Васёна с отсутствующим видом сидела в редакции, если был присутственный день, а ночью не вылезала из интернета, просматривая все, что попадалось ей о серии убийств в местном парке. Если же была возможность остаться дома, то ночь перетекала в день и обратно так, что Васёна даже не замечала, как за окном темнеет или, наоборот, рассветает.
Гора коробок от пиццы в углу кухни росла совершенно неприлично, но она не обращала на это внимания – просто бросала очередную сверху, и все.
Закончилось это предсказуемо: проведать ее зашел Роман и, оценив масштаб бедствия, вздохнул, засучил рукава рубашки и принялся за уборку, ни слова не говоря хозяйке, устремившейся за ноутбук с зажатой в кулачке флешкой, которую Васильев ей принес. Там был разговор с бывшим оперативником Игорем Ильичом Кочкиным, работающим теперь охранником в бизнес-центре.
Нацепив огромные наушники, Васёна погрузилась в прослушивание записи, совершенно не обращая внимания на шуршащего по хозяйству Романа. Тот, изредка бросая на девушку взгляд, только хмыкал, а сам споро и ловко орудовал то пылесосом, то тряпкой для пыли, то шваброй. За час он успел убрать всю квартиру и теперь устроился в чистой кухне, сварив себе крепкий кофе.
Васёна все еще слушала запись, и Роман не хотел отвлекать ее. Ему нравилось, что она умеет вот так погрузиться в работу, которая казалась ей интересной и важной, и даже то, что при подобном погружении Василиса совершенно забывала обо всем и превращалась в асоциальное существо, не способное даже чашку за собой вымыть, его совершенно не пугало.
«Может, мне на ней жениться? – думал он, слегка покачиваясь на тяжелом деревянном стуле и потягивая горячий кофе. – А что? Хорошая девчонка, не избалованная, умная. Готовить не умеет? Да и фиг с ним, что я – кухарку ищу? Сейчас все можно решить. А она мне нравится… с ней интересно, есть о чем поговорить, да и помолчать тоже можно. Она все понимает… Правда, Вовка… но в конце концов, Василиса же рано или поздно соберется замуж – так чем я не гожусь? Что старше? Ну так то не минус».
– Что – не минус? – Прозвучало над самым ухом, и Роман едва не облился остатками кофе из чашки, которую в этот момент поднес к губам.
– В-васька! Сдурела?
– Так что – не минус? – повторила она, усаживаясь за стол и подтягивая к себе джезву.
– То, что я с-старше.
Она внимательно посмотрела на него и вдруг прикрыла рот ладошкой:
– Рома… ты… ты что же…
– Ну, а ч-что? – буркнул Васильев, смущенный тем, что его застали врасплох. – Х-хорошо бы ж-жили…
Глаза Васёны стали огромными, круглыми, очки съехали на самый кончик носа:
– Ты меня замуж зовешь, что ли?!
– А ч-что? Не х-хочешь?
– Не знаю… – чуть растерянно произнесла Васёна, думая, что эти слова просто шутка.
– Я не т-тороплю, – серьезно сказал Роман. – Да вообще… отца бы т-твоего д-дождаться…
Васёна отодвинула от себя чашку, сложила руки на столешнице и пробормотала:
– Рома… а отец-то при чем?
– К-как?! Я же д-должен у него твоей р-руки просить.
И вот теперь-то она поняла, что никакая это не шутка, все очень серьезно – взрослый человек не станет шутить такими фразами, как «я должен просить твоей руки у отца».
Васёне стало слегка не по себе. Она как-то не рассматривала возможности отношений с Романом, кроме дружеских – таких, как они были все то время, что она его знала. Васильев был ей скорее старшим братом, чем «прекрасным принцем», хотя очень многие его качества иногда заставляли Васёну думать об этом. И вот теперь он сидит перед ней и совершенно серьезно заявляет о своем намерении жениться. А она не понимает, как себя вести, что говорить, куда деть руки, как посмотреть Роману в глаза.
– В-васька, ты не торопись, я же сказал. П-подумай. Если откажешься, я т-тоже п-пойму, – негромко произнес Васильев.
Васёна почувствовала, как запылали щеки, вскочила со стула и убежала в ванную, закрылась там, словно боясь, что Роман начнет выламывать дверь, облокотилась на раковину и вдруг увидела свое лицо в зеркале. Совершенно ошалевшие глаза за стеклами очков, покрасневшие щеки, растрепанные волосы – красавица-невеста…
Когда она, умывшись и приведя себя в порядок, вышла из ванной, Васильева в квартире уже не было.
Целую неделю они избегали друг друга, Роман даже не звонил, хотя раньше делал это ежедневно. Васёна тоже испытывала неловкость, как будто между ними произошло что-то такое, чего оба теперь стыдились.
Однако без Романа было тоскливо и скучно, она уже привыкла, что тот провожает ее после работы, зовет то в кино, то в кафе, то просто побродить по городу, и теперь высвободившееся время оказалось нечем занять.
Ничего лучше, чем продолжить поиски материалов о невидимке Тиханевиче, Василиса не придумала, потому не вылезала из интернета сутками, однако даже отдаленно ничего не находила.
Нашелся зато цикл передач одного из московских каналов, посвященный расследованию громкого дела, и Васёна погрузилась в просмотр. После каждой серии ей становилось все страшнее засыпать в пустой квартире, а необходимость выходить на улицу и возвращаться домой, когда стемнеет, вызывала приступы паники. Прежде Васёна не боялась ни темноты, ни пустых улиц, ни тем более собственной квартиры.
Репортер, рассказывавший в каждой серии об одном из эпизодов, сейчас уже был маститым и очень известным, а тогда ничем не отличался от нынешней Васёны – тоже, видимо, мечтал о теме всей жизни и так удачно нашел ее здесь.
«Если, конечно, можно применить к двенадцати эпизодам жестоких убийств фразу “удачно”, – думала Василиса, напряженно всматриваясь в мелькавшие за спиной репортера знакомые пейзажи и узнавая то дом, то детскую площадку, то вывеску магазина. – Но имя этот Колесников сделал себе, тут не поспоришь. Правда, не уверена, что сама хочу такой старт».
Чем дальше она углублялась в дело Вознесенского, тем больше вопросов возникало в голове. В какой-то момент Василисе даже начало казаться, что этот Леонид Вознесенский не всегда понимает, что от него хотят на уличных следственных экспериментах, фрагменты которых Колесников тоже использовал в своих репортажах. Ему по несколько раз задавали один и тот же вопрос, и молодой человек, прикованный наручником к сотруднику милиции, хмурил лоб и растерянно молчал, вновь и вновь заставляя следователя повторять то, что он спрашивал.
Отметив пару таких моментов, Василиса стала приглядываться к тем фрагментам репортажей, где появлялся Вознесенский, и ощущение чего-то неправильного в его поведении только укреплялось.
«Очень странно он себя ведет, как-то совершенно не логично. Ведь уже задержали, обвинение предъявили, следствие идет, все улики против – какой смысл запираться? – думала она, в очередной раз рассматривая на стоп-кадре открытое лицо Леонида. – А у него глаза везде как у камбалы… Как будто не понимает, о чем речь».
Однажды за таким вот рассматриванием стоп-кадра ее застал забежавший в гости Роман. Зная, что в моменты рабочего «запоя» Василиса забывает поесть, он принес целый пакет продуктов и теперь варганил из них на кухне какое-то блюдо.
– Оторвись на м-минутку, – попросил он, и Васёна перевела мутный взгляд с монитора на Романа:
– Что?
– Мне к-кажется, тебе надо каким-то образом п-попасть в колонию, где с-содержится В-вознесенский.
Васёна сняла очки и зажмурилась – в глаза словно горсть песка бросили, такое всегда бывало после проведенной за ноутбуком ночи:
– И как, интересно, я туда попаду?
– Ну т-ты же ж-журналист! Почему бы не п-попробовать? З-заявку кинь г-главреду на интервью – или даже на ц-цикл интервью. Все-таки с-события у нас происходили, п-почему ты не могла заинтересоваться?
– Да кто будет читать расследование о деле двадцатилетней давности, да к тому же освещенном таким мастодонтом, как Колесников? – вздохнула Васёна.
– Т-тогда попробуй сперва поговорить с п-потерпевшей, – настаивал Роман. – В-ведь она жива.
– Ну а ей-то это зачем? Думаешь, очень приятно вспоминать события, поломавшие тебе всю жизнь? Она ведь потом из психбольниц не вылезала, возможно, и сейчас там.
– Н-нет! – торжествующе заявил вдруг Васильев. – Она ж-живет совсем недалеко от тебя, р-работает в б-библиотеке.
Васёна вернула на переносицу очки:
– Ты как это узнал?
– С-случайно. Моя мама д-дружит с одной б-библиотечной старушкой, х-ходит к ней иногда уколы делать. Ну, р-разговорилась – и понеслось. К-кстати, у старушки внучка п-погибла от рук этого В-вознесенского.
– Ого… – протянула Васёна. – А город-то наш не такой большой, да?
– Не в том д-дело. Просто у-убивал он в одном районе, п-понимаешь? В одном-единственном п-парке, и по стечению обстоятельств этот п-парк расположен в твоем р-районе. И родственники ж-жертв оказались замкнуты в одном п-пространстве – те, кто не п-переехал, не убежал от воспоминаний.
– Я удивляюсь, как тут вообще жители остались. Мне вот папа, например, до сих пор запрещает к парку приближаться. И в детстве меня туда бабушка гулять не пускала и сама со мной не ходила, да и без меня тоже. Я помню, что она всегда такой крюк огромный закладывала, чтобы до почты дойти… – Васёна посмотрела на Романа и вдруг спросила: – А ты серьезно думаешь, что мне стоит написать статью об этом?
– Я всерьез д-думаю, что ты и сама это понимаешь, потому что тебя что-то изнутри г-гложет. Ты ведь п-постоянно вокруг этого дела вьешься, м-материалы собираешь, скажешь – н-нет?
– Мне просто интересно, как связан с этим делом белорусский бизнесмен, чью фамилию я вообще ни разу не встретила ни в каких материалах. Я не верю в такие ошибки, которые не исправляют потом на сайте, заметив. Ну ведь не может же быть, чтобы никому в голову не пришло убрать чужое фото из статьи, правда?
Она выбралась из-за стола и прошлась по кухне, разминая ноги.
Роман смотрел на нее и чувствовал, как внутри почему-то поднимается волна беспокойства – как будто должно произойти что-то, а он пока не понимает, как этому помешать.
– И потом… – вдруг произнесла Василиса, остановившись напротив него. – Я не зря сказала, что это лицо кажется мне знакомым. Я теперь совершенно уверена, что видела этот фоторобот тогда, в детстве, просто не могу вспомнить при каких обстоятельствах. Но совершенно четко вижу папину руку и листок в ней, а на листке – вот это лицо. – Она ткнула пальцем в монитор.
– Н-ничего удивительного, – пожал плечами Васильев. – Твой отец ж-журналист, почему бы ему не з-заинтересоваться?
– Рома, ну, это ерунда же. Папа – военный корреспондент, он никогда не писал ничего другого, и уж точно не работал в криминальных колонках. Это совершенно исключено. Но фоторобот я видела в его руке – что-то ведь это значит?
– Ну, вернется – с-спроси. – Васильев отвернулся к сковороде, поднял крышку, и по кухне распространился умопомрачительный запах куриных котлет. Васёна даже сглотнула слюну от предвкушения:
– Что бы я без тебя делала…
Он как-то странно на нее взглянул, но ничего не ответил, перевернул котлеты и снова накрыл крышкой:
– Убирай н-ноутбук, сейчас ужинать б-будем.
– Для меня это еще завтрак, – рассмеялась Васёна, подхватывая ноутбук. – По моим ощущениям, сейчас всего восемнадцать часов утра.
– Е-еще бы… – вздохнул Роман, открывая посудный шкаф.