Жизнь в трех лицах

Глава 12

Сокрушительная сила припудренных скороговорок

С первыми лучами раннего летнего солнышка жизнь в деревне забурлила повседневными заботами и делами. Староста важно шел по улицам, высокомерно оглядывал работающих мужиков и баб, сально улыбался красивым девкам и то и дело грозил кулаком нахальным мальчишкам. Жизнь снова стала приятной и понятной, целиком подчиненной его слову и указу. Колдовство новой хозяйки оказалось слабым и кратковременным, ведь ни ночью, ни утром не случилось ничего неприятного.

Умаявшись на солнышке, староста вернулся домой. Усевшись на лавку под яблоней, он некоторое время наблюдал, как женка с помощницей развешивают на веревках белье. По двору, перемешиваясь с запахом навоза и скошенной травы, плыл аромат свежеиспеченного хлеба. Старший сынок, гордость и надежа, дома отсутствовал, наверное, вместе с дружками свою удаль молодецкую показывал да по чужим дворам втихую проказничал. А что? Нужно лучше за хозяйством своим следить, вместо того, чтобы языками чесать. Пусть благодарят за такую науку и впредь внимательней будут! Ишь, распоясались все…

Староста стукнул кулаком по столу и потребовал себе простокваши да хлебца румяного. Не зря ж женка утром квашню ставила и печь растапливала, вон, какой запах стоит, аж слюнки текут!

Вскоре перед ним появилась запотевшая кружка с чуть желтоватой холодной простоквашей, а рядом на вышитой салфетке разлеглась, хвастаясь золотистой корочкой, горячая краюха. Эх, хорошо! Смачно хлопнув супругу чуть ниже талии, он отправил ее дальше заниматься делами, а сам сделал большой глоток, сразу ополовинив немаленькую посудину.

Простокваша была хороша! Но что это такое темное и странное показалось из глубин напитка? Что это такое, с двумя выпученными глазами, большим открытым ртом и лысой бородавчатой кожей. Мертвым взором на него смотрела отвратительная коричневато-зеленая жаба, символ темного колдовства и непрошенных перемен.

Чувствуя, как выпитая простокваша поднимается из желудка обратно к горлу, староста трясущимися руками схватил хлеб и жадно откусил кусок, пытаясь унять бунтующий желудок, но тут же взревел раненым медведем, отплевываясь и задыхаясь, ничего не видя из-за выступивших слез.

— Кто… кто… кто положил в тесто столько соли? — прохрипел он, яростно потрясая кулаками и надвигаясь на замерших в испуге женщин. — Отравить меня решили, дуры⁈ И жабу подсунули, а ведь я не-на-ви-жу этих мерзких тварей!

С большим трудом старостовой жене удалось успокоить своего взбесившегося мужа и отправить в дом отдохнуть от потрясений. Взбив перины и услужливо стянув с благоверного башмаки, женщина облегченно вздохнула и вернулась к своим делам. Хлеб, действительно оказался совершенно испорчен, его даже свиньям отдать нельзя было, но откуда в тесте взялось столько соли, никто не знал…

Староста проснулся ближе к полудню. Отдых вернул пошатнувшееся было душевное равновесие и придал сил. Спустив ноги с кровати, мужчина нащупал башмаки и надел их. Ну как, надел. Попытался. За время сна обувь подменили! Подняв башмак и разглядев его, староста совсем перестал понимать происходящее: обувь была его, со знакомыми потертостями и пятнами, но упорно не налезала на ногу. Как же так? Ноги что ли выросли? Пришлось хватать обувь и босиком шлепать во двор, авось женка поймет, в чем дело-то. Внезапно тишину разрезал женский визг, входная дверь распахнулась и в сени влетела испуганная баба, вытаращив глаза и продолжая кричать.

— Ну, что такое случилось опять? — сурово спросил ее босоногий муж и почесал башмаком затылок.

Женщина было бросилась к нему в поисках защиты и утешения, но резко остановилась, прижав руки ко рту и стала оседать на пол.

Тут уж староста не на шутку испугался.

— Эй, ты чего это? — его попытки помочь были встречены слабым сопротивлением и безмолвным тыканьем в сторону большого зеркала, предмета гордости и зависти окрестных кумушек. Предчувствуя недоброе, мужчина приблизился к стене и взглянул на свое отражение. Холодный пот потек по его спине, когда он увидел на своем лице россыпь уродливых жабьих бородавок.

— Т-т-там еще коза с ума с-с-сошла, п-п-поет частушки похабные, а п-п-поросята позеленели все, — заикаясь выдавила женщина, вытерла платком лицо, судорожно вздохнула и спросила свистящим шепотом, — кого ж это мы так прогневили, муженек, а?

Со двора, перекрывая бабские всхлипы, донеслось:

Старосту я полюбила,

Таю от волнения:

Молоко мое доил,

Аж до посинения! Ме-е-е

Староста осторожно выглянул из сеней: под яблоней, положив на стол блаженно улыбающуюся морду, стояла Ризка и затуманенным взором осматривала двор. У ее ног копошились сбежавшие из загона поросята. Они почти полностью сливались с травой и наслаждались неожиданной свободой. Внезапно коза заметила предмет своего обожания. Восторженно мемекнув, она оттолкнула в сторону стол и резво поскакала к дому, явно намереваясь облобызать мужчину своей мечты. Староста захлопнул дверь и навалился на нее всем телом.

— Ведьма проклятая! — шипел он, сжимая кулаки. Бородавки чесались, злополучные башмаки вольготно развалились на половике, в дверь самозабвенно рвалась коза. — Но я сильнее и умнее тебя, городская фифа! Женка!!! Тащи из сундука бумагу и магконверт.

— Что ты, муженек, задумал? — в страхе прошептала женщина. — Неужели хозяйке новой дорогу перешел… Аль не слышал, что ее Черной Вдовой кличут?

— Как бы не звали эту дору-помидору, я ее научу уму-разуму! Порчей и проклятием вздумала меня припугнуть, а того не учла, что я тоже голос имею! Любой маг-страж определит влияние и будет новой хозяйке худо. Я уж позабочусь об этом!

— Ой, боюсь, заигрался ты, возомнил себя дортом благородным. Опомнись, иди на поклон к хозяйке да прощение вымаливай!

— Прочь с дороги, глупая баба! Твое дело слушаться, а думать я за нас двоих буду, тебе это незачем. Неси, говорю конверт, жалобу в город писать буду.

Женщина тихонько взвыла, но не посмела ослушаться. Глядя, как строчки размашистыми линиями ложатся на бумагу, она прислушивалась к бабскому чутью своему, которое тихонько шептало в ухо: а не съездить ли тебе, матушка, на пару дней в соседнюю деревню к куме погостить…

Магическое письмо из деревни мгновенно оказалось на столе у дежурного стража, скучающего в этот прекрасный день на своем посту. Работать не хотелось, но обязанность знакомиться со всеми прошениями и жалобами никто не отменял. Придется читать. Небось, свинья чужой огород потоптала или коза соседские портки пожевала — ерунда, мелочь, но нет, вместо того, чтобы за кружкой пенного полюбовно спор разрешить, виновные упираются своим воображаемым рогом, а обиженные бегут и строчат жалобы в городскую стражу.

Лениво распечатав конверт, страж углубился в чтение. С каждой прочтенной строчкой его лицо все больше мрачнело. Вот он отложил бумагу и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Потом вызвал своего заместителя для обсуждения нарисовавшейся проблемы. Довольно быстро они пришли к единогласному мнению: обвинения в адрес уважаемой доры достаточно серьезные, так стоит ли обычным трудягам, блюстителям городского порядка, влезать в это сомнительное дело? Не-е-ет, тут необходим уровень повыше!

Неприятное письмо упаковали в фирменный серо-зеленый конверт и с легким сердцем отправили в следовательский отдел Аргусу Дилкону, следователю второго уровня.

Тот как раз приступил к обеду в приятной компании супруги и дочерей, когда на корзиночку с хрустящими хлебцами опустилось послание из отдела городской стражи.

Прочитав злополучную жалобу, Дилкон скривился: он терпень не мог разборки между разными слоями населения, они всегда были скандальными, грязными и выставляли обе стороны в некрасивом свете. С тоской взглянув на тарелку горячего борща с плавающим на поверхности пятнышком жира, с кусочком сочного мяса, кокетливо выглядывающего из островка мелко-порубленной петрушки, мужчина с раздражением хлопнул письмом по столу. И тут его осенило: Сайрен Холл, следователь высшего уровня, расследующий дело Черной Вдовы! Раз уж он все равно отправится на допрос в поместье, пусть заодно и дело со старостой разрешит!

Довольно хлопнув в ладоши, Дилкон чиркнул пару слов на конверте и отправил его в новый полет. Потом подмигнул притихшим женщинам, придвинул тарелку и с блаженной улыбкой отправил в рот первую ложку. Все же жизнь прекрасна!