Жертвы осени

Город Вольск, наши дни

Вадим все-таки вытащил ее на пробежку. Правда, не в парк, а на набережную, но это было уже что-то.

Ева не бегала с того дня, как на нее напал Бегущий со смертью, даже мысли подобные в ее голове не возникали. Старенький спортивный костюм, в котором теперь Ева делала только уборку дома, выглядел убого, кроссовки для бега тоже не годились, но делать нечего – пришлось довольствоваться тем, что имелось в наличии.

К счастью, Резников тоже оказался тем еще бегуном, и потому они медленно трусили по набережной, как два новичка, чувствуя себя довольно неловко. Но Вадим преследовал вовсе не оздоровительную цель, ему важно было начать вытаскивать Еву из квартиры по утрам, чтобы постепенно все-таки вернуть ее в парк, где все произошло.

Ему казалось, что погружение в травмировавшую среду сможет подтолкнуть Еву к каким-то решительным шагам в изменении жизни, она убедится, что больше ей ничего не угрожает. И пусть даже потом она никогда больше не войдет в парк, но и бояться его тоже перестанет. В его практике была пара таких случаев, поэтому Вадим очень рассчитывал на положительный результат и с Евой.

– А ты раньше бегом не занимался, – уличила его Ева после первой совместной пробежки.

– Нет, – честно признался рухнувший на ближайшую лавку Вадим. Он даже сам себе напоминал сейчас рыбу, выкинутую на сушу и судорожно открывающую рот.

– Ну так а зачем тогда тебе это? – Ева, к собственному удивлению, чувствовала себя неплохо, хотя с непривычки колотилось сердце и дышать было довольно тяжело.

– Там увидим, – уклонился Резников. – Вдруг втянусь?

– Вадим, – Ева серьезно посмотрела на него и поправила шпильку, грозившую вывалиться из тяжелого пучка волос на шее, – если ты надеешься, что мы станем бегать в парке, то нет. Я не могу – понимаешь? И никогда не смогу.

– Я тебя в парк тащу, что ли? По набережной бегаем, никто тебя тут не тронет.

– Я тебе не верю, – вздохнула она, опускаясь на скамейку рядом. – Ты редко делаешь что-то просто так. Ведь даже тогда в клинику ты мне карандаши и бумагу принес специально.

– Но тебе ведь стало лучше, когда ты начала рисовать то, что сидело у тебя в голове? Возразишь?

Она зажмурилась на секунду:

– Нет… ты оказался тогда прав, я стала рисовать – и кошмары как будто переместились из головы на бумагу и больше не возвращались. Ну, в том виде, как я их изображала… Но с парком…

– Ева, мы договорились, что будем всегда решать проблемы, только когда они появятся, а не выдумывать их заранее и подолгу обсуждать то, чего еще нет, – перебил Резников. – Мы пока договорились просто бегать по набережной три раза в неделю – вот и будем придерживаться такого графика. А вдруг потом нам захочется делать это чаще?

– Я понимаю, к чему ты клонишь. – Ева вздохнула. – Ладно, от тебя ведь все равно не отделаешься… Послезавтра бежим опять?

– Верно.

– Тогда… надо хоть костюм купить, что ли, – пробормотала она. – И кроссовки поудобнее…

– Отлично! – с энтузиазмом сказал Вадим, понимая, что завтра еле встанет с кровати и послезавтра меньше всего будет хотеть куда-то бежать, но он должен, пока она согласна делать это. – Вот этим и займись, у тебя целых два дня. Ты ведь не работаешь сегодня?

– Сегодня нет, а завтра Елена Фридриховна просила прийти к обеду.

– Ну, значит, полтора дня. Все, давай прощаться, мне еще надо душ принять, переодеться – и на прием. – Вадим бросил взгляд на наручные часы. – Ух ты, а времени осталось всего ничего… Все, Ева, я пошел. – Он чуть сжал ее руку в своей и поднялся с лавки.

– Ты иди… я еще посижу… – пробормотала Ева, успевшая погрузиться в какие-то свои мысли, и Вадим подозрительно на нее посмотрел, но она, поймав его взгляд, поняла причину и отмахнулась: – Все в порядке, не беспокойся. Я ведь тоже отвыкла, ноги гудят… посижу и поковыляю домой.

– Позвони мне потом.

– Да, позвоню. Иди, ты опоздаешь.

Резников махнул ей рукой и пошел к машине, которую оставил на парковке у набережной – жил он в другом районе.

Ева сидела на лавке, не в силах пошевелиться: действительно устала с непривычки, хотя раньше такие пробежки были для нее абсолютно нормальным утренним занятием. Она занималась в школе легкой атлетикой, не серьезно, больше для себя, ей нравилось бегать, и какие-то районные и городские соревнования среди учащихся она выигрывала легко, но и только. Речь о спортивной карьере никогда не шла, она понимала, что ей нужно поступить в институт, выучиться, как можно скорее начать зарабатывать деньги, чтобы помочь маме. Поэтому бегала она исключительно для собственного удовольствия и для здоровья. В детстве Ева была болезненным ребенком, часто простужалась, но когда начала бегать, это прошло.

Поступив в институт, она тоже не забросила своих утренних пробежек, разве что приходилось вставать на час раньше, чтобы не опаздывать на занятия – институт находился на другом конце города, добиралась на трамвае.

Спустя годы после случившегося с ней Ева иногда думала: а что, если бы в тот день проспала? Если бы вообще не вышла на пробежку? Если бы изменила маршрут и не свернула, как делала всегда, в парк? Тогда можно было бы избежать встречи с Бегущим?

Эти вопросы не давали ей покоя, как не имели и ответов. Сослагательное наклонение «если бы, то…» – но нет. Все сложилось так, как сложилось, и ни повлиять на это, ни изменить, ни тем более избежать Ева не могла.

Ей вдруг стало холодно – почти так же, когда она лежала на земле в парке и хваталась за обрывки ускользающего сознания. Где-то лаяла собака, и этот лай приближался, но совсем не так быстро, как бы ей хотелось. Собака привела бы сюда хозяина, тот непременно помог бы…

Ева не видела лица молодого парня, который действительно прибежал вслед за большим палевым лабрадором, она только слышала, как сквозь сон, его голос, подзывавший рванувшего в кусты пса, а потом вызывавший бригаду «Скорой помощи». Спустя время ей вдруг захотелось непременно найти этого человека и поблагодарить, потому что раньше она не смогла сделать этого.

Ева не запомнила его, хотя видела во время следствия, но тогда в ее голове роились совершенно иные мысли, и такая простая, как выразить благодарность спасшему ее человеку, среди них не появилась.

Сейчас она вдруг подумала, что могла бы, наверное, встретиться с ним и хотя бы просто сказать, что благодаря ему осталась жива.

«Интересно, кто он, – думала Ева, ёжась от холода, но по-прежнему не поднимаясь с лавки. – Теперь у него наверняка есть семья… он где-то работает. Надеюсь, что в его жизни все сложилось хорошо».

Надо было вставать и идти домой, пока не простудилась, но силы словно покинули Еву, хотя и пробежка-то у них с Вадимом была не такая уж долгая.

«А что, если вообще не вставать? – вяло думала она, засунув руки поглубже в рукава кофты. – Сколько я смогу вот так просидеть? Два часа, три, пять? И что будут думать прохожие? В этом костюме я больше похожа на бомжиху… Костюм, да… Надо вставать, идти домой, завтракать… потом в магазин поехать – а я даже не знаю в какой… в спортивный, наверное, надо в интернете посмотреть…»

Она и интернетом-то научилась пользоваться благодаря Вадиму, она вообще о многом узнала благодаря ему.

Выйти из лечебницы окончательно было страшно – так страшно, что Ева жалела, что вообще вынуждена будет это сделать. Но рядом всегда оказывался Вадим: она ведь разучилась делать элементарные вещи, забывала платить за квартиру, не знала, как пользоваться мобильным телефоном или банковской картой. Какие-то навыки пришлось восстанавливать, какие-то приобретать заново, но Резников был рядом, подбадривал, объяснял, поддерживал.

Это он подсказал ей, что можно продать что-то из отцовской коллекции, когда выяснилось, что она есть. И он же помог с первой продажей – опасался, что наивную и плохо ориентирующуюся во всем Еву элементарно обманут. Потом она уже научилась делать это сама, да и клиенты появились постоянные: два пожилых коллекционера и одна увлекающаяся редкими украшениями дама из столицы. Она, кстати, приезжала в их город специально, и Ева встречалась с ней в холле самой дорогой гостиницы города, где на нее первое время с опаской и настороженностью смотрели швейцары и охрана – слишком уж странно она смотрелась в тамошних интерьерах. Ну конечно – блеклая, невыразительная не то девушка, не то женщина с убранными в узел светлыми волосами, одетая в какие-то старушечьи платья и кофты, постоянно таращащая глаза на все и всех, вздрагивающая от любого резкого звука… Но постепенно к ней привыкли так же, как привыкли в банке, и уже никто не смотрел на Еву подозрительно.

Она не могла объяснить себе, почему не пойдет и не купит какое-то более современное платье, красивые туфли или что-то еще в таком духе. Одевалась Ева на ближайшем рынке у одной и той же торговки, вещи выбирала неброские, такие, чтобы по возможности вообще не выделяться из толпы, и даже не понимала, что как раз они-то и делают ее довольно приметной. Но Ева давно утратила интерес к обычной жизни, сосредоточившись на элементарном выживании, и только, может, неожиданно появившаяся подработка в библиотеке пробудила в ней хоть какие-то желания, кроме как забиться с книжкой в угол.

В ее квартире все было ровно так, как при матери: устаревшая мебель, старенькие шторы, даже постельное белье из тех времен, и Ева абсолютно не обращала на это внимания. Новым был только компьютер, который она купила по настоянию того же Резникова.

– Тебе нужен кругозор, ты должна что-то видеть, что-то читать, смотреть, – объяснял он. – Со временем решишься и заведешь какую-нибудь соцсеть, будешь общаться… Ну, я не говорю, что это случится завтра, – добавил он, заметив, как Ева зажмурилась и мотает головой. – Как сама захочешь. Но мы можем переписываться с тобой – тебе нужна практика в общении. Будешь писать мне письма или просто сообщения, картинки присылать, какие найдешь.

– Зачем?

– Это теперь такая жизнь, Ева. И ты должна стать ее частью, понимаешь? Сейчас ведь даже в кино редко ходят, все в интернете – ну вот и ты так научишься.

– А… если я не хочу?

– А я тебе это как врач советую. Мы договорились, что ты во всем меня слушаешь, так? Ну, считай, что это часть нашей терапии – социализация через интернет, – улыбнулся Вадим. – Хотя, знаешь, иногда приходится лечить как раз от этого. Но я уверен, что с тобой подобного не произойдет.

Компьютер она купила, Вадим привел мастера, тот все установил, настроил, провел интернет – в общем, «подключил Еву к сети», как называл это Резников. Книги ей это, конечно, не заменило, но кое-чему полезному Ева все-таки научилась. Например, читать каждое утро новости… о чем сейчас, сидя на набережной и рассеянно глядя на серую осеннюю воду, очень жалела.