Жестокая сделка

22

ИЗАБЕЛЛА

Я стараюсь не принимать близко к сердцу то, что Найл, похоже, хочет напиться, просто чтобы провести ночь в одной комнате со мной. Он женился на тебе, чтобы защитить, напоминаю я себе, дотрагиваясь до тонкого золотого ободка на своем пальце, пока жду, пока он выберет бутылку в винном магазине. Он вернул мне ожерелье.

Он выбирает бутылку хорошей текилы "Аньехо", вероятно, той же самой или близкой к ней, которую мы пили вместе в тот первый вечер в баре, когда Мануэль обслуживал нас. После оплаты мы быстрым шагом возвращаемся в отель. Я могу сказать, что Найл нервничает и хочет как можно скорее убраться с улицы. Когда мы приближаемся к отелю, он обнимает меня за талию, притягивая ближе к себе, и мое сердце пропускает удар в груди. Я не думаю, что что-либо может быть так же приятно, как широкая рука Найла на моей узкой талии, его пальцы, прижатые ко мне, крепко обнимающие меня. Это ощущение безопасности, защищенности…безумно чувственное. Я хочу чувствовать его руки на себе вот так повсюду, твердые и властные, требующие всего, что я готова ему дать. Я хочу вернуться к тому, что было, и проглатываю комок в горле, напоминая себе, что этого не произойдет сегодня вечером. Даже если бы он захотел, он, вероятно, не в той форме, чтобы завершить наш брак. А что касается желания… Найл, может, и хочет меня, но я знаю, он сердится, и надо сказать, имеет полное право. Он пытается держаться от меня на расстоянии, это совершенно очевидно, выполняя свой долг передо мной, сохраняя при этом все иначе, чем было раньше. Мы не можем вернуться к этому. Мы никогда больше не сможем быть Габриэлой и Найлом, потому что той девушки больше нет. Она исчезла в ту последнюю ночь, когда я покинула гостиничный номер Найла.

Как только мы поднимаемся в нашу комнату, Найл запирает за нами дверь и тянется за одним из пластиковых стаканчиков на низком комоде.

— Не то, из чего я обычно пью приличную текилу, — бормочет он, — но сойдет. — Он поднимает бутылку, глядя на меня. — Хочешь… о… Не бери в голову.

Я выдавливаю из себя смешок.

— Я точно не могу сейчас пить.

Крошечная улыбка играет в уголках губ Найла.

— Нет, я полагаю, что нет.

Он опрокидывает рюмку, а затем наливает еще одну, тоже быстро выпивая.

— Этого должно хватить, чтобы я смог уснуть, — говорит он, поглядывая на бутылку. — Хотя еще одна, наверное, не помешала бы.

— О…помогает от боли. — Я моргаю, понимая, что он имеет в виду.

— А для чего, ты думала, я ее купил? — Найл смотрит на меня, наливает третью порцию и затем закупоривает бутылку.

— Я подумала… — Я краснею, проходя мимо него, и начинаю дергать за молнию платья. Чем дольше длится ночь и чем больше я устаю, тем более напряженной начинаю себя чувствовать. Я смогла достаточно легко влезть в платье в магазине, но теперь мои пальцы кажутся неуклюжими.

Найл поворачивается ко мне, ставя стакан.

— В чем дело, Изабелла? — Его голос звучит устало, но в нем нет и намека на раздражение, отчего я чувствую себя немного лучше.

— Я…я думала, ты взял ее, потому что хотел напиться. Поскольку нам придется провести ночь в одной комнате… — Я прикусываю губу, отводя от него взгляд. Высказывание о своей неуверенности вслух заставляет меня чувствовать себя еще хуже, как будто я не понимаю, что это такое. Как будто я не могу смириться с тем, что это не настоящий брак ни в каком смысле, кроме юридического.

Я ожидаю, что он скажет мне перестать быть смешной или как-нибудь отмахнется от меня. Он выглядит измученным, и я уверена, что он не хочет вдобавок ко всему еще и утешать меня. Я отворачиваюсь, все еще возясь с застежкой-молнией, и мгновение спустя чувствую руки Найла на своей талии сзади.

Я замираю, мое сердце подскакивает к горлу.

— Найл…

— Находиться с тобой в одной комнате совсем не сложно, девочка, — мягко говорит он. — Я знаю, ты думаешь, что меня вынудили к этому, Изабелла, ну… жениться на тебе сегодня вечером. И можно привести веский аргумент в пользу того, что у меня не было другого выбора, но это не совсем так. Были и другие варианты, просто более опасные. Я выбрал способ обезопасить нас обоих. Я не буду лгать и говорить, что я не сержусь на тебя, девочка, за ряд вещей. Но это не так ужасно, что мне нужно напиваться, чтобы быть рядом с тобой.

— Ты уверен? — Спрашиваю я, ненавидя дрожь в своем голосе. Я чувствую его позади себя: высокого, мускулистого, сильного, жар его тела так близко от моего. По мне начинает пробегать мелкая дрожь, потребность, которую я теперь знаю, и я хочу повернуться и поцеловать его, почувствовать, как его руки обнимают меня.

Не делай этого. Будет еще больнее, когда он скажет тебе "нет".

Найл протягивает руку и касается молнии на спине моего платья.

— Тебе нужна помощь с этим, девочка?

У меня перехватывает дыхание, но я киваю.

— Пожалуйста, — шепчу я, и в этом слове содержится гораздо больше, о чем я прошу, чем просто помочь мне с платьем. Я нервничаю, меня трясет при мысли о том, что он раздевает меня, как будто это снова наша первая ночь. Не то чтобы он никогда раньше не видел меня голой, но это первый раз, когда он раздевает меня как свою жену, и даже если это ничего не должно значить, для меня это имеет значение.

Вся эта ночь имеет значение. Она показала мне, как далеко Найл готов зайти, чтобы защитить меня, и я чувствую одновременно благодарность и стыд. Я хочу дать ему что-нибудь взамен, и мне приходится подавлять дрожь, которая проходит по мне, когда его пальцы расстегивают мою молнию, касаясь при этом моего позвоночника.

Я знаю, что я могу дать ему покой. Доверие. Готовность делать так, как он говорит, и следовать его плану без споров или восстания. Я не могу просить его ни о чем большем. Помимо того, что необходимо для нашего ребенка, я могу оставить его в покое.

Мне невероятно тяжело стоять неподвижно, пока он расстегивает молнию на моем платье. Он отстраняется, его руки покидают мое тело, и я прикусываю губу, чтобы не издать тихий звук протеста, зарождающийся в глубине моего горла. Я не осмеливаюсь обернуться, я слишком боюсь того, что он может увидеть на моем лице. Вместо этого я остаюсь на месте, медленно расправляю рукава платья, позволяя ему упасть на бедра, и опускаю его вниз, мгновенно осознав свою ошибку.

Когда Найл принес мне юбку и топ, чтобы я переоделась в то, что было на мне во время поездки сюда, с ними не было ни бюстгальтера, ни трусиков. Я решила обойтись без них, не желая возвращать поношенное нижнее белье на свою чистую кожу, что означало, что под свадебным платьем на мне ничего не было. Я старалась не думать об этом в церкви, тот факт, что я стояла перед двумя священниками без трусиков под платьем, заставил бы меня краснеть на протяжении всей церемонии. К тому времени, как мы ушли, я была так поглощена тем, что мы только что сделали и как пройдет остаток ночи, что совсем забыла.

Теперь я стою перед Найлом, спиной к нему, совершенно голая.

Я слышу его резкий вдох. Я чувствую, как он делает шаг ближе, и мое сердце снова подскакивает к горлу, пульс бьется так сильно, что я уверена, это должно быть видно.

— Господи, Изабелла…

От звука его тихих ругательств позади меня по моей коже разливается жар. Я чувствую влажность между бедер, там медленно нарастает боль, и я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне так сильно, что это почти причиняет боль. Мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы удержаться от того, чтобы повернуться и прикоснуться к нему самой, и я не могу сдержать тихий стон, который вырывается у меня, когда его пальцы касаются моей шеи сзади.

— Тебе также нужна помощь с этим? — Его голос низкий и грубый, когда его пальцы касаются моих косичек. Он не дожидается моего ответа, ловко расстегивает их, и когда мои густые черные волосы рассыпаются по плечам, я чувствую, как он запускает в них пальцы.

— Я не собирался делать это сегодня вечером, Изабелла. — Его голос скользит по мне, темный и грубый, как будто неправильно натираешь бархат. — Но…

— Но что? — Слова звучат хрипло, с дрожью, и я знаю, что он может сказать, как сильно я хочу его. Как сильно я хочу этого сегодня вечером, даже если это всего лишь одна ночь, когда я могу быть с ним в роли Изабеллы. Я никогда не слышала, чтобы он произносил мое настоящее имя в постели, я спала с ним только как женщина с другим именем. До сих пор я не осознавала, насколько велика была потребность в этом, какой большой потерей это казалось.

— Это не совсем законно, пока мы не завершим его. Брак без этого может быть аннулирован. Конечно, на самом деле нет способа доказать то или иное, но… — Его пальцы отводят мои волосы в сторону, скользят вниз по затылку, по хребту позвоночника. — На всякий случай мы должны. Нам придется действовать медленно, учитывая, насколько мы оба измотаны, но я думаю… — Он делает вдох, как будто вдыхает мой запах, его пальцы все еще касаются моей спины. — Я думаю, мы справимся.

Затем его руки ложатся на мои предплечья, поворачивая меня, и я легко оказываюсь в его объятиях. Я чувствую, как его пальцы впиваются в мою плоть, когда он притягивает меня ближе, моя обнаженная кожа соприкасается с мягким льном и грубой джинсовой тканью его одежды, и каким-то образом это заводит меня еще больше… стоять совсем обнаженной, а его видеть полностью одетым. Чувствительная, обнаженная кожа моей бритой киски касается его, и я издаю тихий стон, как раз в тот момент, когда его губы опускаются, чтобы захватить мои.

Я наклоняюсь к нему, беспомощная перед натиском его рта. Этот поцелуй совсем не похож на тот, что он подарил мне в церкви. Его губы твердые и голодные, как будто, как только он решил овладеть мной сегодня вечером, все желание, которое он сдерживал, вырвалось наружу. Язык Найла проникает в мой рот, его стон вибрирует у моих губ, и я чувствую, как он твердеет напротив меня через джинсы.

— Черт возьми, будет трудно двигаться медленно, — рычит он. — Я так чертовски тверд для тебя, девочка…

Одна его рука в моих волосах, сжимает их сильнее, чем раньше, но что-то в его грубости пробуждает во мне глубокое желание. Мне все равно, если он обращается со мной грубо, пока он продолжает прикасаться ко мне, пока он делает меня своей, только на эту ночь. Боль между моими бедрами усиливается, мягкая плоть там липкая от моего возбуждения, и я выгибаюсь навстречу ему, моя рука касается его бока.

Найл стонет, на этот раз от боли, отстраняясь от меня.

— Осторожнее, девочка, — хрипит он. — На мне гораздо больше поврежденной плоти, чем неповрежденной.

Внезапная волна храбрости захлестывает меня. В конце концов, теперь я его жена, даже если это временно, как я думаю. Я протягиваю руку вниз, прикасаясь к толстому бугорку его члена, который натягивается на молнию его джинсов.

— А как насчет этого?

Найл закрывает глаза, откидывает голову назад, когда его бедра дергаются, прижимаясь к моей руке.

— Здесь хорошо, девочка, я думаю, что это просто прекрасное ощущение.

— Хорошо, — шепчу я, а затем опускаюсь на колени и тянусь к его ремню.

— Изабелла, ты не обязана…о боже. — Найл стонет, когда я расстегиваю его джинсы, протягиваю руку внутрь, чтобы дотронуться до его члена, вытаскиваю его и обхватываю пальцами толстую длину. Я чувствую пульсацию между бедер, снова видя его таким, ощущая всю эту горячую, напряженную твердость в своей руке, и я тихо стону, наклоняясь вперед.

— Я хочу, — шепчу я, глядя на него широко раскрытыми глазами, и прижимаюсь губами к кончику его члена.

С кончика уже капает предварительная сперма, и я провожу языком по набухшей плоти, слизывая ее. Найл дергается, прижимая руки к бокам, когда его бедра толкаются вперед, его член прижимается к моим губам, и он призывает меня взять больше. Я хочу доставить ему удовольствие, дать ему что-то хорошее, и мне кажется правильным делать это вот так, стоя на коленях в покаянии за все, что я сделала неправильно. Я позволяю ему засунуть первый дюйм своего члена мне в рот, осторожно, чтобы не поцарапать его зубами, и обхватываю рукой основание, начиная поглаживать ту часть его тела, которую мне еще не удалось засунуть поглубже.

Рука Найла прижимается к моему затылку.

— О боже, девочка, да. Вот так. О…о… — Он стонет, его член еще сильнее толкается между моих губ, до самой задней стенки моего горла, когда я сосу сильнее, мой язык скользит по нижней стороне его ствола. Он дергается и стонет, когда я отстраняюсь, дразня языком мягкую плоть прямо под кончиком, а затем он снова заполняет мой рот, толкаясь так глубоко, как только может, пока я сосу его.

— Боже, я хочу трахнуть твой ротик, — стонет он, его рука сжимает мои волосы. — Вид твоих красивых губ вокруг моего члена… черт, это так здорово. — Его пальцы скользят по моим волосам, его глаза темнеют, когда он смотрит на меня сверху вниз, как я беру его член. — Ты была плохой девочкой, Изабелла, но ты так красиво смотришься на коленях, компенсируя это своим ртом. Правильно… о боже, соси мне…

Я не знаю, все ли мужчины так же красноречивы в постели, как Найл, но я знаю, что мне это нравится. Грязные слова, слетающие с его губ, поощрение, даже то, что он говорит мне, что я была плохой девочкой, все это только усиливает мое возбуждение, мои бедра скользкие от этого, когда я сжимаю их вместе, мой клитор пульсирует от потребности в прикосновениях. Однако я не пытаюсь прикасаться к себе, позволяя этому быть частью моего покаяния, все мое внимание сосредоточено на Найле и его идеальном, толстом члене, в то время как я изо всех сил пытаюсь взять его глубже.

— Боже, да, возьми его…трахни. Проглоти этот член…

Я задыхаюсь, когда его толстая длина толкается в мое горло, мышцы сжимаются вокруг головки его члена, и Найл издает звук почти интуитивного удовольствия, его челюсти сжимаются, когда я смотрю на него снизу вверх.

— О, мой гребаный бог, — стонет он, бедра вздрагивают, когда он изо всех сил пытается не вонзиться глубже. — Возьми его, да…

Я остаюсь в таком состоянии так долго, как только могу, давясь его членом, стоя на коленях, пока у меня слезятся глаза, пока я не могу больше этого выносить. Я отстраняюсь, кашляя, все мое тело покраснело и перегрелось, моя киска уже истекает от желания. Я хочу его так сильно, что это причиняет боль, и я смотрю на Найла слезившимися глазами, мои губы припухли от его поцелуев и его члена.

— Пожалуйста, — умоляю я, моя рука все еще поглаживает его блестящую длину. — Я знаю, я была плохой, Найл. Ты можешь трахать меня так сильно, как хочешь, взять меня, куда захочешь. Просто, пожалуйста… я хочу твой член. Он мне нужен. Пожалуйста…

— Хотел бы я трахнуть тебя так сильно, как хочу прямо сейчас, — рычит он, его рука все еще гладит мои волосы. Его член пульсирует в моей руке, и он наклоняется, помогая мне подняться на ноги. — Ложись на кровать, Изабелла. Ты получишь мой член, раз уж ты так сладко умоляешь о нем.

Кровать намного меньше, чем все, к чему я привыкла, и, забираясь на нее и откидываясь на подушки, я понимаю, что сегодня ночью мы будем спать очень близко друг к другу. Эта мысль вызывает у меня волну эмоций, и я смотрю, как Найл сбрасывает с себя одежду, присоединяясь ко мне на кровати.

Больно видеть его таким израненным, большая часть его мускулистого торса покрыта повязкой, ожог на бедре виден по краям повязки, но я вижу свидетельство того, как сильно он хочет меня, он все еще напряжен, его член набух и пульсирует, когда он двигается между моих бедер, стоя там на коленях.

— Тебе тоже больно, — говорит он, его голос немного смягчается, когда он смотрит вниз, на мои бедра и ту сторону задницы, где видны следы, оставленные Хавьером. На моей заднице есть еще кое-что, она болит от прикосновения к одеялу на кровати, но мне все равно. Я так долго боролась против подчинения мужу в постели, но с Найлом это кажется правильным. Я шире раздвигаю для него ноги, доверчиво смотрю на него снизу вверх, желая, чтобы он использовал меня так, как считает нужным. Я готова дать ему все, что в моих силах, если это означает, что я могу хоть немного исправить свои ошибки.

— Мы не обязаны этого делать, если тебе будет больно. — Его руки скользят по моим бедрам, с беспокойством осматривая отметины на них. — Если ты не хочешь… о…

Найл протягивает руку, проводя пальцами по обнаженной коже моей киски, и я тихо стону, выгибаясь дугой от его прикосновений.

— Ты никогда не была такой раньше, — бормочет он. — Все мягкое, голое и незащищенное.

— Тебе нравится? — Шепчу я, глядя на него, и он кивает. Я не хочу говорить ему, что это было вынужденно, что Хавьер заставил меня это сделать, что он избил меня, потому что я пыталась отказаться. Если это может превратить это во что-то хорошее тем лучше.

— Мне нравится твоя киска любым доступным мне способом, — бормочет Найл, его голос снова становится грубым, акцент сильнее, чем раньше по мере того, как растет его желание. — Но вот так, обнаженная, розовая и влажная для меня… — Он проводит пальцем вверх по моим складочкам, скользя им по влажной коже, и я стону, еще больше раздвигая бедра.

— Я хочу тебя, — шепчу я. — Меня не волнует даже если это немного причиняет боль. Пожалуйста, Найл.

Он просовывает пальцы между моих складочек, скользя ими внутрь меня, и я мгновенно сжимаюсь вокруг него. Он стонет, его член покачивается, такой твердый, что почти прижат к животу.

— Я не знаю, смогу ли я остановиться, — признается он, просовывая пальцы глубже, его большой палец находит мой клитор, и каждая частичка сдерживаемого желания внутри меня взрывается в этот момент.

— Найл! — Я выкрикиваю его имя, все мое тело содрогается, когда я хватаюсь за одеяло, сжимаю его в кулаках, выгибаюсь и корчусь на кровати, сжимаюсь вокруг его пальцев, втираюсь в его руку, когда сильно кончаю, желая, чтобы его было внутри меня как можно больше. — О боже, Найл…

— Блядь, девочка, ты нужна мне сейчас. — Он вынимает из меня свои пальцы, одной рукой раздвигает мои бедра и наклоняется надо мной, моя киска все еще сжимается и трепещет от оргазма, когда он просовывает головку внутрь. — О, черт возьми, это так чертовски хорошо… черт возьми, ты такая тугая.

Ощущение того, как он почти отчаянно толкается во мне, дюйм за дюймом вводя свой член в мою содрогающуюся киску, вызывает новый оргазм. Я вскрикиваю, выгибаясь под ним, боль в моем затекшем теле только усиливает мое осознание удовольствия, пронизывающего меня по спирали. Я хочу обхватить его ногами, притянуть его глубже, ближе, но я не хочу причинять ему боль. Вместо этого я лежу там, распластавшись и беспомощная под натиском его члена, наслаждаясь каждым дюймом, пока Найл откидывает голову назад от удовольствия и стонет.

— О боже, Изабелла, я долго не протяну…

Слезы наворачиваются на мои глаза, когда я слышу, как он произносит мое имя, мое настоящее имя, впервые в постели. Его руки сжимаются на подушках по обе стороны от моей головы, его бедра беспорядочно толкаются в меня, когда он наклоняется, его лоб прижимается к моему, черные волосы падают ему на лицо.

— Я прикасался к себе, думая о тебе, Изабелла, — стонет он, его губы очень близко к моим. — Я пытался не делать этого. Я был так чертовски зол на тебя, но все равно поглаживал свой гребаный член, представляя тебя. Я так глубоко в твоей киске, что, думаю, мог бы оставаться тут вечно, заполняя тебя, делая своей. Моя гребаная киска, — рычит Найл, снова толкаясь, так глубоко и сильно, что я чувствую его в самой своей сердцевине, а затем его рот жестко прижимается к моему.

Я чувствую это, когда он кончает, его член набухает и пульсирует, тепло его спермы извергается в меня, когда он стонет напротив моего рта, содрогаясь. Его спина выгибается дугой, руки вцепляются в подушки, в его стонах смесь боли и удовольствия, когда его измученное тело напрягается и сотрясается в спазмах, потребность трахнуть меня сильнее, чем боль от его травм. Найл снова толкается, его член проникает в меня так глубоко, как только может, его рот требует моего, когда он прижимается ко мне так близко, как только могут быть два человека. Я чувствую, как сжимаюсь вокруг него, его оргазм вызывает эхо моего собственного. Я закрываю глаза, чтобы сдержать слезы, которые угрожают пролиться, когда чувствую вес его тела, прижимающего драгоценный камень топаз к моей груди, кусающего кожу там, когда он снова входит в меня.

— Блядь, — стонет он, выскальзывая из меня, мое тело содрогается и сжимается, как будто для того, чтобы удержать его там, и он перекатывается на спину. Я вижу капельки крови на бинтах, где от усилия снова открылись некоторые из его порезов, но он, кажется, этого не замечает.

Я хочу потянуться к нему, обнять его, почувствовать, как его руки обнимают меня.

— Каждую ночь, которую мы были вместе, — тихо шепчу я, и слова наполняют воздух между нами, — я хотела остаться с тобой, а не уходить. Мне жаль, что, когда это наконец произошло, все… вот так.

Найл ничего не говорит. Когда я смотрю на него, я вижу, что его глаза закрыты, и понимаю, что он, должно быть, уже заснул, измученный днем и сексом. Я лежу, чувствуя тепло его спермы на своих бедрах, приятную болезненность между ними, и тоже закрываю глаза. Кровать такая маленькая, что я чувствую, как он прижимается ко мне сбоку, его рука касается моей, его бедро касается моего. Я никогда раньше так не лежала в постели с мужчиной, никогда не засыпала рядом с кем-то. Это похоже на близость, даже более глубокую, чем то, что мы только что сделали. Я сдерживаю слезы, лежа там, в темноте, желая, чтобы не казалось, что между нами океан пространства, несмотря на то, что мы касались друг друга.

Сон дается мне не так легко, но в конце концов это удается. И впервые за несколько недель мне не снятся сны.