Теперь тишина оглушала.
Я вернулась в библиотеку, отказавшись от возможности наблюдать, как посрамленная святая братия убирается восвояси, не желая слышать, как Руперт тихо и недобро рассмеётся им вслед.
Святой брат со своими помощниками в крысиных одеждах даже со всеми своими навыками не были ему ровней, и уж точно не смогли бы приблизиться к Лагарду.
Едва ли я справилась бы с ними сама, если бы они навалились толпой, но это было уже… Не важно.
Не в силах унять дрожь, я прошлась по комнате, а после опустилась в кресло и сцепила пальцы на животе.
Ни одной связной мысли, ни одного до конца оформившегося чувства не было. Только усталость. Усталость и стыд, а еще желание лечь спать и как можно дольше не просыпаться, сделать вид, что не осталось ничего такого, что мне стоило своему пока еще мужу объяснить.
За эту трусость я себя почти ненавидела.
Сбегая от пришедших за мной церковников три года назад, я не позволила себе бояться, не поддалась сомнениям ни на секунду, а теперь не знала, как приблизиться к Даниэлю.
Достаточно было уже того, что о моих проблемах со Святой Церковью он узнал не от меня.
Обо всем прочем он, конечно же, не спросит. Предпочтет оставить все как есть, считать, что на самом деле я не была ни в чем виновата, и все претензии святой братии ко мне есть следствие лишь их греховных желаний и плод не в меру разыгравшегося воображения.
Вернее, он позволит мне разрешить ему считать так.
Запустив пальцы в волосы, безжалостно портя собственную прическу от отчаяния и досады, я напомнила себе, что так нельзя. Не с ним. Не после всего.
Я должна была собраться с духом и встать. Прекратить прятаться в библиотеке и пойти к нему, чтобы…
— Значит, леди Алиса? Тебе идет.
Слишком увлеченная своими мыслями, я не заметила его появления. Пропустила даже момент, когда Даниэль присел на подлокотник моего кресла.
От того, как он произнес мое имя, — мягко, с легким придыханием, негромко, словно пробуя его на вкус, — мне снова стало нечем дышать.
И все же я заставила себя повернуться к нему и поднять лицо.
— Я отвыкла от этого.
— Я буду называть тебя так, как тебе нравится, — он уже привычно положил руку без перчатки на мое лицо, погладил висок большим пальцем. — Чего ты так испугалась? Их? Или правда подумала, что я позволю им забрать тебя?
— Маркиз Лагард мог бы запретить просто потому что дело касалось его жены. Но ты мог захотеть этого.
Я отстраненно удивилась, услышав собственный голос, потому что не собиралась этого говорить, и даже не почувствовала, что мои губы двигались.
— Дани, — он склонился ближе, и теперь в его тоне читался такой же нежный, как прикосновение, укор. — Я думал, насчет этого мы все решили.
Да. На диване в чужом доме, измученные, но счастливые, мы по умолчанию решили, что нужны друг другу не только как способные взаимовыгодно договориться люди, но как муж и жена. Все взятые на себя обязательства казались почти смешными на фоне того, что мы чувствовали друг к другу. Однако реальность ворвалась в дом в облике святой братии, и мне предстояло что-то решить, отталкиваясь от неё.
— Ты даже не спрашиваешь, за что они так на меня взъелись.
— Я уверен, что ничего по-настоящему дурного, — Даниэль склонился ко мне, чтобы поцеловать и покончить со всем этим, но я отвернулась, не позволяя ему.
Я не могла ему солгать. Знала, что его неведение было бы благом для нас обоих, но просто не могла.
— Когда в нашей деревне появился монастырь, многие этому обрадовались. Кто-то потому что истово верил, другим просто нравились монахи. Они не были злыми в большинстве своём, с ними находилось о чем поговорить, к тому же, они развивали торговлю.
Я почти не узнала себя, заговорив, настолько глухо и безжизненно это прозвучало. А ещё — очень тихо. Даже Даниэль выпрямился, растеряв весь настрой.
Вставать с подлокотника он, правда, не торопился, а мне не хотелось его подгонять. Успеет ещё.
— Кроме меня в округе были две ведьмы, но… Другие. Они жили в деревне и многое могли сделать за деньги. Благонравные братья не слишком досаждали нам, разве что могли предупредить, если кто-то терял чувство меры. Один из них зачастил ко мне. Брат Бернар, — мне потребовалось облизнуть пересохшие губы после того, как я произнесла это имя. — Мы познакомились, когда я отчитала от одержимости одну местную девочку. Братья бились над ней три дня, но не смогли. А я смогла.
Быстро и судорожно вздохнув, я уставилась в пространство перед собой, лишь бы не смотреть ни на Лагарда, ни на свои сцепленные руки.
— Он всегда приходил днём или с утра и оставался у меня часами. Пил травяной чай, приносил мне книги. Мы много разговаривали. Он был восхищён тем, что я сделала, но искренне сожалел о том, как мне это удалось. Он уговаривал меня оставить ведовство, покаяться и направить свой дар на службу Богам и людям.
— Он понятия не имел, о чем говорил.
Даниэль перебил коротко, напряжённо, глухо. Понимая, что хорошего конца у этой истории не будет, он старался ободрить меня и поддержать, и я всё-таки грустно улыбнулась.
— Да. Я внутренне посмеивалась над ним. Он был такой трогательно-нескладный, серьёзный, наивный. Он… был хорошим.
Я прервалась, собираясь с силами, чтобы продолжить, а Даниэль потянулся, чтобы взять меня за руку.
— Он погиб?
— Нет, — я расценила пальцы и убрала ладонь, снова не давая ему прикоснуться к себе. — Он…
Светлые волосы и чистые серые глаза благонравного брата Бернара вспомнились так живо, как будто это он сам приходил сегодня за мной.
Я с силой выдохнула, напомнив себе, что теперь у меня нет выбора, кроме как закончить.
— Он был девственником. На три года старше меня… Он даже не понимал своих желаний. Монахи приютили его, когда он был совсем маленьким, он вырос среди них, принимая всё за чистую монету.
Голос всё-таки дрогнул, но я не позволила себе остановиться.
— Я переспала с ним. Сам бы он никогда не решился, только смотрел. В один из дней я просто толкнула его на кровать и сама всё сделала. Это казалось мне таким забавным — совратить настоящего монаха. Я думала, что мы станем тайными любовниками. Найдём нечто общее между ведьмой и Церковью, если можно так сказать.
Теперь можно было немного отдышаться, и я воспользовалась минутой, в которую Даниэль встал и принялся мерить библиотеку шагами.
— Вместо этого он донёс на тебя, да? Не простил собственной слабости.
— Нет, — я откинула голову на высокую спинку кресла, чувствуя себя смертельно уставшей. — Он просто покаялся. Согрешив, он не мог утаить это от своего духовника. Его вера не позволила бы, а она была очень крепкой. Тому, разумеется, полагалось наложить наказание и сохранить это в тайне, но тот человек как раз хотел поставить нечестивых ведьм на место. Он раздул настоящий скандал, и уже на следующий день они пришли за мной. Знаешь, как они приходят? У них есть для этого старая скрипучая телега, на ней ещё возят покойников. Почему-то она всегда скрипит. А ещё верёвка и…
Лагард развернулся так резко, что я осеклась и опомнилась, потеряла лицо ладонями.
— Я узнала о них, когда они были уже на полдороги. Лесные духи шепнули. Я взяла все деньги, что у меня были, и вылезла в окно. Из леса я видела, как они подъехали, как стучались в дверь. Они вломились в дом, но он сопротивлялся. Он так старался их прогнать…
Даниэль подошёл ко мне, опустился перед моим креслом на колени, а я посмотрела в сторону окна.
— Стояла ночь, я была растеряна, не понимала, что мне делать дальше. Я пошла на постоялый двор. Отвела людям глаза и пряталась там неделю. Всё это время в деревне творилось что-то ужасное. Они стояли на всех дорогах, обшаривали каждый куст. Весь монастырь поднялся на поиски, кое-кто из местных тоже помогал им. Держать морок становилось всё сложнее, и я решила, что пора уходить. Это можно было сделать только через лес. Те, кто живёт в нём, хотели мне помочь. На прощание.
Даниэль не шевелился. Мне показалось, что он старался как можно тише дышать, чтобы не помешать мне.
— Я дождалась темноты и вышла на улицу. Знаешь, это было такое странное чувство, — я улыбнулась больше от страха продолжать, чем своим воспоминаниям. — Они стояли на площади и обвиняли хозяйку постоялого двора. Её заподозрили в том, что она меня укрывает. Их было много, несколько десятков. Они искали меня со всей страстью, со всей ненавистью, а я стояла прямо за их спинами, и… Тогда я впервые почувствовала себя одинокой. Поняла, что нет никого, к кому я могла бы обратиться за помощью, у кого могла бы попросить если не ночлега, то денег или лошадь. Я даже не умею стрелять, так что оружия у меня тоже не было. Ничего. И всё равно я оказалась умнее, чем все они вместе взятые. Они не смогли меня поймать. Это было так жутко, и так восхитительно одновременно, — я провела по лицу ладонями, словно снимая маску. — До того я не считала свою силу чем-то исключительным, просто жила, как жилось. В ту ночь я впервые задумалась о том, как много могу на самом деле. Я украла лошадь и постаралась убраться оттуда как можно быстрее. Иногда останавливалась по пути, чтобы заработать, помогая кому-нибудь. Дома я редко брала с приходивших ко мне людей деньгами, чаще просила взамен помощи по хозяйству или мясо. Я его люблю, но не способна убить животное. Лицемерно, наверное. Так или иначе, мне пришлось научиться брать за свою работу много, иначе я бы не смогла добраться сюда. Мне казалось, что я уехала достаточно далеко и здесь смогу отдохнуть. Потом появился ты. — К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-
Не нужно было договаривать, чтобы правдивость слов брата Эрнана стала очевидна. Я вышла за него, чтобы спрятаться надёжнее и спастись, не думая о том, как это может по нему ударить.
— И ты всё сделала правильно, — на это раз я не успела увернуться, и Лагард сжал моё запястье. — Тебе нужна была защита. Не просто новое имя, а положение, которое не позволило бы им тебя тронуть.
Его пальцы оказались прохладными, и держал он, не сжимая до боли, но крепко. Так, что мне хотелось только наклониться и прижаться к его руке губами.
Вместо этого я перехватила его за подбородок, вынуждая посмотреть себе в лицо.
— Ты не хочешь спросить, что стало с братом Бернаром?
— А это должно меня интересовать? — он не вывернулся из захвата, но осторожно сжал и вторую мою руку.
Держаться за него оказалось преступно приятно, и я держалась, чтобы сказать ту самую правду ему в глаза.
— Он сошёл с ума. От чувства вины, от непонимания, от того, как они его травили. Я здесь с тобой, а он доживает свой век в клетке, как животное. Они решили не убивать его, чтобы он расплатился за греховную связь с ведьмой до конца. И всё это произошло из-за моей прихоти, потому что я была беспечна и совсем не думала о нём.
Лагард молчал. Молчал и смотрел на меня, даже пальцы на моём запястье не сжались крепче.
Мне было больше нечего терять, и я продолжила, почти не отдавая себе отчёта в том, что говорю.
— И о тебе я не думала тоже. Когда ты предложил мне выйти замуж, я на тебя гадала. Карты сказали, что у тебя есть могущественный покровитель. Какой-то мужчина. Кто-то, не служащий короне, но достаточно могущественный, чтобы король прислушался к его слову, если тебе будет грозить настоящая опасность. Я решила, что ничем не рискую за твоей спиной. Что при необходимости смогу сбежать от тебя так же, как сбежала от них, если уж на то пошло.
Даниэль засмеялся.
Не выпуская моих рук, он опустил голову и смеялся негромко, хрипловало, но искренне.
— Лагард!
Он резко вскинулся, и, прежде чем я успела опомниться, поцеловал меня глубоко и властно.
— Не беспокойся. Я не собираюсь сходить с ума. Я же не похож на благонравного брата.
Я сжала его руку до боли, заставляя себя поверить в то, что слышала.
Если я так в нем ошиблась, и ему все равно…
Даниэль перестал улыбаться и покачал головой, прежде чем снова бережно удержать моё лицо.
— Я понял, что ты мне сказала. И я согласен, что шутить над этим нехорошо. В этом вообще нет ничего хорошего. Но если ты до конца дней своих будешь себя винить, лучше не станет.
Он с силой провёл ладонью по моим волосам, окончательно расправляясь с причёской, и я позволила себе на секунду прикрыть глаза.
— Он всего лишился из-за меня. Когда я думаю о том, каково ему теперь…
— Ты хочешь для него хотя бы милосердия, — голос Даниэля прозвучал чуть ниже. — Это уже немало.
— Что толку от моих желаний?
— А от твоей вины? Не ты ли говорила мне недавно, что никто из нас не безгрешен?
— Это был ни в чем не повинный человек, — я осеклась, потому что хотела бы заплакать о Бернаре. Вот только слез не было.
— Ты не хуже меня знаешь, что есть вещи, которых невозможно избежать, — он погладил меня по голове и щеке снова. — Рано или поздно ты должна была столкнуться с ними. Я должен был рано или поздно убить, чтобы прийти в равновесие. Ты хорошо их изучила, спасаясь от них, и знаешь, сколькие из них безумны без твоего вмешательства.
Он сделал паузу, давая мне осознать услышанное, а потом добавил совсем тихо:
— Ты действительно умопомрачительная женщина, Даниэла. Алиса. Как тебе нравится больше. Но для того, чтобы по-настоящему лишиться рассудка, нужно гораздо больше.
От его слов, от того, как пылко он говорил всё это, в горле встал ком.
— Хочешь убедить меня, что я не виновата?
— Это уже не имеет значения, — Даниэль немного сменил позу, чтобы удерживать моё лицо обеими ладонями. — Всё уже произошло. Тебе выпал второй шанс, пользуйся им.
— Бернар…
— Стал тем, благодаря кому ты узнала, на что в действительности способна. Просто цени это.
Мне было нечего ему ответить, а Даниэль не торопил, только гладил меня, успокаивая, обволакивая собой.
— Я думала, ты от меня откажешься. Если узнаешь.
— О том, что ты не святее меня? — он криво и выразительно ухмыльнулся. — Я знал, что в твоём прошлом было что-то очень плохое. Иначе ты не заметала бы свои следы так тщательно. Если уж на то пошло, это мне следовало волноваться. Что если бы ты пришла в ужас от того, что увидела? Что если бы ты начала меня бояться?
Я снова задержала дыхание, потому что Лагард, Нечистый бы его побрал, говорил здравые вещи. Мне было чего испугаться в том недостроенном доме. Как минимум, лёгкости, с которой он ввёл меня в заблуждение, заставив поверить, что остался почти беспомощным. Однако подобное даже не пришло мне в голову.
— К тому же, я не такой дурак, чтобы добровольно отказаться от верной и красивой жены. Изумительной любовницы, к тому же, — на этот раз он улыбнулся не в пример приятнее. — Как выяснилось, ты ещё умеешь готовить и гадать. У меня так и не хватило терпения научиться ни тому, ни другому.
Он говорил, а я успокаивалась, начинала дышать ровнее. Само присутствие Лагарда рядом утешало, отодвигало на дальний план не только чудовищный, лишающий воли испуг, но и муки совести.
— Не думала, что Руперт настолько влиятелен. Или есть ещё что-то, о чем мне нужно знать?
Он опустил взгляд на наши переплетённые пальцы, и только потом снова посмотрел мне в глаза.
— Ты ведь даже не взглянула на кошелёк, который я дал им.
Я улыбнулась почти против воли, погладила шрам на его виске.
— Что мне на него смотреть? От количества золота, которое ты готов был дать им, я не стала бы любить тебя больше или меньше.
Лицо Даниэля дрогнуло, всего на секунду, но стало почти беспомощным, и только после этого я поняла, что именно сказала.
— Если бы от них можно было просто откупиться, я дал бы им гораздо больше, — он склонился, касаясь губами моих пальцев, а потом опустил руку в карман. — Но на кошелёк всё же посмотри.
В мою ладонь лёг прочный и тяжёлый холщовый мешок, и я поднесла его к глазам просто потому что Даниэль так хотел.
На боку красовалась мастерски вышитая эмблема — трижды обвивающая шест змея. Эмблема Совета.
Переведя взгляд на Лагарда, я ждала от него объяснений, а он, наконец, сел, опустившись прямо на ковер.
— Как я и предполагал, Мастер Йонас собирает команду. Не думал, что приглашение поступит мне, но, как видишь…
Я медленно и с неподдельным интересом взвесила кошелёк в руке, не решаясь открывать.
— А это первое жалованье авансом?
— Да, — Даниэль пожал плечами неожиданно легко. — Можно принять его и приехать. Либо отказаться, отправив обратно.
Змея не была прошита детально, но всё равно гипнотизировала, не давала мне оторваться от неё.
— Это, по всей видимости, за год?
— За месяц.
Мы переглянулись, и Даниэль устало улыбнулся.
— Совет всегда был влиятельной структурой.
— Не менее влиятельной, чем Церковь.
— Даже более. Церковники опасаются короны, любой из правителей волен ограничить их в правах. Так же, как король Фернан запретил им пытать, насиловать и сжигать женщин заживо. Совет не подчиняется никому, кроме собственного Устава. И никто не хочет усмирять целую армию отлично подготовленных колдунов в случае, если с ними не удастся договориться. Имея мозги, из этой махины можно сделать государство в государстве. У Йонаса мозги есть.
— И король прислушается к его слову, потому что Совет нужен королю. Мастер, с которым можно иметь дело, нужен королю, — я проговорила это совсем негромко, но Лагард согласно кивнул.
Мешочек с золотом приятно тянул руку, и сидящий у моих ног Даниэль выглядел довольным и польщенным. Предвкушающим.
— А тебе очень хочется плюнуть королю в лицо.
Это был не вопрос, и я не ждала от него ответа.
Положив кошелёк в кресло, на котором всё это время сидела, я встала и подошла к окну.
За окном был подозрительно похорошевший сад и спокойный пасмурный осенний день. Такой же, какими обещали стать все предстоящие — уютными, безмятежными, полными предсказуемых и неожиданно ставших мне приятными хлопот.
— Тебе следовало жениться на ком-то вроде леди Элисон. Ей в самом деле ничего не нужно, кроме силы, свободы и этого Нильсона.
Лагард за моей спиной хмыкнул и, судя по звуку, встал.
— Леди Элисон, значит?
Пользуясь тем, что он не видел моего лица, я криво и неудобно усмехнулась.
Всё, что я попробовала и узнала о себе в порту и в ночь, проведённую в её пусть и временном доме, сделали своё дело. Мое удивление, почти зависть, превратившиеся в ошеломляющее понимание того, что с Даниэлем я имела то же самое, что имела она, завершили процесс. Я чувствовала так мощно и ярко, как никогда прежде, как будто восприятию добавили красок. Достаточно, чтобы узнать её имя так же, как она узнала моё.
— А чего хочешь ты, Алиса?
Он обнял меня сзади, сцепив пальцы в замок на моём животе, и я улыбнулась совсем иначе, потому что, невзирая на все слова, с моим именем Лагард тоже определился.
— Никогда не думала, что скажу подобное, но тебя. Наш дом. К тому же, ты называл в числе обязательных условий нашего брака рождение наследника…
Я сама не знала, кого пытаюсь уговорить в первую очередь, его или себя, а Даниэль осторожно коснулся губами моей шеи.
— Хочешь сказать, он уже есть?
— Пока нет. У нас толком не было времени, чтобы заняться этим, — я накрыла его руки ладонью, словно прося, чтобы он остановил меня. — Разве что мы могли бы поехать на время. Просто посмотреть. Если понравиться, задержаться до тех пор, пока я не пойму, что нам пора возвращаться.
Лагард плавно двинулся, выше, целуя за ухом, и по телу прошла сладкая дрожь предвкушения — не то от этого прикосновения, не то от внезапно открывшихся перспектив.
— Это хорошее предложение. Очень щедрое, — он заговорил совсем тихо, так, что я едва слышала. — Причастность к Совету позволит не бояться ни Церкви, ни самого короля. Это самый простой и самый опасный путь, но далеко не единственный. Ты не обязана делать это, если…
Услышав такое знакомое «Ты не обязана», я так же тихо засмеялась, переплетая свои пальцы с его и сжимая руку, а после снова посмотрела в окно.
— Ты собираешься убить Рошена, не так ли? Найти его, где бы он ни находился, и сделать то, что должен.
Почти на минуту Даниэль за моей спиной окаменел, а после поцеловал меня снова, на этот раз в висок.
— Он потерял меру. Дело деже не в том, что он узнал, кто ты, и выдал тебя святошам. И не в том, что он пытался разнести до основания этот дом. Взбесившихся колдунов пристреливают, как взбесившихся животных, и это не жестокость. Это вопрос…
— … Баланса и безопасности. Я знаю. Но я всю ночь и всё утро думала о том, что тебе непросто будет сделать это. Ты слишком сильно хотел ему помочь. По правде сказать, я не знаю никого другого, кто был бы готов вот так запросто поделиться и именем, и наследством с чужим, по сути, человеком.
— Это уже не имеет значения. Ты правильно сказала: сделать, что должен.
Теперь он вдыхал запах моих волос, уткнувшись в них носом, а я продолжала задумчиво гладить его руку, поглаживать кончиками пальцев причудливую вязь шрамов.
Деревья в саду качались, и воздух в комнате начинал пахнуть подступающей дождем.
Мне оставалось сказать Лагарду только одно, но, пытаясь подобрать для этого правильные слова, я уже не сомневалась в том, что он это примет и выдержит.
— Я хочу поехать в Совет. Давно хотела. Правда, раньше женщинам там были не слишком рады.
— Я не думаю, что это изменится быстро. Но, если захочешь, ты приедешь в первую очередь в качестве моей жены.
Удовольствие, с которым он произносил это, разливалось по моему телу тёплой ласковой волной, и за неё я была ему благодарна больше, чем за что бы то ни было.
— Это хорошее начало. Тем более, что я тоже кое-что должна Совету.
Даниэль насторожился снова, и я поймала себя на рассеянной полуулыбка.
— Мне бы в самом деле не хотелось, чтобы ты приближался к нему. Чтобы ты искал его для того, чтобы исполнить этот долг. Хватит с нас обоих всех прочих долгов.
— Алиса? Что ты сделала?
Он стиснул мою руку сильнее, почти до боли, и в этот момент я знала его мысли так же хорошо, как свои собственные.
Он боялся, что я сделала это сама, что все-таки решилась на убийство, стараясь оградить его.
Это было так дико и трогательно, что я наконец развернулась и прямо посмотрела в его глаза.
Левый зелёный, правый — голубой.
— Я написала о нём в Совет.