Герцог для сиротки. Академия магии

Глава 23

В которой все происходит не совсем правильно, но очень приятно

Неизвестность встретила нас сначала ощущением свободного падения, а после сильным ударом о землю. К счастью, рухнули мы с Тарисом рядом, а не друг на друга.

Это только в романтических историях прекрасной даме можно падать на мужчину и ничего, кроме оной романтики, и не случится. А наш тренер по физической подготовке конкретно объяснил, что если рухнуть всем весом, да еще и с размаху, на товарища по спаррингам, то можно переломать ему нечто ценное. Ребра например, руки или даже шею!

Даже если ты нежная дева, ты все же совсем не пушинка!

— О боги… — простонала я, мотая головой и пытаясь разогнать плывущие перед глазами от удара круги.

Тарис, в отличие от меня, не разлеживался, а сразу вскочил и встал в боевую стойку, напряженно осматриваясь. Видимо, поняв, что никакой опасности вокруг нет, он облегченно выдохнул и опустился рядом со мной на колени. Озабоченно нахмурился, провел рукой по моим волосам, собранным в растрепавшуюся косу, и спросил:

— Хелли, малышка, как ты?

— Жива, — хрипло ответила я и попыталась сесть.

Получилось с трудом и с помощью Тариса Тарга. Муть перед взглядом наконец-то рассеялась, и я увидела, что герцог тоже выглядит, мягко говоря, не очень. Бледный, взмокший как невесть кто, словно его окунули в реку и в сухую одежду засунули. Даже волосы влажные и липнут к вискам и шее!

— Ну и хорошо, — наигранно бодро улыбнулся Тарис, доставая из маленькой поясной сумки бинт и быстро перетягивая рану на ладони. — Сейчас мы чуть пожуем — и вообще хорошо будет. Держи!

Мне протянули извлеченный оттуда же небольшой холщовый мешочек, в котором были аккуратно порезанные куски вяленого мяса.

После еды Тарису стало гораздо лучше, а вот мне, если честно, ровно настолько, чтобы перестать мечтать об опоре для спины и оглядеться, куда это нас занесло.

Как оказалось, на небольшую поляну в окружении вековых елей, в тени которых пряталась маленькая покосившаяся избушка.

— Где мы?

— Я могу сказать, что в радиусе нескольких миль от места срабатывания портала, а вот конкретнее, увы, не сориентирую, — вздохнул герцог.

Я еще раз огляделась и тихо, с затаенной надеждой произнесла:

— Надеюсь, что это какой-то невинный лесок…

— Зря. Это явно глушь Шаудара. Разве не ощущаешь особенные завихрения магии? — Тарис досадливо поморщился, но сразу же сочувственно мне улыбнулся. — Хотя о чем это я, ты сейчас слаба как котенок… К сожалению, родовой портал — это не самое безопасное, что может случиться с человеком не относящимся к Таргам.

— И что мы будем делать?

— Для начала отнесем мою измученную девочку в избушку, а там уже решим. Солнце садится, наставники нас точно не найдут до утра, потому нужно устраиваться.

— А тревожный амулет?

— Я им уже воспользовался. Но не уверен, что он сработает быстро и как надо, — с досадой ответил герцог. — Далеко занесло…

Он встал, размялся, и я даже позавидовала тому, как быстро Тарг восстановился благодаря еде. Уже вот совсем не напоминает свеженькое умертвие!

Правда, заговаривается, почему-то. «Моя девочка» и все такое… а ведь мне казалось, что Тарис пока решил держать дистанцию и четко до недавнего времени этому следовал.

Практически сразу герцог подхватил меня на руки, прижал к груди и вдруг тихо сказал:

— Я могу тебя немного… пугать. Взывание к магии рода снимает много ограничений с личности волшебника. В ближайшие сутки я буду более чем откровенен в речи и поступках. Заранее прошу простить…

Пугать?.. Да даже само это предупреждение звучит жуть как страшно, если честно!

И при этом так волнительно, что по моему телу пробежала жаркая дрожь, а щеки вспыхнули пожаром. Слово «откровенен» в соседстве со словом «поступки» в моей голове звучало просто дико неприлично.

И многообещающе.

К счастью, прямо сразу Тарис меня шокировать ничем не стал. Донес до избушки, прислонил к стеночке и с удивившей сноровкой пошарил сначала под крыльцом, а после над притолокой двери — откуда достал старенький, уже покрытый ржавчиной ключ. Он туго вошел в замочную скважину, но послушно провернулся два раза и открыл дверь.

Изба была простенькая. Сразу видно — охотничья, даже скорее зимовье. Без сеней, с одной большой комнатой, освещенной тусклым закатным светом, который с трудом пробивался сквозь окна, затянутые бычьим пузырем вместо стекла. В одном углу небольшая печь с запасом дров возле нее, рядом с ней застеленная шкурами кровать. На другой стороне старенький комод и сундук, а также рукомойник и несколько ведер.

Тарис положил меня на кровать, а сам начал изучать обстановку.

— Надо печь растопить, — прошептала я и попыталась было слезть с мехового ложа.

Мне-то тут все знакомо, а вот герцогу вряд ли. Откуда ему уметь печи топить…

— Ш-ш-ш! — отозвался Тарис, жестом показывая, чтобы я сидела на том месте, где оставили. — Хелли, лежи тихонечко, отдыхай и не мешай мужчине о тебе заботиться.

Немного подумав, я и правда устроилась поудобнее, но не удержалась и сказала:

— Вообще-то печь — типично бабская работа. И уж точно не аристократическая.

— Так то бабская. А ты у меня девочка. Нежная, сладкая, моя… — Последние слова он проговорил с таким мечтательным предвкушением, что мне захотелось провалиться сквозь землю, и я даже облегченно выдохнула, когда он сурово резюмировал: — Поленья таскать не будешь. И не волнуйся, у меня большой опыт жизни в походных условиях.

Я лишь кивнула.

В конце концов еще тетка говорила, что ежели мужик хочет геройствовать, то не след ему мешать! Тяга к подвигам быстро проходит, а вот их результаты остаются.

И надо сказать, что на последующие герцогские свершения я таращилась во все глаза! Тарис растопил печь, натаскал откуда-то воды, и одно ведро поставил у рукомойника, а второе употребил для кулинарных нужд. С ума сойти, это кто ж бы мог подумать, что у аристократа руки и на такое заточены!

— Какой тут хозяин хороший, — довольно протянул парень, доставая из сундука жестяные банки с крупами, сушеными грибами, ягодами и даже мясом! — Просто золото, а не хозяин! Надо как-нибудь отплатить.

— А мы никакой еды взамен оставить не можем, — грустно вздохнула я. — Только местную слопаем.

— Ну, все запасы точно не подчистим, — оптимистично заметил Тарис. — А взамен можно золотой положить. Деньги — они везде деньги.

— А я избушку зачарую, чтобы живность не заводилась и бревно не гнило под дождями! — чуть подумав, радостно дополнила я.

— Отличная мысль, Хелли, — Тарис сверкнул на меня почему-то невероятно яркими, сверкающими, как драгоценные камни, глазами. — Ты у меня вообще умница.

Эти частые обмолвки с местоимением «моя» начинали напрягать. В первую очередь потому, что всякий раз в глубине меня сладко вздрагивало что-то исконно-женское, которому такое обращение очень даже нравилось.

И оно, это женское, и знать не желало, что я обычная девчонка, а он герцог, и мы не пара, и нельзя вот так трепетать от одного взгляда синих глаз. Оно понимало лишь одно: этот молодой мужчина смотрит на меня так, как никто не смотрел. И поэтому ему хочется позволять все то, чего я никогда никому не позволяла…

К счастью предмет моих внутренних метаний в этот момент засыпал в один котелок гречку, сушеные грибы и мясо, а в другой ягоды и сорванные на поляне травы. И знать не знал, как сильно я волнуюсь.

Надеюсь, в травах он тоже разбирается… раз походный опыт есть. Надо было бы встать и проверить самой, что он там в котелок сыплет, но так не хотелось…

За окнами стремительно темнело, а еще начал накрапывать дождь. Под потолок избушки воспарили магические светлячки, заливая ее ровным янтарным светом.

Тарис стоял у печи и с очень скептическим выражением лица заглядывал в недра котелка с похлебкой. А после кинул на меня косой взгляд и подмигнул:

— Ну что, теперь нам только ждать и верить в мои кулинарные таланты.

— Где ты, кстати, всему этому научился? — не удержалась я от вопроса, наблюдая, как он складывает неиспользованные продукты обратно в сундук и достает из комода посуду.

Меня действительно восхитило, как ловко аристократ в шус знает каком колене справляется с весьма примитивным бытом, в котором мы сейчас оказались! Притом с явно чувствующейся сноровкой, которую на теоретических курсах точно не приобретешь.

— У меня было очень бурное детство. Я же говорил, что с отцом по гарнизонам часто ездил… — ответил Тарис и направился к рукомойнику. Покопавшись под ним, нашел какой-то таз, примостил его на табурет и налил воды. — Хелли, сам я помоюсь в холодной, а для тебя потом погрею. Просто ты не очень сильно взмокла вроде бы, а я, мне кажется, воняю потом на весь Шаударский лес…

И начал расстегивать рубашку! Вот просто взял и расстегнул первую пуговицу, а потом вторую, третью… и так до конца! Когда парень стянул рубашку с плеч и небрежно бросил ее на лавку, я, сама не понимая, что творю и, главное, зачем, спросила:

— Что ты делаешь?

Он оперся руками о табурет, зависая над тазом, и повернулся ко мне. Губы исказила незнакомая, кривоватая усмешка, а пламя в глазах стало еще ярче, еще жарче.

— Собираюсь освежиться. На улице начался дождь, и дополнительно мокнуть для того, чтобы пощадить твою стыдливость, я не хочу, уж прости, милая. Потому если тебя смущает… — Он повел плечами, под белой кожей которых перекатывались мускулы. — То тебе лучше отвернуться. Так как мытьем по пояс я ограничиваться не собираюсь.

Я вспыхнула и тотчас развернулась. Совсем уж спиной поворачиваться было глупо, так что просто перевела взгляд в другую сторону.

И право, лучше бы я повернулась спиной!

Искушения подсматривать было бы гораздо меньше…

Если бы я была по настоящему хорошей девочкой, наверняка бы с искренним интересом изучала трещины в бревнах на стене и думала про особенности местной древесины. А если бы была милой паинькой, то со страхом размышляла бы про стр-р-рашные опасности Шаударского леса, в самом сердце которого оказалась.

Но, к сожалению, я была обычной девчонкой. Потому в моих мыслях был только полуобнаженный парень, который с фырканьем умывался всего в нескольких футах от меня. А потом я услышала, как глухо бухнули снятые сапоги, звякнула пряжка ремня и зашуршала ткань… штанов?

Не удержавшись, красная как рак, я прикусила палец и покосилась в ту сторону, благодаря всех богов разом за свои пушистые волосы. Потому что через них можно было косить глазами сколько душе угодно, и обзор, конечно, был не идеальным, но более чем достойным!

Тарис стоял боком ко мне. Совершенно голый, во всей своей красе, и я жадно следила взглядом за тем, как он проводит по груди мокрой тряпкой, смывая пот дороги. А потом по животу… и ниже.

О нет, я не могу! Не готова, не в состоянии!

Я отвела взгляд и уставилась на пол, но все равно почему-то перед глазами стояла картина красивого, подтянутого тела парня, которое уже потеряло юношескую хрупкость. Тарис был мужчиной. Высоким, отлично развитым физически и очень красивым.

Настолько, что пальцы подрагивали от желания прикоснуться к литым мышцам груди, живота… а губы пересыхали потому, что их уже безумно давно никто не целовал.

Он не целовал.

В общем, подглядывать — это плохо, если кто меня спросит! Особенно для душевного равновесия глупеньких обычных девчонок.

— Фр! Бодрит, — вполне себе веселым тоном начал Тарис, и я услышала как тряпка вновь плюхнулась в воду, а после ее с журчанием отжали. — О чем думаешь, Хелли?

О чем, о чем… что ты сейчас снова будешь водить этой ветошью по своей коже, и капельки воды, сверкая в свете магических фонариков, начнут скатываться все ниже и ниже…

— Хелли?

— А? Да так, о всяком, о разном, — промямлила я, злясь на себя.

— Правда? — Веселья в голосе Тариса стало еще больше, и я каким-то шестым чувством поняла, что это неспроста. Он прекрасно понимал, какое впечатление производит, и от души наслаждался эффектом!

— Правда, — коротко рыкнула я, мысленно надавав себе оплеух и вытравив из головы порочный образ, от которого кровь закипала в жилах. — О завтрашнем дне еще думаю. Как нам отсюда выбираться.

А если честно, то еще и о ночи! Потому что кровать-то тут одна-единственная, и, зная герцога Таргского, вряд ли он доблестно ляжет на коврике рядом с ней, чтобы не смущать прекрасную даму. Не-е-ет, именно смущением этой дамы он и будет заниматься. И, чую, с огромным удовольствием.

Хелли, приди в себя, а то опомниться не успеешь как… как… что-нибудь случится!

Почему-то даже мысленно я не могла конкретизировать, что же может произойти, хотя, разумеется, прекрасно это знала. Просто одно дело шутить про метафорические сеновалы, когда ты у себя в комнате с подружками, а другое — когда с парнем, которому нравишься, в затерянной избушке в лесу. И сейчас он стоит голый! А потом вам спать вместе!

А-а-а!

Наконец плеск прекратился и вновь раздался шорох ткани. Я облегченно выдохнула. Одетый Тарис — лучше раздетого! Это безусловный факт, я бы даже сказала, постулат!

— Все, можешь поворачиваться. — Одновременно с этими словами по полу прошлепали босые ноги по направлению к печке. — И готовиться ужинать!

— О, все уже сварилось?

Тарис попробовал ложку похлебки и, довольно улыбнувшись, кивнул:

— Да, подай тарелки, будь добра.

В этом все же весь герцог Таргский. Только что сверкал голой задницей, а теперь «будьте столь любезны подать приборы». Но выпендриваться, я, разумеется, не стала, так как аромат действительно стоял на всю избу, и сейчас, когда главный раздражитель перестал быть таковым на передний план выступили иные потребности. В еде!

Каша с грибами и мясом оказалась просто божественно прекрасной! Я ее слопала за несколько минут и с наслаждением облизала ложку, а после отдала дань таланту повара.

— Это было нечто. Действительно, Тарис, просто безумно вкусно!

— Ты просто очень голодная и ослабевшая после портала, — добродушно усмехнулся он, который ел гораздо более сдержанно, чем я, и тут оставаясь аристократом до мозга костей. — Хочешь добавки?

Немного подумав, я с сожалением покачала головой.

— Нет, а то объемся и лопну. Это будет самая нелепая смерть из возможных!

— Факт, — кивнул в ответ парень и, забрав мою пустую тарелку, пружинисто поднялся с кровати на которой мы сидели. — Давай тогда налью тебе компота. И думаю, что уже можно купаться и тебе. Вода нагрелась.

Если честно очень хотелось остаться хрюшкой. Но природная чистоплотность взяла свое. Потому, выпив кружку терпкого ягодно-травяного отвара, я решительно поднялась.

— Погоди, Хелли. — Тарис тоже встал и прошел на другую сторону избы, где мылся сам. — Это я по военному, а тебе максимальный комфорт нужен все же.

— Что ты имеешь в виду?

Он не ответил, лишь усмехнулся. И подтащил туда лавку и несколько тазиков.

— Лучше особо сильно не поливаться, но потом, если что, вытрем. Все, купайся.

И отошел обратно к кровати. А я осталась, замерев, как кролик на открытом месте, и не в силах даже дернуться. Почему-то было очень сложно привести свои руки в движение и начать раздеваться.

Раздеваться перед ним, пусть он и не смотрит…

Но, немного помявшись и мысленно обругав себя последними словами, все же расстегнула рубашку и стянула ее, воровато посматривая в сторону Тариса. Он честно сидел лицом к стене. Притом по-нормальному, а не так, как я получасом ранее.

В груди расцветала странная смесь стыда и благодарности.

И так как рефлексировать в этой ситуации можно было до бесконечности, а делать это с голой грудью не очень сподручно, я решила сосредоточиться на деле. Дело — оно всегда выручает, при мятущихся чувствах!

Потому я быстро сбросила с себя остальные вещи, разбавила холодную воду горячей до комфортной температуры и, воспользовавшись тряпкой Тариса, начала мыться. Всячески гоня от себя мысли, что еще недавно эта же ткань скользила по совсем другому телу. По его широким плечам, груди, плоскому животу и, возможно…

Ай!

То, что фантазии до добра не доводят, я и так знала, но впервые столкнулась с настолько мгновенным возмездием.

Все получилось очень глупо!

Отжимая тряпку, я налила чуть на пол, мимо тазика, и практически сразу наступила туда босой ногой и, конечно, поскользнулась. Приземлилась удачно — на лавку. Даже не отшибла себе ничего. Но вот таз с диким грохотом покатился по полу, а Тарис… Тарис, разумеется, повернулся на шум. И его глаза вспыхнули таким голодным, жарким огнем, что у меня на несколько секунд остановилось сердце. А потом забилось в удвоенном темпе!

Тук-тук-тук! Невыносимо громкими барабанами в ушах.

Тук-тук-тук! Перекрывая звук шагов Тариса Тарга, который плавно, как хищный зверь, поднялся и направился ко мне. Его взгляд скользил по моему телу, то задерживаясь на груди, то опускаясь к низу живота, то возвращаясь обратно к глазам… Дрожь рождалась где-то в глубине тела и перекатывалась волнами по коже, рождая мурашки и заставляя грудь болезненно напрягаться.

— Хелли, с тобой все в порядке? — спросил он, останавливаясь в шаге от меня и опускаясь на корточки. Не прекращая изучать мое тело, теперь такое близкое, такое открытое…

И даже голос у него стал иной, словно чужой. Низкий и будоражащий.

Зачаровывающий, словно сказочная флейта в руках заклинателей из древних сказок. Не знаю, что произошло, но прикрыться я дернулась лишь через несколько мгновений, словно очнувшись ото сна.

Но мне не позволили.

Тарис поймал мои руки, не давая им скреститься на груди, и хрипло выдохнул:

— Не надо. Пожалуйста…

— Но Тарис! — практически всхлипнула я, с испугом глядя на такое знакомое и такое чужое сейчас лицо. Глаза пылали, под ними залегли тени, а черты словно заострились, усиливая сходство с хищником.

— Тиш-ш-ше, — и снова эти интонации в его голосе. — Маленькая моя. Такая голенькая, такая нежная, такая испуганная. Не бойся…

— Тогда отпусти!

Я думала, что потребую этого четким и твердым голосом, но получилась скорее мольба, которую я выдохнула практически в губы оказавшегося так близко парня.

— Нет, — ответил он и подался вперед, касаясь шеи поцелуем, от которого я вздрогнула, словно меня ужалили. — Как же тебя отпустить, если ты вся передо мной. Лучше, чем в самых горячих мечтах. Обнаженная, близкая, красивая… малышка Хелли, знаешь что?

Он чуть отстранился, и снова поймал меня в плен своих глаз. А после тихо выдохнул:

— Теперь я знаю, какого цвета твои соски. С первого дня мечтал увидеть.

И сообщив эту вопиющую, просто ужасную пошлость, он подался вперед, впиваясь в мои губы жадным, сводящим с ума поцелуем. И увлекая меня в бездну, в которой пылал сам.

Я бы хотела его оттолкнуть! Я бы хотела возмутиться, вырваться и ударить его по щеке! Я бы хотела…

Но все, что я могла, это несколько бесконечно долгих секунд оставаться безучастной под властным напором, а после сдаться. Сдаться и ответить на поцелуй. Плавиться в его руках с едва слышными всхлипами и не помнить… ничего не помнить! Ни себя, ни своих убеждений, ни наставлений, которые столько лет вбивала мне тетка!

Сейчас я могла лишь чувствовать. Лишь растекаться в его руках.

Таких смелых, таких дерзких, таких наглых. О, эти руки прекрасно понимали, чего хотят, и позволяли себе это, а я могла только попытаться не забыть о том, как дышать. Но даже это получалось с трудом, и вот я уже между поцелуями хватаю ртом воздух, понимая, что мне отчаянно его не хватает…

А Тарис трогал меня. Сначала шею, то нежно и почти целомудренно, но сладко сжимая ее и не позволяя мне вывернуться или отстраниться. А потом скользнул ниже, касаясь уже груди… Властно и нежно одновременно. Лаская кожу пальцами, а после стискивая ими же нежное полушарие.

И целуя. Целуя-целуя-целуя так, что я не сопротивлялась, когда он подхватил меня на руки и понес к кровати. Не сопротивлялась, когда положил на шкуры и навис сверху, жадно рассматривая распростертое под ним тело.

А когда ко мне возвращалась хоть частичка здравого смысла, Тарис вновь набрасывался с поцелуями и она благополучно исчезала.

Вот и сейчас… еще миг назад я упиралась руками в его плечи, пытаясь если не оттолкнуть, то хотя бы удержать на расстоянии, но он снова поцеловал меня, и руки ослабли.

— Моя нежная… — хрипло шептал он, оставляя горящую на коже дорожку от шеи к груди. — Моя светлая, моя милая… моя девочка. Я не возьму тебя сегодня, даю клятву. Расслабься, я лишь покажу, как нам может быть хорошо вместе. Я покажу, какой может быть любовь между мужчиной и женщиной. Но не до конца… просто дам ощутить одну из граней.

И я покорилась. Магические шары-светлячки в избушке гасли один за одним, а прикосновения Тариса становились все смелее и смелее.

Он действительно показал. Что может быть светло в темноте от вспыхивающих под закрытыми веками звезд наслаждения. Что стоны и шепот могут сливаться в единую песнь. Что его пальцы, его губы могут подарить такое блаженство, что наверняка это запрещено где-то законом, так как обязательно вызовет привыкание…

Спустя бесконечно долгое и короткое время, когда я только-только отдышалась от волны невообразимого удовольствия, а Тарис гладил меня по взмокшим плечам, прижимая к своему боку, он вдруг сказал:

— Знаешь, Хелли, возможно, у меня даже была надежда, что, когда я попробую тебя, в голове все же что-то щелкнет и встанет обратно. Да, конечно, захочется завершить дело, самому тоже получить удовольствие, но в целом покров тайны и неприступности будет снят. И я смогу потом отпустить тебя. Не лезть в петлю конфликта с родней и общественностью.

Он говорил хрипловато, тихо, но вполне спокойно, как бы размышляя и объясняя — и, кажется, не столько мне, сколько самому себе. И я вспомнила вдруг его предупреждение:

«В ближайшие сутки я буду более чем откровенен в речи и поступках. Заранее прошу простить…»

Я в очередной раз дернулась, чтобы отстраниться, но он не позволил, и объятия на какой-то миг стали напоминать стальной обруч, который, впрочем, тотчас ослаб, стоило мне перестать вырываться. А герцог продолжил тем же тоном:

— Так вот, была надежда. Что я попробую тело. Пойму, что ты такая же, как остальные. Но вот не сбылась она, малышка Хелли. Я хочу тебя полностью. Хочу еще и еще. Хочу при свете дня и самыми темными ночами… Хочу, чтобы ты была рядом даже просто так, без малейшего интимного подтекста. После того, что случилось, я уже не смогу отказаться от тебя. Я не смогу ходить мимо и знать, что ты, такая милая, нежная, страстная, можешь принадлежать кому-то еще кроме меня. Что я уже не смогу прикоснуться к тебе. Боюсь Хелли, что, пойдя мне сегодня навстречу, ты шагнула в капкан.

От его слов мне стало одновременно и холодно и жарко.

И страшно.