Жестокая сделка

12

НАЙЛ

Когда я просыпаюсь, у меня висит электронное письмо от Бет с потенциальными координатами лагеря Хавьера. Спасибо за совет по Коппер-Каньону, написала она внизу. Это помогло. Дай мне знать, если я могу еще что-нибудь сделать. И будь осторожен. С синдикатом нечего связываться.

Я хмурюсь, засовывая телефон в карман. Синдикат и его члены могут быть опасны, но насилие для меня тоже не новость. И, зная то, что я знаю сейчас, у меня нет ни малейшего шанса оставить Изабеллу в руках Хавьера Агилара. Нет, если я смогу что-то с этим поделать.

Я не жду завтрака. Я говорю Рикардо, куда направляюсь, что получил наводку о местонахождении Хавьера, и отправляюсь забирать свой мотоцикл. Несмотря на его предложение отправить со мной несколько человек, я уверен, что лучше пойти одному. Одного легче пропустить, чем нескольких, а попасть внутрь будет сложно. Невозможно узнать, сколько людей у Хавьера, есть ли там армия, поддерживающая его, или всего несколько парней, или это только он, рассчитывающий на свое убежище, которое обеспечит его безопасность. Я не хочу рисковать кем-либо, и мне это и не нужно. По пути туда я могу двигаться сам, ни о ком не беспокоясь, в своем собственном темпе.

Координаты, которые прислала мне Бет, находятся в двух днях езды от комплекса Сантьяго. Поездка тяжелая, далеко не комфортная с таким количеством синяков и наполовину заживших травм, как у меня, но я достаточно отдохнул, чтобы справиться с ней. У Изабеллы нет времени ждать, пока я исцелюсь, я уже боюсь того, что могло с ней случиться или что еще может случиться, пока она заперта в крепости Хавьера.

Несмотря на дискомфорт от поездки, пребывание на открытой дороге исцеляет по-другому. Ничто никогда не приносило такого облегчения, как долгая поездка по широко открытому шоссе, но на этот раз несмотря на то, что мне становится легче, кажется, что чего-то не хватает. Я не могу припомнить, сколько раз у меня на мотоцикле была женщина. Моя школьная возлюбленная, один или два раза, когда я только учился ездить. Может быть, свидание, которое я давно забыл, кто-то, кого это заводило, но никого, кто засел бы в моей голове так, как Изабелла.

Она испугалась мотоцикла, когда впервые увидела его, я знаю, что испугалась. То крошечное красное платье, которое было на ней, и эти каблуки не предназначались для верховой езды. Но она все равно села. Она достаточно проглотила свой страх, чтобы сделать это, достаточно хотела меня. По своей сути Изабелла сильная, храбрая и выносливая. Вернуться со мной в мою комнату, сделать то, что она хотела с незнакомцем, было смелостью. Даже то, что она сделала на гала-ужине, выставив нас обоих на всеобщее обозрение, требовало мужества, даже если она сделала это из страха. Я надеюсь, что эта сила поможет ей держать себя в руках и не даст Хавьеру сломить ее, пока я не доберусь туда.

Я скучаю по ощущению ее рук, обнимающих меня во время езды, по тому, как ее щека прижималась к моей спине, по тому, как я чувствовал, как она вдыхает мое дыхание. Я почти чувствовал, что она была частью меня во время той поездки в пустыню, ее мягкое тело прижималось ко мне, а металл мотоцикла ревел под нами, мы трое слились в одно дикое существо, когда въехали в дюны. Я мог бы вечно ездить с ней верхом, и часть меня хотела бы этого. Может быть, тогда мы могли бы просто вечно притворяться, и мне никогда бы не пришлось узнать правду. Не то, чтобы отношения, построенные на лжи, могли когда-либо по-настоящему длиться.

Я еду до темноты, останавливаясь в маленьком городке, который едва ли можно так назвать, пыльном и тихом, с одним баром, одним полуосвещенным рестораном и отелем. Мое тело изнывает от желания прилечь, но я захожу в ресторан достаточно надолго, чтобы заказать еду, проглотить ее, а затем удаляюсь в отель, который выглядит в лучшем случае сомнительно. Однако, пока у него есть матрас, он сойдет.

В темноте не требуется много времени, чтобы мысли об Изабелле снова нахлынули на меня. Я чувствую, как тоскую по ней, мое тело вспоминает то, что мое сердце хочет забыть. Ее мягкое тело, прижатое к моему, сладкий звук ее мольбы, аромат ее духов и ее теплая кожа у меня в носу. Девушка, которая была всем, чего я хотел, пока она не перестала быть таковой.

Я наклоняюсь, обхватываю рукой свой напряженный член, когда он выскальзывает из моих боксеров, страстно желая, чтобы к нему прикоснулись. Я хочу не свою руку, но сейчас я жажду любого удовольствия, любого облегчения, и я правда хочу думать о чем угодно, только не об Изабелле, но это невозможно остановить. То, чем мы поделились, было слишком хорошо, и я чувствую, что жажду этого, как наркотика, даже сейчас.

Именно о ней я думаю при каждом сильном ударе, о ее запрокинутой голове, вскрикивающей от удовольствия и боли, когда я скользнул в нее в первый раз, о ее теле, выгибающемся под моим, о мягкости ее грудей и о том, как сильно она сжималась, когда я брал ее. Ее голос умолял о большем, когда я лизал ее, ее сладкий вкус на моем языке сводил меня с ума. Мое имя звучало на ее губах снова и снова, пока я доставлял ей все удовольствие, на которое был способен.

К тому времени, как я кончаю, я содрогаюсь от желания, мой член тверд как камень и пульсирует, и стон, который вырывается, почти болезненный, стон животного, попавшего в ловушку. Я разрываюсь между гневом на нее за то, что она сделала, беспокойством за то, что с ней происходит, и похотью, которая кажется дикой из-за того, как глубоко она меня зацепила.

— Черт возьми, Изабелла, черт возьми. — Я шиплю в темноту, когда тепло моей спермы выплескивается на мою руку, мои пальцы сжимаются вокруг моего пульсирующего члена, когда я кончаю на нее, хотя ее рядом нет.

Я не уверен, что она когда-нибудь будет рядом снова, или что бы я делал, если бы она была. Я никогда не должен приближаться к ней больше, чем это необходимо, чтобы доставить ее в безопасное место. Я никогда не должен прикасаться к ней снова. В конце концов, это может только навредить нам обоим.

Я чувствую себя дураком из-за того, что забочусь о ней, хочу ее, но, черт возьми, ничего не могу с собой поделать. Может быть, я просто чертовски обречен любить женщин, которые будут делать из меня дурака, мрачно думаю я, лежа там, мой член размягчается у моего бедра. Сначала Сирша, которая никогда не смогла бы дать мне больше того, что осталось после того, как Коннор насытился, а теперь Изабелла, которая даже не сказала мне своего настоящего имени. Принцессы мафии, обе женщины, были воспитаны и погружены в мир, который говорил им, что их ценность, это только то, что решил мужчина, мир, где их жизни зависели от милости мужчин. У Сирши были средства, чтобы освободиться, но она предпочла этого не делать. Что касается Изабеллы…

Единственная причина, по которой я не могу заставить себя ненавидеть ее за то, что она сделала, заключается в том, что я знаю, что это был единственный шанс на свободу, который у нее когда-либо был. Я не могу винить ее за то, что она ухватилась за этот шанс обеими руками, за то, что ухватилась за возможность сделать всего один выбор относительно остальной части своей гребаной жизни. Я просто хотел бы знать. Я даже не могу сказать, что бы я сделал, если бы у меня это было. Если бы она сказала мне об этом той ночью, сидя напротив меня в баре, или когда я держал ее в своих руках у стены, мой рот был полон дыма и вкуса ее губ. Если бы она сказала мне, что она девственница, что она Изабелла Сантьяго, что она хочет, чтобы я был тем мужчиной, который станет ее первым, когда она выгнулась мне навстречу и просунула свой нежный пальчик под мою рубашку… это все равно было бы самым глупым решением в моей жизни, но я не могу сказать, что я бы его не принял.

Я не могу сказать, что я бы не увез ее с собой, если бы она захотела, и не трахнул бы во всех смыслах. Я мог бы отказаться от всей своей гребаной жизни ради нее. Это то, что она сделала со мной за три ночи. Она хотела меня, выбрала меня, когда мое сердце все еще обливалось кровью из-за женщины, которая ясно дала понять, что я был ее вторым выбором. Она заставила меня хотеть ее больше всего на свете в этом гребаном мире, и я не могу сказать, насколько это было реально.

Чертовски больно думать о ней, думать о выборе, которого мне не дали, и о том, как по-другому все могло бы обернуться, но даже сейчас, когда я лежу в темноте, мечтая о сне, который, черт возьми, никогда не придет, я не могу сказать, что боль того не стоила. Это стоило того, чтобы провести с ней то время, потому что в глубине души я не думаю, что все это было ложью.

Изабелла Сантьяго, возможно, и знала, что уйдет от меня, но я думаю, что Габриэла Родригес хотела остаться.