Жестокая сделка

10

НАЙЛ

— Твоя очередь, девочка, — говорю я ей, отрывая свой член от ее губ. Даже сейчас, сразу после моего оргазма, я не могу перестать слегка поглаживать себя, чувствуя дрожь, сверхчувствительное удовольствие от того, что мой оргазм затягивается. Она выглядит чертовски красивой в моей сперме, растекшейся по ее губам, подбородку и этим идеальным сиськам. Когда она выгибает спину и слизывает немного спермы с похотливым блеском в глазах, я думаю, что умер и попал на гребаные небеса. Мой член пульсирует, наполовину твердый, и я знаю, что собираюсь трахнуть ее снова, прежде чем закончится ночь, именно так, как она хотела.

Я переворачиваюсь на спину с другой стороны кровати, все еще не в силах перестать трогать себя. Это лучше всего, что я чувствовал с любой женщиной, даже с той, о которой я изо всех сил стараюсь не думать, это глубинное желание, почти пугающее своей интенсивностью. Прошло много времени с тех пор, как я возбуждался больше одного раза за ночь, но с Габриэлой я, кажется, едва способен смягчиться. И прямо сейчас все, чего я хочу, это вкус ее киски на моем языке.

— Давай, позволь мне съесть тебя, пока у меня снова встает, чтобы я мог трахнуть эту сладкую киску и задницу. Иди сюда.

— Что ты… — Габриэла выглядит смущенной, закусывая нижнюю губу. Я улыбаюсь ей, наслаждаясь ее невинностью и теми грязными вещами, которым я могу ее научить.

— Оседлай мое лицо, девочка, — объясняю я. — Оседлай мой язык, пока я тебя ем.

— Но ты… раньше… — Она краснеет сильнее, и я знаю, что она думает о моей сперме, спрятанной глубоко внутри нее, когда мы были в пустыне. Мне похуй, я бы съел ее, пока она еще стекает с ее сладких, набухших складочек. Все, что я хочу, это она.

— Мне все равно, — твердо говорю я ей, хватая за талию и притягивая к себе. — Будь хорошей девочкой, Габриэла, и сядь мне на лицо.

Затем она позволяет мне маневрировать ею, так что она оседлала мою грудь, вцепившись в изголовье кровати с выражением нервной похоти в глазах. Моя рука скользит между ее ног, мой член уже покалывает от возвращения моей эрекции, когда я глажу ее набухшие складочки.

— Сначала я хочу узнать, насколько ты влажная, девочка, — бормочу я, наслаждаясь тем, как она покусывает нижнюю губу, розовостью ее щек, которая говорит мне, что она одновременно смущена и возбуждена. У меня и раньше были девственницы, но никогда не было такой, как Габриэла, одновременно страстной в постели и застенчивой. Это самое опьяняющее сочетание, с которым я когда-либо сталкивался. — Я хочу знать, как сильно тебя заводит, когда я трахаю твой сладкий ротик своим членом…о, черт.

Она скользкая, такая мокрая, что мои пальцы на мгновение не могут найти опору, промокшая для меня. Мой член дергается от возбуждения, я уже хочу быть внутри нее, но я полон решимости попробовать ее первым. Заставить ее кончить, крича, оседлав мое лицо.

Габриэла вскрикивает от удовольствия, когда я глажу ее клитор, хватаясь за спинку кровати, ее рот приоткрывается в мягком О от удовольствия, когда ее бедра выгибаются в моей руке, еще больше ее влаги стекает по моим пальцам.

— Когда ты такая мокрая, — говорю я ей весело, — может быть, трахнуть тебя в задницу будет не так сложно, как я думал. Иди сюда, девочка, и дай мне попробовать это.

Я до сих пор в шоке от того, что она попросила об этом, не уверен, стоит ли мне идти на это. С любой другой женщиной я бы отказался. Всего несколько ночей назад Габриэла была девственницей во всех отношениях, и мне трудно поверить, что какая-то женщина, только что лишившаяся девственности, готова принять член в свою задницу. Но я знаю, что скоро ухожу, что у этой штуки между нами есть срок годности. Что-то в идее оставить Габриэлу с каждой частью ее тела, на которую я претендую, гарантируя, что ни один другой мужчина не сможет получить ни крупицы ее в первый раз, пробуждает во мне что-то горячее и первобытное. Мужская потребность изнасиловать ее, убедиться, что каждый дюйм ее тела внутри и снаружи впервые принадлежит мне, и любой, кто придет за мной, всегда будет запоздалой мыслью. Я прекрасно понимаю, что это ненормально для таких отношений, как эти, для интрижки, когда очень скоро мы больше никогда не увидим друг друга, но я, блядь, не могу заставить себя беспокоиться. Габриэла заставляет меня чувствовать себя хорошо во всех отношениях, о которых только может мечтать мужчина, и я хочу сделать то же самое для нее.

— Теперь оседлай мое лицо, девочка, — настаиваю я, притягивая ее к себе верхом. — Ты не слишком тяжелая, и ты не задушишь меня. Я хочу, чтобы ты скакала на моем языке, как на члене, и кончала столько раз, сколько сможешь, пока у меня снова не встанет. А потом… — Я сжимаю ее задницу, чувствуя мягкую плоть под своими пальцами, и мой член, набухающий у моего бедра. — Я возьму тебя здесь, как ты и просила.

Габриэла вскрикивает, когда я прижимаюсь к ней языком, беспомощно покачивая бедрами навстречу моему рту, пока я кружу вокруг ее скользкого входа. Я знаю, что она все еще полна моей спермы. Спасибо, черт возьми, что она принимает противозачаточные, потому что мысль о том, чтобы глубже проникнуть в нее своим языком, уже возбуждает меня, разрушая мой здравый смысл. Я хочу, чтобы каждая ее дырочка была полна моей спермой, ее киска была наполнена ею, ее задница тоже, и к концу ночи они будут полны.

Ее голова откидывается назад, когда я провожу языком внутри нее, трахая ее им, облизывая чувствительные внутренние места, когда она издает крик удовольствия. Ее спина выгибается, и я крепче сжимаю ее бедра, когда она начинает кататься на моем лице, наслаждаясь каждой гребаной секундой этого. Она смачивает мне лицо, пока все, что я могу чувствовать, это ее запах и вкус, и я уже тверд как скала, пульсируя от желания трахнуть ее, пока она не выкрикнет мое имя.

Габриэла отпускает изголовье кровати одной рукой, наклоняясь, чтобы помассировать свой забытый клитор, но я крепко хватаю ее за запястье, откидывая голову назад, так что мой язык выскальзывает из ее киски, оставляя ее мокрой и зависающей над моим ртом. Она протестующе стонет, и я ухмыляюсь.

— Никаких прикосновений, девочка, — твердо говорю я ей. — Держись за спинку кровати и кончай за мной, как только сможешь.

— Я не могу, — выдыхает она, ее бедра нетерпеливо дергаются, опускаясь к моему рту. Моя жадная девочка, так сильно желающая своего оргазма, и я хочу трахнуть ее до оргазма, почувствовать, как она сжимается вокруг моего члена, когда кончает, но не сейчас. — Мне нужно больше, — бесстыдно хнычет Габриэла, и будь я проклят, если думаю, что когда-нибудь найду женщину, которая возбудит меня так же сильно, как эта.

Я хихикаю, когда притягиваю ее обратно к своему языку, вводя его обратно в нее так, как я хочу сделать своим членом, отказывая ей немного дольше, а также себе, пока я облизываю мягкую губчатую плоть внутри, что, я знаю, сводит ее с ума. Она вскрикивает, прижимаясь к моему рту, и я чувствую, как предварительная сперма стекает по моему ноющему члену, когда я наконец даю ей то, что она хочет.

Когда я прижимаю пальцы к ее клитору, она сходит с ума. Ее спина глубоко выгибается, бедра прижимаются к моему лицу, пока она почти не перекрывает мне доступ воздуха, но мне, блядь, наплевать. Я тону в ее киске, в ее сладком запахе и вкусе, стекающем по моим губам, языку и подбородку, когда я чувствую, как она трепещет и сжимается под моим языком. Я мог бы лежать здесь всю ночь и позволить Габриэле трахать мое лицо точно так же, как я это делал с ней.

Мой член такой твердый, что от ее вкуса становится больно, но мне нужно заставить ее кончить снова, просто так. Я понятия не имею, может быть, сегодня наша последняя ночь, и мне нужно больше.

Мне нужна вся она.

Я отстраняюсь, глядя в ее раскрасневшееся, красивое лицо.

— Я знаю, что сказал столько раз, сколько ты сможешь, прежде чем мой член снова станет твердым, девочка. И бог свидетель, я уже тверд как железо, из-за твоего вкуса, наполняющего мой рот. Но я хочу еще хотя бы один раз, прежде чем трахну тебя.

Габриэла вскрикивает, когда я снова крепко сажаю ее верхом на свой рот, на этот раз полностью сосредоточившись на ее клиторе, посасывая и облизывая, пока не почувствую, насколько она уже близка к оргазму. Я не могу удержаться, чтобы снова не скользнуть в нее языком, чувствуя, как она трепещет и сжимается вокруг него после толчков ее первого оргазма, но больше всего внимания уделяю ее клитору, желая довести ее до оргазма именно так.

— Пожалуйста, Найл, пожалуйста, пожалуйста… — умоляет она меня, сжимая руками изголовье кровати и покачиваясь под моим языком, и я даю ей то, о чем она просит. Я засасываю ее клитор в рот, порхая языком по твердой набухшей плоти так, как, я знаю, ей нравится, и я чувствую, как предварительная сперма стекает по моему ноющему члену, когда Габриэла кончает мне на лицо.

Она извивается и прижимается к моему рту, ее стоны переходят в крики, которые звучат почти как мое имя, и в тот момент, когда ее оргазм начинает отступать, я отрываю ее от своего лица.

— Я подумал еще раз, девочка, — говорю я ей сдавленным от вожделения голосом. — Но я такой чертовски твердый, что это причиняет боль. Мне нужно быть похороненным внутри тебя, да? — Мой член подпрыгивает от одной только мысли, ударяясь о мой напряженный пресс, и я похлопываю ее по бедру. — Встань на четвереньки, девочка, и я заставлю тебя кончить по крайней мере еще раз, пока буду зарываться в твою задницу.

Габриэла повинуется без колебаний, быстрота, с которой она становится на четвереньки, ее красивое стройное тело выгибается для меня, задница и киска представлены для моего удовольствия, когда она раздвигает свои бедра, заставляет меня стонать от желания. Она так хочет, так страстно желает, и ничто не могло бы возбудить меня сильнее. Мне нравится быть немного грубым в постели, доминировать, немного играть, но у меня никогда не было вкуса принуждать женщину, даже в игре. Я хочу, чтобы они умоляли о моем члене, а не притворялись, что отказываются от него, и Габриэла умоляет слаще всех.

Я хватаю ее за бедра, раздвигая еще шире, желая, чтобы она была видна мне. Вся эта розовая, влажная, набухшая плоть, с которой капает моя и ее сперма, и это возбуждает меня до безумия.

— Вот и все, девочка, дай мне посмотреть на тебя, — стону я, вид заставляет мой член дернуться и запульсировать, когда я смотрю, как она демонстрирует мне остатки своей невинности. — Вся мокрая, опухшая и розовая для меня…

Я планировал взять ее в задницу, пока она была расслаблена и готова к двум оргазмам, но вид ее тугой, набухшей киски сводит меня с ума от желания. Я тоже хочу снова ощутить ее там, и я провожу пальцами по чувствительной плоти, наслаждаясь ее пронзительным стоном, когда она снова насаживается на мои пальцы.

— Сначала я собираюсь взять твою киску, пока готовлю тебя, — говорю я ей, продолжая поглаживать. — Кончай, если сможешь, девочка, это только облегчит прием твоей задницы, тем более ты влажная и расслабленная. — Я сжимаю ее бедра, приподнимаясь позади нее, мой член горит желанием. — Я все равно надеялся взять тебя вот так сегодня вечером, на четвереньках для меня. Так будет еще лучше. Раздвинься пошире для меня, девочка, будь моей хорошей девочкой…

Моя набухшая головка члена упирается в ее вход, и даже после стольких оргазмов, которые у нее были сегодня вечером, даже насквозь мокрая, она плотно прилегает. Взять ее в задницу будет непросто, но одна только мысль об этом вызывает у меня боль.

Я толкаюсь в нее долгими медленными движениями, которые позволяют мне чувствовать каждый дюйм ее горячей, влажной киски, потирая ее клитор так, что она стонет и прижимается к моей руке. Я провожу пальцами вверх по своему возбужденному члену, собирая ее на своих пальцах, чтобы прижать их к тугой дырочке ее задницы.

— Скажи мне, если это будет слишком, — бормочу я, продолжая вводить свой член в нее медленными движениями, поглаживая внешнюю сторону ее задницы. — Если палец, это слишком много, ты не сможешь взять мой член. Но скажи мне правду, — добавляю я. — Я не хочу причинять тебе боль. — На данный момент я хочу трахнуть задницу Габриэлы так сильно, как она утверждала, что хотела этого, но я остановлюсь, чтобы случайно не разорвать ее на части. Мне не привыкать к мысли, что у меня большой член, и я более чем немного беспокоюсь, что он может оказаться слишком большим для нее.

Я нажимаю пальцем на первую костяшку, и Габриэла ахает. Я чувствую, как кольцо мышц сжимается вокруг моего пальца, в то же мгновение я чувствую, как ее киска сжимается вокруг меня, пробегая рябью по моему члену. Ощущения настолько приятные, что я чуть не теряю контроль над собой прямо здесь и сейчас.

— Ах… — стону я, просовывая палец глубже. — Черт возьми, тебе это нравится, не так ли, девочка? — Мой член пульсирует внутри нее, и я чувствую, как соскальзываю, проваливаясь все глубже в колодец желания вместе с ней. Я никогда не встречал женщину, настолько идеально соответствующую моим желаниям, с которой так легко быть в постели и вне ее. С Сиршей это каждый раз было сражением, и мы оба получали от этого удовольствие, но с Габриэлой нет ничего, кроме ее нетерпеливой, похотливой невинности, умоляющей о том, что я более чем готов ей дать, и подчиняющейся моей случайной грубости, когда мне нужно взять ее глубоко и жестко.

Она снова сжимается вокруг меня, постанывая.

— Боже, как ты это делаешь. Черт, я почти готов снова кончить в тебя, просто от этого.

Это правда. Я балансирую на грани, сдерживая себя только силой воли. Сегодня был лучший секс в моей жизни, умопомрачительный, такого я и представить себе не мог, и это еще даже не конец.

Я выхожу из нее до самого кончика, постанывая, когда несколько раз неглубоко толкаюсь, вдавливая второй палец в ее задницу. Она сжимается вокруг меня, когда я это делаю, ее киска сжимает головку моего члена, и я готов взорваться, наполнить ее своей спермой, засовывать ее в нее до тех пор, пока ей не понадобятся дни, чтобы избавиться от всего этого. Я хочу, чтобы моя сперма все еще была в ней, когда я уже уйду, чтобы заполнить ее так основательно, что она будет думать обо мне неделями.

Слава богу, что она принимает противозачаточные.

У меня нет ни единого шанса выйти сейчас, даже если бы я захотел. Киска Габриэлы ритмично сжимает меня, говоря мне, что она на грани, и я тоже.

— Черт, — Шиплю я, снова глубоко входя в нее, больше не в силах выносить поддразнивания. — Мне нужно кончить снова, девочка, или я не продержусь в твоей заднице достаточно долго, чтобы трахнуть тебя так, как ты хочешь. — Я двумя пальцами-ножницами проникаю в ее узкую дырочку, чувствуя, как она сжимается вокруг меня. Ее хнычущие, умоляющие стоны доводят меня до грани. — Черт возьми, кончай для меня, девочка, — стону я, покачивая бедрами, чтобы мой член погрузился в нее как можно глубже. — Кончай, пока я тереблю твою задницу…

На этот раз я не останавливаю ее, когда ее пальцы лихорадочно тянутся вниз к ее клитору, дико потираясь, когда она прижимается ко мне в ответ. Я хочу, чтобы она была влажной, сильно кончала, истекала для меня. Мой член набухает, когда она выгибает спину, от ее беспомощных стонов по моей коже пробегают мурашки удовольствия, и первая волна оргазма по моему стволу такая сильная, что у меня перед глазами на мгновение все плывет, из моего горла вырывается животный звук, когда я извергаю горячую сперму в нее так глубоко, как только могу. Я засовываю третий палец в ее задницу, когда кончаю, обезумев от удовольствия, желая, чтобы она была растянута для меня и готова.

— Боже, — выдыхаю я, выходя из нее, мои пальцы все еще погружены в ее задницу. — Прошли годы с тех пор, как у меня вставал больше двух раз за ночь, но ты…

Она смотрит на меня своими широко раскрытыми глазами лани, дрожа от удовольствия, все еще откидываясь на мою руку, пока я продолжаю играть с ее задницей. Ее взгляд скользит вниз по моему члену, который, как ни невероятно, все еще в основном тверд. Из кончика вытекает предварительная сперма, и я наклоняюсь, чтобы погладить себя, мой ствол мгновенно утолщается до полной эрекции.

— Разве это ненормально? — Шепчет Габриэла. — Продолжать возбуждаться?

— Нет, девочка, — хрипло смеюсь я. — Один или два раза, это норма, перед хорошим длительным отдыхом. Но с тобой я начинаю думать, что мог бы трахать тебя всю ночь и оставаться почти твердым, как скала, все это время. — Я двигаюсь быстрее, стиснув зубы. На данный момент мой член, это необработанный нерв, доставляющий удовольствие, сверхчувствительный от слишком долгого траха и желающий большего. — С той первой ночи я просыпаюсь каждое утро, готовый встретить тебя, даже если прошло всего несколько часов. Я не говорил тебе этого, но это правда. Я не переставал хотеть тебя трахнуть.

Это похоже на признание чего-то большего, чем должно быть. Тот факт, что я так сильно хочу ее, что она пробудила во мне то, чего никто другой не мог пробудить, такое чувство, что это что-то значит, но не может. Мы никогда не станем чем-то большим, и я знаю, что я гребаный дурак, что даже думаю об этом.

При этих словах Габриэла выгибается дугой в моей руке, явно возбужденная моими словами, снова прижимаясь задницей к моим пальцам. Это такой непристойный, похотливый жест, что я с шипением выдыхаю, чувствуя головокружение от того, как сильно она меня возбуждает.

— Ты идеальна, девочка, — стону я. Еще больше слов, которые я не должен произносить вслух, еще больше вещей, которые могут только подчеркнуть, как мало времени у нас осталось вместе. Но я не могу вернуть их назад, да и не хочу. Я хочу, чтобы Габриэла знала, без тени сомнения, какие чувства она заставляет меня испытывать, даже если это ненадолго.

Я медленно глажу тремя пальцами ее задницу, скользя другой рукой по ее влажным складочкам киски, когда ненадолго отпускаю свой член, собирая ее влагу и свою сперму на свои пальцы. Я опускаю руку вниз, поглаживая себя, смазывая длину своего члена нашим смешанным возбуждением, и двигаюсь позади нее с внезапной отчаянной потребностью. Я больше не могу ждать, чтобы закончить это, забрать у нее каждую частичку невинности, трахнуть ее так, как она умоляет меня.

— Ты готова к тому, что мой член войдет в твою задницу? — Я спрашиваю ее глубоким, низким голосом с гэльскими акцентами, и Габриэла кивает, затаив дыхание.

— Пожалуйста, — шепчет она, и я думаю, что звук ее мольбы о том, чтобы мой член оказался у нее в заднице, заставит меня умереть на месте.

Я никогда в жизни не слышал ничего более охуенно приятного.

— Боже, я никогда не думал, что услышу, как ты умоляешь меня трахнуть тебя вот так, — стону я. — Но… — Я провожу членом по складкам ее киски, погружая в нее головку члена, и вытаскиваю из нее пальцы. — Если это слишком, — снова предупреждаю я ее, прижимая набухший кончик моего члена к ее тугой дырочке, — скажи мне остановиться, и я это сделаю. Ничто в мире не заставит меня причинить тебе боль, Габриэла. Мне плевать, что я вот-вот кончу, скажи мне выйти, и я это сделаю. Вместо этого я воспользуюсь своей рукой.

Она затаив дыхание кивает, выгибая спину навстречу моему члену, и я стону. Ощущение того, что она страстно желает меня там, в самых запретных местах, умоляет об этом, заставляет меня быть на грани того, чтобы извергнуть сперму на ее идеальную задницу, какая она есть. Мои бедра дергаются, и я поддерживаю ее одной рукой за бедро, когда продвигаюсь вперед.

— Блядь! — Я шиплю, напрягаясь в ее тугой заднице, неуверенный, не слишком ли я большой, смогу ли я вообще взять ее так, как мы оба отчаянно хотим. — Расслабься, Габриэла. — Я наклоняюсь, чтобы погладить ее клитор, расслабляя ее, и чувствую, как что-то в ней расслабляется. Как будто все ее мышцы разом расслабляются, растворяясь в удовольствии от прикосновения к моей руке, и моя набухшая головка члена выскакивает из тугого кольца мышц, от такого сжатия у меня мерещатся звезды от того, насколько это чертовски хорошо.

— Боже, ты такая чертовски тугая, — стону я, проскальзывая в нее, ее задница сжимается вокруг меня. — Так нормально, девочка? Ты в порядке? — Мне нужно знать, нужно быть уверенным, что это не только мое удовольствие. Что она все еще хочет мой член в своей заднице, так же сильно, как я рад быть там.

Габриэла кивает, явно не в состоянии говорить, и я продолжаю поглаживать ее клитор. Она выгибает спину, постанывает и шепчет слова, которые делают невозможным что-либо сделать, кроме как продолжать.

— Дай мне больше, — шепчет она, умоляя, и я стону.

Я скольжу в нее, дюйм за дюймом, проникая в ее глубины. Она сжимается вокруг меня, тугая и невероятно горячая, растянутая полностью, и я знаю, что долго не продержусь. Я чувствую, что моему члену доставляют такое удовольствие, что я едва ли могу это вынести, и я быстрее глажу ее клитор, желая тоже подтолкнуть ее к краю. Я толкаюсь вперед, погружаясь каждым дюймом в ее идеальную упругую попку, и Габриэла снова стонет.

— Боже, ты чувствуешься охуенно. Я собираюсь трахнуть тебя в задницу прямо сейчас, и долго это не продлится. Но я заставлю тебя кончить еще раз, прежде чем это сделаю я. — Я порхаю пальцами по ее клитору, чувствуя, как она дрожит рядом со мной, и молю бога, чтобы мы, блядь, могли оставаться так вечно. — Теперь держись за изголовье кровати, девочка, и возьми мой член.

Габриэла издает сдавленный крик, когда я начинаю трахать ее, и я чувствую, как ее оргазм тоже нарастает, ее удовольствие смешивается с моим, когда я трахаю ее в задницу так, как мне до смерти хотелось, кажется, уже несколько часов. Мои пальцы впиваются в ее бедро, когда я двигаюсь быстрее и жестче, и я громко стону, чувствуя, как мои яйца сжимаются от того, что, несомненно, является моим последним оргазмом этой ночи. Конечно, я почти исчерпал все, что у меня есть, но я чувствую, как нарастает оргазм, готовый наполнить ее задницу моей горячей спермой.

— Я собираюсь, блядь, кончить, — рычу я ей на ухо, неистово поглаживая ее клитор. — Я не могу дождаться, пойдем со мной, Габриэла, пойдем…

Я стону при последних словах, член вонзается в ее задницу так глубоко, как только я могу, продолжая тереться, поглаживать, трахать, и Габриэла откидывает голову назад, все еще держась за изголовье кровати, как хорошая девочка, ее спина выгибается, и она втирается в меня своей мягкой задницей.

Мой член, блядь, взрывается, оргазм такой сильный, что я чувствую, что могу потерять сознание, больше спермы, чем я думал, было во мне, извергается в ее тугую задницу. Я вздрагиваю и стону, прижимаясь к ней, впиваясь пальцами так сильно, что надеюсь, они не оставят синяков, когда я заполняю ее задницу, и Габриэла содрогается от силы собственного оргазма.

Я мог бы умереть в тот момент, и я был бы чертовски счастливым человеком.

Я резко просыпаюсь, мой член тверд, как сталь, и болезненно пульсирует. Все еще наполовину во сне, я засовываю руку в джинсы и сжимаю его в кулаке, стягивая их вниз одной рукой, когда я поглаживаю его сильно и быстро. Моя ладонь царапает сухую кожу, но предварительной спермы, вытекающей из моей головки, достаточно, чтобы сделать ее скользкой, влажной, как киска Изабеллы, и я стону сквозь стиснутые зубы, когда мои бедра дергаются вверх. Я трахаю свой кулак, все еще в полусне, все еще мечтая о том, как ее идеальная задница сжимается вокруг меня, когда я трахаю ее всеми способами, которыми мужчина может трахать женщину. Звук, который я издаю, кончая через несколько секунд, почти причиняет боль. Я чувствую, как сперма струится по моей руке, горячая и густая, и осознание, когда я полностью просыпаюсь, что я кончил на себя, а не в глубины ее сладкого, сжимающегося тела, заставляет меня почти разозлиться.

Мое желание к ней тоже злит меня. Я чувствую себя опустошенным, нуждаясь в ней так, как не должен нуждаться в женщине, которую знаю так недолго, я не должен хотеть женщину, которая так основательно меня предала, которая мне солгала. Но в течение трех гребаных дней мы были идеальны. И, видимо, этого было достаточно, чтобы я захотел ее так чертовски сильно, что готов рискнуть своей жизнью, чтобы убедиться, что она в безопасности.

Даже наверно достаточно, чтобы заставить меня полюбить ее.