Жертвы осени

Город Вольск, двадцать лет назад

Старший следователь Руслан Ханович держал в руках составленный со слов потерпевшей фоторобот и чувствовал, как внутри все холодеет от ужаса. С черно-белой распечатки на него смотрело лицо младшего брата.

«Нет, этого не может быть», – думал Руслан, рассматривая каждую черточку, чтобы найти несовпадения и вздохнуть с облегчением, но нет: это совершенно точно был Ростик.

– Гаденыш мелкий… – пробормотал Руслан, скомкав в ярости листок и выбросив его в корзину. – Неужели это действительно его рук дело? Но как мне тогда быть? Это мое дело, я веду его с самого начала – и теперь что же? Пойти на доклад к руководству, заявить: «Заберите дело, это мой брат!»? Своими руками подвести его под пожизненный срок?

Он вцепился в волосы и изо всех сил дернул – на пальцах остались пучки, а от боли в голове немного прояснилось. Отряхнув руки над мусорной корзиной, Руслан встал, поправил китель и снова ощутил прилив ярости. Эти погоны стоили ему адского труда сперва в институте, потом в райотделе милиции, и вот теперь, когда он наконец осел в прокуратуре и заработал авторитет и звание, на сцене появляется младший братец и рушит все к чертовой матери – как, собственно, делал всегда. Мамочкин любимчик…

У них были разные отцы, и отец Ростика сбежал от них, едва тот родился, а мама всегда выделяла младшенького – ну а как же, родился семимесячным, в детстве много болел, рос слабым, и Руслану, физически куда более крепкому, занимавшемуся спортом, приходилось защищать его и оберегать. Мать культивировала в нем вот это: «Ты старший, ты сильный, ты должен».

Сколько себя помнил, Руслан постоянно был что-то и кому-то должен: матери, друзьям, учителям, тренеру, брату… Вот-вот, особенно – брату, этому заморышу, вечно влипавшему в какие-то истории, словно нарочно. Руслан рос с ощущением долга, который он не выплатит никогда, при этом его собственные интересы для матери и всех окружающих всегда были на втором плане.

Когда Руслан увлекся боксом, первое, что сказала мать, было:

– Но кто же будет отводить Ростика в садик? А забирать его?

Позже, когда у Руслана появились первые успехи и начались первые поездки на сборы и соревнования, это стало ощутимой проблемой: мать не хотела заботиться о Ростике сама, ей непременно требовалась помощь старшего сына, и она не стеснялась скандалить с тренером, доказывая, что из Руслана все равно не получится настоящий спортсмен, а ей тяжело одной воспитывать двоих сыновей.

Когда Руслан ушел после школы в армию, твердо решив, что потом поступит в институт и будет работать следователем, Ростик совершенно отбился от рук. В четырнадцать он уже начал курить, тайком попивать портвейн, связался с сомнительной компанией в их дворе, и мать, похоже, считала дни до того момента, как вернется старший сын и снимет с нее этот груз ответственности.

Руслан разобрался с дружками брата быстро – никому не хотелось проверить, насколько сильный у него удар и чему он научился в армии, где служил в десантных войсках.

С Ростиком было еще проще: на правах старшего брата Руслан отвесил ему пару лещей, попутно объяснив, что это была лишь прелюдия, и младший затих на какое-то время, начал исправно посещать школу и даже умудрился окончить ее без троек.

Руслан поступил на юридический факультет, учился на заочном отделении, устроился работать в милицию. Ростик исподтишка потешался, но называть брата ментом в глаза не рисковал. Сам он после десятого класса кое-как поступил в политехнический институт – помог какой-то давний поклонник матери, но учился еле-еле, предпочитая проводить время в кафе, ресторанах или дискотеках. Выглядел он сильно моложе своих лет, потому даже после окончания института легко сходил за студента. Правда, за эти годы Ростик вырос и слегка возмужал, но все равно очень отличался от сверстников.

Мать тяжело заболела, когда Руслан уже работал в прокуратуре, и ему приходилось буквально разрываться между больницей, где угасала мать, домом, где не мог сам палец о палец ударить непутевый братец, и работой, на которой он уже вел очень сложные дела. Ростик предпочитал в больнице не появляться, да и мать категорически не хотела этого, говоря, что впечатлительному мальчику нечего здесь делать. А Руслан был взрослый, сильный мужчина, на целых шесть лет старше «мальчика».

На похоронах Ростик безобразно напился, вел себя как малолетний, рыдал, падал на колени у гроба, что-то выкрикивал и вообще производил гнетущее впечатление не совсем адекватного человека. Руслан с трудом подавил в себе поднимавшееся изнутри отвращение и желание залепить братцу пару оплеух, чтобы привести того в чувство.

После похорон брата словно подменили. Он пропадал где-то, домой возвращался поздно, а то и не возвращался совсем, но, как заметил Руслан, к алкоголю не притрагивался, и это одновременно обрадовало и насторожило: а что, если теперь вместо портвейна Ростик пристрастился к наркотикам? Но к счастью, он ошибся – Ростик только курил, и это были обычные сигареты.

Только сейчас, с отвращением глядя на лежавший в корзине скомканный фоторобот, Руслан вдруг вспомнил, что примерно через полгода после смерти матери Ростик вдруг начал бегать по утрам. Это было очень странно, Руслан даже спросил – с чего вдруг, а брат, усмехнувшись, объяснил, что после пробежек ему становится легче. Это окончательно успокоило Руслана, а выходит, надо было насторожиться…

Однако в душе все еще теплилась надежда на то, что все-таки на фотороботе не Ростик. Находившаяся в тяжелом состоянии Ева Александровская, единственная из выживших жертв, могла дать неточное описание, могла просто не запомнить лица – на убийце, по ее же словам, был капюшон. Да мало ли, что там еще могло повлиять на память девушки, пережившей насилие и получившей пулю в печень…

«Но что мне делать, если это все-таки правда? – напряженно думал Руслан, расхаживая по кабинету. – Сдать дело? Своими руками посадить Ростика? Он не выживет в тюрьме. Нет, надо что-то придумать, надо любыми способами отвести от него подозрения… Но сперва выяснить, действительно ли это все – его рук дело. Черт тебя подери, братец, если это вдруг окажется правдой…»

Он приехал домой после работы и сразу пошел в комнату брата, из которой доносилась музыка. Ростик лежал на кровати и курил, поставив на грудь пепельницу и глядя в потолок. От резких и громких звуков тяжелого рока у Руслана заломило в висках, он быстро подошел к музыкальному центру и выдернул из розетки шнур.

– Эй, аккуратнее… ты так диски испортишь, – заметил Ростик, и Руслан, остановившись напротив кровати, в упор посмотрел на него:

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Хочу. На ужин жрать нечего, холодос пустой совсем.

Руслан оторопел на секунду, а потом заорал, не отдавая себе отчета в словах:

– Холодос тебе пустой, значит?! А про двенадцать нападений в парке ты мне сказать ничего не хочешь, придурок?!

Не помня себя, он подскочил к Ростику, отвесил ему оплеуху и сдернул на пол. Брат забился в угол, к тумбочке, закрыл руками голову и заскулил:

– Руся… Руся… как ты… как ты узнал?!

Руслан даже задохнулся от этого вопроса. Он все еще надеялся, что сейчас Ростик начнет отпираться, приведет какие-то доказательства собственной невиновности, возмутится, в конце концов, словами и подозрениями брата – ну а как еще должен вести себя невиновный человек? Но его хрупкая надежда окончательно разбилась вот об этот жалкий скулеж почти из-под кровати: «Как ты узнал?».

– Ты идиот! – хватаясь за голову, тихо проорал Ханович. – Ты понимаешь, что наделал, тварь?!

Ростик что-то пролепетал, по-прежнему закрывая руками лицо и голову, словно ожидал новых ударов.

– Где ты взял пистолет?

– К-купил… на рынке, я тебе покажу…

– Ты совсем идиот?! С повинной пойдешь теперь?! Ты понимаешь, что с тобой будет?! А со мной?!

Ростик осторожно опустил руки и жалобно посмотрел на Руслана:

– А… что теперь делать?

– А ты не подумал об этом раньше? Когда нападал на первую девчонку, а?! – наклонившись к нему, прошипел Руслан. – Или ты надеялся, что никто не узнает? Или что я, как всегда, приду и разберусь?!

– А… ты можешь? – с надеждой заглянул ему в глаза брат, и Хановича едва не вывернуло от отвращения.

Взрослый человек выглядел как нашкодивший кот, более того – он совершенно серьезно рассчитывал, что сейчас Руслан, как обычно, решит его проблемы, и можно будет продолжать жить дальше. Но вот только теперь проблемы Ростик организовал посложнее, чем порезанная кожаная куртка одноклассника…

– Та-ак… Ну, говори, идиот, где сейчас пистолет?! – Ханович схватил брата за шиворот и начал трясти, как застигнутого с куском колбасы кота. – Куда, спрашиваю, ты пистолет спрятал?!

– У-у-у… утопил… – проскулил Ростик, болтаясь в его руках и совершенно не оказывая никакого сопротивления.

«Тряпка, слизняк! – с отвращением думал Ханович, глядя на брата. – Ну какой ты мужик вообще, даже сдачи дать не можешь… Только и сумел, что двенадцать девок на тот свет отправить, скотина! И даже последнюю не до конца! Что теперь делать?! Ну вот что я буду делать теперь? Сдавать дело? Вместе с родным братом? Какой позор… слава богу, мама этого не увидела, вот был бы шок… Но мне-то как быть с этим придурком? Тащить его в отделение? Ему же пожизненное дадут… а как работать потом, как тут жить – с клеймом родственника-маньяка? Маньяк, черт его побери… Только с пистолетом и смог, больше-то ни на что не годится… Ох, мама-мама, как же ты так? Ну зачем ты вообще его рожала?»

Он отшвырнул от себя Ростика, без сил опустился прямо на пол у стены и закрыл руками голову. Нужно было срочно придумывать, как выпутаться самому и заодно спасти этого придурка от тюрьмы.

К счастью, особых улик против Ростика не было, если не считать расплывчатых, неуверенных показаний Евы Александровской.

И вдруг Руслана осенило: он вспомнил, как девушка показывала место на виске, с которого нападавший отрезал прядь волос, и разорванную мочку уха – след от вырванной серьги.

– Где?.. – еле выдавил он, ослепленный этой догадкой. – Показывай, где… ты все это… хранишь?

И Ростик, подвывая, пополз на коленках к шкафу с одеждой, вынул оттуда коробку из-под кроссовок и трясущимися руками протянул Руслану, но не удержал, и на пол высыпались заклеенные пакетики, в каждом из которых лежала прядь волос и какая-нибудь мелочь: сережка, цепочка, брелок…

Ханович в ужасе уставился на рассыпавшиеся по полу доказательства вины Ростика – неопровержимые, железные, которые не оспоришь ни в каком суде. Волосы мертвых девушек и их личные вещи… светлые пряди разной длины – это Руслан заметил, когда собирал пакеты обратно в коробку.

– Что, на блондинок тянуло? – процедил он, еле сдерживая рвущийся из груди звериный рев.

– Они… на маму… на маму… – залепетал Ростик, и Руслан, размахнувшись, изо всей силы ударил его в челюсть. – Она меня бросила… бросила… она виновата…

Ростик упал навзничь и не шевелился, но Руслан видел, что брат таким образом просто пытается усыпить его ярость, мол, смотри, вырубил же, остановись. Это был излюбленный прием трусоватого Ростика с самого детства – прикидываться «дохлым сусликом», чтобы избежать продолжения экзекуции.

Не понимая еще, зачем делает это, Руслан принес из кухни новое полотенце и резиновые перчатки и принялся аккуратно протирать сперва каждую мелочь в пакетах, потом сами пакеты, наклеивать новый скотч. Тщательно вытер коробку снаружи и изнутри, уложил в большой мусорный пакет и завернул, вынес в прихожую.

Когда вернулся, Ростик, с испугом наблюдавший за его манипуляциями, еле слышно спросил:

– Ты… выбросишь… это?

– А ты хочешь оставить на память? – резко развернулся к нему Руслан, и Ростик отпрянул, замотал головой:

– Н-нет…

– А теперь идем на кухню, – решительно сказал Ханович. – Я включу диктофон, а ты возьмешь себя в руки и подробно расскажешь о каждом нападении, понял? О каждом! В мельчайших деталях! И не ври, что не помнишь: такие, как ты, всегда помнят даже запахи! И не дай тебе бог соврать… – Он наклонился и поднес к лицу брата кулак: – Терять нечего, я тебе все кости переломаю, понял? Дышать и то через трубку сможешь! Усек, недоносок?

Ростик вздрогнул как от удара: «недоноском» его дразнили в детстве, когда кто-то узнал, что Ростик родился раньше срока. В их доме это слово было под запретом, и сейчас, назвав так брата, Руслан хотел лишний раз подчеркнуть, кто сейчас хозяин положения.

Они просидели на кухне всю ночь. Ростик бормотал монотонно в диктофон, Руслан курил, бесконечно пил кофе и все думал, думал, думал…

Даже если он уничтожит улики, останутся еще Ева Александровская и тот парень с собакой, что спугнул Ростика в момент последнего убийства – несостоявшегося. Если показания Александровской можно оспорить, сославшись на состояние девушки, то парень… И потом, дело взято на контроль Москвой, если пришлют следователя оттуда – все, можно быть уверенным в том, что Ростика найдут и посадят.

Нет, дело отдавать нельзя, нельзя… Надо тянуть резину как можно дольше – глядишь, что-то и придумается.

Завернутую в пакет коробку Руслан спрятал в гараже вместе с ножом, которым непутевый Ростик отрезал волосы жертв. Брата он запер в квартире, пригрозив, что прикует наручником, если потребуется, и напуганный Ростик пообещал, что не ослушается и из квартиры не выйдет.

Руслана даже радовало состояние брата – совершенно деморализованный, уставший. Видимо, боится, он совсем сломался и сейчас будет слепо делать то, что велит ему Руслан.

Это было хорошо, это не позволит Ростику натворить еще чего-нибудь сверх уже имевшегося.

Судьба подсунула Руслану выход в середине января. Только закончились новогодние праздники, Руслан ехал на работу – и вдруг на остановке увидел знакомое лицо. Сперва ему показалось, что у него галлюцинации, но приглядевшись, он вдруг понял, что выход, кажется, есть.

На остановке стоял… Ростик – и если бы Руслан не был его родным братом, то непременно бы так и подумал. Молодой человек примерно той же комплекции, одетый в коричневую короткую дубленку и спортивную шапочку, был настолько похож на Ростика, что Ханович в первый момент не сразу понял, что это не так.

Он, не осознавая еще, что делает, сменил маршрут и поехал за автобусом, в который вошел парень, и эта слежка привела его к зданию медицинского института. Были каникулы, но возможно, студент что-то не сдал или просто зачем-то приехал, это Руслана не интересовало. Ему непременно нужно было узнать об этом парне побольше: кто, как зовут, сколько лет, где живет, чем дышит…

Он еще не знал, как именно сможет использовать это сходство, но в голове уже что-то шевелилось… Руслан успел сделать несколько нечетких снимков на телефон, но если их обработать, они вполне годились для идентификации.

Озадачив этим вопросом спецов в прокуратуре, он заперся в кабинете и принялся обдумывать, как использовать такой внезапный случай. Как назло, его все время отвлекали – то звонил телефон, то приходили вызванные в этот день свидетели по другим делам, то попросил зайти начальник… В общем, думать о незнакомце, так похожем на брата, было некогда.

Домой Руслан приехал в дурном настроении, и даже приготовленный Ростиком ужин не вызвал положительных эмоций – в последнее время брата как подменили, он сделался тихим, незаметным, взял на себя все домашние хлопоты и словно старался как можно меньше раздражать Руслана своим присутствием.

Они почти не разговаривали, но Ростик исправно готовил ужины и даже спрашивал разрешения на выход за продуктами, благо, супермаркет находился прямо в их доме, нужно было только спуститься и завернуть за угол.

Руслан оставлял деньги на тумбе в коридоре, там же каждый вечер находил чек и сдачу – всю до копейки, лично для себя Ростик покупал только сигареты, так как они курили разные марки.

«Почему ты не мог быть таким раньше? – угрюмо думал Ханович, занося вилку над тарелкой с жареной картошкой. – Почему тебе потребовалось убить одиннадцать девушек, чтобы ты стал хотя бы подобием человека?»

Он каждый вечер переслушивал признания Ростика, записанные на диктофон, словно заучивал наизусть, и от этих признаний его все сильнее мутило при виде брата. Но он должен был помочь ему – должен, потому что мама так его воспитала.

«Что бы там ни было, ты старший, Руслан, ты должен заботиться о Ростике. Он слабый, нездоровый, он не справится один», – звучал в голове материнский голос, и Руслану хотелось крикнуть: «Да замолчи ты! Я ничего не должен взрослому мужику! Он не спрашивал меня, когда убивал похожих на тебя девушек, только потому, что считал тебя в чем-то виновной! А ведь он не так уж и не прав, если разобраться. Это ты виновата в том, что он таким вырос, ты – со своей слепой любовью, со своей привычкой превозносить все, что сказал или сделал этот недоносок! Ты думала, что виновата в этом, а нет – вина твоя в другом. Ты не воспитала в нем ответственности, как во мне! Ты меня назначила главным, должным – а ему позволила быть таким, как он хотел. Ну вот он и стал… Если бы ты знала, кем стал твой любимчик Ростик, мама…»

Такие монологи Руслан стал мысленно произносить все чаще, а вскоре к ним на постоянной основе подключился и материнский голос, и теперь это были полноценные разговоры о жизни и воспитании, о моральных ценностях и фатальных ошибках.

«Я так в дурку уеду, – думал иногда Руслан, проснувшись среди ночи. – Ну ничего… только бы решить, как поступить сейчас, набраться сил и сделать то, что должен, защитить этого недоноска – просто чтобы действительно потом не свихнуться от обвинений, которые выдвинула бы мать, поступи я иначе… И – все. Я уеду отсюда, затеряюсь, спрячусь…»

Мысль об отъезде из страны прочно засела в голове, и Руслан даже не понимал, откуда вообще она взялась. Он никогда и никуда не собирался, у него и здесь было все, чего он хотел, но Руслан понимал: как только он преступит закон и спасет брата – а сделать это законным путем нельзя, не получится, – он автоматически станет преступником, а это значит, что нужно будет убираться отсюда подальше. И готовиться к этому надо уже сейчас, заранее – чем бы ни закончилось дело об убитых девушках. Оставаться здесь они оба уже не смогут, но это снова означало, что придется тащить с собой этот опостылевший груз в виде никчемного братца. Но – выхода не было.

Когда на стол Руслану легли данные на Леонида Витальевича Вознесенского, студента шестого курса медицинского института, а также более четкие фотографии, сделанные сотрудниками «наружки» по его просьбе, Руслану стало не по себе.

С фотографии прямо на него смотрел брат. Да, в лице Леонида были нюансы, которые отличали его от Ростика, но при первом взгляде вообще невозможно было отличить. Руслан узнал этот взгляд, этот нос, даже губы…

Вознесенский. Виталий Вознесенский, родной отец Ростика, сбежавший, едва семимесячный Ростик появился на свет.

В Руслане вдруг всколыхнулась горячая волна ненависти к этому человеку. Это по его вине ему, Руслану, пришлось стать в семье старшим, главным. По его вине он вскакивал по ночам к плачущему брату, чтобы уставшая за день мама могла хоть немного отдохнуть. По его вине Ростик вырос таким – слабым, безвольным, избалованным. В то время как другой его сын вырос, судя по всему, в любви, заботе и под крепким отцовским крылом.

«Мразь, – проскрипел Руслан, глядя на снимок. – Ненавижу вас всех».

И вот теперь Ханович понял, как будет действовать.

Этот парень был моложе Ростика, но очень на него похож, это удивляло Руслана: ну как природа могла так пошутить, что создала настолько похожих людей? Но ему это было только на руку. Дело было за малым – узнать распорядок всех Вознесенских, выбрать время и подбросить улики в комнату этого парня. А потом… ну, дело техники. Материалы наружного наблюдения теперь можно будет легализовать, сославшись на фоторобот, и никому в голову не придет, зачем Ханович запрашивал «ноги» за неизвестным студентом. Был неизвестным – станет знаменитым, хоть он, конечно, к этому наверняка не стремился. Уж точно не таким образом…

Оставалось только решить, как выкрутиться на опознаниях. На Александровскую, как он понял, легко надавить: совершенно сломленная произошедшим с ней, и последствиями ранения, и процедурами опроса, и осмотра на установление факта изнасилования, Ева уже была на грани. Так что ее нужно просто подтолкнуть в нужном направлении – и все.

Этот Вознесенский очень похож на Ростика, а если натянуть на него при опознании капюшон, о котором говорила Александровская, то вполне может сложиться. С владельцем собаки, конечно, могут возникнуть сложности, но и тут Руслану повезло: парень не видел лица, он успел заметить только убегающую фигуру среди кустарника, а он в парке довольно густой и в тот день стоял довольно густой туман, так что и тут тоже все прошло почти гладко.

А признания… ну, во-первых, кто из насильников сразу добровольно признавался в содеянном? Во-вторых, есть ведь еще такое понятие, как «добровольно-принудительные помощники», а таковых в следственном изоляторе у Руслана имелось в достаточном количестве. Ну и общественный резонанс тоже пойдет на пользу, можно даже попытаться подтянуть прессу, чтоб наверняка. Люди настолько запуганы этими происшествиями, что новость о поимке преступника станет новостью номер один на долгое время. И все это нужно использовать в свою пользу.

Приняв решение, Руслан начал думать о том, как устроить побег из страны. Нужны другие документы, и не только ему, но и недоноску Ростику – не может же он оставить его здесь после всего. Нужна возможность выехать куда-то за границу, а сделать это проще всего через Беларусь.

Руслан подумал о Германии – попытаться использовать немецкие корни матери, к счастью, она в свое время собирала подтверждающие документы и все это сохранилось в сейфе. Да, точно… из Беларуси – в Берлин, а там уж как получится…

С этого момента у него вообще не осталось ни единой свободной минуты. После недельной слежки за квартирой Вознесенских Руслан смог поймать тот момент, когда дома не было никого, и проник туда при помощи элементарной отмычки.

В комнате, принадлежавшей Леониду, Руслан сразу облюбовал старый диван с выдвижной лакированной спинкой – идеальное место для тайника. Внутри оказалась пара бутылок портвейна, Руслан постарался не сдвинуть их с места, но тогда не входила обувная коробка, и пришлось просто высыпать заклеенные пакетики в дальний угол – там их не обнаружил бы раньше времени хозяин дивана, если бы вдруг решил достать припрятанный алкоголь.

Убравшись из квартиры, Руслан сжег пустую коробку на ближайшей помойке и почувствовал некое облегчение: ну всё, можно идти к начальству за ордером на обыск и на арест Вознесенского.

Большая игра, затеянная Русланом так вынужденно, начиналась…

Следствие шло трудно для всех его участников, а для Руслана – вдвойне. Он внутренне все время испытывал чувство вины перед этим парнем, которого хоть и не специально, но сделал козлом отпущения. Еще омерзительнее была необходимость подменить его биоматериал на биоматериал Ростика – чтобы не возникло осечек с определением ДНК. Но он пошел и на это, чтобы быть уверенным в результате. У Ростика и Леонида, правда, оказалась разная группа крови у одного первая, у другого вторая, что уже немного облегчало задачу. Просто аккуратно подставить палочку в римской цифре – только и всего.

Психологическую обработку Вознесенского Ханович начал почти сразу, буквально на второй день, и когда парня привели на допрос с сильно разбитым лицом, Руслан поинтересовался:

– Проблемы в камере?

– Н-нет, – чуть заикаясь, протянул Вознесенский.

– А синяки откуда?

– Ночью с нар упал.

«А ты крепкий, – с удивлением отметил Руслан, – просек, что жалобами на сокамерников себе не поможешь. Ладно…»

Разумеется, любому терпению приходит конец, как и любой выдержке. Примерно через месяц Леонид Вознесенский начал давать показания – те, которые были нужны Руслану, а он за это позволял ему иногда выспаться и разрешал прогулку в крытом дворе изолятора – тоже в полном одиночестве.

Дело сдвинулось с мертвой точки, но тут возник этот московский журналист, Колесников, и Руслан понял, что в его плане есть существенный изъян: он не хотел фигурировать в прессе, и особенно на телевидении. Но и тут ему удалось вывернуться, сославшись на занятость, и подставить для бесед и съемок второго следователя – симпатичную брюнетку Анечку, ничего не имевшую против выпавшего шанса засветиться. Он давал ей ровно ту порцию информации, которую можно было выдать журналисту без огласки лишних подробностей, и Анечка, очаровательно улыбаясь, пересказывала историю молодому москвичу.

Ростик все это время жил тихо, как мышь, совершая лишь вылазки в супермаркет. Иногда Руслан в редкий выходной вывозил его в лес, подальше от чужих глаз, и они подолгу бродили там, почти ни о чем не разговаривая.

Во взгляде Ростика поселился страх, он боялся всего, а особенно – старшего брата, которого теперь считал едва ли не всесильным. Поняв, какая на самом деле опасность грозила ему в случае разоблачения, Ростик пообещал себе ничем не выводить Руслана из равновесия, чтобы, не дай бог, брат не передумал и все-таки не отвез его в тюрьму, как пообещал однажды, явившись с работы сильно пьяным.

– Так и запомни, недоносок, – сжав в кулаке вилку, тихо и зло говорил Руслан, прожигая Ростика взглядом до костей. – Если только хоть раз ты облажаешься, тут же окажешься там, где и должен. Я из-за тебя поставил на кон все: карьеру, репутацию, даже голову, понимаешь ты это? Меня не просто лишат всех званий – меня посадят. И в твоих интересах, чтобы этого не случилось. Когда все закончится, мы с тобой исчезнем. И потом живи как захочешь, но на меня больше не рассчитывай.

Ростик боялся дышать, настолько страшными казались ему слова старшего брата. Он понимал, что Руслан прав, а ему, Ростику, совершенно не на кого рассчитывать, кроме него. В который раз Руслан помогал ему, и сейчас его помощь была равноценна подаренной новой жизни.

В каком-то смысле это так и было: Руслан заказал им новые документы у надежного человека, но за это пришлось отдать практически все деньги, что он успел скопить, и даже продать машину. Он отдавал себе отчет, что жить им будет особенно не на что, нужно попробовать продать оставшиеся драгоценности матери, но их было смехотворно мало и особенной ценности они не представляли.

Продать квартиру он не мог – хотел обставить все так, словно они с братом просто исчезли, даже нашел хакера, в чей карман и перекочевали материнские украшения, в обмен на приведение всех возможных на тот момент компьютерных баз в соответствие плану Руслана.

К моменту, когда дело Леонида Вознесенского, с легкой руки журналиста Колесникова превратившегося в «Бегущего со смертью», было передано в суд, ни Руслан Ханович, ни его брат Ростислав уже как бы не существовали. Единственным местом, где все-таки осталась фамилия Руслана, было уголовное дело Вознесенского, но тут уж ничего поделать было невозможно.

Дожидаться суда Руслан не стал. Они с Ростиком выехали в Беларусь, а там подали документы на выезд в Германию, где и оказались через год, но уже, конечно, с другой фамилией. Руслан, как ему казалось, предусмотрел все.

Они спокойно жили в Германии около четырех лет, когда однажды в поездке вдруг столкнулись с семейной парой – Германом и Валентиной Вайс. Они оказались за одним столом в отеле, где остановились Руслан и Ростик, которых теперь звали Антон и Виктор, и супруги Вайс, приехавшие на какую-то конференцию.

Руслан, едва подняв глаза на женщину, мгновенно узнал ее – это была мать одной из убитых девушек. Чувствуя, как внутри все холодеет, он принялся лихорадочно изобретать повод встать из-за стола, пока женщина тоже его не узнала. Не найдя ничего лучше, он притворился, что ему вдруг стало плохо, захрипел и жестами показал брату, что им срочно нужно выйти.

Ростик подхватил его под руку и буквально поволок на улицу. Там, зайдя за угол, Руслан распрямился и, схватив ничего не понимающего Ростика за лацканы пиджака, тихо рявкнул:

– Ну, что, идиот, доигрался? Ты хотя бы узнал тетку?

– Ка-какую тетку? – заикаясь, спросил Ростик.

– Ту, что за стол к нам подсела! Ну, напряги оставшиеся чуть изогнутые извилины! Это же мать одной из девушек, которую ты…

Ростик мгновенно обмяк и стал похож на человека, который вот-вот потеряет сознание. Руслан, оглянувшись по сторонам, врезал ему крепкую пощечину:

– Ну-ка, соберись, тряпка! Надо дождаться, когда они уйдут, и быстро сваливать из этого отеля. Не хватало только скандала…

– Но они же не знают, что это я…

– Ты идиот?! Будь уверен: тот фоторобот врезался им в память намертво! А обо мне ходили слухи, что я пропал, – как прикажешь объяснить мое чудесное возникновение здесь? Что, если они захотят поговорить? Назовут по имени – а у нас в паспортах, если помнишь, кое-что другое написано! Нет, братец, надо валить, и быстро.8b73b9

И им бы почти удалось задуманное, если бы не досадная случайность. Уже выходя из отеля, они лицом к лицу столкнулись с Германом Вайсом, и тот, конечно, узнал Руслана.

– Надо же, какая встреча… Руслан Васильевич? А вы тут какими судьбами? – протягивая руку для приветствия, спросил Вайс, и Руслану ничего не оставалось, как остановиться и ответить на рукопожатие.

– Простите… Герман… не помню отчества…

– Иосифович, – подсказал Вайс. – Что вас привело в Германию? Ходили слухи, что вы загадочным образом исчезли…

– Никуда я не исчезал, – буркнул Руслан. – А вы какими судьбами тут?

– А мы с женой воспользовались моей родословной и переехали в Дрезден. Не смогли больше находиться ни в Вольске, ни вообще в России, – вздохнул он. – Потерять единственную дочь, да еще таким ужасным образом… и прожить остаток жизни с осознанием того, что мерзавец, ее убивший, жив, хоть и не на свободе…

Краем глаза Руслан увидел, как снова бледнеет Ростик, прислоняется к стене, опустив спортивную сумку с вещами на землю.

«Вот недоносок… Даже сейчас не может в руках себя держать – как вообще убил-то всех этих девчонок с такими-то нервами?» – раздраженно подумал он.

К несчастью, Вайс тоже вдруг перевел взгляд на Ростика и начал пристально вглядываться в его лицо. В глазах его что-то промелькнуло, как будто он пытался вспомнить, где видел этого человека раньше, но никак не мог, и Руслан, сделав шаг в сторону, перекрыл Вайсу обзор:

– Вы извините. Герман Иосифович, нам пора. Мой… приятель нездоров, мы приезжали на консультацию. Рад, что вы смогли уехать и начать новую жизнь. Позвольте на этом попрощаться. – Он быстро протянул руку, потом подхватил свою сумку и сумку Ростика, а его самого чуть встряхнул, крепко взяв за локоть: – Идем, Витя, нам еще долго добираться.

– Всего доброго, Руслан Васильевич, – донеслось в спину, но Руслан не обернулся.

Запихнув совершенно деморализованного брата в припаркованную у отеля машину, Руслан сел за руль и негромко сказал:

– А вот теперь нам придется подумать, как скрыться и затеряться. Он тебя узнал, в этом нет сомнений, и теперь будет думать, как такое возможно. И самое первое, что он может сделать, – это обратиться в полицию и сказать, что видел сбежавшего из тюрьмы серийного убийцу. Если это произойдет достаточно быстро, мы даже не сможем пересечь границу.

С заднего сиденья раздался звук, похожий на стон, и Руслан, бросив взгляд в зеркало заднего вида, понял, что Ростик плачет, свернувшись в клубок и закрыв руками лицо.

– Как ты мне надоел, – вздохнул он, выруливая на шоссе. – Я потратил всю жизнь на тебя, а зачем? Ведь я могу запросто выкинуть тебя из машины – и живи как хочешь, выкарабкивайся сам, в конце концов, тебе уже до фига лет! Но я нянчу тебя исключительно потому, что мать внушила мне эту дурацкую мысль о братском долге. Только вот знаешь, что меня иногда интересует? А почему это работает только в одну сторону? Почему я тебе должен, а ты мне – нет? Почему я с первого дня твоего появления на свет все время что-то для тебя делаю, что-то решаю, как-то помогаю, тяну, тащу, спасаю… а вот ты? Что ты сделал для меня? А я скажу: ты отнял у меня все, даже мою жизнь. И меня это достало, Ростик. Дос-та-ло! Во! – Он чиркнул ребром ладони по горлу. – В общем, так. Я еду в Беларусь – прямо сейчас. А ты можешь остаться здесь.

– А… поехать с тобой… я могу? – проскулил Ростик, размазывая слезы, и Руслан тяжело вздохнул:

– Зачем? Ты считаешь, что недостаточно испортил мне жизнь? Я, юрист, бывший старший следователь, работал почти пять лет автослесарем – ты считаешь, этого недостаточно? А что делал ты? Правильно, ты у нас домохозяйка. Ну так я устал, хочу уж если и домохозяйку, так женского пола, чтоб хоть в старости пожить, как люди.

– Руслан! Руслан, не бросай меня! – взмолился Ростик, высовывая голову между сидений. – Я тебя прошу… я… я буду жить отдельно от тебя… пойду работать…

– Куда? Куда ты пойдешь, что ты умеешь?

Руслан говорил это, отлично понимая, что никуда не денется, из машины Ростика не выкинет, возьмет с собой и так и продолжит возиться с ним до конца дней.

«Спасибо тебе, мама…»