Герой не её романа

Мама, ежевичное вино и телефон

Светка пропадала в школе на бесконечных элективах, факультативах и консультациях. На носу были экзамены и она пила то успокоительные, то энергетики. У нее продолжались баталии с ее парнем, но Аня знала об этом уже только в общих чертах и в большей степени по социальным сетям. В профиле сестры все еще появлялись сторисы с кусочками Виктора.

Похоже младшая из дочерей была поумнее в делах любовных, потому что сконцентрировалась на своем будущем, а из несчастного парня начала вить веревки, попутно всех вокруг вводя в заблуждение, что же происходит у нее в личной жизни.

Когда Аня пришла, дома была только мать. Под турецкий сериал она перебирала ведро картошки, обрывая появившиеся ростки. В духовке явно что-то запекалось, и все вокруг, как всегда, сияло идеальной чистотой и порядком. На столе стоял старенький ноутбук отца с кучей открытых вкладок.

— Работу ищу.

Бросила на ходу мама, возвращаясь к картошке.

С интересом Анна взглянула на вакансии. Разброс был пугающе широкий. Ничего говорить и спрашивать не стала, чтобы не нарваться на нотацию, что ее старшей дочери тоже следовало бы сделать так же, искать НОРМАЛЬНУЮ работу, не выбираясь.

— Жалко, что с дядей Ромой не попрощалась. Он очень хотел увидеться.

— Хм… еще бы.

Наверняка, чтобы поднять тему Виктора.

- Он так редко приезжает… Могла бы и прийти.

— Не могла, была очень занята.

Мать поджала губы:

— Угу. Работой и личной жизнью. Толку то от этого все равно нет. Могла бы один день и пропустить.

Вступать с ней в словесную перепалку желания не было. Потому как, что и не имело смысла, так это попытка убедить маму, что все в ее жизни имеет вполне значимый смысл. Оставив на столе телефон, Аня полезла в небольшую кладовку, скорее напоминающую глубокий шкаф, и вытащила оттуда бутылку из темного стекла с домашним ежевичным вином. Его каждый год ставил папа. Оно было терпким, в меру сладким и без привкуса браги, чем часто грешат домашние вина. Хмель в голову ударял от него специфически, очень легкий, и никогда не было похмелья. Такое умел делать только он…

— Ты чего это?

Вскинула брови Ирина Сергеевна.

— Соскучилась по папе.

Мама только посмотрела и ничего не сказала.

— Я останусь сегодня на ночь?

— Конечно.

Этот день был, казалось, длинною в целую жизнь. Проснуться у Виктора, потом наорать на Влада, нахамив его невесте, и вернуться в родительский дом, где, в принципе то, никто уже не мог дать тебе точку опоры. Но тут были воспоминания. Почти что живые. И это создавало зыбкую иллюзию, что в этих стенах можно найти покой и ясность мыслей.

Мягкий свет в столовой, все тот же обеденный стол, все те же подушки на сиденьях стульев, а на языке разливается знакомый вкус, который можно ощутить только здесь… Погрузившись в свои мысли, Анна подняла глаза от вазы с яблоками только когда напротив с пустыл бокалом присела мать. Откупорив пробку, она наливала тонкой струйкой темную жидкость, любуясь как в ней играет свет.

— Давно я не доставала это вино. В последний раз пила его еще с твоим отцом. На Рождество. Кажется, это было в прошлой жизни…

Всегда остававшаяся несгибаемой мама тут вдруг изменилась в лице. Будто смыла макияж. Под глазами тени, уголки губ опущены, щеки осунулись… Да, папы не хватало все.

— Как твои успехи? Есть чем порадовать?

Мама редко заводила такие разговоры и, как правило, они неизбежно сводились к какому-нибудь нравоучению, поэтому Анна уже привыкла фильтровать то, что рассказывает и как рассказывает.

— У нас новый недавно рядом со мной купили квартиру, сейчас там идет ремонт, дома настоящий звуковой ад.

— Да… Этим хорош частный дом. Когда ты родилась, мы жили в квартире… А это был вечный шум. И ты не могла спать, была всегда зареванная и нервная. Тогда папа решил строить дом, чтоб его принцесса могла спать и улыбалась. Так торопились, что переехали, когда даже еще первый этаж был не отделан, не было сантехники, не было ничего. Кроме тишины. И ты стала у нас спать…а с тобой и мы. Ярик был такой же чувствительный. А вот Светка… Ей все было по барабану. Вот и скажи после этого, что с детства не видны натуры?

Мама крутила в ладонях бокал и тихо говорила, будто больше сама с собой, чем с дочерью.

— Светка непотопляемый танкер. Прет по жизни, всегда возьмет, что ей надо. Приземленная натура. Практичная. А ты… Нежная, романтичная, всегда в мечтах, эмоциях. И Ярик таким был. Как видишь, его это до добра не довело… И поэтому я вдвойне боюсь за тебя.

В голосе не было укора. Скорее, это звучало как исповедь.

— Я сама такая же была в молодости. И Лев меня сильно в этом плане уравновешивал. Он весь такой практичный, все решит, уладит, а я… хлопотала что-то все, создавала уют, заботилась о семье… Каждый нашел свое место. Многому мы друг у друга учились. И он меня тихо всю нашу совместную жизнь воспитывал, каково это — быть сильной, спокойной, решительной. И я ему благодарна за это. Нюр, ты не думай, что я зловредная… Все я понимаю. И тебя, и твою натуру. Но… Моя задача как матери, быть уверенной, что ты выживешь в этом мире. Не потонешь, чтобы не случилось. Одна. С кем-то. Ничто не утащит тебя на дно. Пока я не спокойна… Я очень надеюсь, что все же ты обретешь твердую почву, а не зыбкие островки и шаткую лодку.

Усталость и грусть очерчивали каждую морщинку на ее лице.

Наконец, она сделала глоток. И посмотрела на дочь.

— Не злись на меня.

Аня сама так была вымотана эмоциональными качелями этого дня, что вовсе не имела желания препираться, отстаивать свои идеалы или чью-то неправоту. Хотелось просто покоя. Поэтому она молчала и маленькими глоточками цедила напиток.

Зазвонил телефон.

Влад.

Она не ответила, вызов сам ушел на голосовую. Понятно, что разговор бы напомнил то, через что она уже с ним проходила. Крики, обвинения. Опять слезы? Нет. Не хотелось.

Мама посмотрела на телефон, но ничего не сказала.

Так они молча выпили по бокалу. Когда губ коснулся последний глоток, послышалось, как с шумом в дом вошла Света.

— Я думаю, что ты сама во всем разберешься, но… Пожалуйста. Подумай о моих словах. Не тони. Умей плавать и найди надежную почву.

Кивнув на лежащий на столе телефон, Ирина Сергеевна пошла встречать младшую дочь. Та тороторила не замолкая весь вечер. Было сложно понять как она умудряется есть, если все время говорит. Поток слов прервался закрывающейся за ней дверью ее комнаты, но там она начала болтать с кем- то по телефону.

— Я пойду в свою старую комнату. Мне надо поработать.

— Угу… Нют!

— А?

— Возьми вино с собой. Я как приберусь, тебе занесу что-то пожевать.

Мысленно пожав плечами, Аня сунула телефон в задний карман, перехватила между пальцев за горлышко бутылку и за ножку бокал, по пути прихватила рюкзак и поднялась на второй этаж.

Комната мало изменилась с тех пор, как она съехала. Там даже постельное белье регулярно менялось. И запах стоял все тот же. Видимо, мама периодически поджигала там сам лавандовые аромасвечи.

Все в нежных тонах сиреневого, фиолетового и лавандового, перемешанного иногда с бежевым, и мебель из коричневого дерева. Скляночки из темного стекла и темно-коричневый абажур на настольной лампе. Устроившись поудобнее на кровати, она достала ноутбуку. Открыла программу и уставилась на пустой лист. Желание поработать было. Но мысли не шли. Слова не вязались.

Это напомнило об ударном рабочем дне у Виктора.

Сообщение!

"Я уже соскучился. Предлагаю поработать вместе послезавтра. А еще приготовить вместе ужин…"

Ей все еще хотелось сказать, что она плохо знала Виктора, хотя если критически посмотреть, она знала его уже лучше половины всех своих прошлых партнеров, и, похоже, он был именно той обетованной землей, о которой говорила мама. Взглянув под углом ежевичного вина, она даже находила его сходство с папой. То как он ненавязчиво и раскованно общается с людьми, даже совсем незнакомыми. Ощущением покоя рядом с ним…

Немного подумав. Она открыла сообщение и от Влада. Там как всегда были вопросы типа: "Что ты устаиваешь?" И очень самонадеянное: "Начни уже жить своей жизнью. Оставь меня в покое."

Примерно после еще двух бокалов и все еще пустой страницы, Анна снова взяла в руки телефон.

"Мне сложно заниматься своей жизнью под твой сраный перфоратор и еще более сраный сабвуфер. Завтра у меня день бурной личной жизни и романтический ужин. Сделай так, чтобы мне не пришлось вспоминать о тебе. И это не комплимент".

А-а-а-атправить.

"А может ко мне? На своей кухне мне комфортнее будет поражать твои вкусовые сосочки."

Звучало пошло. Но… Что поделать? Ежевичное вино папы.

Ответ пришел спустя долгих двенадцать минут.

"Мои сосочки будут поражены, даже если ты просто нальешь мне воды из-под крана".

В догонку прилетело следующее.

"Боюсь, что я от тебя так просто потом не уйду, и за ночь Геральд сожрет половину квартиры. Его нельзя оставлять одного надолго."

"Я выпровожу тебя, не переживай". И смайлик чертенка в конце.

"Тебе придется проводить меня до дома, иначе я не уйду, как не выталкивай".

Мама принесла тарелку какой-то вкусной всячины и Аня ничего не ответила на его сообщение. Он тоже не писал. И это немножко царапало. Самую малость. Аня списала это на действие вина.

Бросив попытки выжать из себя хоть строчку, включила телевизор. Шел тот самый "Дневник Бриджет Джонс". Незаметно для себя она заснула… И ей снился ее рок-музыкант, с которым она провела незабываемые недели. И Виктор. И все ужасно напоминало противостояние Дэниела Кливера и Марка Дарси. А роль матушки, миссис Джонс, почему-то исполнял в этом сне Влад, ушедший искать новых ощущений к Сонечке с ее утиными губами и оранжевым искусственным загаром.