Гений Зла Муссолини

I

В 1918 году Бенито Муссолини исполнилось 35 лет. К середине четвертого десятка жизнь человека приобретает какие-то определенные черты — и он исключением из правил не оказался. Газета «Народ Италии», пришедшая было в упадок, с возвращением ее владельца стала подниматься в тиражах. В поправлении дел Муссолини помогали самые разные люди — кто по идейным соображениям, а кто и по чисто деловым. В эту последнюю категорию входил один британский джентльмен по имени Сэмюэл Хоар.

Человек он был неординарный.

Всего на три года старше Муссолини, он в жизни преуспел куда больше. Муссолини, «трибун итальянского национализма», в политике был всего лишь частным лицом.

А Сэмюэл Хоар попал в парламент Великобритании еще в 1910-м, когда ему было всего 30 лет.

Но у Хоара был и другой, поистине уникальный опыт — он был разведчиком, сотрудником организации, известной в Англии как «М1-6» — «Military Intelligence, section б», или в переводе на русский — «Военная разведка, секция 6».

В Англии она известна еще и как «Secret Intelligence Service (SIS)» — «Секретная разведывательная служба»[28]. Это была новая структура, ее в глубокой тайне создали только в 1909 году, в рамках преобразования всей военной и разведывательной системы Великобритании.

Тайна была настолько глубокой, что официально организация вообще не существовала[29].

Сэмюэл Хоар привлек внимание SIS в 1916 году — он с самого начала Первой мировой войны служил в английской армии, прошел офицерские курсы, но на фронт по состоянию здоровья не попал и остался в Англии на штабной должности. Штабистов вообще-то немало, но Хоар был выпускником Оксфорда, обладал блестящим интеллектом, как член парламента прекрасно разбирался в политике и вдобавок еще и говорил по-русски.

Это последнее обстоятельство решило дело — Сэмюэл Хоар в 1916 году был отправлен в Петербург[30] в качестве представителя Британии по связям с российской разведкой. Это была очень непростая работа, особенно потому, что в ней имелась и неофициальная часть. Под бременем военных неудач престиж династии Романовых пошатнулся, думская оппозиция становилась все смелее и смелее — ив интересах Великобритании были установлены конфиденциальные связи и в этих кругах. Сэмюэл Хоар преуспел в своей миссии в обеих ее частях — и официальной, и неофициальной.

Он знал очень многое, что не попадало на страницы газет, и смог, например, сообщить на родину такие детали убийства Распутина, что даже извинился перед своим начальством за их сенсационность, прибавив в конце донесения:

«Я, право же, не имел в виду писать в стиле «Дейли Мэйл»».

Ну, что касается «Дейли Мэйл» — «Ежедневной почты», то так называлась в ту пору довольно скандальная газета бульварного толка, а что касается стиля, то руководство не поставило своему сотруднику в вину сенсационные подробности, а уж скорее оценило точность и оперативность доставленной им информации.

Во всяком случае, Сэмюэл Хоар был с повышением переведен из Петербурга в Италию, с задачей — сделать все возможное для того, чтобы «удержать разваливающийся после Капоретто итальянский фронт».

Италия в 1917-м и в самом деле разваливалась на части.

В такой отчаянной ситуации надо было принимать меры самые что ни на есть экстраординарные, и Сэмюэл Хоар усмотрел некие возможности в финансировании итальянской прессы. В частности, он обнаружил Бенито Муссолини — пламенного публициста, горячие слова которого были обращены к народу Италии с призывом: «Перенести все, но выполнить свой долг».

Как показало в высшей степени объективное исследование, этот голос находил путь к сердцам итальянцев, и Сэмюэл Хоар взял на себя финансирование газеты «II Popolo di Italia», в размере девяти с половиной тысяч фунтов в неделю. Немалая сумма, на теперешние деньги примерно 600 тысяч долларов.

И это действительно помогло.

II

Получив такой солидный толчок, дела газеты пошли на лад. К концу 1918 года Муссолини стал прилично зарабатывать. Разрыв с социализмом пошел на пользу его внешнему облику — теперь он регулярно брился, хорошо одевался и даже носил рубашки с крахмальным воротником. Как правило, ему их покупала Маргарита Царфати[31] — в свои сорок лет ей нравилось баловать любовника, даже если он в этом и не нуждался. В каком-то смысле это создавало еще одно звено в сложной цепочке отношений, которые их связывали.

Цепочка и вправду была сложной.

Если Маргарита Царфати состояла в совершенно законном браке, то семейное положение Бенито Муссолини выглядело довольно запутанным. Ида Дальзер в ноябре 1915 года родила ему ребенка, названного Бенито Альберто Муссолини. Считалось, что родители ребенка поженились в 1914-м, хотя документы, связанные с браком, так и не были найдены.

Однако в декабре 1915 года Бенито Муссолини, счастливый отец новорожденного, посредством гражданской церемонии вступил в другой брак, на этот раз с Ракеле Гуиди, от связи с которой у него уже была дочь Эдда, а к 1918-му она родила ему еще двух сыновей, Витторио и Бруно. Все это очень походило на двоеженство, и понять, какая из этих двух женщин была законной женой Бенито Муссолини, очень нелегко.

Может быть, этого не знал точно и он сам?

Во всяком случае, итальянская военная администрация рассудила дело в пользу Иды Дальзер и, пока он был в армии, регулярно выплачивала ей положенную военную пенсию.

А когда Муссолини был ранен, извещение об этом тоже послали именно ей.

В 1918–1919 годах личная жизнь Бенито Муссолини вертелась в некоей неопределенности — его два почти одновременных брака сочетались с деловым, идейным и любовным союзом с Маргаритой Царфати, да еще и с неким количеством случайно подвертывающихся связей.

Может быть, эта неопределенность вообще отражала нечто в его личности? Что-нибудь, связанное с отвержением всех и всяческих формальностей во имя прямого действия?

Будь это действие актом любви или актом политики — все равно?

Такая мысль приходит в голову, когда почитаешь текст выступлений Муссолини в марте 1919 года на учредительном съезде в Милане новой организации под названием «Итальянский союз борьбы» (итал. «Fasci italiani di combattimento»):

«Мы позволим себе роскошь быть одновременно аристократами и демократами, революционерами и реакционерами, сторонниками легальной борьбы и нелегальной, и всё это в зависимости от места и обстоятельств, в которых нам придется находиться и действовать».

Кстати, он отказывался признать свой союз фашистов партией и считал его «движением фронтовиков». Вообще фронтовиков — любых, правых или левых, католиков или антиклерикалов, вроде него самого. Муссолини, по-видимому, считал, что такая неопределенность даст «фашистам» дополнительные шансы. Целевой аудиторией для него были солдаты штурмовых отрядов, «ардитти» — они сами были склонны к стратегии прямого действия.

А действие это проявилось почти немедленно после съезда — 15 апреля 1919 года редакция и типография газеты «Аванти!» были разгромлены фашистами.

К выборам, намеченным на ноябрь 1919 года, Муссолини надеялся обеспечить им множество голосов.

III

Кто знает, может быть, у него это и получилось бы. Но в сентябре 1919-го Габриэле д'Аннунцио провел свой рейд на Фиуме и тем надолго приковал к себе внимание «пламенных патриотов, готовых сражаться за величие Италии» — тех самых людей, на которых рассчитывал Муссолини.

Он оказался в сложном положении.

С одной стороны, конкурировать с д'Аннунцио напрямую он не мог — они были людьми разного политического веса. С другой — отдавать без спора первое место в движении, которое он сам собирался возглавить, Муссолини тоже не хотел. И ему пришлось вести тонкую редакторскую линию: «II Popolo di Italia» всячески воспевал отважных борцов Фиуме. А в частном письме Муссолини и вовсе провозглашал д'Аннунцио почетным президентом будущей Республики Италия[32].

С другой стороны, тот факт, что д'Аннунцио назвал Муссолини трусом за его отказ принять участие в эск-педиции на Фиуме, был проигнорирован — обижаться в данный момент было не с руки. Уж больно неудачно сложились для него ноябрьские выборы 1919 года.

Фашисты собрали в сорок раз меньше голосов, чем социалисты, в родном Предаппио не нашлось даже одного человека, который подал бы голос за фашистов, а вдобавок ко всему сразу после выборов полиция предъявила им обвинения в создании тайных запасов оружия. Муссолини был арестован вместе с еще целым рядом людей, собравшихся под знамя его движения, — и все они были выпущены на свободу уже на следующий день.

Правительство решило «не ссориться с фронтовиками».

Бенито Муссолини из всего происшедшего сделал определенные выводы. Во-первых, он решил, что выборы — штука ненадежная. Во-вторых — что насильственные действия не будут встречены применением серьезной полицейской силы. В-третьих, ему стало понятно, что надо использовать козырь, который есть у него в руках, — газету «Народ Италии».

Муссолини был прекрасным журналистом — это отметил еще Самюел Хоар.

Он мог написать статью за двадцать минут — и она выходила у него уже в форме, готовой для печати. За логикой аргументов автор не гнался, главный упор делался на полемический напор и воздействие на чувства читателя, а вовсе не на его разум.

Что до чувств, то их хватало по обе стороны раздела на «левые» и «правые», и аргументы имелись у обеих сторон. Стоимость жизни в Италии по сравнению с 1913 годом взлетела вчетверо. В июне 1920-го пало правительство, премьер-министром в пятый раз стал Джолитти, — и первым делом он начал тушить социальный пожар.

В индустриальных центрах Италии, в Турине и Милане, левые профсоюзы начали захваты фабрик. Делалось это с участием полумиллиона рабочих, и даже владелец ФИАТа[33], Джованни Аньелли, был вынужден принять некую форму рабочего контроля на своих предприятиях.

Правительство в целом встало на сторону рабочих.

Префект Милана получил инструкции, в которых ему предписывалось» объяснить владельцам предприятий, что государство не прибегнет к силе только для того, чтобы спасти их деньги, — с профсоюзами надо договариваться». Уроки того, что случилось в России в 1917–1918 годах, заключались в том, что революции начинаются с конфронтации бастующих с полицией, следовательно, такого рода вещи надо предотвращать. Такая тактика увенчалась успехом — к концу сентября 1920 года захваты заводов прекратились. Премьер имел все основания быть довольным — революцию слева он остановил. Но «люди собственности», оставленные им без защиты, решили, что, если государство их не защищает, они должны сделать это сами.

Революция пришла справа.