Новая Римская империя

I

В документ, подписанный в Стрезе и гарантировавший «сохранение мира», по настоянию Муссолини было внесено уточнение — «в Европе». 6 февраля 1935 года из Италии в Африку был отправлен целый армейский корпус. Уже 11 февраля за ним последовали еще две дивизии. Цель была более или менее определена — итальянские колонии в Эритрее и Сомали граничили с Эфиопией.

В августе в Африку отправился Галеаццо Чиано, зять Муссолини.

Он по своей военной специальности был летчиком, командиром эскадрильи бомбардировщиков, и сейчас, в преддверии надвигающихся событий, добровольно пошел в армию. Собственно, Чиано был не одинок — иерархи фашистской партии «шли на фронт» просто потоком. Это стало хорошим тоном — пример подавал не только зять дуче, но и секретарь партии Акиле Стараче.

Решение о войне было уже принято.

Даже когда 10 сентября 1935 года итальянская Военная разведывательная служба, SIM (Servizio Informazioni Militari) известила дуче о том, что Англия планирует направить из Атлантики несколько кораблей в Восточное Средиземноморье и что «ВМС Италии не находятся в состоянии должной боеготовности», он не дрогнул.

Поправить дело с итальянским флотом в короткое время, конечно, было невозможно, но зато итальянские газеты были в полном распоряжении правительства и разразились целой бурей статей, в которых утверждалось, что «Британская империя отрицает право Италии, поистине пролетарской нации, на ее законное место под солнцем».

2 октября 1935 года в 3.30 дня по всей Италии зазвучали сирены и зазвонили колокола. В 6.00 все чиновники всех римских министерств прошли маршем прямо к Палаццо Венеция.

Дуче с балкона провозгласил, что терпению Италии пришел конец — Эфиопия должна быть сокрушена, былые поражения Италии должны быть отомщены.

Бомбежки начались на следующий день, 3 октября.

Разумеется, первой была эскадрилья, которую вел в бой капитан Галеаццо Чиано. В числе самолетов, атакующих Эфиопию, был и бомбардировщик, экипаж которого составляли Витторио Муссолини, лейтенант итальянских Королевских ВВС, и его младший брат, Бруно.

Ему было всего 17 лет, но он уже сражался за родину…

6 октября 1935 года пала Адуа — место, где когда-то, в далеком 1896-м, итальянская армия была разгромлена.

10 октября 50 членов Лиги Наций осудили Италию за преднамеренную агрессию и призвали к введению против нее экономических санкций.

Муссолини заверял, что он готов даже на войну с Англией и уверен, что пожар быстро перекинется и в другие места и выиграет от этого только Германия — она «будет встречать Рождество в Вене».

Перспектива была, прямо скажем, нежелательной.

II

Лига Наций была создана после окончания Великой войны, с целью предотвращения повторения ее ужасов. Предполагалось, что система коллективной безопасности будет создана тем, что «содружество наций накажет агрессора». Как именно накажет, было не ясно — это всецело зависело от стран-участниц, держав вполне суверенных.

Сама идея выглядела бесконечно наивной.

Европейские страны-победительницы приняли ее только по настоянию президента США Вильсона. Они были действительно заинтересованы в нерушимости сложившегося после окончания Великой войны порядка. Но Сенат не ратифицировал решения своего президента, Соединенные Штаты в Лигу Наций так и не вступили.

И бремя поддержания авторитета этой организации целиком легло на плечи Англии и Франции.

В итоге в 1935 году они оказались перед нелегкой дилеммой. Эфиопия как-никак была членом Лиги Наций. Нападение на нее со стороны Италии было бесспорным фактом, но наказывать Италию очень не хотелось, память о «Фронте Стрезы» была еще очень свежа, и Италия считалась как бы союзником в возможной новой борьбе с Германией. Очень хотелось спустить дело на тормозах и найти какой-то компромисс.

Инициативу взял на себя Пьер Лаваль.

Он посчитал, что «нельзя бросать народы Европы против Рима во имя защиты кучки нецивилизованных племен»[91].

Лаваля поддержал английский министр иностранных дел. В 1935 году эту должность занимал человек, который был знаком с Бенито Муссолини еще с 1917-го, — сэр Сэмюэл Хоар, тот самый, который снабжал деньгами газету «11 Popolo di Italia» для поддержания боевого духа итальянцев после разгрома у Капоретто.

Сэр Сэмюэл не только удачно поработал в разведке, но и политическая карьера ему очень удалась. В разные годы он занимал самые разные министерские посты: и министра авиации, и государственного секретаря по делам Индии — и вот добрался до должности главы Foreign Office[92].

Так вот сэр Сэмюэл Хоар вместе с Пьером Лавалем выступил с предложением закончить дело компромиссом — Италия получала большие территории Эфиопии и полный контроль над тем, что еще оставалось от этой страны, но зато приличия оказывались соблюденными, и Эфиопия все-таки оставалась на карте как «независимое государство».

Предложение было сделано втайне, Муссолини на него в принципе согласился, но, увы, тайну сохранить не удалось. Произошла прискорбная утечка информации, сведения о так называемом «Соглашении Хоара — Лаваля»[93] попали в газеты, публика в Великобритании возмутилась — ив итоге предложение было дезавуировано. На Италию были наложены санкции — довольно мягкие, — а сэру Сэмюэлу пришлось подать в отставку.

Война пошла своим чередом.

III

Муссолини вел себя как настоящий полководец — на людях он теперь всегда показывался только в военной форме, командующим на фронт посылал телеграммы, а на стене в огромном кабинете дуче в Палаццо Венеция всегда висела карта, на которой флажками и стрелами отмечались достигнутые итальянскими войсками рубежи.

Когда однажды Квинто Наварра, слуга Муссолини, полез в отсутствие хозяина рассматривать карту, нечаянно ее уронил и потом в спешке воткнул флажки как попало, Муссолини этого не заметил[94].

Он вел свою войну, в которой действительно знал толк, — войну пропаганды.

Даже факт введения эмбарго был использован им в свою пользу — это было названо позором так называемых цивилизованных наций. Полные бесстыдства, эти богатые владельцы огромных колониальных империй не дают Италии возможности получить свою долю и стремятся удушить ее в кольце блокады. Но Италия не сдается, под руководством дуче она преодолеет все препятствия, измышленные ее врагами…

В декабре 1935 года была объявлена программа под лозунгом «Пожертвуй золотое кольцо для родины!» — и 250 тысяч золотых колец оказались внесены в фонд в одном только Риме. Ракеле Муссолини, жена дуче, показала пример такого самоотречения — она отдала на общее дело свое обручальное кольцо.

Подъем патриотических чувств был настолько сильным и искренним, что даже философ Бенедетто Кроче и тот пожертвовал своим золотым знаком сенатора Королевства Италия. Тут надо учесть, что Кроче был видным человеком, в 1920_1921 годах — министром образования, но потом так сильно разочаровался в фашизме, что совершенно ушел из общественной жизни, а режим Муссолини, не особо таясь, называл «властью ослов».

Однако в 1935-м порыв патриотизма увлек и его…

А новости с фронта шли одна за другой, и все они славили доблесть итальянских войск. Сыновья дуче были награждены за отвагу, пресса воспевала героев — и среди них отважного Галеаццо Чиано, зятя Муссолини, и Акиле Стараче, его верного соратника.

Именно он в числе первых во главе своей механизированной колонны вошел 5 мая 1936 года в Аддис-Абебу.

Его совершенно искренне приветствовали жители тамошнего европейского квартала — война кончалась, порядок исчез, и в городе уже начались поджоги и грабежи.

7 мая Бенито Муссолини был награжден Орденом Большого креста Савойи.

Площадь перед Палаццо Венеция была запружена народом. Муссолини провозгласил, что отныне титул императора Эфиопии принадлежит королю Италии, Виктору Эммануилу III, и является столь же наследственным, как и его королевский титул — они соединены столь же неразрывно, как и Королевство Италия со своей новой колонией.

Итальянские владения в Сомали, Эритрее и Эфиопии все вместе стали называться Итальянской Восточной Африкой. У Италии теперь была своя империя.

Король Виктор Эммануил III, третий по счету король Италии, ставший заодно в качестве наследника Хайле Селассие 84-м императором Эфиопии, не остался в долгу.

После 1936 года официальным титулом Бенито Муссолини стало сложное словосочетание:

«Его Превосходительство, глава правительства, Дуче фашизма и Основатель Империи».

IV

Люди не знают будущего. Сама по себе эта фраза, конечно, вполне банальна, но если из нашего времени поглядеть в далекий 1935 год, то безумный энтузиазм итальянцев, право же, поражает. Лаваль гарантировал их привилегии во Французском Тунисе на 30 лет вперед, вплоть до 1965-го, но Тунис стал независимым уже 20 марта 1956 года, а к 1965 году дни европейских колоний в Африке вообще были уже сочтены.

Однако будущее сокрыто от современников, они видят только то, что видят.

И они видели Итальянскую Восточную Африку, и строили огромные планы на будущее. Предполагалось, что колонии станут домом для трех миллионов итальянцев. Этот тезис оспаривался: нет, не для трех, а для пяти.

Действительность никого особо не интересовала.

В конце концов, колонии у Италии уже были, и начало им было положено давно — в 1881 году в Эритрее имелся «город» под названием Ассад, в котором жило 160 человек — 11 итальянцев, 55 арабов, 93 туземца и один торговец-индус[95] — и нельзя сказать, что к 1935 году это место так уж выросло и превратилось из захолустной дыры в сияющую электрическими огнями метрополию.

Но это все были пустяки — уж теперь-то жизнь пойдет по-другому. Фашизм сплотил Италию в единый дробящий кулак, и, как говорит дуче: «5 миллионов штыков будут творить волю нации, не спрашивая разрешения ни у кого».

Такого рода мысли кружили головы. Великий DUX (латинский вариант титула «дуче») неуклонно вел страну в светлое будущее, и кто знает, какие еще триумфы приготовила ему Судьба.

В Риме только и было разговоров, что дуче, по-видимому, наметил себе «дофина»[96].

Галеаццо Чиано, зять Бенито Муссолини, внезапно был назначен на пост министра иностранных дел Италии. Ему было всего 33 года, и он был одаренным человеком — в 1921 году оказался на втором месте в списке лучших выпускников школ всей Италии.

С Эддой Муссолини он познакомился в Рио-де-Жанейро, где служил на должности атташе в посольстве Италии. Они поженились в 1930-м и жили душа в душу, в любви и согласии, не обременяя при этом друг друга излишней Верностью. Эдда говорила: да, конечно, у нее есть любовники, но детей она рожает только от мужа.

Галеаццо Чиано хорошо разбирался в финансах, хорошо показал себя в колониальной войне, служил истинной моделью для «золотой молодежи» Италии и, наконец, был отцом Фабрицио Чиано, любимого внука Бенито Муссолини, так что на роль преемника вполне подходил. Не сейчас, конечно, а когда-нибудь, в отдаленном будущем.

А сейчас, в 1936-м, дуче следовало смотреть на то, что происходило здесь и сейчас, и искать возможности для увеличения престижа его Новой Римской империи.

Возможности подворачивались — в 1936 году в Испании началась гражданская война.

Загрузка...