийских Штатах Сев.-Зап. России.
Ревель, 13 августа 1919 г.».
В тот же день на заседание только что созданного правительства были приглашены два генерала — Родзянко и начальник штаба Белой армии «северян» Вандам. Они высказали министрам и советникам-союзникам свои пожелания:
— Белой армии нужно все; продовольствие, снабжение, снаряжение, деньги.
— Есть ещё пожелание союзным державам и Эстонии!
— Какое, господа генералы?
— Оказать добровольческой армии активную помощь в её предстоящем наступлении на Петроград.
— Каково может быть участие правительства по руководству белой армией?
— Никакого. В дела армии мы требуем не вмешиваться!
— Как это так?
— А вот так. Ездить на фронт господам министрам без разрешения мы не позволим.
— Но мы же правительство Северо-Запада России!
— А мы сражающаяся армия. Вы с нами, господа министры, в штыковые атаки не пойдёте и умирать за Россию не станете.
— Как вы разговариваете с правительством, господа генералы. Вы же наша армия!
— Мы не ваша армия, а добровольческая армия России.
— Мы примем постановление!..
— Приказы по белой армии подписываем только мы...
Всё же на другой день генерал Родзянко с Вандамом, очевидно, пожалели о случившемся. Всё же любое правительство есть правительство со всеми вытекающими из своего положения полномочиями. Вернувшись в Нарву, Родзянко поспешил исправить свою «ошибку». Он послал с берегов реки Нарвы в эстонскую столицу Ревель телеграмму следующего содержания:
«Из Штаба Северо-Западной армии. № 830 с/сл. 14 августа. 16 час. 40 м.
Отдел внешних сношений
Председателю Северо-Западного Правительства
Северо-Западная Армия приветствует в Вашем лице правительство С.-З. России и надеется найти в нём полную поддержку в начатом деле по свержению большевистского ига, водворению правопорядка и законности, доведению России до Учредительного Собрания, а также установлению хороших отношений с соседними государствами.
14 — 1919 Нарва
Командующий С.-З. Армией ген.-майор Родзянко».
Но откровенная «правительственная» авантюра генерала британской короны Марша дала осечку. И виной её стал не кто иной, как главнокомандующий белой добровольческой армией генерал Юденич, человек с твёрдым пониманием государственного устройства обновлённой монархической России.
Николай Николаевич, умудрённый жизненным опытом, прекрасно понимал, что такая «политическая сводня», как излишне самоуверенный в познании российских дел британец, не может быть авторитетной личностью в правящих кругах Антанты. И тем более в белоэмигрантских кругах и у Верховного правителя адмирала Колчака. В последнем кавказский полководец не ошибался.
Своему ближайшему окружению из доверенных гельсингфорцев Юденич так резюмировал действия генерала Марш и «утверждённый» им состав русского правительства на Северо-Западе:
— Генерал Марш несколько превысил свои балтийские полномочия. Да и к тому же он для России не повторяет личностей британца Вильсона или француза Фоша.
— Но он же должностное лицо союзной миссии в Ревеле.
— Союзная миссия — это ещё не лондонский комитет министров. Тот ориентируется не на господина Лианозова, а на адмирала Колчака.
— Вы в том уверены, Николай Николаевич?
— Абсолютно уверен...
Поэтому главнокомандующий армией Северо-Запада поручил ближайшему своему окружению подобрать для будущего правительства деятельных, нужных и достойных людей. Им предстояло при вступлении белых добровольческих войск в Петроград сразу же приступить к управленческой деятельности.
Только осенью 1919 года правительство Северо-Западной области было образовано окончательно и в полном составе. Его состав довольно долго утрясался при помощи заинтересованных антантовских советников. И эта утряска добавила Юденичу немало хлопот, отвлекая от решения дел чисто военных.
Председателем правительства стал профессор столичного Технологического института, член конституционно-демократической партии (кадет) А.Н. Быков, министром финансов — бывший товарищ (заместитель) министра финансов в царском правительстве С. Ф. Вебер, министром путей сообщений — известный инженер М. Д. Альбрехт, морским министром — адмирал А. В. Развозов, министром религиозных культов — в прошлом член Временного правительства А. В. Карташев. Петроградским градоначальником намечался полковник Люндеквист.
Была обсуждена и будущая программа правительства Северо-Западной области. Активного участия в этой работе генерал Юденич не принимал. Он занимался военными делами, готовя продолжение наступления белых войск на Петроград. До которого, как виделось многим в белой эмиграции, было рукой подать. В действительности же — только на географической карте.
Первый чувствительный удар главнокомандующий Северо-Западной армией получил не от Красной Армии, а от... подчинённого ему полковника Бермондта. Тот преподнёс Юденичу сюрприз из разряда судьбоносных, которые, как свидетельствует не только российская история, возможны лишь в мутной воде гражданских войн.
Бермондт, он же князь Авалов-Бермондт, он же мемуарист 20-х годов князь Авалов, не ставя старших начальников в известность, неожиданно для них заключил с германским командованием на Востоке уникальный договор. Он договорился о включении в состав своего русского Западного корпуса немецких воинских частей в качестве добровольцев, готовых сражаться за императорскую Россию.
Действия немецкого военного командования для Антанты были вполне понятны. Германия никак не хотела уходить из прибалтийских земель. Поэтому и нашёлся для Латвии «троянский конь» в лице полковника Бермондта.
В ходе Гражданской войны в России «нарисовалась» удивительная картина. В Латвии была сформирована антибольшевистская Западная монархическая добровольческая (русско-немецкая) армия под командованием полковника Бермондта. Шутка шуткой, но её численность составила почти в один день 52 тысячи человек. В числе их оказалось почти 40 тысяч германских военнослужащих. Штаб новоявленной армии возглавил недавний соратник Бермондта, бывший командир немецкой Железной дивизии майор Й. Бишофф.
Так неожиданно князь Авалов оказался командиром армии, которая по численности и особенно по вооружению значительно превосходила белую добровольческую Северо-Западную армию. Генералу Юденичу ничего не оставалось, как назначить полковника Бермондта командующим внезапно появившейся в Латвии Западной добровольческой армии, в которой четыре пятых личного состава русского языка не знало.
Более того, Николаю Николаевичу пришлось в приказе похвалить «инициативного» князя Авалова-Бермондта. И «промолчать» по той причине, что аваловские русские добровольцы по приказу Юденича у Нарвы не появились. Им предстояло участвовать в столкновениях с латышскими войсками.
В той истории удивительны были следующие моменты. Во-первых, так и не удалось обнаружить, кто и когда произвёл князя Авалова-Бермондта в чин полковника. Во-вторых, то, что он собирался со своей армией повести наступление на большевистские столицы Петроград и Москву. Но для этого ему требовалось захватить город Ригу, чтобы заставить правительство этой страны пропустить его войска через латышскую территорию.
Когда впоследствии, уже в эмиграции, Николая Николаевича Юденича спросили, что он думает о Бермондте, то он ответил:
— Авантюристом его назвать никак нельзя. Не тот уровень.
— Почему?
— Потому что он в один день создал многочисленную и боеспособную армию. Полубелую, полунемецкую. И не только поэтому.
— Почему же ещё?
— Потому что полковник князь Авалов-Бермондт был ничем иным, как продуктом Русской смуты под названием Гражданская война.
— Значит, в своих поступках Бермондт просто уникален. Вы так считаете?
— Почему же он уникален? В истории Белого движения были и другие подобные ему личности.
— Кто, например?
— Взять хотя бы генерала барона Унгерна. Хотел же он создать в азиатских степях и песках своё бурят-монгольское государство, построенное на основах буддизма.
— Но Унгерну удалось не больше, чем Бермондту. Это факт.
— Согласен. Но за князем Аваловым историки в Советской России не закрепили титул, подобный аристократическому прозвищу барона Унгерна.
— Какой титул? В лондонских и парижских газетах об этом ничего не сообщалось.
— Как какой? Титул просто великолепный — императора пустыни. Разве такой титул в мировой истории был ещё у кого-нибудь?
— Что же тогда осталось у Бермондта?
— Титул князя Грузии от усыновившего его Авалова. И воспоминания о том, как он командовал русско-ненецкой армией. Разве этого мало для биографии одного человека?
— Вы правы, Николай Николаевич. Вполне достаточно, чтобы войти в историю Латвии и Германии.
— И не только их, но и в историю Русской смуты XX столетия...
Белая добровольческая Северо-Западная армия долго ожидала обещанной ещё в июне от союзников по Антанте помощи, которая начала поступать только в самом конце сентября 1919 года. Были получены первые партии оружия, боеприпасов, обмундирования, продовольствия.
Окрылённый всем этим, Юденич задумал в самый короткий срок навести наконец-то должный порядок в подчинённых ему войсках «северцев». Командующий вооружёнными силами вознамерился было арестовать корпусного командира генерала Родзянко за полное попустительство бесчинствам, которые творили его подчинённые на территории Псковской губернии.
Такое решение едва не погубило Юденича. Он явно недооценил популярность «бесстрашно-храброго» кавалергарда среди добровольцев и прохладное отношение последних к своей личности.
В защиту генерала Родзянко сразу же выступили эстонские власти, давно хотевшие видеть в генерале-монархисте человека, которому запрещён бы был въезд в их страну. Но с властями Ревеля, опираясь на миссии союзников, можно было не считаться. Ситуация осложнилась другим.
Многие армейские командиры также встали на сторону обиженного Родзянко, за которого «горой» поднялся подчинённый ему корпус. Именно военные и «надавили» в ходе скандального конфликта на Юденича. Тому пришлось отступить и даже извиниться.
Так в белой Северо-Западной армии, вернее в её командном эшелоне, началось противостояние двух боевых генералов — А. П. Родзянко и Н. Н. Юденича. Первый обладал реальной властью над Северным корпусом, который составлял основу белой армии. Второй имел преимущественно правительственную власть, а не власть главнокомандующего.
Тому, что Николай Николаевич Юденич при всех своих кавказских заслугах уже не соответствовал назначенной ему роли военного вождя на северо-западе России, есть многочисленные свидетельства. Причём авторы этих свидетельств в своём подавляющем большинстве старались быть объективными.
Примечательны в этом отношении слова известного белоэмигранта В. Горна. В своих мемуарах он так описывал противоборство формальной главы белой армии со своим корпусным командиром:
«Постепенно, шаг за шагом, определённо выяснилось, что Юденич слабохарактерен, нерешителен, вял и совершенно не в состоянии произвести необходимых реформ в армии, — наоборот, Родзянко настойчив, упрям и явно стоит поперёк дороги всем начинаниям правительства.
Это не было открытием для всех нас: ещё до образования правительства широкие общественные круги определённо требовали удаления в первую очередь ген. Родзянко, а когда правительство медлило с этим, левой его части приходилось выдерживать яростные нападки со всех сторон, и тем не менее вопрос об удалении ген. Родзянко становился всё сложнее и сложнее, по мере того как выяснялась физиономия той военной среды, с которой нам ближе теперь пришлось столкнуться...
Ген. Юденич, что называется, не тянул».
Союзники в отношениях с командующим вооружёнными силами Белого движения на северо-западе России занимали следующую позицию. Когда генерал Юденич попытался договориться о совместных действиях против Петрограда с командующим английской эскадрой в Балтийском море адмиралом Коуэном, то получил отказ.
— Господин адмирал, от имени правительства Северо-Западной области я хочу поблагодарить английское правительство за ту помощь, которую в эти дни получает подчинённая мне добровольческая армия.
— Господин Юденич, ваши слова будут сегодня же переданы радиограммой с моего флагманского корабля в Лондон.
— Премного благодарен за такую любезность. Но мне бы хотелось, сэр Коуэн, поговорить с вами о другом.
— О чём же, господин генерал?
— Белые силы готовятся продолжить начатое наступление на Петроград. И оно продолжится в самое ближайшее время. Но есть причины для его задержки.
— Каковы же эти причины?
— Добровольческая армия не имеет эффективной поддержки со стороны Балтийского моря. Вся надежда на вашу боевую эскадру, господин адмирал.
— Какую поддержку от флота английской короны ваше командование хотело бы получить?
— Мы бы очень хотели наступления морских сил союзной нам Британии на красный Петроград.
— Это совершенно невозможно, господин Юденич.
— Как невозможно? Ваша эскадра состоит из боевых кораблей, обеспеченных топливом и боеприпасами, а красный Балтийский флот стоит в гавани Кронштадта без движения. Вам же известно его состояние?
— Да, известно. Но дело не во флоте большевиков и фортах Кронштадтской крепости.
— Тогда в чём же, извольте спросить?
— Помогая вам винтовками, патронами и всем прочим, моё правительство в то же время не хочет начинать открытую войну против Советской России. Не то время.
— Но вы же наши союзники, сэр Коуэн! У нас с вами есть договорённости о совместных обязательствах. Не так ли?
— Так, господин Юденич. Но за нас с вами решают политики. У них свои расчёты.
— Значит, поддержки с моря от вашей эскадры мы не получим?
— Нет, моя эскадра штурмовать Петроград не будет. Таких полномочий из Лондона я не получал.
— Но такие инструкции, как мне думается, вы всё же можете получить, господин адмирал.
— Вряд ли. Здесь, в Ревеле, плохо знают, о чём думают сегодня в Лондоне по поводу войны русских между собой...
Причина отказа королевского флотоводца от прямого участия английской эскадры в наступлении белых всё же крылась в другом. Адмиралу Коуэну приходилось лавировать между двумя мнениями, которые существовали на тот день в правительстве Великобритании в вопросе отношения к Советской России и Белому движению. Об этом Юденич тогда действительно не знал.
Стоявший во главе британского Военного министерства Уинстон Черчилль был убеждённым сторонником самой широкой помощи Белым силам. Премьер-министр Ллойд-Джордж был вынужден считаться с движением английского пролетариата под лозунгом «Руки прочь от Советской России! ». Поэтому главу королевского правительства больше заботили предстоящие парламентские выборы, чем увеличение помощи белогвардейским армиям.
Дело дошло даже до того, что правительство Северо-Западной области дало указания своим представителям за границей, занимавшимся закупками продовольствия и боеприпасов для добровольческой армии, не знакомить союзников-англичан с документацией. Те, разумеется, знали о таком поступке правительства, но при этом обид его главе никак не высказывали.
Правительство генерала Юденича с первого до последних дней своего существования испытывало постоянные финансовые трудности. Союзники выделяли денежных сумм всё меньше и меньше. Российские финансовые «тузы», осевшие за границей, стали совсем прохладно относиться к Гражданской войне, которая полыхала в покинутой ими России. Или иначе говоря, за редким исключением, не собирались больше раскошеливаться на содержание белых добровольческих армий.
С разрешения Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака правительством Северо-Западной области в благополучной нейтральной Швеции были отпечатаны денежные знаки, «обязательные к приёму на русской территории, как казёнными и общественными учреждениями, так и частными лицами на всех рынках и базарах по обозначенной на денежных знаках стоимости».
Было официально объявлено, что через три месяца после занятия Петрограда они будут обменены на государственные кредитные билеты, из расчёта рубль за рубль. И более того, по желанию — даже на английскую валюту из расчёта сорок рублей на один фунт стерлингов.
Однако такая «финансовая реформа» имела негативные последствия. Когда в частях Северного корпуса генерала Родзянко задержанное за многие месяцы нижним чинам и офицерам жалованье стали выплачивать в «новых» денежных знаках, «создался нездоровый шум». Корпусной командир прилюдно высказался так:
— Наше правительство хочет расплатиться с бойцами этими фантиками! Неужели оно не способно на что-то другое?..
Положение можно было бы исправить. Но лондонское правительство не захотело поручиться перед английскими и иными финансовыми кругами за выпускаемые на северо-западе России бумажные деньги. Хотя юденичское правительство союзников об этом и просило.
Поэтому на банкнотах стояли только две подписи — главнокомандующего генерала Юденича и министра финансов его правительства Лианозова. Такие денежные знаки, естественно, обладали минимальной покупательной способностью. Попросту говоря, — их мало кто признавал за деньги.
Белая добровольческая Северно-Западная армия пополняла свои материальные ресурсы медленно. Была огромная неразбериха с количеством личного состава. По заявлению генерала Юденича на заседании Совета министров в сентябре 1919 года в рядах армии насчитывалось 27 тысяч бойцов. По данным же белого военного министерства через месяц её численность уже составляла 59 100 человек.
Из этого числа в штабе армии и приданных ему частях и учреждениях значилось 500 офицеров и военных чиновников, а в войсковых частях — 5.500 офицеров и чиновников, 1000 подпрапорщиков, сестёр милосердия, фельдшеров и военного духовенства, 200 вольнонаёмных специалистов — мастеров, машинистов и прочих, 353 фельдфебеля, 1.412 старших унтер-офицеров, 5.546 младших унтер-офицеров, 22 тысячи ефрейторов и 22.289 рядовых солдат.
Такая «разница» в определении численности белой армии Северо-Запада объяснялась весьма просто. Армейское командование таким образом рассчитывало получить от правительства «дополнительные» ассигнования, даваемые союзниками, на содержание терпящих немалые материальные и продовольственные лишения войск, особенно тех, кто находился на линии фронта.
Поэтому в октябре, по данным начальника снабжения армии генерала Янсова, её численность «достигала 56.600, из них бойцов 20.700». Однако через несколько дней белая армия Северо-Западной области состояла: 1-й армейский корпус — 58.742 человека, 2-й армейский корпус — 16.749 и 1-я пехотная дивизия — 15 тысяч человек. А всего — 75.491 едоков. Затем эту цифру подняли до 101.648 едоков.
Каждому «едоку» (столько их было на бумаге, а сколько в действительности — никому достоверно не известно) требовалось выдать жалованье. Рядовому полагалось в месяц 150 рублей, ефрейтору — 175, младшему унтер-офицеру — 200, старшему унтер-офицеру — 250, фельдфебелю — 300, подпрапорщику — 500, офицеру — 600 и выше (смотря по званию) и командиру корпуса — 900 рублей.
Одновременно были введены «пособия» для участников боевых действий и командировок: офицеру — по 16 рублей в день, рядовому — 6 рублей.
Имелась в материальном плане и «социальная защищённость» бойцов Белой добровольческой армии. Так, офицеры и военные чиновники получали по 200 рублей в месяц на жену и по 100 на каждого ребёнка до 16 лет.
Юденич и его министры старались «выбить» у союзников как можно больше средств на содержание добровольческой армии и обеспечение её боевой деятельности. Но это удавалось не всегда.
Белые власти провели на территории бывшей Псковской губернии мобилизацию военнообязанных. Среди мобилизованных, то есть тех, кто согласился служить в армии Юденича, оказалось большое число фронтовиков — унтер-офицеров и фельдфебелей бывшей царской армии, представителей «солдатской аристократии». Но много призывников уклонилось от воинской службы.
Юденичское правительство так и не выработало сколько-нибудь чёткой линии за время своей непродолжительной по времени деятельности. Указов и постановлений издавалось много, и порой они носили взаимоисключающий характер. Но самое страшное для Белой власти оказалось то, что её указания не выполнялись на местах.
Обращало на себя внимание то, что правительство Северо-Западной области многими своими решениями стремилось внести некое «успокоение» в деревню, пытаясь найти там некоторую опору Белой власти.
Так, в одном из правительственных аграрных постановлений стоял такой удивительный для современных исследователей событий Гражданской войны пункт:
«Охранить от хищения и захвата совхозы, коммуны, коллективы и др. советские имения, питомники и хозяйства, которые могли бы впоследствии послужить общеагрикультурным целям».
Правительство Северо-Западной области решило начать с Советами пропагандистскую войну. Как это делалось, лучше всего свидетельствует одна из прокламаций, выпущенная летом 1919 года только что открывшимся отделом пропаганды при министерстве внутренних дел правительства Юденича и утверждённая начальником военно-цензурного отдела Северо-Западной армии.
Прокламация белых, равно как и схожие прокламации красных, обращались прежде всего к людям военным, сражающимся на фронте. Вот её содержание:
«Красные офицеры и солдаты!
За что вы боретесь и за что мы подняли оружие?
Вы боретесь за комиссародержавие, за лживую власть Анфельбаумов (Зиновьев), Бронштейнов (Троцкий), Назамкесов (Стеклов), Розенфельдов (Каменев), Калининых, Петерсов, которым не дорога наша Родина и нужен один лишь позор её.
Мы боремся за Учредительное собрание, за всенародный и свободный выбор любящих родину людей, у которых одна мысль и одно сердце с народом.
Вы боретесь за интернационал, за то, чтобы Русскими природными богатствами могли распоряжаться не русские, а всякие проходимцы — Бронштейны, Нахамкесы и Рабиновичи, называющие себя Троцкими, Петровыми, Стекловыми и Сидоровыми.
Мы восстанавливаем Национальное Единство и национальное хозяйство, чтобы хозяином земли Русской и её неисчерпаемых богатств стал сам народ Русский и чтобы никто другой, а сам он воспользовался тем, что даёт ему его Родная Земля.
Вы насаждаете коммуны, которые дают возможность лентяям и тунеядцам пользоваться плодами трудящихся рук.
Мы отстаиваем право собственности. Всякий имеет право на то, что ему законно принадлежит; всякий имеет право приобретать честным трудом то, что ему недостаёт. Всякий должен иметь право свободно распоряжаться тем, что он добыл трудами своими.
Вы разрушаете церкви и уничтожаете православную религию. Отнятие святых икон у школьников, превращение христианских церквей в театры, клубы и кинематографы, расстрелы священников, насильственная мобилизация духовных лиц в красную армию, запрещение общественных молебствий и крестных ходов, осквернение святых мощей — не издевательство ли это над тем, что столь дорого верующему сердцу русского народа?
Мы восстанавливаем поруганную религию и полуразрушенные храмы. Пусть с прежней силой засияет в душе русского народа вера в Христа и его святую церковь. И пусть каждый верующий свободно осенит себя крестным знамением и помолится за спасение погибающей Родины, ибо велик Бог земли Русской.
Вы отстаиваете наглый произвол и гнусное насилие большевиков, комиссаров и их наёмников — китайцев, латышей и коммунистов. Защищая их, вы даёте им возможность расстреливать, грабить и истязать ваших же братьев, сынов, отцов, жён, без всякого суда и следствия.
Нам сопутствует полное покровительство закона. Закон — равный для всех и все равны перед законом. За преступление — всем одинаковое наказание. Мы восстанавливаем уничтоженную свободу мысли и печати. Свободная печать должна открыть глаза народу на все злоупотребления теперешних советских властителей.
Мы втянуты в бесконечную войну со всем миром. Троцкие и Зиновьевы хотят затопить всю землю в братской крови. Они натравляют рабочих на крестьян, крестьян — на рабочих, сынов на отцов, отцов на сынов.
Мы несём мир земле Русской. Немедленно после свержения пропитанной кровью русских людей большевистской власти должна быть восстановлена свобода мирного труда.
Довольно уже наши поля обагрялись русской кровью по вине проходимцев, у которых нет своего отечества. Пусть же вся пролитая ими русская кровь падёт на их головы. Пора тебе, русский человек, последний раз взяться за оружие и, свергнув иго красных палачей, окончательно вернуться к домашнему очагу и мирному труду. С нами хлеб, с нами мир, и хозяин земли Русской — Учредительное собрание.
Штаб белой армии».
Однако написать высоким публицистическим словом прокламацию было намного легче, чем её распространить по ту сторону фронта. Белых агитаторов в случае их поимки просто расстреливали на месте.
...28 сентября 1919 года добровольческая армия генерала Юденича перешла в наступление на Петроград. Хотя Белые войска были ещё не совсем готовы для широкомасштабной операции, Николай Николаевич всё же решился на такой действительно рискованный шаг. Петроград тогда грезился не только ему одному.
Объяснялось это просто: как человек сугубо военный Юденич находился под впечатлением «вихря» недавнего наступления на нарвском направлении Северного корпуса генерала Родзянко. А как известно, полководческая слава во все времена была заманчивой и ради неё рисковали многие.
Сильным ударом белые полки прорвали линию фронта двух армий противника — 7-й и 15-й. Ударным кулаком добровольцев были проделаны широкие ворота для дальнейшего наступления на Петроград.
Успехи первых дней были для стороннего наблюдателя впечатляющи. Уже 28 сентября занят город Луга. Идёт быстрое продвижение от Пскова по направлению на Струги Белые. 30 сентября красные войска терпят поражение в упорном бою у села Жёлтые Ворота и отступают ещё дальше. 6 октября 4-я дивизия «северян» под командованием князя Долгорукова разгромила отходившего противника у села Струги Белые и без задержки пошла вперёд.
Пушечные выстрелы, ружейные залпы и пулемётные очереди осенью 1919 года сотрясали воздух не только на петроградском направлении. 8 октября перешла в наступление и Западная русско-немецкая (вернее, немецко-русская) армия полковника князя Авалова-Бермондта. Его войска нанесли удар по городу Риге. Не встречая сильного сопротивления, бермондтовцы заняли рижское предместье Больдераа и пригороды Торенсберг, Гагенсберг. Правительство Латвии в панике бежало в город Венден.
Для юденичского правительства Северо-Западной области это пахло нешуточным «международным» скандалом, поскольку Латвия находилась в недалёком тылу его наступавшей на красный Петроград армии. Нужно было как-то выпутываться из конфликтной ситуации и принимать неординарные меры.
За самоуправство в такой сложной для Белого движения обстановке 9 октября генерал Юденич издал приказ по Северо-Западному фронту. В нём он публично объявил полковника Бермондта изменником. И не просто изменником, а с исключением его из списков белого воинства. Это было действительно что-то!
Юденич оказался перед серьёзной проблемой. Когда его армия успешно продвигалась к Петрограду, ссориться с Антантой, опекавшей Латвию, было никак нельзя. Правительство Северо-Западной области вышло из положения тем, что публично передало в дар латышской армии целых четыре пушки.
Впрочем, бермондтовская авантюра по захвату латвийской столицы успеха не имела и полностью город Ригу «белые немцы» и русские добровольцы не взяли. Уже 15 октября к морскому берегу подошла союзная англо-французская эскадра и обстреляла позиции Западной армии из корабельной артиллерии.
Вскоре армия Латвии, ободрённая содействием флота держав Антанты, сама перешла в наступление. Её противник, хотя больших боев и не было, в конце года оказался выбитым из Риги.
Тогда князь Авалов-Бермондт, присвоив сам себе звание генерал-майора, передал командование Западной добровольческой армией генералу Эбергарду. Через несколько дней она перестала существовать как таковая, будучи упразднённой своим новым и последним командующим.
Однако действия полковника князя Авалова-Бермондта имели для белых на Северо-Западе России весьма неблагоприятные последствия. Уже находясь в эмиграции, белогвардейский полковник князь А. П. Ливен, комментируя причины провала наступления армии Юденича на Петроград, скажет:
— Бермондт является одним из главных виновников неудач под Петроградом...
С этим суждением трудно не согласиться. Ведь Юденич как военный вождь Белого движения на Северо-Западе до последнего надеялся, что многочисленный флот союзников на Балтийском море придёт к нему на помощь: официального отказа Лондона и Парижа он так и не получил. А на деле он в наступлении оказался совершенно неприкрытым со стороны Финского залива. В те дни английская и французские эскадры расстреливали из орудий войска Западной русско-немецкой армии.
В отношении Авалова-Бермондта Юденич был совершенно прав в одном. Действия самозванного генерал-майора были настоящим предательством по отношению к Белому движению на Северо-Западе.
Наступление на Петроград в октябре Месяце продолжалось. Генерал Юденич самолично прибывает на фронт и с 3 октября непосредственно командует армией. Ему удалось в боевой обстановке уладить отношения с генералом Родзянко, и их конфронтация до поры до времени прекратилась. Более того, самолюбивый Родзянко становится помощником Николая Николаевича, показав себя не с самой плохой стороны.
10 октября произошёл новый всплеск наступательного движения Белой добровольческой армии. Первый армейский корпус под командованием графа И. К. Палена прорвал неприятельские позиции сразу в трёх местах.
Армия Юденича после упорных боев заняла Ямбург, Волосово, Красное Село, Гатчину, Детское Село, Павловск, это были подступы к городу на Неве. Красноармейские отряды отступали к Пулковским высотам, главному рубежу обороны красного Питера. На поле боя под Павловском белые собрали около 16 тысяч брошенных при отступлении винтовок и изрядное количество боеприпасов.
До самого Петрограда — столицы Российской империи — оставалось всего каких-то двадцать километров!
Наступательная операция завершалась, как казалось белым, более чем успешно. Их кавалерийские разъезды «видели» со стороны Лигова золочёный купол величественного Исаакиевского собора.
...Талантливейший русский писатель Куприн оказался участником тех поистине исторических событий Гражданской войны. В октябре 1919 года он вместе с бывшим атаманом Донского казачьего войска П. Н. Красновым, способным и плодовитым литератором, начальником пропагандистско-политического отдела (был и такой у белых) штаба Северо-Западной армии, стали выпускать в освобождённой от красных Гатчине «военно-осведомительную, литературную и политическую газету» под названием «Приневский край». Это явилось заметным событием.
Первый номер «Приневского края» вышел 19 октября 1919 года. Последний — 7 января 1920 года. Газета стала своеобразной летописью похода Белой армии под знамёнами полководца старой России Юденича на Петроград.
Тем событиям Гражданской войны писатель Куприн посвятил известную российскому читателю автобиографическую повесть «Купол Святого Исаакия Далматского». В ней он на обширном документальном материале и на своих личных впечатлениях рассказывает о причинах успехов и неудач октябрьского наступления армии Юденича. В своей повести Куприн заявляет:
«Я пламенный бард Северо-Западной армии. Я никогда не устану удивляться её героизму и воспевать его».
Куприн, бывший пехотный офицер Российской Императорской армии, так описывает поход Белой добровольческой армии «северцев» на красный Петроград:
«Страшная стремительность, с которой С.-З. армия ринулась на Петербург, действительно вряд ли имела примеры в мировой истории, исключая разве легендарные суворовские марши...
В офицерском составе уживались лишь люди чрезмерно высоких боевых качеств. В этой армии нельзя было услышать про офицера таких определений, как храбрый, смелый, отважный, геройский и т. д. Было два определения: «Хороший офицер» или изредка: «Да, если в руках». Там генералы Родзянко и Палён, оба высоченные гиганты, в светлых шинелях офицерского сукна, с оружием, которое в их руках казалось игрушечным, ходили в атаку впереди цепей, посылая большевикам оглушительные угрозы...
Пермикин ездил впереди танка, показывая ему путь под огнём из бронепоездов, под перекрёстной стрельбой, сидя на светлой, серой лошади...
Добровольцы — 20 тысяч в «сверхчеловеческой» обстановке непрестанных на все стороны боев, дневных и предпочтительно ночных, с необеспеченным флангом, с единственной задачей быстроты и дерзости, со стремительным движением вперёд, во время которого люди не успевали есть и выспаться. Армия не разлагалась, не бежала, не грабила, не дезертировала. Сами большевики писали в красных газетах, что она дерётся отчаянно...
Мне лишний раз хочется подтвердить о полном доброты, нелицеприятном, справедливом отношении Северо-Западной армии ко всем мирным гражданам, без различия племён и вероисповеданий. Доблестные офицеры и солдаты похода легендарны...
Расстреливали только коммунистов...»
Петроград для наступавших белых виделся совсем рядом. 21 октября завязались бои на знаменитых Пулковских высотах. Из города и крепостного Кронштадта на фронт были брошены все, кого можно было поставить под ружье. Сам город на Неве стал готовиться к уличным боям. Была объявлена мобилизация рабочих, членов профсоюзов и союза коммунистической молодёжи, партийцев.
15 октября Советская власть объявила Петроград на осадном положении. Белая эмиграция рукоплескала при одном имени кавказского полководца. Пресса всей Европы много писала об упорных боях за большевистский Петроград, колыбели двух революций — Февральской и Октябрьской 1917 года.
Советское правительство делает всё для того, чтобы удержать красный Питер. Спасать его из Москвы приезжает народный комиссар по военным и морским делам Лев Давыдович Троцкий, наделённый поистине диктаторскими правами. Перед отъездом из Москвы он публично заявил:
— Колыбель революции будет спасена Советской властью любой ценой. Во что бы то ни стало...
Тем временем генерал Юденич, находясь в эйфории успехов на поле брани, неожиданно начал заниматься реформаторской деятельностью. Он объявил территорию, занятую Белой армией, театром военных действий. Командующим войсками театра военных действий и военным губернатором был назначен бывший начальник Ставропольской губернии при Деникине генерал П. В. Глазенап. А генерал-лейтенант А. А. Гулевич, бывший командующий армейским корпусом в годы Первой мировой войны, стал официальным представителем Юденича в Финляндии.
Получая боевые донесения от командиров дивизий и отдельных отрядов «северцев», Юденич ликовал в душе и внешне сдержанно благодарил подчинённых за одержанные успехи и воинскую доблесть. Кавказскому полководцу грезилась слава Эрзерума.
Однако, думается, он уже начинал понимать, что сил у него для завершения наступательной операции не хватает. Одно дело — прорваться под стены Петрограда, другое — вести уличные бои в городе с миллионным населением, где каждый каменный дом можно легко превратить в маленькую крепость. Ни регент Финляндии барон Маннергейм, ни белая Эстония, ни корабельные эскадры Англии и Франции помощи — обещанной и ожидаемой — белым не оказывали.
«Северцы» завязали бой за Пулково. Однако дальше начались неожиданные события. Никаких вооружённых восстаний и рабочих забастовок, на которые Юденич и его советники из гельсингфорского Политического совещания так рассчитывали, в Петрограде не произошли.
Зато случилось другое. Большевистские агитаторы достигли успехов в своей работе в белогвардейских воинских частях среди мобилизованцых, в тылу Северо-Западной армии.
Как это ни парадоксально, но первыми «бежавшими с корабля» в армии Юденича оказались не мобилизованные псковские крестьяне, а близкие ему люди. Одним из них оказался Н. Н. Иванов — министр общественных работ правительства Северо-Западной области.
Впоследствии в берлинском эмигрантском издательстве «Русское творчество» были опубликованы его мемуары «О событиях под Петроградом в 1919 году». Самым красноречивым в них оказалась концовка записок белого министра:
«В моих глазах осенний Петроградский поход после неудачной попытки отстранения Юденича от главнокомандования был уже провален — я ни на минуту не изменил этой точки зрения. Когда армия вышла за Гатчино и были сведения, что разъезды достигли Нарвских ворот, когда лихорадка наступления охватила весь тыл и один из трубачей Юденича — Кирдецов в газете «Свобода России» описывал, как мечутся в Кремле тени Ленина и Троцкого, когда союзники заверяли, что Петроград можно считать взятым, я в конце октября купил кожаную куртку, большие сапоги, дорожную сумку и направился нелегально не только для большевиков, но и для штаба Юденича, с помощью эстонцев, через Псковско-Островский фронт на Порхов и Дно, в Петроград.
— Вы, вы... странный человек, — заявил мне перед моим отъездом из Ревеля один из видных союзников. — Зачем вам идти в сторону, тратить на дорогу недели две, если на днях вы можете по железной дороге выехать в Петроград? Да ещё захватит чека. Вы же бывший министр. Я вас не понимаю.
— Вы скоро увидите, что я выбрал самый короткий путь. Вы здесь без году неделя, а я старожил в Северо-Западной армии. Я знаю, как нельзя воевать на этом фронте. Не волнуйтесь — Петрограда Юденичу не видать. А насчёт чека — все под Богом ходим. За эти два года я стал фаталистом.
— Ах, русские. Но уже, уже.
— Уже всё пропало, сэр.
— Идите вы к Богу.
— Кампания проиграна, сэр. Русская армия между двух огней. Массовых переходов красных нет, и нет резервов. Приготовьтесь считать жертвы. Я почти год создавал, боролся, предупреждал — вся моя работа пошла прахом. Юденичи, Красновы и пр., быть может, сделают лучше.
— Зачем же вы в таком случае идёте в Россию?
— За семьёй. Довольно я рисковал головами моих близких открытой работой. Теперь я хочу заняться личным делом и спасти своих, если ещё удастся. Попутно крестьяне мне скажут, кто был прав — Юденич или я.
Успешное начало октябрьского наступления затуманило головы даже моим друзьям.
Они не соглашались со мною. Они утверждали, что Петроград возьмут.
— Нельзя не взять.
— Нельзя, но не возьмут, — обливал я холодной водой.
— Подождите ещё несколько дней. Не уезжайте. Увидите.
— Всё ясно.
Я перешёл фронт между 2 и 8 ноября невдалеке от Острова, во время боя прорвавшихся (через) большевистские проволочные заграждения эстонских войск с ликвидировавшими прорыв красными».
...Председатель Реввоенсовета Советской республики Л. Д. Троцкий сумел быстро перебросить на защиту Петрограда резервы из Москвы и Твери, снять часть войск с Северного фронта. В самом городе на Неве и из моряков Балтийского флота формировались новые отряды, которые без промедлений отправлялись на передовую.
Командование Красной Армии нашло уязвимое место в растянутом донельзя фронте белых — на стыке их 2-й и 3-й дивизий. Там, на опушке Павловского леса, оборону держал сильно ослабленный в последних боях Вятский полк. После контрудара противника «северцам» пришлось оставить Царское Село, Красное Село и Павловск.
В ответ белое командование решило отбить Красносельские военные лагеря. Была создана ударная группировка под командованием полковника Б. С. Пермикина. В неё вошли полки — Талибский (составленный из рыбаков с берегов Талабского озера), Семёновский, Конно-Егерский и Конный имени Булак-Балаховича.
На позициях под Красным Селом 27 октября вновь начались упорнейшие бои. «Северцы» взяли Ропшу, Кипень, Высоцкое. Но неожиданно генерал Юденич приказал отложить штурм самого Красного Села.
Причин такого для многих неожиданного решения командующего Северо-Западной армией было несколько. Первая и главная причина для тактика Юденича состояла в том, что 15-я армия красных вышла в тыл белым, заняв оставленный противником без боя город Лугу. После этого началось наступление на Гдов. 3 ноября части «северцев» вынуждены были оставить Гатчину, поскольку они могли оказаться в полуокружении.
Были и другие причины. В белой армии начала падать воинская дисциплина, усилилось дезертирство мобилизованных псковских крестьян. Отдельные полки порой по двое суток оставались без хлеба, не хватало боеприпасов, которых у защитников Петрограда имелось в избытке. Отсутствовали автомобили и имелся всего один-единственный танк, из большого числа обещанного союзниками.
Белоэмигрант В. Горн в своих мемуарах так описывает отступление белой добровольческой Северо-Западной армии от предместий Петрограда к границе Эстонии:
«Отступление армии от Гатчины до эстонской границы произошло в две недели. Армия пятилась назад, недоумевая, не видя перед собой врага, голодная. Хозяйственная часть окончательно развалилась, а интендантский грабёж обратно пропорционально рос, по мере приближения к Нарве. За отсутствием печёного хлеба, солдаты и строевые офицеры питались самодельными блинами, сготовленными у походных костров, а сала часто вовсе не получали, хотя интенданты стали выводить в ведомостях уже по 3 с половиной фунта в день на человека!
Недоедание, однообразная пища и начавшиеся морозы стали подтачивать здоровье солдат. За отступающей армией тащились многочисленные беженцы, плохо одетые, тоже голодные, часто с детьми, на измученных, некормленных деревенских клячах или в товарных без печей вагонах. Беженцы мёрли как мухи, ухудшая и без того тяжёлое провиантское состояние армии. Кроме того, самый отход совершался крайне беспорядочно...»
В первую неделю ноября, с наступлением первых ночных заморозков Красная армия, имея значительное численное превосходство над белыми, начала общее наступление. «Северянам» так и не удалось закрепиться на новых рубежах.
Бои на Пулковских высотах стали апогеем вооружённого противоборства добровольцев и защитников (фасного Питера. Большевики бросали в бой всё новые и новые резервы, которых их противник не имел вовсе. Вскоре наступил перелом. Этот день народный комиссар по военным и морским делам Л. Д. Троцкий назвал «переломным в сражении за Петроград». Это было действительно так.
После чего «красный Бонапарт», как приверженцы Троцкого называли своего кумира, начал осуществление контрудара по белым войскам генерала Юденича. Благо он имел значительное численное превосходство и в людях, и в артиллерии, и в пулемётах. И полное господство в водах «прифронтового» Финского залива.
Правительственная Москва была крайне озабочена исходом боев. Из Кремля председатель Совнаркома В. И. Ленин телеграфировал в Петроград на имя Троцкого:
«Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать ещё тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулемёты, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?»
Троцкий считал, что можно безоружных или почти совсем не обученных военному делу людей гнать в бой, практически на верную смерть. Только на Пулковских высотах красные потеряли около 10 тысяч человек, то есть столько же, сколько составляла вся боеспособная часть белой армии...
Главнокомандующий вооружёнными силами Северо-Запада вместе со своим штабом обосновался в дни отступления в Нарве. Организовать командование войсками оттуда Юденичу никак не удавалось. Произошло самое страшное на войне — полководец потерял нити управления своими войсками. Все попытки наладить его ни к чему не приводили.
Казалось, что уж кому, как не бывшему командующему Отдельной Кавказской армией, уметь оценивать складывающуюся ситуацию и реагировать на все оперативные изменения. Но Юденич «был уже не тот». Генерал Ярославцев с болью писал в своих воспоминаниях о Николае Николаевиче и событиях тех дней:
«При отходе от Гатчины войска, не имея руководящих указаний, отходили в беспорядке. Начальники дивизий ездили к ген. Юденичу в Нарву за инструкциями, но ни он, ни начальник штаба ген. Вандам, ни его коллеги — Малявин и Прюссинг не знали, на что решиться, и отход обратился в бесцельное, стихийное отступление...»
Последний «удар» по юденичской армии нанёс не кто иной, как сам барон Маннергейм. 5 ноября 1919 года Финляндия официально заявила представителям Антанты и Белого движения, что отказывается от похода на Петроград. Её правительство ни под каким предлогом не хотело ввязываться в Гражданскую войну, идущую в соседней России. В случае поражения белых сил перед Финляндией неизбежно встал бы вопрос о её существовании как государства. Или говоря иначе — Красная армия могла начать освободительный поход, как в скором времени на Польшу.
Северо-Западная армия откатывалась назад, к границам Эстонии, так же быстро, как и победно наступала на Петроград. 14 ноября белогвардейцы оставили Ямбург. Вместе с ними отходили и белоэстонцы. Очевидец тех событий писал в мемуарах:
«В беспрерывных арьергардных боях, измученная, изголодавшаяся, не знавшая сна и отдыха Сев.-Зап. армия через две недели докатывается до границ Эстонии».
Александр Иванович Куприн в своём «Куполе Святого Исаака Далматского» так описывает причины поражения армии Юденича под Петроградом:
«Ружья англичан выдерживали не более 3-х выстрелов, после 4-го патрон заклинивался в дуле. Танкисты отсиживались. Ревельские склады ломились от американского продовольствия: продовольствие предназначалось для Петрограда после его очищения...
Недоедали...
Англичане сносились с большевиками...
Происки англичан, эстонцы заигрывали с большевиками. Англичане не подкрепили своим флотом наступление на Петроград, лишь когда отступали, перед Красной Горкой английский монитор послал несколько снарядов издалека без вреда...
Эстонцы — 80 тысяч обещали помочь армией при наступлении на Петроград. Хотела договор Финляндия...
Эстония под влиянием своих социалистических партий уже намеревалась вступить в мирные переговоры с Советской Россией...»
Писателя Куприна можно понять. Бывший офицер старой Русской армии, как и другие белые офицеры-добровольцы, умиравшие на фронтах Гражданской войны, был верен формуле рыцарского кодекса чести:
«Душу — Богу, сердце — Даме, жизнь — Государю, а Честь — никому».
Куприн, большой романтике душе, верил в возрождение потерпевшей полное поражение Северо-Западной армии. Иначе не заключил бы он такими словами свою повесть:
«Отчего Талабский полк, более всех других истекавший кровью, так доблестно прикрывал и общее отступление, а в дни Врангеля, год спустя, пробрался поодиночке из разных мест в Польшу к своему вождю и основателю генералу Пермикину, чтобы снова встать под его водительством? Личная инициатива, освобождение Родины».
Начавшийся в ходе отступления после боев у Пулково развал белой добровольческой армии вызвал в офицерстве резкую оппозицию главнокомандующему Северо-Запада. Командиры отдельных воинских частей устроили совещание, где решался вопрос смены вождя. Они через командира одного из корпусов графа Палена передали генералу Юденичу категорическое требование передать руководство армией другому лицу.
На тот момент сохраняли боеспособность только 2-я и 3-я дивизии белых. Им требовалось переформирование в тылу, но этого не позволяли союзники-белоэстонцы. 4-я и 5-я дивизии вели бои у деревни Криуши, помогая тем самым эстонской армии защищать от красных войск город Нарву, который подвергался беспрестанным лобовым атакам. Остальные части белой армии уже отошли на территорию Эстонии.
1 декабря 1919 года новый командующий добровольческой Северо-Западной армии П. В. Глазенап, произведённый Юденичем в генерал-лейтенанты и награждённый за воинскую доблесть орденом Святой Анны 1-й степени с мечами, приступил к исполнению своих обязанностей.
Белая армия полностью отступила на эстонскую территорию. У добровольцев не было никаких надежд на то, что их могут перебросить на какой-то другой фронт Гражданской войны для продолжения борьбы с большевиками, победившими их под Петроградом.
Эстонское правительство почти сразу же начало разоружение белых войск. Оно торопилось это сделать по той причине, что намечалось заключение полномасштабного мирного договора между Эстонией и Советской Россией (РСФСР). Такой договор был подписан сторонами 2 февраля 1920 года в городе Юрьеве (Тарту).
Перед этим, 22 января, генерал от инфантерия Георгиевский кавалер Николай Николаевич Юденич, как полноправный главнокомандующий всеми вооружёнными силами Белого движения на Северо-Западе России, подписал приказ о ликвидации добровольческой Северо-Западной армии. Она становились частью отечественной истории.
Бывшие военнослужащие армии юденичского правительства Северо-Западной армии становились беженцами. 14 тысяч из них вместе с членами семей попали в бараки для тифозных больных или оказались за колючей проволокой. Восточная часть Эстонии покрылась многочисленными могильными холмами солдат и офицеров белого воинства. Тысячи здоровых людей решением эстонских властей были отправлены на лесоразработки.
Юденич попытался было возвратиться в столицу Финляндии Гельсингфорс уже как частное лицо. Но эстонские власти, не объясняя причину, отказали ему в визе.
В ночь на 28 января 1920 года генерал Юденич был арестован в ревельской гостинице «Коммерс», где он проживал, со своими бывшими соратниками. Арест проводили офицеры из ближайшего окружения генерала Булак-Балаховича (белый партизан тоже находился при этом) в присутствии трёх чинов эстонской полиции.
Гостиничный номер бывшего командующего (уже второй раз за последние три года) опечатали. Самого арестованного увезли на вокзал и отправили поездом к Тапсу. Там некто Лохницкий, балаховец, взявший на себя должностные функции прокурора Петроградского военно-окружного суда, предъявил Юденичу обвинение в попытке избегнуть законной ответственности за понесённое военное поражение Белого движения на российском Северо-Западе.
На предъявленное обвинение своих недавних сподвижников (и подчинённых по армии) дважды низложенный командующий армиями — Кавказской и белой добровольческой — Юденич ответил так:
— Господин Лохницкий, прекратите этот непристойный фарс и не позорьте своё имя.
— Это не фарс, а начало военно-уголовного разбирательства.
— Вы просто не в своём уме, если всерьёз говорите об этом.
— Господин Юденич, я, как действительный прокурор суда Петроградского военного округа, должен призвать вас к самой строгой уголовной ответственности.
— У вас на это нет никакого права.
— Это почему же, гражданин подсудимый?
— А потому, что все чины правительства Северо-Западной области ещё в декабре прошлого года уволены мной от своих должностей.
— Ну и что из этого?
— А то, господин Лохницкий, что не существует больше и Северо-Западной армии с её юриспруденцией как таковой...
Содержание под стражей оказалось непродолжительным. По требованию прежде всего французских дипломатов, находившихся в Ревеле, и авторитетных белоэмигрантских лидеров, проживавших не только в Эстонии, Николай Николаевич Юденич был освобождён из-под ареста. Своего возмущения такой несправедливостью к себе он не высказывал.
Вернувшись в Ревель, Юденич поселился в помещении английской военной миссии в Эстонии. Надо отдать должное союзникам старой России по Первой мировой войне — они проявили заботу о бывшем главнокомандующем Кавказского фронта, признанном полководце войны, победной для Британской империи.
Последние действия Юденича как главы правительства Северо-Западной области были следующие. Он выдал ордера на подотчётные ему лично денежные средства для обеспечения чинов расформированной по его приказу белой добровольческой Северо-Западной армии армии на следующие суммы — 227 тысяч английских фунтов стерлингов, полмиллиона финских марок и около 115 миллионов эстонских марок.
Вся эта процедура проходила в присутствии высших чинов бывшей белой Северо-Западной армии. Её недавний главнокомандующий выложил на стол все соответствующие документы:
— Господа генералы и офицеры! Как глава белых сухопутных и морских сил здесь, будучи назначенным на эту должность Верховным правителем России адмиралом Колчаком, я несу личную ответственность за здоровье и благополучие чинов расформированной армии.
— Всех или только сугубо военных чинов?
— Всех. И офицерского состава, и нижних чинов, и членов их семей, отступивших вместе с армией в Эстонию.
— Кому, Николай Николаевич, вы передаёте эти денежные средства?
— Командирам расформированных воинских частей, которые отступили за линию границы из России.
— Кто будет осуществлять контроль над расходованием передаваемой вами армейской казны?
— Только вы, господа генералы и офицеры. И ваша честь и совесть. Других контролёров сейчас не дано.
— Благодарим вас, Николай Николаевич, за содеянное. У нас нет слов признательности за такой поступок.
— Надеюсь, что у вас не будет обо мне, как человеке, офицере и дворянине, дурных мыслей...
Бывший глава белого правительства на Северо-Западе России дал при свидетелях расписку об отсутствии у него других денежных средств, которые могли бы пойти на обеспечение офицеров, нижних чинов и членов семей расформированной добровольческой армии «северян». Обо всём этом было немедленно сообщено в ревельских газетах.
Думается, что такой поступок рыцарского бескорыстия и офицерской чести лучше всего характеризовал генерала от инфантерии Николая Николаевича Юденича. В годы Гражданской войны белый вождь стремился во всём походить на того царского генерала, которого Россия знала по Маньчжурии и по Кавказу. Честь для него никогда не была сиюминутной «разменной монетой».