Лицо главреда Родиона Криницына было красным и выражало крайнюю степень неудовольствия. Он уставился на вошедшую в кабинет Васёну так, словно видел ее впервые и зрелище ему совершенно не нравилось.
– Вызывали, Родион Алексеевич? – поежившись, спросила она, держа на всякий случай дверь приоткрытой, чтобы успеть выскочить в коридор: бывали случаи, когда главред, взбешенный до крайней степени, бросал в провинившегося что-то со стола. Правда, бывало это редко.
– Дверь закрой, – мрачно потребовал главред. – И сюда иди, присаживайся.
Васёна изрядно струхнула: таким тоном главред разговаривал с ней впервые, и она не понимала, как себя вести и что может за этим последовать.
Она закрыла дверь и осторожно прошла к столу, выдвинула стул и села боком на самый край.
– Ну и? – произнес Родион, глядя на нее в упор.
Васёна поправила очки и переспросила:
– Что – «ну и»?
– Когда ты собиралась меня в известность поставить?
– О чем?
– Что тебе кто-то серию статей о маньяках заказал.
«Вот поганец Карамышев, я же не так сказала…» – пронеслось в голове, и Васёна торопливо зачастила:
– Родион Алексеевич, да не так все было… Никто не заказывал, я сама решила… ну, люди ведь…
– Люди любят жареное, ты права! – перебил Родион и даже по столу ладонью хлопнул легонько. – Но ты-то должна со мной посоветоваться, прежде чем другим изданиям материалы предлагать! Не делается так, Василиса! Вот отец твой так никогда бы не поступил!
– Да я вам клянусь: никаких договоренностей ни с кем!
– Тогда почему представитель пресс-службы УВД мне звонит и интересуется, чего это я кадрами разбрасываюсь?
Васёна захлопала ресницами:
– Какими кадрами? Вообще не понимаю, с чего они это взяли…
– Слушай, Васька, кончай темнить. Мне там прямо намекнули: делай, мол, что хочешь, но Стожникова никуда уходить не должна, ее в Управлении ценят, материалы подает хорошо, вопросов нет.
Василиса почувствовала, что краснеет, а уши становятся пунцовыми и горят. Ей и в голову не приходило, что за ее заметками могут следить в УВД, да еще давать им высокую оценку.
– Надо же… – пробормотала она. – Никогда бы не подумала…
– Так вот, дорогая. Значит, говоришь, цикл про маньяков? Отлично. Работай, будем печатать. А начать с кого хочешь?
Васёна вдруг поняла, что ситуация неожиданно сложилась в ее пользу и теперь важно использовать ее правильно:
– Хочу написать о Бегущем со смертью.
Родион сперва щелкнул по столешнице карандашом, который вертел в пальцах, а потом согласно кивнул:
– Ну, тут ты, наверное, права. Дело было громкое, к тому же – местное.
– Вот я потому и ухватилась! – с воодушевлением произнесла Васёна. – И наверняка ведь найдутся желающие об этом рассказать. Взять хотя бы охранника из бизнес-центра… Вот вы знали, что Кочкин – бывший опер, который как раз по этому делу работал?
– Нет, – удивился Криницын.
– Вот! А я узнала и даже немного с ним поговорила. И наверняка еще многие захотят что-то рассказать, ведь прошло столько лет, все переосмыслилось…
– Н-да… а ты хитрая штучка, Васька. Ну что ж, давай, работай. Если что – обращайся, я помогу. А пресс-служба УВД просила передать, чтобы ты подъехала завтра в первой половине дня, пропуск в архив получишь. Только паспорт не забудь.
Совершенно забыв, что надо бы стать солидной и серьезной, раз уж ей так доверяют в УВД, Васёна взвизгнула и вскочила со стула, бегом кинувшись из кабинета главреда.
Остаток рабочего дня она пыталась сосредоточиться хоть на чем-то, но никак не выходило. Даже глухой бойкот отца перестал казаться чем-то страшным – теперь у нее появилось оправдание своим попыткам разворошить то, что отец категорически запретил.
«Кто знает, а вдруг папа тоже передумает и что-то расскажет, – думала Василиса, рисуя на листке перекидного календаря какие-то кружочки и стрелочки. – Я совершенно уверена, что он знает о деле Бегущего со смертью больше, чем заявил, но пока сердится на меня и ни за что не станет об этом говорить».
В конце рабочего дня, как всегда, пришел Васильев, прислонился к дверному косяку и выразительно посмотрел на нее:
– Ты д-домой собираешься?
– А который час? – растерянно спросила Василиса, погрузившаяся в раздумья настолько, что совершенно не понимала, где находится.
– Ну ты с-совсем, что ли? П-половина девятого, д-давно все ушли.
Василиса выключила компьютер, сбросила в сумку блокнот, флешку и телефон и сунула руки в рукава поданного Романом пальто.
– С отцом-то п-помирилась? – выпуская ее из кабинета в темный коридор, спросил Роман.
– Да мы и не ссорились…
– Р-рассказывай! – усмехнулся он. – Я у него б-был сегодня.
– Рома, а тебе не показалось, что он себя как-то странно ведет, а?
Они вышли на улицу, и недовольный охранник запер за ними стеклянную дверь. Ощутимо похолодало, и Василиса плотнее намотала на шею длинный шарф. Роман подставил ей согнутую в локте руку, и Васёна, уцепившись за нее, напомнила:
– Так ты не ответил.
– Н-нет, не п-показалось. Устал он после к-командировки, это да. А тут еще т-ты со своими в-выкрутасами…
– И ты туда же? Да если хочешь знать, я завтра в пресс-службу УВД еду за пропуском в архив, вот так! – выпалила она, и Роман недоверчиво покосился на нее сверху вниз:
– Не в-врешь?
– Ну что я, маленькая? – обиделась Васёна. – Сегодня Криницыну позвонили, попросили меня подъехать.
– Так, п-погоди… – Роман остановился под фонарем и развернул Василису к себе лицом, крепко взял за плечи и заглянул в глаза: – Ты только в-вчера плакалась, что н-некому тебе помочь, а с-сегодня – бац! – и п-пропуск? Ну-ка, р-рассказывай! Откуда д-дровишки?
Васёна попыталась освободиться, но Роман держал крепко.
– Отпусти! – потребовала она. – Что ты себя так ведешь, как будто я убегаю? Ну, Лешка Карамышев кому-то позвонил…
– Д-да? П-простой лейтенантик из р-районного отделения п-позвонил в УВД, и они тебе п-пропуск сразу в-выдали? Что ты К-карамышеву наврала?
– Я не наврала! Мы с Криницыным обсудили, и он сказал, что, если напишу цикл о серийных убийцах, он его на портале запустит. А в УВД, оказывается, мои заметки видели, им нравится, как я материал подаю.
– П-признание, значит, п-пришло?
– А что?! – возмутилась Васёна, которой вдруг стало до слез обидно. – По-твоему, я ни на что не гожусь? Даже простые заметки можно интересно написать! А если вас с отцом послушать, так я вообще ничтожество!
Она вырвалась из рук Романа и побежала к автобусной остановке, куда как раз подъезжала маршрутка.
Заскочив в заднюю дверь, Василиса бросила взгляд в окно и увидела, что Васильев пошел совсем в другую сторону.
«Он же еще и обиделся, смотри-ка! Сначала унижает меня, а потом делает вид, что это я виновата…»