Желтый дьявол. Том 2

1. Пока не поздно

— …Колчак уже давно на колесах… и в руках чехов. Он не популярен. Дни его правительства сочтены. Императорская Япония хочет иметь в своих руках все козыри в будущей грандиозной игре за овладение Сибирью.

Пауза. Острый взгляд через очки Мацудайры. Чуть улыбка.

— Кто знает… Может-быть, мы заложим новый фундамент новой русской истории — будем их новыми «варягами». — Они же привыкли к этому…

— Монархия?.. — Мацудайра сомнительно качнул головой.

— Да. А что?.. На этот пост найдется у них много дураков…

— Дураки найдутся… но…

— Удержатся ли — думается…

Пауза. Торжественно:

— Почти решено — Генро согласно послать армию в глубь Сибири, если понадобится… до Москвы!..

— Тогда?..

— Может-быть… да!

— Да? Если еще не поздно…

— Да!

Другой разговор там же:

— Вы будете в Иркутске подчинены полковнику Мацудайре.

— Слушаюсь, господин полковник! — и семь бритых затылков кивком головы и приседанием выражают свою полную готовность.

— Сегодня в ночь с экспрессом вы выедете в Иркутск. Там — вот адреса. Деньги — по этому чеку. Все. Можете идти.

Семь приседаний, улыбок и вышли.

Таро садится и углубляется в изучение стратегической карты Западной Сибири.

2. Камера № 113

Волчок. В из коридора в него посмотреть, видно стол у стены, кровать, скамейка. Еще видно — широкая спина и склоненная над столом кудрявая черная голова. Больше ничего.

Хлопнула створка волчка — закрылась.

Опять шаги по длинному каменному коридору тюрьмы и звон ключей.

Смена. Разговор.

А потом вечер и поверка.

Звон замков и грохот открываемых железных засовов дверей…

— Встать, смирна-а!

Арестант обернулся, встал — крупные черты черного лица, заросшего волосами, большие круглые очки в роговой оправе.

Захлопнулась дверь, засов, звон замка — и шаги по коридору к следующей камере.

— Откуда этот еврей? — на ходу новый начальник тюрьмы.

— Лейер?.. — говорит — из Западной Сибири… Коммерсант… Арестован по подозрению в большевизме. Ждут — кто-то должен приехать из Омска, опознать его… Есть подозрения — большой комиссар, большевик. Я у волчка ухо…

Все слышал обитатель камеры № 113 Иркутского Централа.

Ночь. Тихо в тюрьме.

В камере № 113 щелкнул волчок и белый пакетик на пол.

Опять тихо.

Арестант обернулся — увидел. Неслышно подошел.

…будь настороже. Но офицер, опознавший тебя, устранен: он не приедет в Иркутск. Берегись провокации. Жди — скоро Иркутск будет наш. 5-я Советская армия уже за Красноярском. Колчак под охраной чехов, читай — под арестом, — удирает в Иркутск.

Шамов.

— Он знает. Откуда… Но все равно — хорошо… — и сейчас же спичку и, горит, тихо, медленно закручиваясь, записка. Сгорела. Только серой паутиной на пол. Никаких следов.

— Значит, — он здесь…

3. Эсэр и революционер

— Ну, господин губернатор, — и Шамов в упор на Яковлева.

— Ну-те… — волосатой длинной рукою по рыжей бороде, а глаза через золотую оправу очков: — ну-те…

— Ваша карта бита…

Тонкой Иисусовой улыбкой Яковлев смотрит через очки, ждет.

— …и нам нужно от вас только одного — вы должны немедленно сменить банду Красильникова от тюрьмы надежной охраной, которая могла бы гарантировать неприкосновенность политических заключенных Иркутского Централа в момент переворота… — Шамов остановился.

— И… — Яковлев вопросом.

— И… мы вам гарантируем свободный выезд из Иркутска…

— А сдача дел губернии…

— Э… какая там сдача… Теперь революция… Да и что вам сдавать? Грехи ваши… Для этого существует Ревтрибунал…

Яковлев ухмыльнулся… — зрачки глаз чуть-чуть сузились — насторожился.

— Ну, зачем же… так страшно… Ведь пока — я еще губернатор…

— Бросьте шутить… — мы не дипломаты… Вы могли Колчаку строить глазки… но мы люди простые… Я вижу — вы затягиваете время… Говорите прямо: да или нет.

— А гарантия моей неприкосновенности.

— Сразу бы и говорили, а то… — махнул рукою, подумал: «неисправимый эсэр»… Вслух: — Гарантия… В революционное время трудно давать гарантии… но все-таки… пока я здесь — вы можете спокойно выехать… Но предупреждаю — поторопитесь…

— Это — вся гарантия!

— Да — все…

— Хорошо, будет сделано… — Яковлев — встал. Сухой, длинный, сутулый.

Шамов — также.

Они смотрели друг на друга.

Враги, заключившие перемирие…

Яковлев это отлично понимал, недаром же он славился по всей Сибири своей тонкой любезностью и иезуитством. Всем богам служил — даже Колчака облапошил.

Шамов смотрел прямо и просто.

4. Опоздали

Тук… тук-тук-тук… тук-тук… — в стену утром чуть свет кто-то выстукивает.

В камере 113 прислушивается… Начинает разбирать: то-ва-рищ Кра-сно-ло-бов…

«Провокация, — думает. — Надо молчать».

Не отзывается.

Опять стучат: —…в г-о р-о-д-е п-е-р-е-в-о-р-о-т…

Не верит.

— …У н-а-с с-ме-н-и-л-и о-х-ра-н-у… С-к-о-р-о б-у-д-у-т в-ы-п-у-с-к-а-т-ь…

Слушает — молчит. А в голове молнией: «неужели воля»… И хочется обеими руками стучать по стенам.

— Так… Скорее…

Но тверд арестант камеры 113.

Молчит.

И вдруг в коридоре шум: одна за другою хлопают двери, гремят засовы и доходят до камеры 113.

С шумом открывается…

— Товарищ Краснолобов!?. — и Чудновский, маленький, юркий, схватил его за руку и тащит к дверям… — На волю… Меня за вами послал Шамов…

А в тюремной конторе, в графе, где стояло: «Камера № 113 Арестант Лейер», он, уходя, четко расписался: «Краснолобов».

Новый начальник тюрьмы с любопытством во все глаза на него.

Проводил взглядом до самых дверей…

— И никто не знал!!. — только и вырвалось у него: — замечательно?..

К Иркутскому вокзалу подлетел со стороны Маньчжурии экспресс.

Волны пассажиров на перрон.

Кучка японцев с саквояжами из спального вагона. Вышли — и прямо уперлись в огромное объявление:

ИМЕНЕМ РЕВОЛЮЦИИ

И подпись: Политический центр.

Один из японцев ткнул тростью в объявление:

— Опять у них революция…

Все переглянулись.

И тот же добавил по-японски:

— Опоздали…

— Боршуика!.. — другой скрипнул золотыми зубами. Все присели.