Глава четвёртая ПОСЛЕВОЕННОЕ ГЕНЕРАЛЬСТВО


Последнее из ранений, полученное в самом конце войны, оказалось тяжёлым и плохо лечимым. Генерала уложили в военный госпиталь на продолжительное время. Из госпиталя Николай Николаевич вышел только в 1907 году. К тому времени революционные события в России шли на спад. В «успокоении» империи династии Романовых участвовать ему не довелось.

В военном министерстве помнили, что генерал-майор Юденич заканчивает своё затянувшееся лечение. После окончания Русско-японской войны и в самом начале военной реформы многим генералам и старшим офицерам, не проявившим себя ничем, пришлось расстаться с армейскими рядами. Герою же Янсынтуня и Мукдена приготовили повышение по служебной лестнице.

Вышедшему из военного госпиталя с залеченными боевыми ранениями военачальнику не пришлось долго ждать нового места службы. 10 февраля 1907 года он получает назначение на должность генерал-квартирмейстера внутреннего российского военного округа — Казанского. Семья Юденичей переезжает на жительство на берега Волги, в город Казань. Можно утверждать, что армейская служба у Николая Николаевича Юденича складывалась удачно. Боевой генерал, имевший за плечами престижное московское 3-е Александровское военное училище и Николаевскую академию Генерального штаба и самое деятельное участие в русско-японской войне, на строевых должностях рос довольно быстро, особенно после Маньчжурии.

Своё пятидесятилетие генерал-майор Юденич отмечал уже в должности начальника штаба Казанского военного округа. Этот округ, к слову сказать, являлся одним из самых крупных на территории Российской империи и по территории, и по войскам, расквартированным в нём, и по мобилизационным возможностям. Последнее было немаловажно в преддверии мирового пожара, которому было суждено разгореться на границе Австро-Венгерской империи и Сербского королевства.

Назначение на должность начальника окружного штаба состоялось в начале декабря 1912 года. В день его назначения был подписан и другой высочайший императорский указ о производстве Николая Николаевича в генерал-лейтенанты. Юденич по такому случаю был вызван в Санкт-Петербург, где предстал перед императором Николаем II. Между венценосным Романовым и преданным российской монархии генералом состоялся следующий разговор:

— Ваше императорское величество, имею честь представиться вам по поводу моего назначения на должность начальника штаба Казанского военного округа и присвоения очередного воинского звания генерал-лейтенанта.

— Поздравляю вас, генерал. Наслышан о вас и ваших делах в Маньчжурии от Алексея Николаевича Куропаткина.

— Весьма лестно такое слышать, ваше величество.

— Скажите, Николай Николаевич, Россия могла выиграть войну на Дальнем Востоке или нет?

— Государь, войну мы проиграли только на море. Потеря Порт-Артурской крепости не повлекла за собой потерю полевой действующей армии. Это факт, признанный и самими японцами и в Европе.

— Тогда почему же мы проиграли Мукденское сражение и не только его?

— Сражение было проиграно ввиду вялости нашей тактики.

— Вялости? В чём вы, Николай Николаевич, её видите спустя шесть лет после окончания войны? Интересно услышать такое из уст боевого генерала.

— Наш командующий из стратегических соображений грамотно планировал наступательные операции, но когда дело доходило до их осуществления — начинал осторожничать. Были и другие причины.

— Какие именно?

— Куропаткин оказался, увы, далеко не Суворовым и не Скобелевым: терял операционную инициативу сам, отбирал её у командиров корпусов. Такое было и под Ляояном, и на Шахэ, и под Мукденом.

— Что же тогда новый главнокомандующий Линевич не исправил положения? Ведь он был человек опытный во всех отношениях.

— Генерал от инфантерии Линевич оказался как бы у разбитого корыта. Подчинённые ему армии имели только опыт отхода, а тут ещё и Цусима моральный дух войск подорвала.

— Как мне известно, всё это не отразилось на вашем стрелковом полку. Ведь ваших офицеров и нижних чинов действительно не за что упрекнуть на войне?

— Ваше императорское величество, я как русский солдат в генеральских погонах весьма польщён такими словами государя о делах моих стрелков. Весьма благодарен за это.

— Но это действительно так. Полк не терял своего достоинства до самых последних дней войны, и революционное поветрие не коснулось его рядов.

Генерал-майор Юденич в знак признательности только склонил перед государем голову. Немного побыв в задумчивости, Николай II продолжил беседу. Но на этот раз разговор повёл совсем о другом, тоже его заботившем:

— Вы, Николай Николаевич, конечно, информированы о том, что в Европе не всё ладно, что назревает военный конфликт?

— Да, ваше величество.

— Если такой конфликт начнётся, то России не придётся стоять в стороне. Вена пытается вытеснить российское влияние на Балканах и не любит православную Сербию. Кто, по-вашему, может стать союзником Австро-Венгрии?

— Разумеется, Германия. И вне всякого сомнения — Стамбул.

— Почему вы считаете, генерал, что султанская Турция опять пойдёт на нас войной? Ведь мы так часто били её в истории.

— Российская империя — извечный противник турок. В каждой войне они пытались отыграть хоть что-то из давно потерянного. Так будет и сейчас.

— Что ж, вполне логично.

— В Стамбуле по сей день горячие головы считают, что Кавказ и Крым их. Поэтому опять нам будет объявлен газават.

— Значит, на Кавказе опять будет война христиан и магометан? Так?

— Да, ваше величество. Вне всякого сомнения.

— Вы, Николай Николаевич, интересовались, последнее турецкой армией?

— Да, государь, мне знакомы заботы кавказских штабистов, среди них у меня немало товарищей по академии.

— Хотели ли бы вы вместо Казани служить в Тифлисе, у моего наместника Воронцова-Дашкова? Он замечательный человек и был одним из ближайших друзей моего отца, императора Александра III.

— Как на то будет ваша монаршья воля и интересы России. Я служу там, где мне приказывают.

— Хорошо. В скором времени вам придётся сменить один штаб на другой. На Кавказе, как считают в военном министерстве, вы с вашим опытом нужны больше...

Действительно, в Казани долго служить генерал-лейтенанту Юденичу не пришлось. Приближалась большая война в Европе, и генеральные штабы государств Антанты и Центрального блока разрабатывали стратегические планы. Но той войне, по исторической традиции, предстояло разражаться не только на европейском континенте и прилегающих к нему водах. Сильная своей военной мощью в недалёком прошлом Турция никак не могла остаться в стороне. Тем более, что у неё был традиционный противник — Россия.

В российском Генеральном штабе, планировавшим военное противостояние турецкой армии в Закавказье, решили шалить руководство Кавказским военным округом, которому в случае войны предстояло разворачиваться в отдельную армию или даже в самостоятельный фронт. В ходе организационно-штатных изменений вакантной, среди других, оказалась должность начальника окружного штаба. В любом округе это было второе лицо после командующего.

Кандидатур на её замещение оказалось несколько, но в военном министерстве предпочтение выказали генерал-лейтенанту Юденичу. Получив в соответствии с императорским указом от 25 января 1913 года новое назначение, Николай Николаевич после коротких сборов убыл на новое место службы в город Тифлис. Там располагался штаб Кавказского военного округа и управление недавно восстановленного царского наместничества на Кавказе.

Его встреча с генералом от кавалерии и генерал-адъютантом, графом Илларионом Ивановичем Воронцовым-Дашковым была исключительно тёплой и приятной. Кавказский наместник Его Императорского Величества по совместительству являлся ещё и главнокомандующим войсками Кавказского военного округа и войсковым походным атаманом Кавказских казачьих войск — Кубанского и Терского.

Юденич был много наслышан о Воронцове-Дашкове, умелом администраторе, так много сделавшим для развития Кавказского края и человеке там весьма уважаемом. Один из крупнейших землевладельцев России, военного образования он не имел, учился в Московском университете. С началом Крымской войны ушёл добровольцем в русскую армию, службу начал в лейб-гвардии Конном полку.

В последние годы Кавказской войны молодой граф командовал личным конвоем князя А. И. Барятинского. Имел за боевые заслуги орден Святого Георгия 4-й степени (за штурм крепости Ура-Тоби) и наградное золотое оружие. Воевал против горцев имама Шамиля и в Туркестане. В 29 лет близкий друг будущего императора Александра III получил звание генерал-лейтенанта, командовал лейб-гвардии Гусарским полком.

В ходе Русско-турецкой войны 1877-1878 годов начальствовал на болгарской земле над кавалерией Рущукского отряда (за исключением казачьей). После войны командовал в столичном гарнизоне 2-й Гвардейской кавалерийской дивизией.

Взлёт Воронцова-Дашкова по служебной лестнице начался с воцарением на престоле Александра III Александровича, с которым он сдружился во время войны на болгарской земле. Тогда цесаревич-наследник стоял во главе Рущукского отряда. Высокие назначения следовали один за другим — главноуправляющий государственного коннозаводства, министр императорского двора и уделов, канцлер Российских Царских и Императорских орденов, член Государственного совета России. После убийства государя Александра II граф некоторое время был начальником царской охраны и одним из организаторов «Священной дружины».

После восстановления поста царского наместника на Кавказе, в феврале 1905 года, Илларион Иванович Воронцов-Дашков оказался в Тифлисе. Он оказался тем государственным мужем императорской России, который лично много сделал для развития Кавказского края. Один из его известных современников С. Ю. Витте писал о нём:

«Быть может, он единственный из сановников на всю Россию, который и в настоящее время находится в том краю, в котором управлял, и который пользуется всеобщим уважением и всеобщей симпатией...

Это, может быть, единственный из начальников края, который в течение всей революции, в то время, когда в Тифлисе ежедневно кого-нибудь убивали или в кого-нибудь кидали бомбу, спокойно ездил по городу как в коляске, так и верхом, и в течение всего этого времени на него не только не было сделано покушения, но даже никто никогда ещё не оскорбил ни словом, ни жестом».

Воронцов-Дашков самым добросовестным образом осуществлял исполнение своих наместнических обязанностей, в том числе и главы расквартированных здесь войск, на всегда неспокойном Кавказе. Ему требовались деятельные и надёжные помощники, и он поэтому был откровенно рад прибытию нового начальника окружного штаба:

— Я рад вас видеть, Николай Николаевич, на кавказской земле, в нашем Тифлисе.

— Благодарю, ваше превосходительство.

— Мне государь император нарочным прислал письмо, в котором уведомлял о вашем назначении. Могу сообщить, что государь о вас высокого мнения.

— Весьма признателен государю за доброе слово.

— Вы, как известно мне, на Кавказе ещё не служили за тридцать лет вашей службы в русской армии?

— Нет, не приходилось. Учился в Москве, служил в Варшаве, столице, Туркестане, воевал в Маньчжурии. Потом оказался в Казани.

— У вас, Николай Николаевич, хороший послужной список. Но замечу, что на Кавказе будет потруднее, чем в Туркестане или в Казани. Тем более, по всем приметам, приближается большая война.

— Да, мне об этом сказал при представлении наш государь.

— На Кавказе сложность в том, что Турция всегда готова обрушиться на наши границы первой. И Стамбул всегда ищет вооружённой поддержки против христианского мира среди кавказских народов.

— Что ж делать, это были и есть реалии всех русско-турецких войн. Последняя была не исключением.

— То-то и оно. В окружном штабе у вас, Николай Николаевич, работы будет очень много. Округ приказали готовить к возможной войне с Турцией.

— Да, ваше превосходительство, мне об этом известно.

— Тогда принимайте управление штабом. Но одновременно вам придётся начальствовать и над всем Кавказским военным округом. Что делать — ведь мне уже семьдесят четыре года: время берёт своё, не те уже стали силы, Николай Николаевич. Так что не обессудьте: не вы мне, а я вам помощник.

— Что вы, Илларион Иванович. Я надеюсь, что вы во мне найдёте должного исполнителя вашей воли.

— Берите в свои руки все бразды военного правления на Кавказе, Николай Николаевич, и, как говорится, с Богом...

Действительно, престарелый генерал Воронцов-Дашков постепенно переложил на плечи своего начальника штаба все заботы о войсках Кавказского военного округа. Юденич быстро освоился на новом месте, встретив взаимопонимание со стороны своих ближайших помощников по штабной работе.

Прежде всего Николай Николаевич постарался найти полное взаимопонимание с генералом от инфантерии Александром Захарьевичем Мышлаевским. Тот бы старым опытным генштабистом, назначенным помощником по военной части наместника Его Величества на Кавказе. Мышлаевский, человек высокой культуры и образованности, скоро увидел в новом начальнике окружного штаба своего единомышленника в кавказских делах и заботах. Они сдружились и самым добрым словом отзывались друг о друге до конца жизни.

Мышлаевскому, например, нравилось то, что генерал-лейтенант Юденич был из числа старых военных руководителей. Александру Захарьевичу импонировало, что его соратник интересовался, помимо служебных дел, ещё и обстановкой в регионе, где квартировали подчинённые ему войска. Кавказ всегда отличался сложностью обстановки, и начальнику штаба расположенного там военного округа приходилось заниматься ещё и дипломатической деятельностью.

Об этом у Юденича состоялся разговор с Воронцовым-Дашковым и Мышлаевским:

— Получено шифрованное письмо из Генерального штаба. По данным наших военных агентов в посольствах Турция активизирует свою антироссийскую деятельность в Персии и даже в Афганистане.

— Ваше превосходительство, об этом сообщают и начальники отрядов пограничной стражи. Они весьма осведомлены о том, что происходит за кордоном, в приграничье от Батума до Александрополя.

— Вот видите, господа, информация из Генерального штаба подтверждается на месте, у нас.

— Александр Захарьевич, надо запросить Министерство иностранных дел с просьбой присылать в Тифлис копии донесений военных агентов. Ситуацию мы должны прогнозировать на месте.

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

— А вы, Николай Николаевич, как начальник окружного штаба, напрямую займитесь турецкими делами.

— Считайте, что ваше пожелание уже исполнено. Ещё вчера, как можно пошутить...

— Вместе с тем не забывайте о Персии, хоть она от нас и лежит за Каспием. Всё равно присматривайте за ней.

— Илларион Иванович, оперативный отдел штаба округа какую работу уже ведёт, смею вам доложить.

— Не забывайте, что в Генеральном штабе Турции полным-полно германских старших офицеров. Занимают не только места советников, но и командные должности. Есть и генералы с боевым опытом, для нас это опасные противники.

— Игра против нас уже идёт, ваше превосходительство. Но и мы не лыком шиты.

— Хорошо, если окружной начальник штаба так уверен в себе. Время, а может быть, и война покажет, кто кого переиграл.

— Думается, что нам ждать недолго...

Нагрузка на начальника штаба Кавказского военного округа нарастала буквально с каждым месяцем. Среди прочих обязанностей на генерал-лейтенанта Воронцовым-Дашковым и Генеральным штабом возлагалось непосредственное участие в работе военно-дипломатических миссий. В центре внимания Юденича, естественно, прежде всего находились сопредельные с Россией государства — Турция и Персия (Иран). Приходилось заниматься, но в гораздо меньшей степени, и Афганистаном.

Ещё в августе 1911 года в Санкт-Петербурге было подписано русско-германское соглашение по иранским делам. Оно частично смягчило возникшее в те годы острое противоречие государственных интересов Германии и России, оттянуло на несколько лет развязывание вооружённого конфликта между сторонами.

Волей дипломатических коллизий Тифлис оказался одним из объектов, с которым связывалось возрастание международного напряжения на Ближнем Востоке. Причиной стали серьёзные разногласия между Лондоном и Санкт-Петербургом. Известный британский дипломат Грей так высказался по этому поводу:

«...В отношении Персии мы хотим получить практически всю нейтральную зону и не можем ничего уступить там России; в отношении Афганистана мы не можем сделать каких-либо уступок России, так как мы не в состоянии получить согласия эмира; в отношении Тибета изменение, которого мы добиваемся и на которое необходимо согласие России, очень незначительно, и мы не можем ничего дать взамен. Таким образом, по всей линии мы хотим что-либо получить и не можем ничего дать. Вот почему трудно найти путь к совершению выгодной сделки».

В начале следующего года возникли серьёзные разногласия между Россией и Великобританией по поводу Персии. Причиной их стало назначение американца Моргана Шустера главным финансовым советником иранского правительства. Это было прямым ущербом российским интересам в Тегеране.

Начальнику штаба Кавказского военного округа персидскими делами пришлось заниматься вплотную. Буквально через месяц после своего назначения Николай Николаевич Юденич получил секретное распоряжение Генерального штаба подготовить несколько воинских частей, прежде всего конных казачьих, для возможного ввода их на территорию Персии для защиты государственных интересов России в ней.

Морган Шустёр вёл в Тегеране антироссийскую политику, прежде всего экономическую, одновременно давая возможность укрепиться в этой восточной стране германской агентуре. После одного из инцидентов, спровоцированных Шустером, в северные провинции Ирана, населённые преимущественно азербайджанцами, вступили русские кавказские войска.

Правительство Российской империи, угрожая военным на персидскую столицу Тегеран, потребовало от Шустера. Шахская Персия была вынуждена без привычной на то проволочки принять условия российского ультиматума, помятуя исход двух Русско-иранских войн[7] первой половины прошлого столетия.

В те дни штаб Кавказского военного округа работал с полной нагрузкой, как в условиях предвоенного или военного времени. Помимо пехотных батальонов и казачьих полков терцев и кубанцев, которые были введены в северные персидские провинции, преимущественно в Южный Азербайджан, в случае возникновения военного конфликта предстояло направить в Иран и немало других окружных войск. Штаб округа во главе со своим начальником продемонстрировал готовность отмобилизовывать полки и бригады в самые сжатые сроки.

Россия делала шаги для утверждения своих позиций в соседней Персии, в том числе и такие, как создание личной гвардии шаха в лице Персидской казачьей бригады, которой командовали русские офицеры и казачьи урядники.

Персидской казачьей бригадой и военным присутствием России в Иране начальнику штаба Кавказского военного округа пришлось заниматься самым непосредственным образом. История этой бригады была такова.

По соглашению между Россией и Англией от 18 августа 1907 года, в сферу российского влияния входила северная часть Персии, выше параллели, проходящей через город Хамадан. Дальше к югу шла полоса, которая объявлялась нейтральной. От города Шираза начиналась сфера британского влияния. Таким образом Россия на договорной основе с Лондоном контролировала персидские провинции Азербайджан, Гилян, Иазандеран, окрестности столичного Ирана и города Мешхеда в Хоросане, примыкавшему к Туркестану.

Россия вела в Иране активную торговлю своими товарами, вывозя оттуда — из порта Энзели на Каспийском море — много шелка. Трудности для жизни русского купечества в Персии были огромны, поскольку к 1908 году страна находилась в состоянии полной анархии, когда Мохаммед-Али-шаху не подчинялись не только вожди кочевых и полукочевых племён, но и парламент — меджлис. Торговые караванные тропы оказались в руках воинственных курдских и туркменских племён. На севере страны ширились выступления фидяев — местных революционеров из числа персов и выходцев с Кавказа.

Все эти события прямым образом затрагивали интересы России. Её пограничный наблюдатель секретной депешей доносил в Санкт-Петербург (копия шла в Тифлис) следующее:

«...Денег у Шаха совершенно нет, и он не знает, откуда их достать... Наблюдается совершенное отсутствие какой-либо организации и системы действий, у него нет ни одного умелого, авторитетного человека, который взял бы всё дело в свои руки и пошёл бы твёрдо и настойчиво к намеченной цели...»

Вскоре дело дошло до того, что меджлис встал на сторону открытого противника шаха принца Зюлли-Султана, рядившегося в одежду местного революционера. В мае 1908 года Мохаммед-Али-шах наконец-то решился начать борьбу с меджлисом в собственной столице. Тегеран тех дней напоминал город, лишённый власти и порядка.

Всё же шах успел подготовить военную силу для борьбы со своими противниками, которая стала в тех событиях единственной. Ею оказалась шахская гвардия — Казачья его Величества Шаха бригада. В то время она состояла из 4 конных полков, пластунского батальона, 2 артиллерийских батарей по четыре орудия и пулемётной команды.

Командиром бригады являлся полковник Генерального штаба В. П. Ляхов, которому помогали три русских офицера и пять казачьих урядников. Личный состав шахской казачьей бригады состоял из персов, обученных русскими инструкторами, 1200 конных казаков и 350 пеших пластунов.

Полковник Ляхов со своей бригадой и стал той военной силой, которая помогла Мохаммед-Али-шаху одержать верх над «взбунтовавшимся» меджлисом. Персидский монарх заявлял тогда следующее:

— Мои предки завоевали себе престол силой оружия, — и я мечом моим буду его оборонять. Если надо, я стану во главе моей верной бригады, чтобы победить или умереть...

Шах действительно решился на подавление вооружённой рукой мятежа в столице. Казачья артиллерия разрушила здание меджлиса. Почти 100-тысячная персидская армия изъявивши покорность своему монарху. Она состояла тогда из 72 печатных (сарбазских) полков (фоуджей) по 100-200 человек в каждом. Командование ими передавалось по наследству, поэтому полками нередко командовали мальчики 8-10 лет.

Иррегулярная кавалерия набиралась из кочевников бахтияр, курдов и туркмен во главе с племенными вождями. Генерал Косоговский, командир казачьей бригады так оценил состояние одного из курдских конных полков шахской армии: «Небезопасны даже для своих. Совершенно к службе непригодны».

Персидская артиллерия состояла из двух сотен орудий, преимущественно бронзовых, заряжаемых с дула. Орудийные расчёты «блистали» своей необученностью. Но в тегеранском арсенале хранилось до 50 скорострельных полевых и горных орудий Шнейдер-Крезо, для которых не находилось обученных пушкарей.

Шахской казачьей бригаде приходилось постоянно бороться с различными разбойными шайками. Так, осенью 1912 года был схвачен и по приговору военно-полевого суда повешен знаменитый разбойник Исмаил-Ходжи, уроженец Эриванской губернии, бежавший с каторги и разыскиваемый кавказскими властями России.

Русский вице-консул в персидском городе Хое так характеризовал главаря разбойников Исмаил-Ходжи: он «зарекомендовал себя перед революционным персидским сбродом особой жестокостью в истреблении русских солдат, попавших в руки тавризских защитников персидской конституции».

Чтобы оказать шахской администрации помощь в наведении порядка в стране, кавказский наместник в Тифлисе граф Воронцов-Дашков направил в Персию в 1909 году под начальством генерал-майора Снарского отряд в составе 2 батальонов стрелков, 4 казачьих сотен кубанцев и терцев, 3 артиллерийских батарей — скорострельной, горной и гаубичной. Затем отряд пополнили ещё казаками. В следующем году был поставлен вопрос о выводе русских войск с иранской территории, но обстановка к тому явно не располагала.

Генерал Самсонов в отчёте за 1910 год о действии русских экспедиционных войск в Персии писал следующее:

«...Мы всегда стремились поскорее вернуть наши войска обратно (в Россию. — А.Ш.). Местное население, не разбираясь в тонкостях политических соображений, всякий раз видит в этом якобы нашу слабость, наше поражение...

Азиат покоряется только силе и никаких других высших, а тем более гуманных и рыцарских соображений, не понимает».

Император Николай II, ознакомившись с самсоновским отчётом, собственноручно написал на нём одно-единственное слово:

«Верно».

Революционные события в Персии в 1911-1912 годах заставили Россию увеличить численность экспедиционных войск в этой стране. На её территорию были введены дополнительно казачьи полки и сотни Кубанского, Терского и Семиреченского войск, артиллерия, несколько стрелковых батальонов.

Произошло немало боев из числа скоротечных и малых, но были и серьёзные нападения на русские воинские отряды в городах Тавризе и Реште. Постепенно движение фидаев пошло на убыль.

В декабре 1911 года военный министр России В. А. Сухомлинов докладывал председателю Совета министров В. Н. Коковцеву о положении дел в Персии следующее:

«...Считаю настоятельно необходимым скорейшую выработку указаний для действий войск в Персии, а также для усиления их. Для сей последней цели необходимо или немедленное объявление частичной мобилизации войск КавВО или же перевозка на Кавказ потребного числа не мобилизованных войск из Европейской России».

Это было то указание министра, которое в следующем году пришлось выполнять новому начальнику штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанту Н. Н. Юденичу.

Тогда же Коковцев получил и донесение из Тифлиса от генерал-адъютанта графа Воронцова-Дашкова. В нём с тревогой говорилось:

«Российский генеральный консул в Азербайджане (иранском Южном Азербайджане. — А.Ш.) указывает на факт пребывания в настоящее время в пределах Персии значительного числа русских подданных армян, грузин, татар (азербайджанцев), участвовавших в революционном движении в России, а затем скрывшихся в Персии, где они играют руководящую роль в происходящей там смуте».

Тот же Воронцов-Дашков в декабре 1911 года требовал самых решительных действий со стороны русских экспедиционных войск. В телеграмме из Тифлиса в Санкт-Петербург кавказский наместник требовал от начальника Генерального штаба:

«...Дерзкое нападение на наш отряд в Тавризе и истязание раненых требует примерного возмездия, почему полагаю предложить генералу Воропанову... взорвать цитадель и учредить полевой суд, в котором судить всех зачинщиков нападения, виновных в истязании раненых...

Приговоры немедленно приводить в исполнение...

Безусловно необходимо взыскать с населения Тавриза значительную денежную сумму для обеспечения семейств убитых и раненых...

Признаю необходимым такие же меры применить в Энзели, Реште и других пунктах Персии, где были случаи оскорбления и убийства русско-подданных».

Наличие русских войск в Персии и особенно наличие их в иранском Курдистане, на границе с Турцией, вызвало негативную реакцию со стороны союзников России. В одном из донесений военных агентов (военных атташе), поступившем в штаб Кавказского военного округа, сообщалось следующее:

«Французы, немцы и англичане турок не опасаются, но увеличение мощи России в Курдистане — это своего рода кошмар для наших союзников».

В начале 1912 года турецкие войска переходят линию государственной границы с Персией и занимают горные перевалы между Хоем и Дильманом, полосу к западу от караванного пути Хой — Урмия. Всего границу перешло 6 тысяч пехоты при 12 скорострельных орудиях, пулемётная рота, кавалерия.

Тогда русское командование стало вытеснять турецкие войска из Персии. Генерал Масловский, находившийся тогда на месте этих действий, так описывал те события в ходе экспедиций русских войск к турецко-иранской границе:

«...К намеченному отряду турок направлялся внезапно и скрытно отряд из трёх родов оружия, силою значительно больше турецкого. Отряд выступал вечером, с расчётом подойти к туркам до рассвета. При приближении к турецкой заставе или отряду, наш отряд выделял из себя заставу, сильнейшую турецкой, и направлял её обходом с задачей отрезать туркам путь отступления в пределы Турции.

Заняв удобный для наблюдения и обороны пункт, эта наша застава водружала на видном месте русский флаг. То же делал и остальной отряд, расположившийся перед фронтом турок. С наступлением утра, пробуждавшаяся турецкая часть, к своему изумлению и испугу, обнаруживала один, а потом и другой русские отряды.

При первой экспедиции, турецкий начальник, выйдя с белым флагом в сопровождении нескольких человек, в энергичных выражениях потребовал объяснения, на каком основании русские войска выставили свои заставы и отряды на их территории. На это начальник русского отряда спокойно ответил, что территория не турецкая, а персидская, и раз турки выставили свои отряды и заставы, то тоже будут делать и русские. При этом турецкому офицеру было объяснено, что впредь наши заставы никого не будут пропускать из Турции, т.е. ни подкрепления, ни снабжения. Турецкий офицер удалился и после короткого размышления увёл свой отряд на соседний турецкий пост...

После этого случая турецкие части почти всегда, очевидно получив инструкции из Турции, уже ничего не спрашивали, а, завидев утром русские войска, снимались и уходили кружным путём в Турцию.

Таким образом, мирным путём, без дипломатических осложнений, одной угрозой, наши части к концу июня 1912 года очистили весь западный Азербайджан (провинция в Иране. — А.Ш.) от турецких войск».

На протяжении всех 1912 и 1913 годов из русских отрядов на персидской территории приходили в штаб Кавказского военного округа донесения о боевых столкновениях. Так, в одном из них сообщалось:

«Для уничтожения шайки был выслан разъезд в 45 казанков от 3-й сотни 1-го Таманского полка под командой подъесаула Кобцова. Разбойники были настигнуты, в перестрелке 8 чел. убиты, отобраны 4 винтовки, 4 револьвера, 10 лошадей. У нас убитых и раненых нет.

Генерал-майор Редько».

Боевые столкновения происходили не только на суше, но у берега Каспия. В одном таком столкновении приняла участие канонерка «Ардаган», пришедшая на помощь сотне казаков, которые подверглись нападению у Лерасы «местных разбойников». Моряки-каспийцы докладывали об этом боевом эпизоде следующее:

«Секретная телеграмма командира канонерской лодки «Ардаган» капитана 2-го ранга Вейнера из Энзели от 6-го апреля 1912 г. за № 338.

Морскому министру.

Пришёл в Лисар 4 апреля. Конвоировал фураж Талышского отряда, идущий на киржимах (большие мореходные лодки. — А.Ш.). Став на якорь, по мне открылся беглый огонь из домов селения, стрельба холостым снарядом не подействовала. Защищая казаков, могущих попасться в плен ввиду дальности главного отряда, дал 8 боевых выстрелов, после чего нападающие отошли в лес. Ранен нападающими 1 казак. Мною разрушен один дом перса.

Вейнер».

Турецкое командование внимательно следило за действиями русских войск на персидской территории. Для штаба Кавказского военного округа это большим секретом не являлось, так на стол генерал-лейтенанта Н. Н. Юденича в самые первые дни его пребывания в Тифлисе, легло сообщение. Суть его состояла в следующем.

Турки постоянно посылали в «командировки» разведывательного и ознакомительного назначения своих военачальников. Те изучали театр будущих военных действий и тактику русских отрядов, налаживали отношения с местными протурецкими силами. Так командующий 11-го турецкого корпуса, расквартированного тогда в районе города Ван, Джабир-паша совершил инкогнито поездку в Урмийский район.

При возвращении в Турцию Джабир-паша заявил французскому вице-консулу (немало поразив того сказанным) следующее:

«...Убедившись на деле, что такое персидская конституция и какая анархия царит в Персии, я лично считаю, что приход русских войск в Персию есть проявление человечности и гуманности, а не результат каких-либо агрессивных намерений».

Подобную информацию с сопредельной стороны (то есть Турции) разведывательный отдел штаба Кавказского военного округа добывал не раз. Известно, например, высказывание в Стамбуле одного из султанских сановников: «Русские поступают в Персии очень умно и осторожно, а потому симпатии почти всего населения на их стороне».

Особенно много хлопот русским войскам на иранской земле и, соответственно штабу кавказских войск в Тифлисе, доставляли воинственные, не подчиняющиеся Тегерану полукочевники-шахсеваны. В переводе с персидского «шахсеваны» означают «любимцы шаха». В начале XVI столетия эти племена были искусственно образованы из самых храбрых родов Персии шейхом Сефи, как надёжная опора воцарившейся династии Сефеидов.

Шахсеваны (всего до 60 тысяч человек) заселяли северо-восточную часть иранского Азербайджана — между горным хребтом Савелан и городом Ардебилем. Они делились примерно на 50 родов, во главе которых стояли беки. Мужская часть населения была сплошь вооружена и могла выставить до 12 тысяч всадников.

Даже при присутствии на территории Персии русских войск шахсеваны продолжали совершать разбойные нападения на мирные селения возле резиденций самих шахских генерал-губернаторов. Действовали они почти безнаказанно, особенно прославил себя перед Первой мировой войной Мамед-кули-хан, называвший себя Мамед-кули-шахом.

Шахские власти долго ничего не могли с ним поделать и смогли схватить, лишь заманив шахсеванского хана в ловушку, после чего публично повесили. По этому поводу российский пограничный с Персией комиссар докладывал в Тифлис:

«...Бежавшие из Тегерана главнейшие виновники грабежей и убийств на границе Мамед-кули-хан и 9 шахсеванских вождей сегодня прибыли в Астару (иранский город на границе с Россией. — А.Ш.), арестованы».

Перед новой войной с Турцией, в близости которой в высшем командовании России мало кто сомневался, кавказского наместника Воронцова-Дашкова и генерал-лейтенанта Юденича заботила позиция курдских племён, проживавших на территории Персии. Они имели прямые отношения с племенами курдов, проживавшими на территории восточной Турции и дававшими в султанскую армию многотысячную иррегулярную конницу.

Юденич, равно как и его предшественник на посту начальника штаба Кавказского военного округа, усиленно собирал информацию о племенах куртинцев (курдов) не только Турции, но и Персии. Так, в одной из собранных характеристик племенных вождей говорилось следующее:

«Селим-паша — около 70 лет, отличается вероломным характером. Во время последней Русско-турецкой войны был на русской стороне, в отряде Тер-Гукасова, но бежал к туркам. В случае войны, вероятно, воздержится от решительных действий, а затем перейдёт на ту сторону, где будет сила и успех;

Дервиш-Хамед-бей — около 50 лет, с разбойными наклонностями, фанатик;

Хаджи-Муса-бей — влияние его распространяется как на курдов, выставивших полки лёгкой конницы, так и на остальных. Уверяет, что достаточно лишь простого его распоряжения, чтобы поднять восстание. Курды пойдут за ними и в огонь, и в воду».

Из Тифлиса в Генеральный штаб Российской Императорской армии, в его главное управление, за подписью генерал- лейтенанта Н. Н. Юденича из Тифлиса была отправлена не одна телеграмма о боевых делах кавказских войск на сопредельной персидской территории. Так, в одной из них говорилось:

«...Отряд в составе 5 сотен 1-го Лабинского полка, 2 сотен 1-го Екатеринодарского полка, 6 рот 205-го пех. Шемахинского полка, 6 рот и 2 пулемётов 206-го пех. Сальянского полка, 4-х пулемётов 81-го пех. Апшеронского полка, 6 горных орудий 52-й арт. бригады и команды сапёр 2-го Кавказского сапёрного батальона выступил из Ардебиля для наказания шахсеван, за дерзостные их выступления против наших войск.

Генерал Юденич».

На одной из таких телеграмм император Николай II начертал собственноручно следующее:

«Нужно, чтобы наши экспедиционные или карательные отряды были таковыми, не с одною доблестью, но и по своей силе».

Штаб Кавказского военного округа доносил в столицу о бое с шахсеванами на Ахбулахском перевале экспедиционного отряда под командованием генерала Фидарева во всех подробностях, особо отмечая мужественные поступки казаков-кубанцев:

«...Командующий сотней подъесаул Баштанник, желая выяснить обстановку, выскочил вместе с одним казаком на несколько сот шагов вправо, на имевшуюся там седловину. Седловина эта оказалась занятой шахсеванами, которые открыли огонь почти в упор. Подъесаул Баштанник, видя себя в критическом положении, соскочил с лошади, залёг в лощину и начал отстреливаться, потеряв из виду бывшего с ним казака Кононенко. Сделав несколько выстрелов, он был ранен в указательный палец правой руки, после чего, потеряв возможность отстреливаться, начал ползком отходить к своим, причём был контужен под челюсть, в грудь и левую ногу. Не имея сил уйти самому от наседавших шахсеван, подъесаул Баштанник стал звать на помощь.

Взвод хорунжего Крамарова с присоединившейся частью людей полусотни подъесаула Баштанника, под командой подъесаула Кирпы, заняли другую седловину и, спешившись, отбивали усилившихся шахсеван ружейным огнём.

1-я сотня, находящаяся правее подъесаула Кирпы, сбив отдельных всадников, продвинулась на следующие высоты и, заняв их, удерживала натиск, не давая обойти правый фланг.

...призыв о помощи подъесаула Баштанника, окружённого шахсеванами, услышал подъесаул Крыжановский, который с конным вестовым поскакал по направлению криков и вместе с подоспевшим к нему с несколькими казаками хорунжим Брагуновым разогнал нападавших шахсеван. Недалеко от подъесаула Баштанника был найден тяжелораненый казак Кононенко.

...С наступлением сумерек, хорунжий Крамаров с урядником и казаком, видимо, увлёкшись преследованием, были отрезаны шахсеванами, что выяснилось только при сборе всех частей к перевалу. Тотчас же на розыски была послана Специальная команда разведчиков, которая нашла их убитыми и ограбленными вблизи сел. Берзенд.

Потеря отряда за время боя: убиты — 1 офицер, 4 казака; ранен — 1 офицер.

Полковник Букретов».

В бою на Ахбулахском перевале конные отряды шахсеван были разгромлены только к вечеру, настолько упорной оказалась та схватка в горах недалеко от российской границы.

Вскоре из Тифлиса в столицу на имя главы военного министерства от кавказского наместника была послана телеграмма:

«...Генерал Фидаров телеграфирует, что шахсеваны настолько серьёзно разгромлены, что не помышляют о сопротивлении. Для захвата партии главарей... двинулся из Хиова «горы (к горному хребту Савелан. — А.Ш.) отряд полковника Кравченко... шахсеванами сдано около 1000 винтовок.

Граф Воронцов-Дашков ».

Через некоторое время в городе Ардебиле все ханы шахсеванских племён дали клятву: впредь, ни при каких обстоятельствах не поднимать оружие против русских. На границе России с Персией наступило спокойствие.

Любопытно отметить, что шахсеваны после военного поражения от русских неоднократно высказывали желание стать вместе с их землями подданными Российской империи. Но Южный Азербайджан, в отличие от Северного, так и остался одной из провинций шахского Ирана.

Однако на этом боевые столкновения в местах проживания родов шахсеван не закончились. Через Тифлис в российскую столицу поступил, например, такой документ:

«Его Императорскому Величеству.

...Казвин Персия. Командир 1-го Кизляро-Гребенского ген. Ермолова полка ТКВ (Терского казачьего войска).

Рапорт

Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу, что командир дивизиона вверенного мне полка... получил донесение от разведчиков 5-й сотни о том, что сел. Чайнаки занято персидскими мятежниками с присоединившимися к ним шахсеванами, всего около 600 человек, и о том, что шайкой этой предполагается сделать нападение на дивизион, решил предупредить это и самому напасть на шайку.

Вызвав из порта Энзели канонерскую лодку «Красноводск» для совместных действий с дивизионом со стороны моря, на рассвете, подойдя к сел. Чайнаки, повёл наступление. В то же время с «Красноводска» по мятежникам был открыт орудийный огонь. Спешенный дивизион в числе 125 казаков бросился в селение, из которого мятежники открыли сильный огонь, но были выбиты, отступили в горы, где и рассеялись.

В дивизионе смертельно ранен казак 4-й сотни Ерёмин. Со стороны мятежников убито 26 и ранено 31.

Казак Ерёмин происходит из казаков ст. Червленной Кизлярского отдела Терской области.

Полковник Рыбальченко».

Этот рапорт — боевое донесение командира терского казачьего 1-го Кизляро-Гребенского полка был прочитан императором Николаем II. Об этом свидетельствует надпись на документе, сделанная рукой военного министра России генерала от кавалерии Сухомлинова:

«Его Величество изволил читать...»

Заключительным аккордом в наведении порядка на персидской территории южнее границы России стало следующее донесение начальника штаба Кавказского военного округа в главное управление Генерального штаба. Юденич представил список 22 шахсеванских ханов и беков, оставленных заложниками в городе Ардебиле.

Действия русских войск на территории Ирана перед Первой мировой войной не носили официальный характер, поэтому историки считают их «Секретной персидской экспедицией».

В Персии постепенно установился относительный порядок. В городах не вспыхивали больше беспорядки, которые выплёскивались с базаров на улицы. По дорогам не рыскали разбойные отряды кочевников, притихли шахсеваны и курды. Шахские генерал-губернаторы стали собирать налоги, меджлис стал послушен иранскому монарху.

Обо всём этом хорошо были осведомлены должностные лица в Тифлисе. Там понимали, что присутствие большого числа русских войск по ту сторону реки Араке затянулось. По этому поводу и состоялся разговор начальника окружного штаба Юденича с наместником графом Воронцовым-Дашковым:

— Ваше превосходительство, позвольте доложить вам последние донесения из наших войск в Персии.

— Есть что-то новое, Николай Николаевич?

— Да, там ситуация изменилась к лучшему.

— В чём это выразилось?

— Донесения последних недель из всех экспедиционных отрядов свидетельствуют, что разбойные отряды рассеяны, а шахские чиновники начинают исполнять свои обязанности.

— А в Тегеране, при шахском дворе это ощущается или нет?

— Илларион Иванович, по донесениям нашего военного агента в персидской столице шахская казна начала пополняться. Выплачена задолженность полкам Персидской казачьей бригады. Часть жалованья получил и тегеранский гарнизон.

— Это действительно дело. Что ещё сообщается командирами отдельных отрядов?

— На каспийском побережье прекратились нападения на местных купцов, что торгуют шёлком.

— Тоже приятная новость.

— В городах Южного Азербайджана прекратили вооружённое сопротивление мятежники-федяи.

— В каком теперь состоянии эти персидские революционеры? Есть такая информация?

— Есть, Илларион Иванович. Наши казаки часть отрядов федяев разоружили. Часть рассеялась в сельской местности, особенно в горах. Ну и шахские власти немало перевешали главных зачинщиков беспорядков в северных городах, в Гиляне и других провинциях.

— А что племена куртинцев, Николай Николаевич? Вот кто постоянно настроен на возмущение.

— Персидский Курдистан утих. После того как мы вытеснили оттуда обратно в Турцию султанские войска, курдские вожди заверили Тегеран в своей покорности и лояльности.

— Несколько ранее было донесение наших агентов о том, что какой-то турецкий мулла обращался с письмом к муллам Хоросана. Как там обстановка на сей день?

— Совершенно спокойная, ваше превосходительство. О том я имею самую исчерпывающую информацию из штаба Туркестанского военного округа.

— Хорошо. А что с племенем туркмен-йомудов?

— Они прекратили разбои в Хоросане. В Туркмению не пошли, поскольку в Каши стоит конный Текинский дивизион. Текинцы знают пустыню как свои пять пальцев. У них под носом не уведёшь на ту сторону даже маленького стада овец.

— Так что мы будем делать с нашей военной экспедицией в Персии, Николай Николаевич?

— Пора войска выводить оттуда на Кавказ. Прежде всего, всю пехоту и артиллерию. А потом и почти все казачьи полки.

— Почему почти все?

— Несколько полков полностью или по несколько сотен от них придётся на время ещё оставить, ваше превосходительство.

— Что вас беспокоят там, за Араксом, генерал?

— Всё та же Турция, Илларион Иванович.

— А что от неё в Персии нам приходится ждать, на ваш взгляд?

— Ну прежде всего в случае войны султанские паши и их германские советники постараются ударить нам во фланг из-за Аракса. А оттуда и до Баку рукой подать, особенно конницей. Та легко пройдёт через Муганьскую степь.

— А что ещё турки могут предпринять против нас в Персии?

— Вне всякого сомнения, попытаются перетянуть на свою сторону курдские племена, других кочевников.

— О том есть сведения?

— Да, ваше превосходительство. Разведывательный отдел штаба округа имеет информацию, что турецкая агентура и германцы в Персии весьма активно ведут себя среди племён близ городов Кум и Хамадан.

— Однако курдские вожди публично заявили о своей покорности. А у шахсеван мы отобрали столько винтовок и прочего оружия, что им нечем будет воевать.

— Оружие кочевники могут купить на турецкие или немецкие деньги: его продаётся на персидских рынках много. И всё больше появляется современных ружей.

— Каких?

— Больше всего немецких и английских винтовок. Торгуют даже нашими трёхлинейками и берданками.

— Так какое же ваше личное мнение: будут кочевники выступать на стороне турок в случае войны или нет?

— Думаю, что сразу не будут.

— Почему так?

— Поостерегутся. Будут выжидать, чья сила будет брать, к тому и перекинутся.

— Или кто больше заплатит вождям, Николай Николаевич?

— Точно так, ваше превосходительство. Восток в своём поведении не меняется с веками.

— Это верно. Так что же будем делать с нашей секретной персидской экспедицией?

— Выводить надо её почти всю. Сегодня вечером я представлю на ваше утверждение состав оставляемых в Персии казачьих отрядов и их диспозицию.

— Кто там будет за старшего из наших генералов?

— Генерала предлагаю оставить за Араксом только одного.

— Кого, наверно, Чернозубова?

— Да, его. На войне в горах он не оплошает, хотя сам степной донской казак.

— Предложения окружного штаба на сей счёт Генеральному штабу, военному министру и премьеру Коковцеву подготовлены?

— Да, ваше превосходительство. Прошу ознакомиться с ними, когда вам будет угодно.

— Хорошо. Я со своей стороны снесусь с государем императором. Думаю, что он наверняка одобрит наши предложения по Персии.

— Дай Бог. Те войска нужны теперь здесь, под Карсом и у Михайловской крепости.

— Что ж, не надо тогда откладывать дела в долгий ящик. Николай Николаевич, готовьте приказ за моей подписью.

— Завтра утром он будет мною вам представлен, ваше Превосходительство...

В последних числах декабря 1913 года на правительственном уровне и у императора Николая II было решено вывести из Персии большую часть русских экспедиционных войск. По этому поводу министр иностранных дел России Сазонов сообщал главе военного министерства генералу от кавалерии Сухомлинову:

«...Наступившее в последнее время известное успокоение в политической жизни в Персии дало мне повод пересмотреть основания командировки Казвинского отряда и пребывания его на персидской территории, причём но сношении с наместником БИВ на Кавказе выяснилось, что мы могли бы сократить отряд до состава одного казачьего полка...

Изложенные соображения... удостоились Высочайшего одобрения.

Уменьшение Казвинского отряда является тем более своевременным, что Шахское Правительство уведомило нас о своём решении удвоить численность Тавризского отдела Персидской казачьей бригады, доведя таковой до 1.288 человек, с просьбой командировать в Персию 2 русских офицеров и 4 урядников для инструктирования...»

Начальнику штаба Кавказского военного округа генерал- лейтенанту Николаю Николаевичу Юденичу, много сделавшему для успешного завершения «Секретной персидской экспедиции», из Санкт-Петербурга было приказано оставить на иранской территории с 1 января 1914 года следующие воинские силы (отозвав остальные в российские пределы):

Азербайджанский отряд в составе кубанского 1-го Полтавского казачьего полка и двух терских казачьих полков — 1-го Сунженско-Владикавказского и 1-го Горско-Моздокского (три сотни);

Ардебильский отряд (против шахсеван) из двух кубанских казачьих полков — 1-го Черноморского и 1-го Запорожского (три сотни);

Казвинский отряд из 1-го Кизляро-Гребенского полка терских казаков.

Одновременно с казачьей конницей Кавказского военного округа на персидской территории от войск Туркестанского военного округа оставлялись два отряда: Астрабадский (две казачьи сотни кубанского 1-го Таманского полка) и Хоросанский из четырёх сотен 1-го Семиреченского казачьего полка.

Успех русской «Секретной персидской экспедиции» не преминули отметить и оценить в Стамбуле, в Генеральном штабе турецкой армии, где уже вовсю трудились многочисленные германские советники. Русские военные агенты в одном из донесений в штаб Кавказского военного округа сообщали действительно ценное:

«Расчёты турок на персидских курдов пошатнулись, а решительное выступление России в Азербайджане дало понять, что турки зашли слишком далеко со своими планами, что карты их открыты и что практичнее будет отложить свои упования на будущее время, когда обстоятельства окажутся для них благоприятными...»

К моменту начала войны Турции против России в Персии «все отряды остались лишь обозначенными или были постепенно ликвидированы» в первой половине 1914 года.

К началу войны на Кавказе русское командование сохранило в Персии лишь один-единственный экспедиционный отряд — Азербайджанский генерала Чернозубова. По этому неводу историк-белоэмигрант Е. В. Масловский справедливо отмечал:

«...В случае войны с Турцией было необходимо для обеспечения левого фланга развёртывания Кавказской армии «меть наши войска выдвинутыми вперёд, на персидской территории. Угрозы создания в этом районе турецко-германского плацдарма для будущих военных операций против России более не было. С началом войны с Турцией операционное направление Мосул-Урмия-Джульфа (географически расположенное на территории современных Ирака и Ирана. — А.Ш.) оказалось занятым нашими войсками».

Здесь надо отдать должное несомненным достоинствам будущего главнокомандующего Отдельной Кавказской армией и Кавказского фронта Николая Николаевича Юденича. Ещё не состоявшийся русский полководец Первой мировой войны словно «в воду глядел». Он и его соратники сумели обеспечить полную безопасность линии фронта кавказских войск на его левом фланге, со стороны Персии...

Другой «головной болью» командования русских войск на Кавказе в лице царского наместника и его начальника штаба стала доживавшая свой исторический век султанская Турция. Её поражение в Первой Балканской войне побудило правительства Германии и Австро-Венгрии приступить к составлению секретных планов раздела не только европейских, но и азиатских территорий Оттоманской империи.

Это было уже прямой угрозой национальной безопасности России. В Санкт-Петербурге желали видеть на своих южных границах государство турок, а не германцев и австрийцев.

Посол Германии в Стамбуле (Константинополе) Г. Вангенгейм во второй половине января 1913 года докладывал секретной депешей в Берлин:

«Малая Азия уже теперь во многих отношениях похожа на Марокканскую империю до Алжесирасской (1856 года. — А.Ш.) конференции. Быстрее, чем думают, на повестку дня может встать вопрос о её разделе... Если мы не хотим при этом разделе остаться с пустыми руками, то мы должны уже теперь прийти к взаимному согласию с заинтересованными державами, а именно с Англией».

Такого же мнения придерживался и германский рейхсканцлер Теобальт Бетман-Гольвег, творец немецкой имперской политики в преддверии и ходе Первой мировой войны. Однако исторический опыт учил берлинских дипломатов, что любые «урезания» территории Оттоманской Порты не могли происходить без участия Российской империи.

Правительства Австро-Венгрии и Германии настойчиво пытались вовлечь Россию в раздел Балкан и Ближнего Востока на сферы влияния. Царское же правительство, напротив, было заинтересовано в целостности малоазиатской части Османского государства.

Было известно, что германские военные советники и ближайшее султанское окружение Решада Мехмеда V подталкивало главу турецкого государства к войне с Россией. Когда об этом впервые завели разговор, султан в ужасе воскликнул:

— Воевать с Россией! Да её трупа одного достаточно, чтобы нас сокрушить!

На что султану-калифу сразу же подобострастно ответили:

— Вы, ваше величество, как всегда правы. Но сейчас этот труп готовы вместе с нами поднять на штыки германская и австрийская армии. С ними русской армии не совладать.

— Вы уверены в этом?

— О том, что сейчас русскому медведю не устоять — говорит пол-Европы, а не только Берлин и Вена, ваше султанское величество.

— Хотелось бы верить в такое чудо. Если только оно возможно, господа германские советники...

В Санкт-Петербурге внимательно следили за дипломатической активностью Вены и Берлина. Председатель Совета Министров С. Д. Сазонов 23 ноября 1912 года представил императору Николаю II докладную записку. В ней российский премьер прямо говорил:

«Скорое распадание Турции не может быть для нас желанным... Это таит для России военную угрозу...»

Сазонов, опытный государственник-дипломат, предостерегал российского самодержца от опрометчивых шагов и одновременно указывал министру иностранных дел:

«Весь расчёт Вены и Берлина строится на попытке подорвать доверие Балканского союза к России...

Австро-Венгрия хочет получить свободу рук на западе Балкан, выдвигая иллюзорную для России приманку в районе проливов...

Мы не можем остановиться на почве компенсаций, которые невыгодно отразились бы на положении балканских государств».

Одним словом, официальная позиция России в этом вопросе оставалась прежней. По мнению Санкт-Петербурга проливы Босфор и Дарданеллы и достаточная для их обороны зона на Балканском полуострове должны принадлежать Турции и никакому другому государству Европы.

В конце 1913 года русско-турецкие отношения заметно осложнились. Вызвано это было тем, что Турция переориентировалась на военный союз с Германией. Как стало известие великому князю Николаю Николаевичу-Младшему, дяде здравствующего императора, от заграничной агентуры, в середине декабря в Турцию прибыла новая германская военная миссия. Её возглавлял опытный штабной работник генерал Лиман фон Сандерс. На него возлагалась реорганизация султанской армии и определение размеров немецкой помощи султанской армии и флоту. Это становилось серьёзным сигналом об опасности для России.

Информация, полученная из Санкт-Петербурга, сразу же легла на стол начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта Юденича. Он вызвал к себе начальника разведывательного отдела штаба:

— По данным из столицы, в Стамбуле появился немецкий генерал фон Сандерс. Надо собрать о нём полнейшую информацию.

— Что вас больше интересует, Николай Николаевич?

— Круг интересов в турецкой армии, его аппарат из германских офицеров и стиль работы.

— Что ещё?

— Деятельность немецких советников в тех войсках, которые находятся вблизи нашей государственной границы.

— Будет исполнено. Могу доложить, что первые подобные сведения в отдел уже поступили...

В генерале от кавалерии Лимане фон Сандерсе Юденич не случайно увидел опасного противника. Выпускник военной академии имел прекрасный послужной список. Командовал гусарским полком, кавалерийской бригадой, был начальником дивизии. Работал на различных штабных должностях. В 1911 году был произведён в генерал-лейтенанты.

Фон Сандерс придерживался прогрессивных взглядов на развитие военного дела и оперативного искусства. На уходящую в историю кавалерию не уповал, с интересом присматривался к «механическим» средствам ведения войны. Среди германского высшего генералитета пользовался немалым авторитетом.

В декабре 1913 года 58-летний Лиман фон Сандерс направляется в Турцию как глава германской военной миссии. (В августе 1914 года в её состав входило 70 немецких офицеров, в конце Первой мировой войны — 800.) Руководил реорганизацией турецкой армии и до, и в ходе войны. Одновременно ему было поручено командование 1-м армейским корпусом, расквартированным в Константинополе, в результате чего после заявления протеста российским Министерством иностранных дел возник серьёзный дипломатический кризис.

О том, какова была роль германского генерал-лейтенанта в военной системе султанской Турции, свидетельствует следующий факт. Ещё до начала Первой мировой войны, в январе 1914 года, Лиман фон Сандерс за заслуги в модернизации султанского войска производится в муширы — маршалы Турции и назначается генерал-инспектором её огромной армии.

Когда в Тифлис пришло сообщение о том, что германский генерал назначен командиром 1-го армейского корпуса Турции, Юденич сказал Воронцову-Дашкову:

— Ваше превосходительство, это для нас означает одно — Германия стала хозяйкой черноморских проливов.

— Николай Николаевич, а не сгущаете ли вы краски на сей счёт?

— Никак нет, Илларион Иванович. Теперь можно ждать скорого появления германских тяжёлых кораблей в Черном море.

— Но султанское правительство вряд ли решится их пропустить. Ведь это будет означать прямой вызов России.

— Через Босфор и Дарданеллы германские крейсера пройдут к нашим берегам совершенно беспрепятственно. А что касается вызова, то назначение Лимана фон Сандерса командиром самого сильного турецкого корпуса — уже есть вызов нам.

— Что вы предлагаете предпринять в связи с этим?

— Надо подумать о более надёжной защите черноморского кавказского побережья от ударов с моря. Особенно позаботиться о Батуме и Туапсе с их портами.

— Что ж, Николай Николаевич, по всей видимости, вы правы. Тогда принимайте необходимые меры. На ваше усмотрение.

— Будет исполнено, ваше превосходительство.

— А я со своей стороны сообщу о том лично императору и Государственному совету...

О миссии Сандерса в штабе Кавказского военного округа имелась исчерпывающая информация. Она была получена почти одновременно от двух российских дипломатов, аккредитованных в Стамбуле — посла Гирса и военно-морского агента (атташе) Щеглова. Первоначальная численность новой германской миссии в Турции определялась человек в сорок. Но только первоначальная. Немецким офицерам предоставлялось право совмещать функции инструкторов с командными.

Глава миссии Лиман фон Сандерс становился командующим 1-м столичным корпусом, который занимал укрепления на берегах Босфора и вокруг Стамбула. В составе этого корпуса создавалась образцовая дивизия из всех родов оружия во главе опять же с германским офицером. Немецкие офицеры ставились во главе всех военных школ Турции.

Более того, все назначения на высшие должности в армии и производства в новые воинские знания отныне делались не иначе как по утверждению военной миссии Германии в Стамбуле. Такого иноземного засилья армия и флот Турции ещё не знали. Резюмируя своё, о том донесение, российский посол Гире обращал внимание на другую сторону «дела о миссии Сандерса»:

«Всё это означает, что в случае наших десантных операций в районе Босфора в будущем мы встретим здесь германский корпус...»

Личность Лимана фон Сандерса стала постоянным предметом обсуждений в Тифлисе. Его деятельность в Турции всё больше и больше озадачивала и Воронцова-Дашкова, и Юденича. В один из дней между ними состоялся следующий разговор:

— Николай Николаевич, не могу не ознакомить вас с письмом, которое я только сегодня получил от Сазонова, нашего министра иностранных дел. Будьте любезны, ознакомьтесь с ним.

— Он опять пишет вам, Илларион Иванович, о фон Сандерсе?

— Да, всё о том же. Читайте.

Юденич взял пространное письмо, одна из страниц которого была отмечена красными чернилами, и стал читать выделенное специально для него место:

«Всё практическое значение военной миссии генерала Лимана фон Сандерса сводится для нас к тому, что если у кого-либо в России ещё есть сомнения относительно истинных целей германской политики на Ближнем Востоке, то обстановка, в которой была задумана и приведена в исполнение означенная миссия, положила конец всяким неясностям и недоразумениям ».

Заметив, что Юденич кончил читать и о чём-то задумался, Воронцов-Дашков нетерпеливо спросил его:

— Так что вы на сей счёт скажете, Николай Николаевич?

— Только то, что Турция будет при всех невыгодах для неё большой войны стоять на стороне Германии.

— Вы в этом уверены?

—Думаю, что иного развития событий у границ Кавказского края в скорое время не предвидится, Илларион Иванович.

— Я рад, что мы с вами единого мнения о миссии Сандерса и повороте Стамбула окончательно к Берлину...

Разведывательная информация о деятельности германской миссии в Стамбуле заставила штаб Кавказского военного округа усилить работу по подготовке будущего театра войны. Улучшались дороги, создавались по возможности запасы армейского снаряжения. Проводилось уточнение первоочередного призыва запасников. Решались вопросы расквартирования возможных новых воинских частей. Многое приходилось «выколачивать» из столичного военного ведомства.

Юденич самым серьёзным образом позаботился об ускорении картографических съёмок приграничной полосы. Он при этом вспоминал своё командование 18-м стрелковым полком на войне в Маньчжурии, особенно в её начале. Тогда не то, что карт мест предполагаемых боев не поступало в полк — не было даже карт китайских провинций с городами и городками, основными дорогами.

Надо сказать, что военно-топографический отдел окружного штаба на сей счёт действительно расстарался. Когда Юденич ознакомился с представленными ему картами Закавказья и прилегающих к нему районов Турции и Персии, то он не смог скрыть своего удивления:

— Такие бы карты генералу Куропаткину и мне, как полковому командиру в 1904-м... Не могу не похвалить вас, господа топографы.

Карт Кавказа в штабе округа было целых пять:

Двухвёрстная карта, составленная по материалам инструментальных съёмок 1866 года в масштабе одна верста в дюйме, изданная в два цвета.

Пятивёрстная карта с прилегающими к Кавказу частными Турции и Персии. К ней был отпечатан алфавитный указатель на 307 страницах с 34 тысячами географических названий.

Десятивёрстная, схожая с пятивёрстной картой.

Двадцативёрстная карта, отпечатанная в три цвета. Она имела стратегическое «звучание» для работников больших Штабов.

И наконец, крупномасштабная 40-вёрстная карта Кавказа и прилегающих частей Турции и Персии, напечатанная в три цвета, с выделением красным цветом областных и губернских границ.

Довольный Юденич имел серьёзную беседу с начальником окружного военно-топографического отдела генерал- майором Н. О. Щеткиным:

— Господин генерал, не могу не заметить образцовости работы ваших топографов. Сегодня смотрел карты — рад был, слов нет.

— Благодарю вас, Николай Николаевич, за такую высокую оценку наших трудов.

— Особенно мне понравилась десятивёрстная карта. По ней и будем учить полковое начальство воевать.

— Карта действительно удалась. В Генеральном штабе её отметили среди прочих.

— Однако мне, как начальнику окружного штаба, хотелось бы дать вашим топографам несколько заданий.

— Каких именно?

— Нужно провести топографические работы в Персии, особенно в её северном приграничье с Турцией, и здесь, на Кавказе.

— Хочу доложить вам, Николай Николаевич, что мною в Персию уже отправлен топографический отряд: два съёмочных отделения по начальнику и пять производителей работ. Им предстоит провести полуинструментальную съёмку почти 22 тысяч квадратных вёрст.

— Да, трудиться им придётся много. Но меня волнует дополнительная картографическая съёмка и четырёх районов на Кавказе.

— Каких, Николай Николаевич?

— Прежде всего приграничной Батумской области. Района Михайловской крепости. Прибрежной полосы от Туапсе до Сочи в Черноморской губернии. И Терской и Кубанской областей.

— Какие новые карты этих районов вы хотели бы иметь в окружном штабе?

— Конечно, двухвёрстные.

— Тогда окружной военно-топографический отдел на этой же неделе командирует в указанные места съёмочные отделения. Какие будут дополнительные указания?

— Обратите самое большое внимание на любые дороги. А в горах и лесах — даже на тропы, по которым могут пройти вьючные лошади...

...Пока штаб Кавказского военного округа занимался «своими» турецкими и персидскими делами, подобная работа, но на более высоком уровне, велась в Санкт-Петербурге. Российское правительство и высшее военное руководство страны, по вполне объяснимым причинам, были очень обеспокоены таким положением вещей. Однако единодушия с союзниками по Антанте во взглядах на эту проблему достигнуто так и не было.

Когда на сей счёт было запрошено мнение командования Кавказским военным округом, то генерал Юденич от себя, наместника Воронцова-Дашкова и его помощника по военным вопросам Мышлаевского ответил так:

— Если сегодня, в дни мира, нет согласия с Лондоном и Парижем по поводу пребывания германского генерала Ливана фон Сандерса у руководства турецкой армии, то в случае возникновения военного пожара на Ближнем Востоке это отразится на союзных военных действиях.

— Не сгущает ли краски на сей счёт штаб Кавказского военного округа?

— Нет, не сгущает. События идут к этому.

— Вы, Николай Николаевич, обладаете достоверной информацией, чтобы делать подобный вывод?

— Вполне, ваше превосходительство.

— Но в столице и при дворе многие влиятельные лица не разделяют таких резких взглядов.

— Даже если так, следует смотреть дальше собственного носа...

Время довольно скоро докажет всю правоту взглядов Юденича на германский вопрос в Турции. Согласованность действий союзников по Антанте в годы Первой мировой войны на Ближнем Востоке с первой до последней военной кампании будет оставлять желать много лучшего. Это отразится самым негативным образом и на судьбе самого генерала за Главным Кавказским хребтом.

В феврале 1914 года в Санкт-Петербурге было созвано закрытое совещание на высшем уровне, посвящённое русско-турецким отношениям. В нём приняли участие представители трёх ведомств — дипломатического, военного и морского. На этом совещании присутствовал и генерал-лейтенант Юденич, замещавший в то время на посту командующего военным округом на Кавказе заболевшего графа Воронцова-Дашкова.

На совещании высказывались самые различные точки зрения. Против военных акций в районе черноморских проливов Босфор и Дарданеллы высказались министр иностранных дел А. П. Извольский, морской министр адмирал И. К. Григорович и генерал-квартирмейстер Генерального штаба генерал- лейтенант Ю. Н. Данилов.

Последний после этого совещания пригласил Юденича к себе в кабинет. Там он ознакомил Николая Николаевича с намётками мобилизационного плана и расчётом перегруппировки соединений — дивизий и бригад, отдельных полков с Кавказа на случай войны с Германией и Австро-Венгрией:

— Николай Николаевич, ввиду частой сменяемости начальников Генерального штаба, мне приходится заниматься разработкой планов войны против Германии и Австро- Венгрии.

— Мне об этом известно, Юрий Никифорович. Могу заметить, что на себе вы несёте тяжёлое бремя ответственности.

— Что ж, слова сочувствия принимаются. Но разговор сейчас у меня с начальником штаба Воронцова-Дашкова будет совсем не об этом.

— О чём же столь секретно, за закрытыми дверями, Юрий Никифорович?

— Вам известно, что в приграничных округах европейской части государства подготовленных войск на начало широкомасштабной войны недостаточно?

— Да, известно. Но есть же большие внутренние округа — столичный и Московский. Там расквартировано немалое число дивизий и корпусов. Там стоят и гвардия, и Гренадерский корпус.

— Столичных округов нам просто не хватит в трудный час.

— Но есть же и другие округа, пусть и подальше от Москвы — Казанский, Сибирский, Туркестанский.

— Вся беда в том, что, скажем, Сибирь с её сибирскими стрелковыми корпусами для России начинается с Владивостока. Транссибирская магистраль не пропустит в месяц-два такое огромное количество идущих на запад воинских эшелонов, об этом вам, Николай Николаевич, прекрасно известно по Русско-японской войне.

— Да, испытал на личном опыте, когда мой 18-й стрелковый полк добирался в Маньчжурию из Вильно через Москву.

— То-то и оно. А войска первой очереди, отмобилизованные в считанные дни, нам потребуются в большом количестве уже в начальный период войны. В том, что она будет, я лично не сомневаюсь.

— И я тоже, Юрий Никифорович. Особенно после сегодняшнего совещания.

— Поэтому в Генеральном штабе, в его квартирмейстерской части, принято следующее решение — с началом войны против Австро-Венгрии и Германии забрать часть первоочередных войск из Кавказского военного округа. У вас есть на то возражения?

— Конечно, есть. С началом войны Вены и Берлина против России в неё обязательно ввяжется Стамбул. Не случайно же там сидит Лиман фон Сандерс. В штабе округа известно, что свой хлеб германская миссия хорошо отрабатывает.

— В Генштабе знают, что ваши оперативники много трудятся по сбору разведывательной информации.

— Она-то нас и убедила в том, что турецкая армия всего за один год стала иной.

— Мы здесь тоже считаем, что Турция и по сей день — наш самый вероятный ближневосточный противник. Но она В войну вступит не сразу.

— Такое мнение наших дипломатов в Тифлисе известно.

— Вы с ним согласны, Николай Николаевич?

— Да, я его разделяю. У нас в окружном штабе есть подтверждающая это разведывательная информация.

— В таком случае, смотрите расчёты квартирмейстерской Генерального штаба. Они сделаны под моим руководством.

Генерал-лейтенант Данилов достал из сейфа папку с документами и вынул из неё карту южных губерний России, всю испещрённую условными знаками. Разложив бумаги на рабочем столе, генерал-квартирмейстер, который в рядах русской армии имел прозвище «Данилов-чёрный», повёл рукой:

— Смотрите, Николай Николаевич: вот ваш округ и размещение первоочередных войск на Кавказе.

— Да, все войска на месте.

— Дивизий и полков для обороны Кавказа вы имеете достаточно на первый раз. Но всё же часть из них будет переброшена к границам Австро-Венгрии сразу же после объявления войны.

— Какими путями намечена переброска назначенных окружных войск?

— Железные дороги со всем не справятся. Придётся часть людей перевозить Чёрным морем. Черноморскому флоту такую задачу уже поставили: будут мобилизованы частные суда, коммерческие пароходы, боевые корабли.

— Чем же тогда решено усилить обескровленный округ?

— Генеральным штабом решено возместить вам потерю части войск переброской из Туркестана полновесного армейского корпуса. Кроме того, Кавказская армия получит большую часть Кубанского и Терского казачьих войск с их конной артиллерией и пехотой пластунов.

— Но им тоже надо будет время для прибытия из-за Каспия и Кавказских гор. Турецкое командование их появления на границе ждать не будет. Оно само пойдёт в наступление.

— Поэтому вам, Николай Николаевич, и придётся позаботиться о планировании надёжного прикрытия приграничья остающимися войсками до прибытия усиления из Туркестана.

— Пока туркестанцы прибудут на Кавказ, там уже завершатся первые операции.

— Об этом мы здесь хорошо знаем, но всё же рассчитываем на оперативность и твёрдость окружного командования. Турецкая армия никак не должна появиться в Закавказье.

— Она и не появится, Юрий Никифорович. Даю вам в том слово.

— Охотно верю, Николай Николаевич. Только помните, что командовать боевыми операциями придётся всё же вам.

— Для меня это не большой секрет. Граф Илларион Иванович так часто болеет, что из Тифлиса почти не выезжает. Всем заниматься приходится нам с Александром Захарьевичем Мышлаевским.

— Насколько мне известно, вы с ним хорошо сработались?

— Да. Взаимопонимание полное.

— Мышлаевский — хороший генерал. Но из вас двоих опыт войны имеете только вы, Николай Николаевич. К тому же вы и начальник окружного штаба. Вам, как говорится, карты в руки брать придётся.

— Спасибо, Юрий Никифорович. Постараюсь сыграть с турками как можно лучше.

— Турки турками, а про Лимана фон Сандерса вы не забывайте. Это хороший генерал прусской службы.

— В этом-то его и слабина. Командовать будет турецкими армиями по шаблону прошлых лет, не иначе.

— Вы, Николай Николаевич, никак изучили почерк германца?

— Изучаем всем оперативным отделом штаба. Ведь воевать с ним нам придётся, а никому другому.

— Как мне известно, в Тифлисе уже с год как ведётся отработка оперативных документов на случай войны с Турцией?

— Да, я уже докладывал об этом в Санкт-Петербург за подписью его превосходительства графа Воронцова-Дашкова.

— Тогда нашей квартирмейстерской службе помогать не надо, я полагаю.

— Сами управимся с планами на войну на Кавказе. У меня, Юрий Никифорович, опытные оперативные работники. Хотя и из молодых, но после окончания Николаевской академии. Большинство имеют хорошую служебную перспективу.

— Нам о ваших оперативниках известно. Многие из них сами просились на Кавказ.

— Что ж, Кавказ ещё со времён Шамиля притягивал к себе способную на волевые поступки армейскую молодёжь...

Генерал-квартирмейстер относился к генерал-лейтенанту Юденичу с уважением, будучи знаком с ним по делам службы. Потому и была у него уверенность в возможностях начальника штаба Кавказского военного округа. При расставании Данилов подчеркнул особо следующее:

— Прошу вас, Николай Николаевич, при отработке штабом округа каких-либо документов исключить утечку этой Информации. Мобилизационный план и план боевой деятельности на 1914 год рекомендую составить лично с привлечением только генерал-квартирмейстера, на утверждение в столицу представить нарочным обер-офицером.

— Будет исполнено, Юрий Никифорович...

В последний год перед началом Первой мировой войны в штаб Кавказского военного округа поступали всё более тревожные вести. При этом источники информации были самыми разнообразными. Правительство султана-калифа Решада Мехмеда V стремительно скатывалось на путь военного противостояния с Россией. Германский генерал-лейтенант Бронзарт фон Шеллендорф, ставший муширом — маршалом Турции, не переставал повторять султану:

— Ваше султанское величество, назревает время, когда ваша империя может возвратить себе утерянные в войнах с Россией территории, прежде всего Кавказ.

— Но мой мушир, за все десять русско-турецких войн Стамбулу ещё никогда не удавалось что-либо вернуть из ранее потерянного. Если не считать донского Азова. Да ещё крепость Карс поменяли на крымский Севастополь. Но это было уже так давно.

— Сейчас иные времена, ваше султанское величество. Войну против России вместе с вами начнут Германия и Австро-Венгрия. А их военная мощь общеизвестна.

— Да, мои дипломаты склонны считать, что это именно так.

— Так что ваша султанская армия не будет одинокой в войне с Россией.

— Что вы, мой мушир, скажете о турецкой армии? Ведь вы для неё сделали уже очень многое.

— Она, ваше султанское величество, на сегодняшний день полностью реорганизована и перевооружена по европейским стандартам. На Востоке у неё сейчас достойных соперников нет.

— Что же будет, если ей придётся сразиться с русской или британской? Кто одержит верх — англичане с русскими или турки?

— Англичанам придётся пробиваться через аравийские пустыни. Бели, разумеется, их войска появятся на Ближнем Востоке.

— А русские? Они же рядом, на Кавказе.

— Их войска в Закавказье не велики числом. Пока из-за гор подоспеют подкрепления, русская армия будет разбита в приграничном сражении. Престарелый царский визирь в Тифлисе генерал Воронцов-Дашков никогда не был военачальником: он царедворец императора Николая Романова.

— Но у этого визиря в штабе немало генералов. Среди них может оказаться тот, кто достойно возглавит кавказские войска русских.

— Наша агентура, ваше султанское величество, доносит из Грузии, что в Тифлисе нет выдающихся генералов.

— Тогда что ждёт меня, если я объявлю священную войну России?

— Я верю, что боевые знамёна турок-османов будут развеваться не только на землях грузин, армян и азербайджанцев, бывших подданных Блистательной Порты, но и на землях Северного Кавказа и берегах реки Волги.

— Хочется в это верить. Надеюсь, что труды германской военной миссии не пропали даром.

— В это верит не только ваше султанское величество, но и Берлин с Веной. Там уже готовы к войне.

— Да, мне об этом хорошо известно.

— Вопрос сегодня только в том — где начнётся эта война.

— В таком случае, мушир, предупредите ещё раз ваше Правительство, что Турция не будет начинать большую войну в Европе. Она может только поддержать в ней своих союзников.

— Будет исполнено, ваше султанское величество.

Лиман фон Сандерс с поклоном проводил султана Решада Мехмеда V. Немецкий генерал в мундире турецкого маршала знал немало того, чего не знал его восточный повелитель. Хотя бы то, что многие генералы — паши мечтают скрестить оружие с «неверной Россией» на Кавказе...

В Тифлисе, в штабе Кавказского военного округа, большая карта приграничных районов Турции, имевшая гриф «совершенно секретно», всё больше и больше покрывалась условными знаками. Турецким командованием к границе с северным соседом подтягивались различные воинские формирования, отмобилизовывались резервисты, пограничная Жандармерия получала усиление. В курдских племенах, проживающих на турецкой территории, создавались многотысячные иррегулярные конные части, которые дополняли регулярную кавалерию.

Юденича беспокоило и другое: турецкая разведка заметно активизировала свою деятельность в приграничье, особенно в Аджарии и портовом городе Батуме. На местное мусульманское население в Стамбуле делали немалую ставку. В ходе же скорой войны она оправдалась только отчасти.

Для пограничных стражников наступили напряжённые дни. Теперь на горных тропах турецких лазутчиков ловили больше, чем вооружённых контрабандистов и угонщиков скота. Стычки с применением огнестрельного оружия стали обыденным явлением. Турецкие стражники на сопредельной стороне порой вели себя просто вызывающе.

20 июля 1914 года, на второй день начавшейся Русско-германской войны (ещё не Первой мировой), султанская Турция официально присоединилась к коалиции держав Центрального Блока, заключив соответствующее соглашение с Берлином. Секретом для правительства России и стран Антанты это не стало.

Копия германо-турецкого соглашения была направлена российским Министерством иностранных дел в штаб Кавказского военного округа в начале августа. Соглашение враждебной стороны, внимательно прочитанное и проанализированное генерал-лейтенантом Юденичем, содержало восемь пунктов:

«1. Обе договаривающиеся стороны сохраняют нейтралитет в существующем между Австро-Венгрией и Сербией конфликте.

2. В том случае, если бы Россия вмешалась при посредстве действительных военных мер в конфликт и сделала бы, таким образом, необходимыми для Германии выполнение своего долга и своих обязанностей союзницы по отношению к Австро-Венгрии, то этот долг и эти обязанности подлежали бы выполнению также и для Турции.

3. В случае войны германская военная миссия останется в распоряжении оттоманского правительства. Оттоманское правительство обеспечит существование действительного влияния и действительной власти этой миссии в общих операциях турецкой армии.

4. Если оттоманские территории подвергнутся угрозе со стороны России, Германия защитит Турцию в случае нужды силой оружия.

...7. Настоящее соглашение останется секретным и может быть опубликовано лишь в случае согласия, установленного обеими договаривающимися сторонами...»

Стамбул без особых колебаний вступил в Первую мировую войну. 27 сентября Турция закрыла черноморские проливы для торговых кораблей стран Антанты и прежде всего для России. Этот шаг стал как бы актом неофициального объявления войны противникам Германии и Австро-Венгрии. Теперь в Европе знали, на чьей стороне и против кого будет сражаться турецкая армия, приведённая в «соответствие» германской военной миссией генерал-лейтенанта и мушира Лимана фон Сандерса.

16 октября соединённая турецко-германская эскадра под командованием немецкого контр-адмирала Вильгельма Сушона бомбардировала города Севастополь, Феодосию, Новороссийск. При этом германские линейный крейсер «Гебен» и лёгкий крейсер «Бреслау» были включены в состав военно-морского флота Турции под названиями «Султан Селим» и «Медиллли». При этом практически всеми кораблями Оттоманской Порты командовали германские офицеры.

Контр-адмирал Сушон пользовался такими широкими полномочиями, что часто отдавал приказы союзному флоту через голову турецкого морского министра Джемаля-паши. Флотом Стамбула фактически командовал он, а не адмиралы Решада Мехмеда V.

Одновременно с бомбардировкой Севастополя, Феодосии и Новороссийска было совершено внезапное нападение на фортовый город Одессу. В её гавани турецкими миноносцами потоплена русская канонерская лодка «Донец». При Получении о том краткой телеграммы начальник штаба Кавказского округа приказал немедленно собрать всех наличных офицеров:

— Господа офицеры, сегодня турецкий флот под флагом Германского адмирала атаковал черноморские порты России. В Одессе потоплена наша канонерская лодка.

Юденич пытливо посмотрел на лица стоявших в зале штабных офицеров, своих подчинённых. Они молчали, словно ничего неожиданного для них сегодня не произошло. Николай Николаевич продолжил:

— И хотя война с Турцией ещё официально не объявлена, знайте — она уже началась.

По лицам подчинённых Николай Николаевич видел, что они уже давно готовы к войне. Для них приграничный округ последние годы всё больше напоминал прифронтовой. Дальше генерал-лейтенант уже приказывал:

— Штаб округа полностью переходит на режим военного времени. Немедленно отозвать телеграммами всех людей из отпусков. Получить личное оружие. Усилить бдительность. В отделах штаба дежурство вести круглосуточно...

В ответ на откровенно враждебные военные акции со стороны Турции 2 ноября 1914 года Россия после некоторого «дипломатического» промедления объявила ей войну. 5 ноября такое же решение приняла Великобритания, а на следующий день — Франция.

Первая мировая война таким образом пришла на Кавказ и уже в скором времени сделала генерала Николая Николаевича Юденича признанным полководцем русской армии. Война принесла ему славу и сделала его трижды кавалером ордена Святого Георгия.

Эта же война самым неожиданным образом прервала его блестящую военную карьеру, а потом бросила в пучину Гражданской войны и оставила без Отечества, сделав уделом последних лет его жизни русское зарубежье.

Загрузка...